Уильям Теккерей - Ярмарка тщеславия - английский и русский параллельные тексты

• Название: Ярмарка тщеславия - английский и русский параллельные тексты
• Автор: Уильям Теккерей
• Жанр: Классическая проза

Вершиной творчества английского писателя, журналиста и графика Уильяма Мейкписа Теккерея стал роман «Ярмарка тщеславия». Все персонажи романа – положительные и отрицательные – вовлечены, по словам автора, в «вечный круг горя и страдания». Насыщенный событиями, богатый тонкими наблюдениями быта своего времени, проникнутый иронией и сарказмом, роман «Ярмарка тщеславия» занял почетное место в списке шедевров мировой литературы.

---

Уильям Мейкпис Теккерей. Ярмарка тщеславия

William Makepeace Thackeray. Vanity fair Уильям Мейкпис Теккерей. Ярмарка тщеславия BEFORE THE CURTAIN Перед занавесом As the manager of the Performance sits before the curtain on the boards and looks into the Fair, a feeling of profound melancholy comes over him in his survey of the bustling place. Чувство глубокой грусти охватывает Кукольника, когда он сидит на подмостках и смотрит на Ярмарку, гомонящую вокруг. There is a great quantity of eating and drinking, making love and jilting, laughing and the contrary, smoking, cheating, fighting, dancing and fiddling; there are bullies pushing about, bucks ogling the women, knaves picking pockets, policemen on the look-out, quacks (OTHER quacks, plague take them!) bawling in front of their booths, and yokels looking up at the tinselled dancers and poor old rouged tumblers, while the light-fingered folk are operating upon their pockets behind. Здесь едят и пьют без всякой меры, влюбляются и изменяют, кто плачет, а кто радуется; здесь курят, плутуют, дерутся и пляшут под пиликанье скрипки; здесь шатаются буяны и забияка, повесы подмигивают проходящим, женщинам, жулье шныряет по карманам, полицейские глядят в оба, шарлатаны (не мы, а другие, - чума их задави) бойко зазывают публику; деревенские олухи таращатся, на мишурные наряды танцовщиц и на жалких, густо нарумяненных старикашек-клоунов, между тем как ловкие воришки, подкравшись сзади, очищают карманы зевак. Yes, this is VANITY FAIR; not a moral place certainly; nor a merry one, though very noisy. Да, вот она, Ярмарка Тщеславия; место нельзя сказать чтобы, назидательное, да ж не слишком небелое, несмотря на царящий вокруг шум и гам. Look at the faces of the actors and buffoons when they come off from their business; and Tom Fool washing the paint off his cheeks before he sits down to dinner with his wife and the little Jack Puddings behind the canvas. А посмотрите вы на лица комедиантов и шутов, когда они не заняты делам и Том-дурак, смыв со щек краску, садится полдничать со своей женой и маленьким глупышкой Джеком, укрывшись, за серой холстиной. The curtain will be up presently, and he will be turning over head and heels, and crying, Но скоро занавес поднимут, и вот уже Том опять кувыркается через голову и орет во всю глотку: "How are you?" "Наше вам почтение!" A man with a reflective turn of mind, walking through an exhibition of this sort, will not be oppressed, I take it, by his own or other people's hilarity. Человек, склонный к раздумью, случись ему бродить по такому гульбищу, не будет, я полагаю, чересчур удручен ни своим, ни чужим весельем. An episode of humour or kindness touches and amuses him here and there--a pretty child looking at a gingerbread stall; a pretty girl blushing whilst her lover talks to her and chooses her fairing; poor Tom Fool, yonder behind the waggon, mumbling his bone with the honest family which lives by his tumbling; but the general impression is one more melancholy than mirthful. Какой-нибудь смешной или трогательный эпизод, быть может, умилит его или позабавит: румяный мальчуган, заглядевшийся на лоток с пряниками; хорошенькая плутовка, краснеющая от любезностей своего кавалера, который выбирает ей ярмарочный подарок; или Том-дурак - прикорнувший позади фургона бедняга сосет обглоданную кость в кругу своей семьи, которая кормится его скоморошеством. When you come home you sit down in a sober, contemplative, not uncharitable frame of mind, and apply yourself to your books or your business. Но все же общее впечатление скорее грустное, чем веселое. I have no other moral than this to tag to the present story of И, вернувшись домой, вы садитесь, все еще погруженный в глубокие думы, не чуждые сострадания к человеку, и беретесь за книгу или за прерванное дело. "Vanity Fair." Вот и вся мораль, какую я хотел бы предпослать своему рассказу о Ярмарке Тщеславия. Some people consider Fairs immoral altogether, and eschew such, with their servants and families: very likely they are right. Многие самого дурного мнения о ярмарках и сторонятся их со своими чадами и домочадцами; быть может, они и правы. But persons who think otherwise, and are of a lazy, or a benevolent, or a sarcastic mood, may perhaps like to step in for half an hour, and look at the performances. Но люди другого склада, обладающие умом ленивым, снисходительным или насмешливым, пожалуй, согласятся заглянуть к нам на полчаса и посмотреть на представление. There are scenes of all sorts; some dreadful combats, some grand and lofty horse-riding, some scenes of high life, and some of very middling indeed; some love-making for the sentimental, and some light comic business; the whole accompanied by appropriate scenery and brilliantly illuminated with the Author's own candles. Здесь они увидят зрелища самые разнообразные: кровопролитные сражения, величественные и пышные карусели, сцены из великосветской жизни, а также из жизни очень скромных людей, любовные эпизоды для чувствительных сердец, а также комические, в легком жанре, - и все это обставлено подходящими декорациями и щедро иллюминовано свечами за счет самого автора. What more has the Manager of the Performance to say?-- To acknowledge the kindness with which it has been received in all the principal towns of England through which the Show has passed, and where it has been most favourably noticed by the respected conductors of the public Press, and by the Nobility and Gentry. Что еще может сказать Кукольник? Разве лишь упомянуть о благосклонности, с какой представление было принято во всех главнейших английских городах, где оно побывало и где о нем весьма благоприятно отзывались уважаемые представители печати, а также местная знать и дворянство. He is proud to think that his Puppets have given satisfaction to the very best company in this empire. Он гордится тем, что его марионетки доставили удовольствие самому лучшему обществу нашего государства. The famous little Becky Puppet has been pronounced to be uncommonly flexible in the joints, and lively on the wire; the Amelia Doll, though it has had a smaller circle of admirers, has yet been carved and dressed with the greatest care by the artist; the Dobbin Figure, though apparently clumsy, yet dances in a very amusing and natural manner; the Little Boys' Dance has been liked by some; and please to remark the richly dressed figure of the Wicked Nobleman, on which no expense has been spared, and which Old Nick will fetch away at the end of this singular performance. Знаменитая кукла Бекки проявила необычайную гибкость в суставах и оказалась весьма проворной на проволоке; кукла Эмилия, хоть и снискавшая куда более ограниченный круг поклонников, все же отделана художником и разодета с величайшим старанием; фигура Доббина, пусть и неуклюжая с виду, пляшет преестественно и презабавно; многим понравился танец мальчиков. А вот, обратите внимание на богато разодетую фигуру Нечестивого Вельможи, на которую мы не пожалели никаких издержек и которую в конце этого замечательного представления унесет черт. And with this, and a profound bow to his patrons, the Manager retires, and the curtain rises. Засим, отвесив глубокий поклон своим покровителям, Кукольник уходит, и занавес поднимается. LONDON, June 28, 1848 Лондон, 28 июня 1848 г. Chapter 1 ГЛАВА I Chiswick Mall Чизикская аллея While the present century was in its teens, and on one sunshiny morning in June, there drove up to the great iron gate of Miss Pinkerton's academy for young ladies, on Chiswick Mall, a large family coach, with two fat horses in blazing harness, driven by a fat coachman in a three-cornered hat and wig, at the rate of four miles an hour. Однажды, ясным июньским утром, когда нынешний век был еще зеленым юнцом, к большим чугунным воротам пансиона для молодых девиц под началом мисс Пинкертон, расположенного на Чизикской аллее, подкатила со скоростью четырех миль в час вместительная семейная карета, запряженная парой откормленных лошадей в блестящей сбруе, с откормленным кучером в треуголке и парике. A black servant, who reposed on the box beside the fat coachman, uncurled his bandy legs as soon as the equipage drew up opposite Miss Pinkerton's shining brass plate, and as he pulled the bell at least a score of young heads were seen peering out of the narrow windows of the stately old brick house. Как только экипаж остановился у ярко начищенной медной доски с именем мисс Пинкертон, чернокожий слуга, дремавший на козлах рядом с толстяком кучером, расправил кривые ноги, и не успел он дернуть за шнурок колокольчика, как, по крайней мере, два десятка юных головок выглянуло из узких окон старого внушительного дома. Nay, the acute observer might have recognized the little red nose of good-natured Miss Jemima Pinkerton herself, rising over some geranium pots in the window of that lady's own drawing-room. Зоркий наблюдатель мог бы даже узнать красный носик добродушной мисс Джемаймы Пинкертон, выглянувший из-за горшков герани в окне ее собственной гостиной. "It is Mrs. Sedley's coach, sister," said Miss Jemima. - Это карета миссис Седли, сестрица, - доложила мисс Джемайма. "Sambo, the black servant, has just rung the bell; and the coachman has a new red waistcoat." - Звонит чернокожий лакей Самбо. Представьте, на кучере новый красный жилет! "Have you completed all the necessary preparations incident to Miss Sedley's departure, Miss Jemima?" asked Miss Pinkerton herself, that majestic lady; the Semiramis of Hammersmith, the friend of Doctor Johnson, the correspondent of Mrs. Chapone herself. - Вы закончили все приготовления к отъезду мисс Седли, мисс Джемайма? - спросила мисс Пинкертон, величественная