В Валюсинский - Большая земля

• Название: Большая земля
• Автор: В Валюсинский
• Жанр: Научная Фантастика

---

Когда-то Алексей Иваныч был не то певчим, не то псаломщиком, живал по разным городам и видывал всякие виды. Родни у него не было, и жил он почти безвыходно на пустынном озере.

Он себя считал чем-то вроде схимника. В городе показывался редко. Иногда выходил за хлебом, когда долго никого не было на озере. Только в самые большие праздники он приодевался и по-своему "гулял": пел в церкви на клиросе. Пел .он по-старинному, густым деревянным басом.

Алексей Иваныч любил приврать и прихвастнуть. Особенно часто он рассказывал о своем близком знакомстве, чуть ли не приятельских .отношениях с высокими и знатными лицами, кажется вплоть до Александра II. Основой всех его фантазий, как уверял какой-то уездный сплетник, был один единственный случай, когда лет пятьдесят назад Алексей Иваныч, тогда певчий губернского соборного хора, удостоился милостивого внимания проезжего знатного лица. (Дело происходило в губернском доме на панихиде по какой-то приживалке). "Лицо" обратило внимание на зверский бас Алексея Иваныча и будто бы сказало: "Тебе, Иванов, в Казанском соборе в Питере петь - и то не стыдно. Возьми целковый, выпей". Иванов выпил, но потом, полвека рассказывая об этом случае и каждый раз добавляя новые подробности, дошел до того, что сам стал верить всяким чудесным небылицам, будто бы с ним приключившимися после этого. Но врал он искренно и вдохновенно. Многие знали это и для забавы часто нарочно заводили разговор на чувствительную для Алексея Иваныча тему.

Чай пили за .столом, врытым в землю перед избушкой. Иван Петрович смотрел на гладкие дали озера, покрытые мохнатыми шапками лесистых островов. Где-то жалобно стонали гагары.

- Что, Алексей Иваныч, мало народу теперь сюда ходит?

- Народу? Какой нонче народ... Вот раньше, еще до войны, когда ссыльные в городе жили, вот тогда, ой-ой-ой! Наедет их человек двадцать обоего пола, и провизия с собой всякая, и "его же и монаси приемлют" достаточно. Кого тут не было! И евреи, и кавказской нации, и армяне... Другие так до того разговорятся, раскричатся, да заспорят, да такие почнут слова разные говорить, что и не поймешь сразу-то... Только потому и помню, что часто бывали, и то у меня сначала на дощечке было записано. Приедут, песни поют, огонь такой разведут,- ну, думаю, спалят меня со всем островом. Не любил я тоже: песни пели противубожественные... "Перестаньте,- говорю,на лоне природы хулить господа, зане по делом вашим воздается вам. И господин исправник тоже недавно был и про поведение ваше спрашивал. Что я скажу?" А был один еврей, все меня "пролетарием из попов" звал.

"Ты,- говорит,- пролетарий из попов, не уркай много. А то я,говорит,- сам исправником стану и тебя за твою строптивость - знаешь куда? С лишением прав состояния и ссылкой в места отдаленные". А мне что! говорю.- Не испугаете, я и так на поселении, а чего дальше здешних мест! Смеются... Или вот еще...

- Подолгу жили здесь на озере?

- Им из города дольше трех дней отлучаться было нельзя.

Но известное дело: дадут стражнику на бутылку и живут, сколько пожелают. Рука дающего не оскудеет... А вот тоже был случай: видите тот мысок? Так с того мыска - там берег приглубый, сразу сажен пять будет девица одна молодая в воду кинулась.

- Утопла? - спросил серьезно Петька.

- Конечное дело утопла, раз такая глыбь, и притом с нароку.

- Из-за чего же она утопилась? - Доктор взглянул на мысок, короткой стрелкой выдававшийся в озеро шагах в ста от избушки. К самой воде подступили могучие лиственницы. Они стояли неподвижно, как бы задумавшись.

- А тут такое дело вышло... Ссыльная была барышня, на три года сослана была, и всего-то ей осталось полгода сроку... Да... А в Питере у нее друг был,- жених, что ли,- и сирота была покойница круглая. Пела как замечательно! Бывало, у огня сядут кучей и поют. Хорошо пели. Выйду я тоже из избушки, сяду на пенек и слушаю. Господи, прости меня грешного, не к лицу бы мне это, да и песни часто содержания противубожественного, светские песни, волыюмыслениые, а не могу! Не могу, да и только... Возьму, да этак в октаву и подпеваю тихим голосом, чтобы они не слыхали. Иначе - беда, засмеют! Так вот эта барышня... Голосок у нее поразительный, чистоты необыкновенной, и сколь народу ни поет,- голоса все сильные были,- а ее слыхать... Как колокольчик звенит, переливается. Маленькая, вся черненькая, до всех ласковая.

Алексей Иваныч умолк. Доктор и Петька не прерывали его.

