Руслан Скрынников - Начало опричнины

• Название: Начало опричнины
• Автор: Руслан Скрынников
• Жанр: История
• Год: 1966

Настоящая монография представляет первую часть исследования автора по истории опричнины. В ней подробно исследованы политическое развитие страны, приведшее к опричнине, социальная структура опричнины, наконец, опричная земельная политика на первом этапе ее существования. Внутренняя история опричнины рассматривается в неразрывной связи с событиями Ливонской войны, оказавшей исключительное влияние на судьбы страны, ее экономику и жизнь народа.

---

    Таким образом, истоки династического кризиса А. А. Зимин ищет в столкновении между продворянскими элементами и князьями Шуйскими, лидерами титулованной знати.

    Для верной оценки причин и значения событий 1553 г. необходимо критически использовать основной источник, приписки к тексту Синодального списка летописи и Царственной книги. Материал приписок имеет в различных своих частях совершенно неодинаковую степень достоверности. (См. выше, стр. 28—33).

    События начального периода династического кризиса изложены в приписке к Царственной книге подробно и в целом достоверно. 1 марта 1553 г. царь Иван занемог «тяжким огненым недугом». Кончины его ждали со дня на день[370]. 10 марта больной утвердил свое духовное завещание, через день ближняя дума принесла присягу наследнику трона царевичу Дмитрию[371]. На 12 марта была назначена общая присяга для всех членов Боярской думы и столичных чинов. Причины, побуждавшие правительство спешить с присягой, были следующими. В случае смерти царя власть в стране переходила к регентскому совету, образованному при пятимесячном младенце царевиче Дмитрии. Бояре Захарьины, возглавлявшие регентский совет, готовились захватить бразды правления в свои руки. Но положение их было довольно шатким. Захарьины не имели прочной опоры в Боярской думе. В глазах высшей титулованной знати они были людьми совсем «молодыми» и худородными. Их стремление «узурпировать» власть вызвало сильное негодование в Боярской думе. Осуждению подверглись не только Захарьины, но и вся царская семья. Недовольные не стеснялись в выражениях по адресу царя. Один из них, боярин князь С. В. Ростовский, спустя полгода после болезни царя, тайно беседовал с литовским послом и приказывал ему многие «поносительные слова» про царя. В частности, он заявил, «что их всех государь не жалует, великих родов бесчестит, а приближает к себе молодых людей, а нас ими теснит, да и тем нас истеснился, что женился у боярина у своего дочер взял понял робу свою и нам как служити своей сестре» и т. д.[372]

    В регентстве Захарьиных недовольные бояре усматривали прямое нарушение старинных прерогатив Боярской думы. Многие из них предпочли бы видеть на царском престоле двоюродного брата царя и внука Ивана III князя В. А. Старицкого. Со своей стороны Старицкие пытались использовать благоприятную ситуацию и втайне готовились захватить власть. Подробности заговора Старицких стали известны правительству спустя год во время суда над участником заговора боярином князем С. В. Ростовским. Перед судом ближней думы в 1554 г. Ростовский сделал следующее важное признание. Когда в марте 1553 г. «государь недомогал, и мы все думали о том, что только государя не станет, как нам быти, а ко мне на подворье приезживал ото княгини Офросиньн и от князя Володимера Ондреевича, чтобы я поехал ко князю Володимеру служити, да и людей перезывал; да и со многими есмя думали бояре, только нам служити царевичю Дмитрею, ино нами владети Захарьиным, и чем нами владети Захарьиными, ино лутчи служити князю Владимеру Ондреевичу...»[373]. Заговорщикам удалось привлечь на свою сторону очень многих членов Боярской думы[374].

    Но Старицкие не ограничились тем, что тайно вербовали себе сторонников среди боярства. Судя по некоторым их действиям, они подготавливали дворцовый переворот. В дни кризиса Старицкие вызвали в Москву удельные войска и стали демонстративно раздавать им жалование[375]. Когда ближние бояре потребовали у князя Владимира объяснений, тот стал «велми негодовати и кручинится» на них. В конце концов, удельному князю был воспрещен доступ в покои больного царя.

    В дни кризиса правительство не располагало полной информацией относительно интриг Старицких, но слухи о заговоре переполняли столицу, и под влиянием их власти поторопились привести к присяге Боярскую думу.

    События, происшедшие в Боярской думе 12 марта, получили крайне тенденциозное освещение в приписках к Царственной книге. В думе будто бы был «мятеж велик и шум и речи многия в всех боярех, а не хотят пеленечнику (царевичу Дмитрию.— Р. С.) служити»[376]. Среди общего шума и брани тяжело больной царь будто бы дважды обращался к боярам с увещеваниями. Тех, кто отказывался целовать крест, он убеждал, что присягают они его сыну царевичу Дмитрию, а не Захарьиным. После того Иван обратился к верным членам думы с просьбой спасти его сына от крамольников: «не дайте бояром сына моего извести никоторыми обычаи, побежите с ним в чюжую землю, где бог наставит»[377]. Видя испуг Захарьиных, царь принялся стыдить их: «а вы, Захарьины, чего испужалися? Али чаете, бояре вас пощадят? вы от бояр первыя мертвецы будете! и вы бы за сына за моего да и за матерь его умерли, а жены моей на поругание бояром не дали!»[378].