дама -хэммерсмитская Семирамида, друг доктора Джонсона, доверенная корреспондентка самой миссис Шапон. "The girls were up at four this morning, packing her trunks, sister," replied Miss Jemima; "we have made her a bow-pot." - Девочки поднялись в четыре утра, чтобы уложить ее сундуки, сестрица, - отвечала мисс Джемайма, - и мы собрали ей целый пук цветов. "Say a bouquet, sister Jemima, 'tis more genteel." - Скажите "букет", сестра Джемайма, так будет благороднее. "Well, a booky as big almost as a haystack; I have put up two bottles of the gillyflower water for Mrs. Sedley, and the receipt for making it, in Amelia's box." - Ну, хорошо, пукет, и очень большой, чуть ли не с веник. Я положила в сундук Эмилии две бутылки гвоздичной воды для миссис Седли и рецепт приготовления. "And I trust, Miss Jemima, you have made a copy of Miss Sedley's account. - Надеюсь, мисс Джемайма, вы приготовили счет мисс Седли? This is it, is it? Ах, вот он! Very good--ninety- three pounds, four shillings. Очень хорошо! Девяносто три фунта четыре шиллинга. Be kind enough to address it to John Sedley, Esquire, and to seal this billet which I have written to his lady." Будьте добры адресовать ею Джону Седли, эсквайру, и запечатать вот эту записку, которую я написала его супруге. In Miss Jemima's eyes an autograph letter of her sister, Miss Pinkerton, was an object of as deep veneration as would have been a letter from a sovereign. Для мисс Джемаймы каждое собственноручное письмо ее сестры, мисс Пинкертон, было священно, как послание какой-нибудь коронованной особы. Only when her pupils quitted the establishment, or when they were about to be married, and once, when poor Miss Birch died of the scarlet fever, was Miss Pinkerton known to write personally to the parents of her pupils; and it was Jemima's opinion that if anything could console Mrs. Birch for her daughter's loss, it would be that pious and eloquent composition in which Miss Pinkerton announced the event. Известно, что мисс Пинкертон самолично писала родителям учениц только в тех случаях, когда ее питомицы покидали заведение или же выходили замуж, да еще как-то раз, когда бедняжка мисс Берч умерла от скарлатины. По мнению мисс Джемаймы, если что и могло утешить миссис Берч в утрате дочери, то, конечно, только возвышенное и красноречивое послание, в котором мисс Пинкертон сообщала ей об этом событии. In the present instance Miss Pinkerton's "billet" was to the following effect:-- На этот раз записка мисс Пинкертон гласила: The Mall, Chiswick, June 15, 18 "Чизик. Аллея, июня 15 дня 18.. г. MADAM,--After her six years' residence at the Mall, I have the honour and happiness of presenting Miss Amelia Sedley to her parents, as a young lady not unworthy to occupy a fitting position in their polished and refined circle. Милостивая государыня! После шестилетнего пребывания мисс Эмилии Седли в пансионе я имею честь и удовольствие рекомендовать ее родителям в качестве молодок особы, вполне достойной занять подобающее положение в их избранном и изысканном кругу. Those virtues which characterize the young English gentlewoman, those accomplishments which become her birth and station, will not be found wanting in the amiable Miss Sedley, whose INDUSTRY and OBEDIENCE have endeared her to her instructors, and whose delightful sweetness of temper has charmed her AGED and her YOUTHFUL companions. Все добродетели, отличающие благородную английскую барышню, все совершенства, подобающие ее происхождению и положению, присущи милой мисс Седли; ее прилежание и послушание снискали ей любовь наставников, а прелестной кротостью нрава она расположила к себе все сердца, как юные, так и более пожилые. In music, in dancing, in orthography, in every variety of embroidery and needlework, she will be found to have realized her friends' fondest wishes. В музыке и танцах, в правописании, во всех видах вышивания и рукоделия она, без сомнения, осуществит самые пламенные пожелания своих друзей. In geography there is still much to be desired; and a careful and undeviating use of the backboard, for four hours daily during the next three years, is recommended as necessary to the acquirement of that dignified DEPORTMENT AND CARRIAGE, so requisite for every young lady of fashion. В географии ее успехи оставляют желать лучшего; кроме того, рекомендуется в течение ближайших трех лет неукоснительно пользоваться по четыре часа в день спинной линейкой, как средством для приобретения той достойной осанки и грации, которые столь необходимы каждой светской молодой девице. In the principles of religion and morality, Miss Sedley will be found worthy of an establishment which has been honoured by the presence of THE GREAT LEXICOGRAPHER, and the patronage of the admirable Mrs. Chapone. В отношении правил благочестия и нравственности мисс Седли покажет себя достойной того Заведения, которое было почтено посещением Великого лексикографа и покровительством несравненной миссис Шапон. In leaving the Mall, Miss Amelia carries with her the hearts of her companions, and the affectionate regards of her mistress, who has the honour to subscribe herself, Покидая Чизик, мисс Эмилия увозит с собою привязанность подруг и искреннее расположение начальницы, имеющей честь быть вашей, Madam, Your most obliged humble servant, BARBARA PINKERTON милостивая государыня, покорнейшей и нижайшей слугой, Барбарою Пинкертон. P.S.--Miss Sharp accompanies Miss Sedley. P. S. Мисс Седли едет в сопровожденьи мисс Шарп. It is particularly requested that Miss Sharp's stay in Russell Square may not exceed ten days. Особая просьба: пребывание мисс Шарп на Рассел-сквер не должно превышать десяти дней. The family of distinction with whom she is engaged, desire to avail themselves of her services as soon as possible. Знатное семейство, с которым она договорилась, желает располагать ее услугами как можно скорее". This letter completed, Miss Pinkerton proceeded to write her own name, and Miss Sedley's, in the fly-leaf of a Johnson's Dictionary--the interesting work which she invariably presented to her scholars, on their departure from the Mall. Закончив письмо, мисс Пинкертон приступила к начертанию своего имени и имени мисс Седли на титуле Словаря Джонсона - увлекательного труда, который она неизменно преподносила своим ученицам в качестве прощального подарка. On the cover was inserted a copy of На переплете было вытиснено: "Lines addressed to a young lady on quitting Miss Pinkerton's school, at the Mall; by the late revered Doctor Samuel Johnson." "Молодой девице, покидающей школу мисс Пинкертон на Чпзикской аллее - обращение блаженной памяти досточтимого доктора Сэмюела Джонсона". In fact, the Lexicographer's name was always on the lips of this majestic woman, and a visit he had paid to her was the cause of her reputation and her fortune. Нужно сказать, что имя лексикографа не сходило с уст величавой дамы и его памятное посещение положило основу ее репутации и благосостоянию. Being commanded by her elder sister to get "the Dictionary" from the cupboard, Miss Jemima had extracted two copies of the book from the receptacle in question. When Miss Pinkerton had finished the inscription in the first, Jemima, with rather a dubious and timid air, handed her the second. Получив от старшей сестры приказ достать Словарь из шкафа, мисс Джемайма извлекла из упомянутого хранилища два экземпляра книги, и когда мисс Пинкертон кончила надписывать первый, Джемайма не без смущения и робости протянула ей второй. "For whom is this, Miss Jemima?" said Miss Pinkerton, with awful coldness. - Для кого это, мисс Джемайма? - произнесла мисс Пинкертон с ужасающей холодностью. "For Becky Sharp," answered Jemima, trembling very much, and blushing over her withered face and neck, as she turned her back on her sister. - Для Бекки Шарп, - ответила Джемайма, трепеща всем телом и слегка отвернувшись, чтобы скрыть от сестры румянец, заливший ее увядшее лицо и шею. "For Becky Sharp: she's going too." - Для Бекки Шарп: ведь и она уезжает. "MISS JEMIMA!" exclaimed Miss Pinkerton, in the largest capitals. "Are you in your senses? - МИСС ДЖЕМАЙМА! - воскликнула мисс Пинкертон. (Выразительность этих слов требует передачи их прописными буквами.) - Да вы в своем ли уме? Replace the Dixonary in the closet, and never venture to take such a liberty in future." Поставьте Словарь в шкаф и впредь никогда не позволяйте себе подобных вольностей! "Well, sister, it's only two-and-ninepence, and poor Becky will be miserable if she don't get one." - Но, сестрица, ведь всей книге цепа два шиллинга десять пенсов, а для бедняжки Бекки это такая обида. "Send Miss Sedley instantly to me," said Miss Pinkerton. - Пришлите мне сейчас же мисс Седли, - сказала мисс Пинкертон. And so venturing not to say another word, poor Jemima trotted off, exceedingly flurried and nervous. И бедная Джемайма, не смея больше произнести ни слова, выбежала из комнаты в полном расстройстве чувств. Miss Sedley's papa was a merchant in London, and a man of some wealth; whereas Miss Sharp was an articled pupil, for whom Miss Pinkerton had done, as she thought, quite enough, without conferring upon her at parting the high honour of the Dixonary. Мисс Седли была дочерью лондонского купца, человека довольно состоятельного, тогда как мисс Шарп училась в пансионе на положении освобожденной от платы ученицы, обучающей младших, и, по мнению мисс Пинкертон, для нее и без того было довольно сделано, чтобы еще удостаивать ее на прощанье высокой чести поднесения Словаря. Although schoolmistresses' letters are to be trusted no more nor less than churchyard epitaphs; yet, as it sometimes happens that a person departs this life who is really deserving of all the praises the stone cutter carves over his bones; who IS a good Christian, a good parent, child, wife, or husband; who actually DOES leave a disconsolate family to mourn his loss; so in academies of the male and female sex it occurs every now and then that the pupil is fully worthy of the praises bestowed by the disinterested instructor. Хотя письмам школьных наставниц можно доверять не больше, чем надгробным эпитафиям, однако случается, что почивший и на самом деле заслуживает всех тех похвал, которые каменотес высек над его останками: он действительно был примерным христианином, преданным