- Пришли они однажды - человек пятнадцать было - гулять и рыбу удить. Дня три жили. И она была. Веселая такая! "Мне,- говорит,- Алексей Иваныч, весной срок выходит. Поеду,- говорит,- опять учиться буду". А меня сатана за язык и дернул, прости господи, будто чуял что-то. "Поезжай,-говорю,милая барышня, поезжай... Ученье - ученьем, а наперво дружка своего отыщи". (Знал я, что женишок у ее был). Посмотрела она на меня, ничего не сказала, отошла прочь. А у самой, вижу, слезы на глазах. "Извините,- говорю,- если чем обидел". Она ничего, не сердится. "Это,- говорит,- я так. Не пишет давно он мне, вот и думается". Да-а... А вечером, темниться уж стало, слышу кричат на берегу, вот там, откуда вас привез. Поехал. Там трое. Один какой-то новый, ни разу не бывал, а другие знакомы. Тоже из ихних, ссыльные. "Барышня Смольникова,- говорят,- не у тебя ли на острову?" "У меня",говорю. "Ну, так перевези". Везу я их и думаю себе: а вдруг этот незнакомый и есть дружок моей барышни! Не писал, да сам и приехал... И так мне за нее радостно стало, что не могу сказать. Не мое это, конечно, дело, а все-таки... Привез. Все разбрелись, кто куда. Кто на лодке поехал, кто так,- дело молодое. А барышня Смольникова одна у костра сидит и в огне палкой мешает. И поет потихоньку, про себя... Ну, думаю, сейчас увидит, кинется навстречу. Те трое подошли. Она встала - и, ничего, разговаривает. Не слыхал я, о чем разговор у них был. Только потом вижу: эти-то, что приехали, па руки ее подхватили. Без чувств упала барышня. "Принеси,кричат,- Иванов, скорее воды!" Облили ей голову. Пришла она в себя. "Уйдите,-говорит,-все, оставьте меня одну". Те попробовали ее уговаривать. Ничего не слушает, а сама вся белая такая стала, ручки дрожат. (Маленькие у нее, ребячьи ручки были). Ладно... Отошли те, приезжие, к избушке, спорят о чем-то. А я не вытерпел. Зашел сбоку, будто поленце хотел на кокорке расколоть, да и говорю ей: "Не знаю,- говорю,- что у тебя приключилось, вижу только, что недоброе. А господь бог лучше нас знает. Не возропщи,говорю,- дитя, на господа, ибо сказано: "Придите ко мне все трудящие и обремененные, и аз успокою вы..." Обернулась она ко мне, ох, нехорошо посмотрела... "Ты,- говорит,- старик, бредишь... Нету твоего бога, нету..." Повернулась и в лес пошла. Экой грех, прости господи! Не догадался я тогда, думаю - пошла, так и лучше. Одной-то легче терпеть, не на глазах. Подошел к приезжим. "Что,- спрашиваю,- с барышней нашей приключилось?" А один, который знакомый был, и говорит: "Это, вот, новый наш товарищ приехал, и он ей известие привез, что друга барышниного убили. Из тюрьмы хотел бежать..." Вот, думаю, отчего не писал долго! А тут вдруг слышим: р-р-раз! Так в воду что-то и ухнуло, вон там, как раз на. мыску. А темно уже стало, не видать. Кинулись мы туда, да где уж! Берег приглубый...

Алексей Иванович умолк. В десятый раз подогрелся закопченный чайник. Отдуваясь от комаров, с новой силой принялись за чаепитие.

Наконец Петька поднялся от стола.

- Ну ты, пролетарий из попов,- сказал он Алексею Ивановичу,- лодку дашь? Только - чтобы не текла.

- Вишь ты, какой прыткий! Чтобы не текла! Легко сказать... Возьми вон ту тройку. Не больно текет. Конечно, отливать маленько придется.

- Знаю, как "маленько",- проворчал Петька, спускаясь к берегу,полверсты проедешь - пол-лодки воды. Где у тебя черпалка?

- Пролетарий из попов! - недовольно повторил Алексей Иванович.Дразнится тоже, сопляк... - Карбаска-то не бери! - внезапно крикнул он Петьке.- Тройку бери, тройку! У карбаса весел нету.

Доктор взглянул на "тройку". Она вся погрузилась в воду. На поверхности видны были только концы кокорок носа и кормы.

Алексей Иванович заметил его взгляд.

- Это ништо, что в воде. Отлить только надо, она нарочно у меня замочена. Текла шибко...

Вытащив затопленную лодку на берег и кое-как удалив из нее воду, Иван Петрович и Петька взяли свои пожитки и отправились.

- Снаряд с собой?

Петька улыбнулся и кивком головы указал на свой берестяной кошель.

- Вот в букли уедем, там и устроим все. На глубищуки крупные стоят. На самое дно спустим.

8. Забойщик из Ныокэстля

- Эллен!

- Дэвис!

Они крепко схватились за руки.

Мистер Томсон стоял в стороне и делал вид, что старается не замечать их смущения. Глядя в окно, он старательно чистил маленькой щеточкой полированные ногти.

- Как ты узнала обо мне?

Эллен оглянулась в сторону мистера Томсона.

- Вот этот джентльмен сообщил мне адрес. Но что ты здесь делаешь?

Она опустилась в кресло. Дэвис остался стоять, скрестив на груди сильные руки.