    Царские речи произвели магическое действие на крамольных членов думы: «бояре все от того государского жестокого слова поустрашилися и пошли в переднюю избу (крест.— Р. С.) целовати»[379].

    Ближайшее рассмотрение обнаруживает ряд противоречий в летописном рассказе. Утверждение насчет мятежа в думе автор летописи не смог подтвердить ни одним конкретным фактом. Во-первых, он не мог назвать ни одного члена думы, который бы отказался от присяги наследнику. Во-вторых, из его собственного рассказа с полной очевидностью следует, что прения в Боярской думе в день присяги носили вполне благонамеренный характер.

    Перед началом церемонии боярин князь И. М. Шуйский с полным основанием протестовал против нарушения традиций, принесения присяги в отсутствие царя: «им не перед государем целовати не мочно: перед кем им целовати, коли государя тут нет?»[380]. Протест старшего из бояр носил формальный характер и вовсе не означал отказа от присяги по существу[381]. Причиной недовольства Шуйского и других старейших бояр было то обстоятельство, что руководить церемонией присяги было поручено не им, а молодым боярам князьям И. Ф. Мстиславскому и В. И. Воротынскому. Влиятельный член думы князь И. И. Пронский вслух усомнился в том, что князь Воротынский может приводить к кресту других, поскольку его отец, да и сам он «после великого князя Василия первой изменник»[382]. Но стоило Воротынскому заявить, что Пронский не хочет присягать наследнику, как боярин поспешил опровергнуть его слова и «исторопяся» поцеловал крест[383]. Пронский был одним из самых решительных приверженцев Старицкого, но даже он не осмелился открыто отказаться от присяги наследнику.

    Присяга в Боярской думе обнаружила наличие известных разногласий среди лиц, вошедших в состав регентского совета. В частности, Адашевы открыто высказывали опасения насчет того, что переход власти к Захарьиным приведет к возрождению в стране боярского правления. В день присяги 12 марта 1553 г. окольничий Ф. Г. Адашев заявил, что целует крест царю и его сыну, «а Захарьиным нам Данилу з братиею не служивати: сын твой, государь наш, ещо в пеленицах, а владети нам Захарьиным Данилу з братиею, а мы уже от бояр до твоего взрасту беды видели многия»[384]. Заявление Ф. Г. Адашева не имело ничего общего с поддержкой Старицких. Царский любимец А. Ф. Адашев присягнул наследнику без всяких оговорок со всей ближней думой еще 11 марта. Несмотря на разногласия с Захарьиными, лояльность кружка Адашевых по отношению к династии не вызывала никаких сомнений.

    Критический анализ летописного рассказа обнаруживает, что даже самые рьяные заговорщики из бояр не осмелились открыто возражать против присяги наследнику. Следовательно, царь не имел достаточного повода для того, чтобы обращаться к верным боярам с отчаянными призывами о спасении сына[385]. Помимо всего прочего, царь едва ли мог произносить речи и следить за прениями в думе, поскольку в день присяги он «изнемогал велми». Чтобы не беспокоить больного, бояре целовали крест в передней избе.

     Отчет о прениях в думе и царских речах представляется наименее достоверной частью летописного рассказа. Составителю приписок весь рассказ о «мятеже» в думе понадобился лишь для того, чтобы выставить героем событий юного царя. Ему одному принадлежит заслуга подавления мятежа: это он «жестоким словом» заставил замолчать всех крамольников. Тенденциозность подобного рассказа очевидна. Что касается царских речей к думе, то можно определенно утверждать, что они никогда не были произнесены в такой именно форме и в значительной мере были сочинены самим же Иваном в начале 60-х годов.

    После того, как прения в Боярской думе благополучно закончились и вся дума присягнула наследнику, правительство распорядилось вызвать в царские покои князя В. А. Старицкого. Последний сначала наотрез отказался целовать крест и даже угрожал Воротынскому немилостью. Но протест Старицкого, который мог бы послужить сигналом к открытому мятежу всех недовольных, оказался запоздалым. Все члены думы уже присягнули наследнику. Время было упущено. Ближние бояре припугнули семнадцатилетнего князя Владимира тем, что не выпустят его из хором, и после непродолжительной перепалки принудили его целовать крест поневоле[386]. Более упорной оказалась мать Владимира княгиня Ефросинья Старицкая[387]. Ближние бояре трижды ходили к ней во дворец, прежде чем она согласилась скрепить крестоцеловальную запись княжеской печатью.