родителем, любящим чадом, супругой или супругом и воистину оставил безутешную семью, оплакивающую его. Так и в училищах, мужских и женских, иной раз бывает, что питомец вполне достоин похвал, расточаемых ему беспристрастным наставником. Now, Miss Amelia Sedley was a young lady of this singular species; and deserved not only all that Miss Pinkerton said in her praise, but had many charming qualities which that pompous old Minerva of a woman could not see, from the differences of rank and age between her pupil and herself. Мисс Эмилия Седли принадлежала к этой редкой разновидности молодых девиц. Она не только заслуживала всего того, что мисс Пинкертон написала ей в похвалу, но и обладала еще многими очаровательными свойствами, которых не могла видеть эта напыщенная и престарелая Минерва вследствие разницы в положении и возрасте между нею и ее воспитанницей. For she could not only sing like a lark, or a Mrs. Billington, and dance like Hillisberg or Parisot; and embroider beautifully; and spell as well as a Dixonary itself; but she had such a kindly, smiling, tender, gentle, generous heart of her own, as won the love of everybody who came near her, from Minerva herself down to the poor girl in the scullery, and the one-eyed tart-woman's daughter, who was permitted to vend her wares once a week to the young ladies in the Mall. Эмилия не только пела, словно жаворонок или какая-нибудь миссис Биллингтон, и танцевала, как Хилисберг или Паризо, она еще прекрасно вышивала, знала правописание не хуже самого Словаря, а главное, обладала таким добрым, нежным, кротким и великодушным сердцем, что располагала к себе всех, кто только к ней приближался, начиная с самой Минервы и кончая бедной судомойкой или дочерью кривой пирожницы, которой позволялось раз в неделю сбывать свои изделия пансионеркам. She had twelve intimate and bosom friends out of the twenty-four young ladies. Из двадцати четырех товарок у Эмилии было двенадцать закадычных подруг. Even envious Miss Briggs never spoke ill of her; high and mighty Miss Saltire (Lord Dexter's granddaughter) allowed that her figure was genteel; and as for Miss Swartz, the rich woolly-haired mulatto from St. Kitt's, on the day Amelia went away, she was in such a passion of tears that they were obliged to send for Dr. Floss, and half tipsify her with salvolatile. Даже завистливая мисс Бриге никогда не отзывалась о ней дурно; высокомерная и высокородная мисс Солтайр (внучка лорда Декстера) признавала, что у нее благородная осанка, а богачка мисс Суорц, курчавая мулатка с Сент-Китса, в день отъезда Эмилии разразилась таким потоком слез, что пришлось послать за доктором Флоссом и одурманить ее нюхательными солями. Miss Pinkerton's attachment was, as may be supposed from the high position and eminent virtues of that lady, calm and dignified; but Miss Jemima had already whimpered several times at the idea of Amelia's departure; and, but for fear of her sister, would have gone off in downright hysterics, like the heiress (who paid double) of St. Kitt's. Привязанность мисс Пинкертон была, как оно и должно, спокойной и полной достоинства, в силу высокого положения и выдающихся добродетелей этой леди, зато мисс Джемайма уже не раз принималась рыдать при мысли о разлуке с Эмилией; если бы по страх перед сестрой, она впала бы в форменную истерику, под стать наследнице с Сент-Китса (с которой взималась двойная плата). Such luxury of grief, however, is only allowed to parlour-boarders. Honest Jemima had all the bills, and the washing, and the mending, and the puddings, and the plate and crockery, and the servants to superintend. Но такое роскошество в изъявлении печали позволительно только воспитанницам, занимающим отдельную комнату, между тем как честной Джемайме полагалось заботиться о счетах, стирке, штопке, пудингах, столовой и кухонной посуде да наблюдать за прислугой. But why speak about her? Однако стоит ли нам ею интересоваться? It is probable that we shall not hear of her again from this moment to the end of time, and that when the great filigree iron gates are once closed on her, she and her awful sister will never issue therefrom into this little world of history. Весьма возможно, что с этой минуты и до скончания века мы уже больше о ней не услышим, и как только узорчатые чугунные ворота закроются, ни она, ни ее грозная сестра не покажутся более из них, чтобы шагнуть в маленький мирок этого повествования. But as we are to see a great deal of Amelia, there is no harm in saying, at the outset of our acquaintance, that she was a dear little creature; and a great mercy it is, both in life and in novels, which (and the latter especially) abound in villains of the most sombre sort, that we are to have for a constant companion so guileless and good-natured a person. Но с Эмилией мы будем видеться очень часто, а потому не мешает сказать в самом же начале нашего знакомства, что она была прелестным существом; а это великое благо и в жизни и в романах (последние в особенности изобилуют злодеями самого мрачного свойства), когда удается иметь своим неизменным спутником такое невинное и доброе создание! As she is not a heroine, there is no need to describe her person; indeed I am afraid that her nose was rather short than otherwise, and her cheeks a great deal too round and red for a heroine; but her face blushed with rosy health, and her lips with the freshest of smiles, and she had a pair of eyes which sparkled with the brightest and honestest good-humour, except indeed when they filled with tears, and that was a great deal too often; for the silly thing would cry over a dead canary-bird; or over a mouse, that the cat haply had seized upon; or over the end of a novel, were it ever so stupid; and as for saying an unkind word to her, were any persons hard-hearted enough to do so--why, so much the worse for them. Так как она не героиня, то нет надобности описывать ее: боюсь, что нос у нее несколько короче, чем это желательно, а щеки слишком уж круглы и румяны для героини. Зато ее лицо цвело здоровьем, губы - свежестью улыбки, а глаза сверкали искренней, неподдельной жизнерадостностью, кроме тех, конечно, случаев, когда они наполнялись слезами, что бывало, пожалуй, слишком часто: эта дурочка способна была плакать над мертвой канарейкой, над мышкой, невзначай пойманной котом, над развязкой романа, хотя бы и глупейшего. А что касается неласкового слова, обращенного к ней, то если бы нашлись такие жестокосердные люди... Впрочем, тем хуже для них! Even Miss Pinkerton, that austere and godlike woman, ceased scolding her after the first time, and though she no more comprehended sensibility than she did Algebra, gave all masters and teachers particular orders to treat Miss Sedley with the utmost gentleness, as harsh treatment was injurious to her. Даже сама мисс Пинкертон, женщина суровая и величественная, после первого же случая перестала бранить Эмилию, и хотя была способна к пониманию чувствительных сердец не более, чем алгебры, однако отдала особый приказ всем учителям и наставницам обращаться с мисс Седли возможно деликатнее, так как строгое обхождение ей вредно. So that when the day of departure came, between her two customs of laughing and crying, Miss Sedley was greatly puzzled how to act. Когда наступил день отъезда, мисс Седли стала в тупик, не зная, что ей делать: смеяться или плакать, - так как она была одинаково склонна и к тому и к другому. She was glad to go home, and yet most woefully sad at leaving school. Она радовалась, что едет домой, и страшно горевала, что надо расставаться со школой. For three days before, little Laura Martin, the orphan, followed her about like a little dog. Уже три дня маленькая Лора Мартин, круглая сиротка, ходила за ней по пятам, как собачонка. She had to make and receive at least fourteen presents--to make fourteen solemn promises of writing every week: Эмилии пришлось сделать и принять, по крайней мере, четырнадцать подарков и четырнадцать раз дать торжественную клятву писать еженедельно. "Send my letters under cover to my grandpapa, the Earl of Dexter," said Miss Saltire (who, by the way, was rather shabby). "Посылай мне письма по адресу моего дедушки, графа Декстера", - наказывала ей мисс Солтайр (кстати сказать, род ее был из захудалых). "Never mind the postage, but write every day, you dear darling," said the impetuous and woolly-headed, but generous and affectionate Miss Swartz; and the orphan little Laura Martin (who was just in round-hand), took her friend's hand and said, looking up in her face wistfully, "Не заботься о почтовых расходах, мое золотко, и пиши мне каждый день!" - просила пылкая, привязчивая мисс Суорц. А малютка Лора Мартин (оказавшаяся тут как тут) взяла подругу за руку и сказала, пытливо заглядывая ей в лицо: "Amelia, when I write to you I shall call you Mamma." "Эмилия, когда я буду тебе писать, можно называть тебя мамой?" All which details, I have no doubt, JONES, who reads this book at his Club, will pronounce to be excessively foolish, trivial, twaddling, and ultra-sentimental. Я не сомневаюсь, что какой-нибудь Джонс, читающий эту книгу у себя в клубе, не замедлит рассердиться и назовет все это глупостями -пошлыми и вздорными сантиментами. Yes; I can see Jones at this minute (rather flushed with his joint of mutton and half pint of wine), taking out his pencil and scoring under the words "foolish, twaddling," &c., and adding to them his own remark of "QUITE TRUE." Я так и вижу, как оный Джонс (слегка раскрасневшийся после порции баранины и полпинты вина) вынимает карандаш и жирной чертой подчеркивает слова: "пошлыми, вздорными" и т. д. и подкрепляет их собственным восклицанием на полях: "Совершенно верно!" Well, he is a lofty man of genius, and admires the great and heroic in life and novels; and so had better take warning and go elsewhere. Ну что ж! Джонс человек обширного ума, восхищающийся великим и героическим как в жизни, так и в романах, - и лучше ему вовремя спохватиться и поискать другого чтения. Well, then. Итак, будем продолжать. The flowers, and the presents, and the trunks, and bonnet-boxes of Miss Sedley having been arranged by Mr. Sambo in the carriage, together with a very small and weather-beaten old cow's-skin trunk with Miss Sharp's card neatly nailed upon it, which was delivered by Sambo with a grin, and packed by the coachman with a corresponding sneer--the hour for parting came; and the grief of that moment was considerably lessened by the admirable discourse which Miss Pinkerton addressed to her pupil. Цветы, сундуки, подарки и шляпные картонки мисс Седли уже уложены мистером Самбо в карету вместе с потрепанным кожаным чемоданчиком, к которому чья-то рука аккуратно приколола карточку мисс Шарп и который Самбо подал ухмыляясь, а кучер водворил на место с подобающим случаю фырканьем, И вот настал час разлуки. Его печаль была в значительной мере развеяна примечательной речью, с которой мисс Пинкертон обратилась к своей питомице. Not that the parting speech caused Amelia to philosophise, or that it armed her in any way with a calmness, the result of argument; but it was intolerably dull, pompous, and tedious; and having the fear of her schoolmistress greatly before her eyes, Miss Sedley did not venture, in her presence, to give way to any ebullitions of private grief. Нельзя сказать, чтобы это прощальное слово побудило Эмилию к философским размышлениям или же вооружило ее тем спокойствием, которое осеняет нас в результате глубокомысленных доводов. Нет, речь эта была невыносимо скучна, напыщенна и суха, да и самый вид грозной воспитательницы не располагал к бурным проявлениям печали. A seed-cake and a bottle of wine were produced in the drawing-room, as on the solemn occasions of the visits of parents, and these refreshments being partaken of, Miss Sedley was at liberty to depart. В гостиной было предложено угощение: тминные сухарики и бутылка вина, как это полагалось в торжественных случаях, при посещении пансиона родителями воспитанниц; и когда угощение было съедено и выпито, мисс Седли получила возможность тронуться в путь. "You'll go in and say good-by to Miss Pinkerton, Becky!" said Miss Jemima to a young lady of whom nobody took any notice, and who was coming downstairs with her own bandbox. - А вы, Бекки, не зайдете проститься с мисс Пинкертон? - обратилась мисс Джемайма к молодой девушке: не замеченная никем, она спускалась с лестницы со шляпной картонкой в руках. "I suppose I must," said Miss Sharp calmly, and much to the wonder of Miss Jemima; and the latter having knocked at the door, and receiving permission to come in, Miss Sharp advanced in a very unconcerned manner, and said in French, and with a perfect accent, - Я полагаю, что должна это сделать, - спокойно ответила мисс Шарп, к великому изумлению мисс Джемаймы; и когда мисс Джемайма постучалась в дверь и получила разрешение войти, мисс Шарп вошла с весьма непринужденным видом и произнесла на безукоризненном французском языке: "Mademoiselle, je viens vous faire mes adieux." - Mademoiselle, le viens vous faire mes adieux {Мадемуазель, я пришла проститься с вами (франц.).}. Miss Pinkerton did not understand French; she only directed those who did: but biting her lips and throwing up her venerable and Roman-nosed head (on the top of which figured a large and solemn turban), she said, Мисс Пинкертон не понимала по-французски, она только руководила теми, кто знал этот язык. Закусив губу и вздернув украшенную римским носом почтенную голову (на макушке которой покачивался огромный пышный тюрбан), она процедила сквозь зубы: "Miss Sharp, I wish you a good morning." "Мисс Шарп, всего вам хорошего". As the Hammersmith Semirami s spoke, she waved one hand, both by way of adieu, and to give Miss Sharp an opportunity of shaking one of the fingers of the hand which was left out for that purpose. Произнеся эти слова, хэммерсмитская Семирамида сделала мановение рукой, как бы прощаясь и вместе с тем давая мисс Шарп возможность пожать ее нарочито выставленный для этой цели палец. Miss Sharp only folded her own hands with a very frigid smile and bow, and quite declined to accept the proffered honour; on which Semiramis tossed up her turban more indignantly than ever. Мисс Шарп только скрестила руки и с очень холодной улыбкой присела, решительно уклоняясь от предложенной чести, на что Семирамида с большим, чем когда-либо, негодованием тряхнула тюрбаном. In fact, it was a little battle between the young lady and the old one, and the latter was worsted. Собственно говоря, это была маленькая баталия между молодой женщиной и старой, причем последняя оказалась побежденной. "Heaven bless you, my child," said she, embracing Amelia, and scowling the while over the girl's shoulder at Miss Sharp. - Да хранит вас бог, дитя мое! - произнесла она, обнимая Эмилию и грозно хмурясь через ее плечо в сторону мисс Шарп. "Come away, Becky," said Miss Jemima, pulling the young woman away in great alarm, and the drawing-room door closed upon them for ever. - Пойдем, Бекки! - сказала страшно перепуганная мисс Джемайма, увлекая за собой молодую девушку, и дверь гостиной навсегда закрылась за строптивицей. Then came the struggle and parting below. Затем начались суматоха и прощание внизу. Words refuse to tell it. Словами этого не выразить. All the servants were there in the hall-- all the dear friend--all the young ladies--the dancing- master who had just arrived; and there was such a scuffling, and hugging, and kissing, and crying, with the hysterical YOOPS of Miss Swartz, the parlour-boarder, from her room, as no pen can depict, and as the tender heart would fain pass over. В прихожей собралась вся прислуга, все милые сердцу, все юные воспитанницы и только что приехавший учитель танцев. Поднялась такая кутерьма, пошли такие объятия, поцелуи, рыдания вперемежку с истерическими взвизгиваниями привилегированной пансионерки мисс Суорц, доносившимися из ее комнаты, что никаким пером не описать, и нежному сердцу лучше пройти мимо этого. The embracing was over; they parted--that is, Miss Sedley parted from her friends. Но объятиям пришел конец, и подруги расстались, - то есть рассталась мисс Седли со своими подругами. Miss Sharp had demurely entered the carriage some minutes before. Мисс Шарп уже несколькими минутами раньше, поджав губки, уселась в карету. Nobody cried for leaving HER. Никто не плакал, расставаясь с нею. Sambo of the bandy legs slammed the carriage door on his young weeping mistress. He sprang up behind the carriage. Кривоногий Самбо захлопнул дверцу за своей рыдавшей молодой госпожой и вскочил на запятки. "Stop!" cried Miss Jemima, rushing to the gate with a parcel. - Стой! - закричала мисс Джемайма, кидаясь к воротам с каким-то свертком. "It's some sandwiches, my dear," said she to Amelia. - Это сандвичи, милочка! - сказала она Эмилии. "You may be hungry, you know; and Becky, Becky Sharp, here's a book for you that my sister--that is, I --Johnson's Dixonary, you know; you mustn't leave us without that. - Ведь вы еще успеете проголодаться. А вам, Бекки... Бекки Шарп, вот книга, которую моя сестра, то есть я... ну, словом... Словарь Джонсона. Вы не можете уехать от нас без Словаря. Good-by. Прощайте! Drive on, coachman. Трогай, кучер! God bless you!" Благослови вас бог! And the kind creature retreated into the garden, overcome with emotion. И доброе создание вернулось в садик, обуреваемое волнением. But, lo! and just as the coach drove off, Miss Sharp put her pale face out of the window and actually flung the book back into the garden. Но что это? Едва лошади тронули с места, как мисс Шарп высунула из кареты свое бледное лицо и швырнула книгу в ворота. This almost caused Jemima to faint with terror. Джемайма чуть не упала в обморок от ужаса. "Well, I never"--said she--"what an audacious"--Emotion prevented her from completing either sentence. - Да что же это!.. - воскликнула она. - Какая дерзкая... Волнение помешало ей кончить и ту и другую фразу. The carriage rolled away; the great gates were closed; the bell rang for the dancing lesson. Карета покатила, ворота захлопнулись, колокольчик зазвонил к уроку танцев. The world is before the two young ladies; and so, farewell to Chiswick Mall. Целый мир открывался перед обеими девушками. Итак, прощай, Чизикская аллея! CHAPTER II ГЛАВА II In Which Miss Sharp and Miss Sedley Prepare to Open the Campaign в которой мисс Шарп и мисс Седли готовятся к открытию кампании When Miss Sharp had performed the heroical act mentioned in the last chapter, and had seen the Dixonary, flying over the pavement of the little garden, fall at length at the feet of the astonished Miss Jemima, the young lady's countenance, which had before worn an almost livid look of hatred, assumed a smile that perhaps was scarcely more agreeable, and she sank back in the carriage in an easy frame of mind, saying--" So much for the Dixonary; and, thank God, I'm out of Chiswick." После того как мисс Шарп совершила геройский поступок, упомянутый в предыдущей главе, и удостоверилась, что Словарь, перелетев через мощеную дорожку, упал к ногам изумленной мисс Джемаймы, лицо молодой девушки, смертельно-бледное от злобы, озарилось улыбкой, едва ли, впрочем, скрасившей его, и, со вздохом облегчения откинувшись на подушки кареты, она сказала: - Так, со Словарем покопчено! Слава богу, я вырвалась из Чизика! Miss Sedley was almost as flurried at the act of defiance as Miss Jemima had been; for, consider, it was but one minute that she had left school, and the impressions of six years are not got over in that space of time. Мисс Седли была поражена дерзкой выходкой, пожалуй, не меньше самой мисс Джемаймы. Шутка ли - ведь всего минуту назад она покинула школу, и впечатления прошедших шести лет еще не померкли в ее душе. Nay, with some persons those awes and terrors of youth last for ever and ever. Страхи и опасения юного возраста не оставляют некоторых людей до конца жизни. I know, for instance, an old gentleman of sixty-eight, who said to me one morning at breakfast, with a very agitated countenance, Один мой знакомец, джентльмен шестидесяти восьми лет, как-то за завтраком сказал мне с взволнованным видом: "I dreamed last night that I was flogged by Dr. Raine." - Сегодня мне снилось, будто меня высек доктор Рейн! Fancy had carried him back five-and-fifty years in the course of that evening. Воображение перенесло его в эту ночь на пятьдесят пять лет назад. Dr. Raine and his rod were just as awful to him in his heart, then, at sixty-eight, as they had been at thirteen. В шестьдесят восемь лет доктор Рейн и его розга казались ему в глубине души такими же страшными, как и в тринадцать. If the Doctor, with a large birch, had appeared bodily to him, even at the age of threescore and eight, and had said in awful voice, А что, если бы доктор с длинной березовой розгой предстал перед ним во плоти даже теперь, когда ему исполнилось шестьдесят восемь, и сказал грозным голосом: "Boy, take down your pant--"? "Ну-ка, мальчик, снимай штаны!" Well, well, Miss Sedley was exceedingly alarmed at this act of insubordination. Да, да, мисс Седли была чрезвычайно встревожена этой дерзкой выходкой. "How could you do so, Rebecca?" at last she said, after a pause. - Как это можно, Ребекка? - произнесла она наконец после некоторого молчания. "Why, do you think Miss Pinkerton will come out and order me back to the black-hole?" said Rebecca, laughing. - Ты думаешь, мисс Пинкертон выскочит за ворота и прикажет мне сесть в карцер? - сказала Ребекка, смеясь. "No: but--" - Нет, но... "I hate the whole house," continued Miss Sharp in a fury. - Ненавижу весь этот дом, - продолжала в бешенстве мисс Шарп. "I hope I may never set eyes on it again. - Хоть бы мне никогда его больше не видеть. I wish it were in the bottom of the Thames, I do; and if Miss Pinkerton were there, I wouldn't pick her out, that I wouldn't. Пусть бы он провалился на самое дно Темзы! Да, уж если бы мисс Пинкертон оказалась там, я не стала бы выуживать ее, ни за что на свете! O how I should like to see her floating in the water yonder, turban and all, with her train streaming after her, and her nose like the beak of a wherry." Ох, поглядела бы я, как она плывет по воде вместе со своим тюрбаном и всем прочим, как ее шлейф полощется за ней, а нос торчит кверху, словно нос лодки! "Hush!" cried Miss Sedley. - Тише! - вскричала мисс Седли. "Why, will the black footman tell tales?" cried Miss Rebecca, laughing. - А что, разве черный лакей может нафискалить?- воскликнула мисс Ребекка со смехом. "He may go back and tell Miss Pinkerton that I hate her with all my soul; and I wish he would; and I wish I had a means of proving it, too. - Он еще, чего доброго, вернется и передаст мисс Пинкертон, что я ненавижу ее всеми силами души! Ох, как бы я хотела этого. Как я мечтаю доказать ей это на деле. For two years I have only had insults and outrage from her. За два года я видела от нее только оскорбления и обиды. I have been treated worse than any servant in the kitchen. Со мной обращались хуже, чем с любой служанкой на кухне. I have never had a friend or a kind word, except from you. У меня никогда не было ни единого друга. Я ласкового слова ни от кого не слышала, кроме тебя. I have been made to tend the little girls in the lower schoolroom, and to talk French to the Misses, until I grew sick of my mother tongue. Меня заставляли присматривать за девочками из младшего класса и болтать по-французски со взрослыми девицами, пока мне не опротивел мой родной язык! But that talking French to Miss Pinkerton was capital fun, wasn't it? Правда, я ловко придумала, что заговорила с мисс Пинкертон по-французски? She doesn't know a word of French, and was too proud to confess it. Она не понимает ни полслова, но ни за что не признается в этом. Гордость не позволит. I believe it was that which made her part with me; and so thank Heaven for French. Я думаю, она потому и рассталась со мной. Итак, благодарение богу за французский язык! Vive la France! Vive la France! Vive l'Empereur! Vive l'Empereur! Vive Bonaparte!" Vive Bonaparte! {Да здравствует Франция! Да здравствует император! Да здравствует Бонапарт! (франц.).} "O Rebecca, Rebecca, for shame!" cried Miss Sedley; for this was the greatest blasphemy Rebecca had as yet uttered; and in those days, in England, to say, - О Ребекка, Ребекка, как тебе не стыдно! -ужаснулась мисс Седли (Ребекка дошла до величайшего богохульства; в те дни сказать в Англии: "Long live Bonaparte!" was as much as to say, "Да здравствует Бонапарт!" - было все равно что сказать: "Long live Lucifer!" "Да здравствует Люцифер!"). "How can you--how dare you have such wicked, revengeful thoughts?" - Ну, как ты можешь... Откуда у тебя эти злобные, эти мстительные чувства? "Revenge may be wicked, but it's natural," answered Miss Rebecca. - Месть, может быть, и некрасивое побуждение, но вполне естественное, - отвечала мисс Ребекка. "I'm no angel." - Я не ангел. And, to say the truth, she certainly was not. И она действительно не была ангелом. For it may be remarked in the course of this little conversation (which took place as the coach rolled along lazily by the river side) that though Miss Rebecca Sharp has twice had occasion to thank Heaven, it has been, in the first place, for ridding her of some person whom she hated, and secondly, for enabling her to bring her enemies to some sort of perplexity or confusion; neither of which are very amiable motives for religious gratitude, or such as would be put forward by persons of a kind and placable disposition. Ибо если в течение этого короткого разговора (происходившего, пока карета лениво катила вдоль реки) мисс Ребекка Шарп имела случай дважды возблагодарить бога, то первый раз это было по поводу освобождения от некоей ненавистной ей особы, а во второй - за ниспосланную ей возможность в некотором роде посрамить своих врагов; ни то, ни другое не является достойным поводом для благодарности творцу и не может быть одобрено людьми кроткими и склонными к всепрощению. Miss Rebecca was not, then, in the least kind or placable. Но мисс Ребекка в ту пору своей жизни не была ни кроткой, ни склонной к всепрощению. All the world used her ill, said this young misanthropist, and we may be pretty certain that persons whom all the world treats ill, deserve entirely the treatment they get. Все обходятся со мной плохо, решила эта юная мизантропка. Мы, однако, уверены, что особы, с которыми все обходятся плохо, полностью заслуживают такого обращения. The world is a looking- glass, and gives back to every man the reflection of his own face. Мир - это зеркало, и он возвращает каждому его собственное изображение. Frown at it, and it will in turn look sourly upon you; laugh at it and with it, and it is a jolly kind companion; and so let all young persons take their choice. Нахмурьтесь - и он, в свою очередь, кисло взглянет на вас; засмейтесь ему и вместе с ним -и он станет вашим веселым, милым товарищем; а потому пусть молодые люди выбирают, что им больше по вкусу. This is certain, that if the world neglected Miss Sharp, she never was known to have done a good action in behalf of anybody; nor can it be expected that twenty-four young ladies should all be as amiable as the heroine of this work, Miss Sedley (whom we have selected for the very reason that she was the best-natured of all, otherwise what on earth was to have prevented us from putting up Miss Swartz, or Miss Crump, or Miss Hopkins, as heroine in her place!)Dit could not be expected that every one should be of the humble and gentle temper of Miss Amelia Sedley; should take every opportunity to vanquish Rebecca's hard-heartedness and ill-humour; and, by a thousand kind words and offices, overcome, for once at least, her hostility to her kind. В самом деле, если мир пренебрегал Ребеккой, то и она, сколько известно, никогда никому не сделала ничего хорошего. Так нельзя и ожидать, чтобы все двадцать четыре молодые девицы были столь же милы, как героиня этого произведения, мисс Седли (которую мы избрали именно потому, что она добрее других, - а иначе что помешало бы нам поставить на ее место мисс Суорц, или мисс Крамп, или мисс Хопкинс?); нельзя ожидать, чтобы каждая обладала таким смиренным и кротким нравом, как мисс Эмилия Седли, чтобы каждая старалась, пользуясь всяким удобным случаем, победить угрюмую злобность Ребекки и с помощью тысячи ласковых слов и любезных одолжений преодолеть, хотя бы ненадолго, ее враждебность к людям. Miss Sharp's father was an artist, and in that quality had given lessons of drawing at Miss Pinkerton's school. Отец мисс Шарп был художник и давал уроки рисования в школе мисс Пинкертон. He was a clever man; a pleasant companion; a careless student; with a great propensity for running into debt, and a partiality for the tavern. Человек одаренный, приятный собеседник, беспечный служитель муз, он отличался редкой способностью влезать в долги и пристрастием к кабачку. When he was drunk, he used to beat his wife and daughter; and the next morning, with a headache, he would rail at the world for its neglect of his genius, and abuse, with a good deal of cleverness, and sometimes with perfect reason, the fools, his brother painters. В пьяном виде он нередко колачивал жену и дочь, и на следующее утро, поднявшись с головной болью, честил весь свет за пренебрежение к его таланту и поносил - весьма остроумно, а иной раз и совершенно справедливо - дураков-художников, своих собратий. As it was with the utmost difficulty that he could keep himself, and as he owed money for a mile round Soho, where he lived, he thought to better his circumstances by marrying a young woman of the French nation, who was by profession an opera-girl. С величайшей трудностью поддерживая свое существование и задолжав всем в Сохо, где он жил, на милю кругом, он решил поправить свои обстоятельства женитьбой на молодой женщине, француженке по происхождению и балетной танцовщице по профессии. The humble calling of her female parent Miss Sharp never alluded to, but used to state subsequently that the Entrechats were a noble family of Gascony, and took great pride in her descent from them. О скромном призвании своей родительницы мисс Шарп никогда не распространялась, но зато но забывала упомянуть, что Антраша - именитый гасконский род, и очень гордилась своим происхождением. And curious it is that as she advanced in life this young lady's ancestors increased in rank and splendour. Любопытно заметить, что по мере житейского преуспеяния нашей тщеславной молодой особы ее предки повышались в знатности и благоденствии. Rebecca's mother had had some education somewhere, and her daughter spoke French with purity and a Parisian accent. Мать Ребекки получила кое-какое образование, и дочь ее отлично говорила по-французски, с парижским выговором. It was in those days rather a rare accomplishment, and led to her engagement with the orthodox Miss Pinkerton. В то время это было большой редкостью, что и привело к поступлению Ребекки в пансион добродетельной мисс Пинкертон. For her mother being dead, her father, finding himself not likely to recover, after his third attack of delirium tremens, wrote a manly and pathetic letter to Miss Pinkerton, recommending the orphan child to her protection, and so descended to the grave, after two bailiffs had quarrelled over his corpse. Дело в том, что, когда мать девушки умерла, отец, видя, что ему не оправиться после третьего припадка delirium tremens {Белой горячки (лат.).}, написал мисс Пинкертон мужественное и трогательное письмо, поручая сиротку ее покровительству, и затем был опущен в могилу, после того как два судебных исполнителя поругались над его трупом. Rebecca was seventeen when she came to Chiswick, and was bound over as an articled pupil; her duties being to talk French, as we have seen; and her privileges to live cost free, and, with a few guineas a year, to gather scraps of knowledge from the professors who attended the school. Ребекке минуло семнадцать лет, когда она явилась в Чизик и была принята на особых условиях; в круг ее обязанностей, как мы видели, входило говорить по-французски, а ее права заключались в том, чтобы, получая даровой стол и квартиру, а также несколько гиней в год, подбирать крохи знаний у преподавателей, обучающих пансионерок. She was small and slight in person; pale, sandy-haired, and with eyes habitually cast down: when they looked up they were very large, odd, and attractive; so attractive that the Reverend Mr. Crisp, fresh from Oxford, and curate to the Vicar of Chiswick, the Reverend Mr. Flowerdew, fell in love with Miss Sharp; being shot dead by a glance of her eyes which was fired all the way across Chiswick Church from the school-pew to the reading- desk. Ребекка была маленькая, хрупкая, бледная, с рыжеватыми волосами; ее зеленые глаза были обычно опущены долу, но, когда она их поднимала, они казались необычайно большими, загадочными и манящими, такими манящими, что преподобный мистер Крнсп, новоиспеченный помощник чизпкского викария мистера Флауэрдью, только что со студенческой скамьи в Оксфорде, влюбился в мисс Шарп: он был сражен наповал одним ее взглядом, который она метнула через всю церковь - от скамьи пансионерок до кафедры проповедника. This infatuated young man used sometimes to take tea with Miss Pinkerton, to whom he had been presented by his mamma, and actually proposed something like marriage in an intercepted note, which the one-eyed apple-woman was charged to deliver. Бедный юноша, иногда пивший чай у мисс Пинкертон, которой он был представлен своей мамашей, совсем одурел от страсти и в перехваченной записке, вверенной одноглазой пирожнице для доставки по назначению, даже намекал на что-то вроде брака. Mrs. Crisp was summoned from Buxton, and abruptly carried off her darling boy; but the idea, even, of such an eagle in the Chiswick dovecot caused a great flutter in the breast of Miss Pinkerton, who would have sent away Miss Sharp but that she was bound to her under a forfeit, and who never could thoroughly believe the young lady's protestations that she had never exchanged a single word with Mr. Crisp, except under her own eyes on the two occasions when she had met him at tea. Миссис Крисп была вызвана из Бакстона и немедленно увезла своего дорогого мальчика, но даже мысль о появлении такой вороны в чизикской голубятне приводила в трепет мисс Пинкертон, и она обязательно удалила бы Ребекку из своего заведения, если бы не была связана неустойкой по договору; она так и не поверила клятвам молодой девушки, что та ни разу не обменялась с мистером Криспом ни единым словом, кроме тех двух случаев, когда встречалась с ним за чаем на глазах у самой мисс Пинкертон. By the side of many tall and bouncing young ladies in the establishment, Rebecca Sharp looked like a child. Рядом с другими, рослыми и цветущими, воспитанницами пансиона Ребекка Шарп казалась ребенком. But she had the dismal precocity of poverty. Но она обладала печальной особенностью бедняков - преждевременной зрелостью. Many a dun had she talked to, and turned away from her father's door; many a tradesman had she coaxed and wheedled into good-humour, and into the granting of one meal more. Скольких несговорчивых кредиторов приходилось ей уламывать и выпроваживать за отцовские двери; скольких торговцев она умасливала и улещала, приводя их в хорошее расположение духа и приобретая тем возможность лишний раз пообедать. She sate commonly with her father, who was very proud of her wit, and heard the talk of many of his wild companions--often but ill-suited for a girl to hear. Дома она обычно проводила время с отцом, который очень гордился своей умненькой дочкой, и прислушивалась к беседам его приятелей-забулдыг, хотя часто разговоры эти мало подходили для детских ушей. But she never had been a girl, she said; she had been a woman since she was eight years old. По ее же собственным словам, она никогда не была ребенком, чувствовала себя взрослой уже с восьмилетнего возраста. Oh, why did Miss Pinkerton let such a dangerous bird into her cage? О, зачем мисс Пинкертон впустила в свою клетку такую опасную птицу! The fact is, the old lady believed Rebecca to be the meekest creature in the world, so admirably, on the occasions when her father brought her to Chiswick, used Rebecca to perform the part of the ingenue; and only a year before the arrangement by which Rebecca had been admitted into her house, and when Rebecca was sixteen years old, Miss Pinkerton majestically, and with a little speech, made her a present of a doll--which was, by the way, the confiscated property of Miss Swindle, discovered surreptitiously nursing it in school-hours. Дело в том, что старая дама считала Ребекку смиреннейшим в мире созданьем - так искусно умела та разыгрывать роль ingenue {Простушки (франц.).} в тех случаях, когда отец брал ее с собой в Чизик. Всего лишь за год до заключения условия с Ребеккой, то есть когда девочке было шестнадцать лет, мисс Пинкертон торжественно и после подобающей случаю краткой речи подарила ей куклу, которая, кстати сказать, была конфискована у мисс Суиндл, украдкой нянчившей ее в часы занятий. How the father and daughter laughed as they trudged home together after the evening party (it was on the occasion of the speeches, when all the professors were invited) and how Miss Pinkerton would have raged had she seen the caricature of herself which the little mimic, Rebecca, managed to make out of her doll. Как хохотали отец с дочерью, когда брели домой после вечера у начальницы, обсуждая речи приглашенных учителей, и в какую ярость пришла бы мисс Пинкертон, если бы увидела карикатуру на самое себя, которую маленькая комедиантка умудрилась смастерить из этой куклы! Becky used to go through dialogues with it; it formed the delight of Newman Street, Gerrard Street, and the Artists' quarter: and the young painters, when they came to take their gin- and-water with their lazy, dissolute, clever, jovial senior, used regularly to ask Rebecca if Miss Pinkerton was at home: she was as well known to them, poor soul! as Mr. Lawrence or President West. Ребекка разыгрывала с нею целые сцены на великую потеху Ныомен-стрит, Джерард-стрит и всему артистическому кварталу. И молодые художники, заходившие на стакан грога к своему ленивому и разгульному старшему товарищу, умнице и весельчаку, всегда осведомлялись у Ребекки, дома ли мисс Пинкертон. Она, бедняжка, была им так же хорошо известна, как мистер Лоренс и президент Уэст. Once Rebecca had the honour to pass a few days at Chiswick; after which she brought back Jemima, and erected another doll as Miss Jemmy: for though that honest creature had made and given her jelly and cake enough for three children, and a seven-shilling piece at parting, the girl's sense of ridicule was far stronger than her gratitude, and she sacrificed Miss Jemmy quite as pitilessly as her sister. Однажды Ребекка удостоилась чести провести в Чизике несколько дней и по возвращении соорудила себе другую куклу - мисс Джемми; ибо хотя эта добрая душа не пожалела для сиротки варенья и сухариков, накормив ее до отвала, и даже сунула ей на прощанье семь шиллингов, однако чувство смешного у Ребекки было так велико - гораздо сильнее чувства признательности, - что она принесла мисс Джемми в жертву столь же безжалостно, как и ее сестру. The catastrophe came, and she was brought to the Mall as to her home. И вот после смерти матери девочка была перевезена в пансион, который должен был стать ее домом. The rigid formality of the place suffocated her: the prayers and the meals, the lessons and the walks, which were arranged with a conventual regularity, oppressed her almost beyond endurance; and she looked back to the freedom and the beggary of the old studio in Soho with so much regret, that everybody, herself included, fancied she was consumed with grief for her father. Строгая его чинность угнетала ее; молитвы и трапезы, уроки и прогулки, сменявшие друг друга с монастырской монотонностью, тяготили ее свыше всякой меры. Она с таким сожалением вспоминала о свободной и нищей жизни дома, в старой мастерской, что все, да и она сама, думали, что она изнывает, горюя об отце. She had a little room in the garret, where the maids heard her walking and sobbing at night; but it was with rage, and not with grief. Ей отвели комнатку на чердаке, и служанки слышали, как Ребекка мечется там по ночам, рыдая. Но рыдала она от бешенства, а не от горя. She had not been much of a dissembler, until now her loneliness taught her to feign. Если раньше ее нельзя было назвать лицемеркой, то теперь одиночество научило ее притворяться. She had never mingled in the society of women: her father, reprobate as he was, was a man of talent; his conversation was a thousand times more agreeable to her than the talk of such of her own sex as she now encountered. Она никогда не бывала в обществе женщин; отец ее, при всей своей распущенности, был человеком талантливым; разговор с ним был для нее в тысячу раз приятней болтовни с теми представительницами ее пола, с которыми она теперь столкнулась. The pompous vanity of the old schoolmistress, the foolish good-humour of her sister, the silly chat and scandal of the elder girls, and the frigid correctness of the governesses equally annoyed her; and she had no soft maternal heart, this unlucky girl, otherwise the prattle and talk of the younger children, with whose care she was chiefly intrusted, might have soothed and interested her; but she lived among them two years, and not one was sorry that she went away. Спесивое чванство старой начальницы школы, глупое добродушие ее сестры, пошлая болтовня и свары старших девиц и холодная корректность воспитательниц одинаково бесили Ребекку. Но было у бедной девушки и нежного материнского сердца, иначе щебетание и болтовня младших детей, порученных ее надзору, должны были бы смягчить ее и утешить, но она прожила среди них два года, и ни одна девочка не пожалела об ее отъезде. The gentle tender- hearted Amelia Sedley was the only person to whom she could attach herself in the least; and who could help attaching herself to Amelia? Кроткая, мягкосердечная Эмилия Седли была единственным человеком, к которому в какой-то мере привязалась Ребекка. Но кто не привязался бы к Эмилии! The happiness □ the superior advantages of the young women round about her, gave Rebecca inexpressible pangs of envy. Те радости и жизненные блага, которыми наслаждались молодые девицы, ее окружавшие, вызывали у Ребекки мучительную зависть. "What airs that girl gives herself, because she is an Earl's grand-daughter," she said of one. "Как важничает эта девчонка - только потому, что она внучка какого-то графа! - говорила она об одной из товарок. "How they cringe and bow to that Creole, because of her hundred thousand pounds! - Как они все пресмыкаются и подличают перед этой креолкой из-за сотни тысяч фунтов стерлингов! I am a thousand times cleverer and more charming than that creature, for all her wealth. Я в тысячу раз умнее и красивее этой особы, несмотря на все ее богатство! I am as well bred as the Earl's grand-daughter, for all her fine pedigree; and yet every one passes me by here. Я так же благовоспитанна, как эта графская внучка, невзирая на пышность ее родословной, а между тем никто здесь меня не замечает. And yet, when I was at my father's, did not the men give up their gayest balls and parties in order to pass the evening with me?" А ведь когда я жила у отца, разве мужчины не отказывались от самых веселых балов и пирушек, чтобы провести вечер со мной?" She determined at any rate to get free from the prison in which she found herself, and now began to act for herself, and for the first time to make connected plans for the future. Она решила во что бы то ни стало вырваться на свободу из этой тюрьмы и начала действовать на свой страх и риск, впервые строя планы на будущее. She took advantage, therefore, of the means of study the place offered her; and as she was already a musician and a good linguist, she speedily went through the little course of study which was considered necessary for ladies in those days. Вот почему она воспользовалась теми возможностями приобрести кое-какие знания, которые предоставлял ей пансион. Будучи уже изрядной музыкантшей и владея в совершенстве языками, она быстро прошла небольшой курс наук, который считался необходимым для девиц того времени. Her music she practised incessantly, and one day, when the girls were out, and she had remained at home, she was overheard to play a piece so well that Minerva thought, wisely, she could spare herself the expense of a master for the juniors, and intimated to Miss Sharp that she was to instruct them in music for the future. В музыке она упражнялась непрестанно, и однажды, когда девицы гуляли, а Ребекка оставалась дома, она сыграла одну пьесу так хорошо, что Минерва, услышав ее игру, мудро решила сэкономить расходы на учителя для младших классов и заявила мисс Шарп, что отныне она будет обучать младших девочек и музыке. The girl refused; and for the first time, and to the astonishment of the majestic mistress of the school. Ребекка отказалась - впервые и к полному изумлению величественной начальницы школы. "I am here to speak French with the children," Rebecca said abruptly, "not to teach them music, and save money for you. - Я обязана разговаривать с детьми по-французски, - объявила она резким тоном, - а не учить их музыке и сберегать для вас деньги. Give me money, and I will teach them." Платите мне, и я буду их учить. Minerva was obliged to yield, and, of course, disliked her from that day. Минерва вынуждена была уступить и, конечно, с этого дня невзлюбила Ребекку. "For five-and-thirty years," she said, and with great justice, "I never have seen the individual who has dared in my own house to question my authority. - За тридцать пять лет, - жаловалась она, и вполне справедливо, - я не видела человека, который посмел бы у меня в доме оспаривать мой авторитет. I have nourished a viper in my bosom." Я пригрела змею на своей груди! "A viper--a fiddlestick," said Miss Sharp to the old lady, almost fainting with astonishment. - Змею! Чепуха! - ответила мисс Шарп старой даме, едва не упавшей в обморок от изумления. "You took me because I was useful. - Вы взяли меня потому, что я была вам нужна. There is no question of gratitude between us. Между нами не может быть и речи о благодарности! I hate this place, and want to leave it. Я ненавижу этот пансион и хочу его покинуть! I will do nothing here but what I am obliged to do." Я не стану делать здесь ничего такого, что не входит в мои обязанности. It was in vain that the old lady asked her if she was aware she was speaking to Miss Pinkerton? Тщетно старая дама взывала к ней: сознает ли она, что разговаривает с мисс Пинкертон? Rebecca laughed in her face, with a horrid sarcastic demoniacal laughter, that almost sent the schoolmistress into fits. Ребекка расхохоталась ей в лицо убийственным, дьявольским смехом, который едва не довел начальницу до нервического припадка. "Give me a sum of money," said the girl, "and get rid of me--or, if you like better, get me a good place as governess in a nobleman's family--you can do so if you please." - Дайте мне денег, - сказала девушка, - и отпустите меня на все четыре стороны! Или, еще лучше, устройте мне хорошее место гувернантки в дворянском семействе - вам это легко сделать, если вы пожелаете. And in their further disputes she always returned to this point, И при всех их дальнейших стычках она постоянно возвращалась к этой теме: "Get me a situation--we hate each other, and I am ready to go." - Мы ненавидим друг друга, устройте мне место -и я готова уйти! Worthy Miss Pinkerton, although she had a Roman nose and a turban, and was as tall as a grenadier, and had been up to this time an irresistible princess, had no will or strength like that of her little apprentice, and in vain did battle against her, and tried to overawe her. Достойная мисс Пинкертон, хотя и обладала римским носом и тюрбаном, была ростом с доброго гренадера и оставалась до сих пор непререкаемой владычицей этих мест, не обладала, однако, ни силой воли, ни твердостью своей маленькой ученицы и потому тщетно боролась с нею, пытаясь ее запугать. Attempting once to scold her in public, Rebecca hit upon the before-mentioned plan of answering her in French, which quite routed the old woman. Однажды, когда она попробовала публично отчитать Ребекку, та придумала упомянутый нами способ отвечать начальнице по-французски, чем окончательно сразила старуху. In order to maintain authority in her school, it became necessary to remove this rebel, this monster, this serpent, this firebrand; and hearing about this time that Sir Pitt Crawley's family was in want of a governess, she actually recommended Miss Sharp for the situation, firebrand and serpent as she was. Для поддержания в школе престижа власти стало необходимым удалить эту мятежницу, это чудовище, эту змею, эту поджигательницу. И, услыхав, что семейство сэра Питта Кроули ищет гувернантку, мисс Пинкертон порекомендовала на эту должность мисс Шарп, хотя та и была поджигательницей и змеей. "I cannot, certainly," she said, "find fault with Miss Sharp's conduct, except to myself; and must allow that her talents and accomplishments are of a high order. - В сущности, - говорила она, - я не могу пожаловаться на поведение мисс Шарп ни в чем, кроме ее отношения ко мне, и высоко ценю ее таланты и достоинства. As far as the head goes, at least, she does credit to the educational system pursued at my establishment.'' Что же касается ума и образования, то она делает честь воспитательной системе, принятой в моем учебном заведении. And so the schoolmistress reconciled the recommendation to her conscience, and the indentures were cancelled, and the apprentice was free. Таким образом начальница пансиона примирила свою рекомендацию с требованиями совести; договорные обязательства были расторгнуты, и воспитанница получила свободу. The battle here described in a few lines, of course, lasted for some months. Борьба, описанная здесь в немногих строчках, длилась, разумеется, несколько месяцев. And as Miss Sedley, being now in her seventeenth year, was about to leave school, and had a friendship for Miss Sharp ("'tis the only point in Amelia's behaviour," said Minerva, "which has not been satisfactory to her mistress"), Miss Sharp was invited by her friend to pass a week with her at home, before she entered upon her duties as governess in a private family. И так как мисс Седли, которой в ту пору исполнилось семнадцать лет, как раз собиралась покинуть школу и так как она питала дружеские чувства к мисс Шарп ("единственная черта в поведении Эмилии, - говорила Минерва, -которая не по душе ее начальнице"), то мисс Шарп, прежде чем приступить к исполнению своих обязанностей гувернантки в чужой семье, получила от подруги приглашение погостить у нее недельку. Thus the world began for these two young ladies. Так открылся мир для этих двух юных девиц. For Amelia it was quite a new, fresh, brilliant world, with all the bloom upon it. It was not quite a new one for Rebecca--(indeed, if the truth must be told with respect to the Crisp affair, the tart-woman hinted to somebody, who took an affidavit of the fact to somebody else, that there was a great deal more than was made public regarding Mr. Crisp and Miss Sharp, and that his letter was in answer to another letter). Но если для Эмилии это был совершенно новый, свежий, блистательный мир, в полном, еще не облетевшем цвету, то для Ребекки он не был совершенно новым (уж если говорить правду, то пирожница намекала кое-кому, а тот готов был под присягой подтвердить эти слова кому-то третьему, будто дело у мистера Криспа и мисс Шарп зашло гораздо дальше, чем о том стало известно, и что письмо его было ответом на другое). But who can tell you the real truth of the matter? Но кто может знать, что происходило на самом деле? At all events, if Rebecca was not beginning the world, she was beginning it over again. Во всяком случае, если Ребекка не впервые вступала в мир, то все же вступала в него сызнова. By the time the young ladies reached Kensington turnpike, Amelia had not forgotten her companions, but had dried her tears, and had blushed very much and been delighted at a young officer of the Life Guards, who spied her as he was riding by, and said, К тому времени, когда молодые девушки доехали до Кенсингтонской заставы, Эмилия еще не позабыла своих подруг, но уже осушила слезы и даже залилась румянцем при виде юного офицера, лейб-гвардейца, который, проезжая мимо на коне, оглядел ее со словами: "A dem fine gal, egad!" and before the carriage arrived in Russell Square, a great deal of conversation had taken place about the Drawing-room, and whether or not young ladies wore powder as well as hoops when presented, and whether she was to have that honour: to the Lord Mayor's ball she knew she was to go. "Чертовски хорошенькая девушка, ей-богу!" И, прежде чем карета достигла Рассел-сквер, девушки успели вдоволь наговориться о парадных приемах во дворце, и о том, являются ли молодые дамы ко двору в пудре и фижмах, и будет ли Эмилия удостоена этой чести (что она поедет на бал, даваемый лорд-мэром, это Эмилии было известно). And when at length home was reached, Miss Amelia Sedley skipped out on Sambo's arm, as happy and as handsome a girl as any in the whole big city of London. И когда наконец они доехали до дому и мисс Эмилия Седли выпорхнула из кареты, опираясь на руку Самбо, - другой такой счастливой и хорошенькой девушки нельзя было найти во всем огромном Лондоне. Both he and coachman agreed on this point, and so did her father and mother, and so did every one of the servants in the house, as they stood bobbing, and curtseying, and smiling, in the hall to welcome their young mistress. Таково было мнение и негра и кучера, и с этим соглашались и родители Эмилии, и вся без исключения домашняя челядь, которая высыпала в прихожую и кланялась и приседала, улыбаясь своей молодой госпоже и поздравляя ее с приездом. You may be sure that she showed Rebecca over every room of the house, and everything in every one of her drawers; and her books, and her piano, and her dresses, and all her necklaces, brooches, laces, and gimcracks. Можете быть уверены, что Эмилия показала Ребекке все до единой комнаты, и всякую мелочь в своих комодах, и книги, и фортепьяно, и платья, и все свои ожерелья, броши, кружева и безделушки. She insisted upon Rebecca accepting the white cornelian and the turquoise rings, and a sweet sprigged muslin, which was too small for her now, though it would fit her friend to a nicety; and she determined in her heart to ask her mother's permission to present her white Cashmere shawl to her friend. Она уговорила Ребекку принять от нее в подарок ожерелье из светлого сердолика, и бирюзовые серьги, и чудесное кисейное платьице, которое стало ей узко, но зато Ребекке придется как раз впору! Кроме того, Эмилия решила попросить у матери позволения отдать подруге свою белую кашемировую шаль. Could she not spare it? and had not her brother Joseph just brought her two from India? Ока отлично без нее обойдется! Ведь брат Джозеф только что привез ей из Индии две новые. When Rebecca saw the two magnificent Cashmere shawls which Joseph Sedley had brought home to his sister, she said, with perfect truth, "that it must be delightful to have a brother," and easily got the pity of the tender-hearted Amelia for being alone in the world, an orphan without friends or kindred. Увидев две великолепные кашемировые шали, привезенные Джозефом Седли в подарок сестре, Ребекка сказала вполне искренне: "Должно быть, страшно приятно иметь брата!" - и этим без особого труда пробудила жалость в мягкосердечной Эмилии: ведь она совсем одна на свете, сиротка, без друзей и родных! "Not alone," said Amelia; "you know, Rebecca, I shall always be your friend, and love you as a sister--indeed I will." - Нет, не одна! - сказала Эмилия. - Ты знаешь, Ребекка, что я навсегда останусь твоим другом и буду любить тебя как сестру, - это чистая правда! "Ah, but to have parents, as you have--kind, rich, affectionate parents, who give you everything you-ask for; and their love, which is more precious than all! - Ах, но это не то же самое, что иметь таких родителей, как у тебя: добрых, богатых, нежных родителей, которые дают тебе все, что бы ты ни попросила, - и так любят тебя, а ведь это всего дороже! My poor papa could give me nothing, and I had but two frocks in all the world! Мой бедный папа не мог мне ничего давать, и у меня было всего-навсего два платьица. And then, to have a brother, a dear brother! А кроме того, иметь брата, милого брата! Oh, how you must love him!" О, как ты, должно быть, любишь его! Amelia laughed. Эмилия засмеялась. "What! don't you love him? you, who say you love everybody?" ~; - Что? Ты его не любишь? А сама говоришь, что любишь всех на свете! "Yes, of course, I do--only--" - Конечно, люблю... но только... "Only what?" - Что... только? "Only Joseph doesn't seem to care much whether I love him or not. - Только Джозефу, по-видимому, мало дела до того, люблю я его или нет. He gave me two fingers to shake when he arrived after ten years' absence! Поверишь ли, вернувшись домой после десятилетнего отсутствия, он подал мне два пальца. He is very kind and good, but he scarcely ever speaks to me; I think he loves his pipe a great deal better than his"--but here Amelia checked herself, for why should she speak ill of her brother? Он очень мил и добр, но редко когда говорит со мной; мне кажется, он гораздо больше привязан к своей трубке, чем к своей... - Но тут Эмилия запнулась: зачем отзываться дурно о родном брате? "He was very kind to me as a child," she added; - Он был очень ласков со мной, когда я была ребенком, - прибавила она. "I was but five years old when he went away." - Мне было всего пять лет, когда он уехал. "Isn't he very rich?" said Rebecca. - Он, наверное, страшно богат? - спросила Ребекка. "They say all Indian nabobs are enormously rich." - Говорят, индийские набобы ужасно богаты! "I believe he has a very large income." - Кажется, у него очень большие доходы. "And is your sister-in-law a nice pretty woman?" - А твоя невестка, конечно, очаровательная женщина? "La! - Да что ты! Joseph is not married," said Amelia, laughing again. Джозеф не женат! - сказала Эмилия и снова засмеялась. Perhaps she had mentioned the fact already to Rebecca, but that young lady did not appear to have remembered it; indeed, vowed and protested that she expected to see a number of Amelia's nephews and nieces. Возможно, она уже упоминала об этом Ребекке, но девушка, по-видимому, пропустила слова подруги мимо ушей. Во всяком случае, она принялась уверять и клясться, что ожидала увидеть целую кучу племянников и племянниц Эмилии. She was quite disappointed that Mr. Sedley was not married; she was sure Amelia had said he was, and she doted so on little children. Она крайне разочарована сообщением, что мистер Седли не женат; ей казалось, что Эмилия говорила ей о женатом брате, а она без ума от маленьких детей. "I think you must have had enough of them at Chiswick," said Amelia, rather wondering at the sudden tenderness on her friend's part; and indeed in later days Miss Sharp would never have committed herself so far as to advance opinions, the untruth of which would have been so easily detected. - Я думала, они тебе надоели в Чизике, - сказала Эмилия, несколько изумленная таким пробуждением нежности в душе подруги. Конечно, будь мисс Шарп постарше, она не скомпрометировала бы себя, высказывая мнения, неискренность которых можно было так легко обнаружить. But we must remember that she is but nineteen as yet, unused to the art of deceiving, poor innocent creature! and making her own experience in her own person. Но следует помнить, что сейчас ей только девятнадцать лет, она еще не изощрилась в искусстве обманывать - бедное невинное создание! - и вынуждена прокладывать себе жизненный путь собственными силами. The meaning of the above series of queries, as translated in the heart of this ingenious young woman, was simply this: Истинный же смысл всех вышеприведенных вопросов в переводе на язык сердца изобретательной молодой девушки был попросту таков: "If Mr. Joseph Sedley is rich and unmarried, why should I not marry him? "Если мистер Джозеф Седли богат и холост, то почему бы мне не выйти за него замуж? I have only a fortnight, to be sure, but there is no harm in trying." Правда, в моем распоряжении всего лишь две недели, но попытка - не пытка!" And she determined within herself to make this laudable attempt. И в глубине души она решила предпринять эту похвальную попытку. She redoubled her caresses to Amelia; she kissed the white cornelian necklace as she put it on; and vowed she would never, never part with it. Она удвоила свою нежность к Эмилии -поцеловала сердоликовое ожерелье, надевая его, и поклялась никогда, никогда с ним не расставаться. When the dinner-bell rang she went downstairs with her arm round her friend's waist, as is the habit of young ladies. She was so agitated at the drawing-room door, that she could hardly find courage to enter. Когда позвонил колокол к обеду, она спустилась вниз, обнимая подругу за талию, как это принято у молодых девиц, и так волновалась у двери гостиной, что едва собралась с духом войти. "Feel my heart, how it beats, dear!" said she to her friend. - Посмотри, милочка, как у меня колотится сердце! - сказала она подруге. "No, it doesn't," said Amelia. "Come in, don't be frightened. - Нет, не особенно! - сказала Эмилия, - Да входи же, не бойся. Papa won't do you any harm." Папа ничего плохого тебе не сделает! CHAPTER III ГЛАВА III Rebecca Is in Presence of the Enemy Ребекка перед лицом неприятеля A VERY stout, puffy man, in buckskins and Hessian boots, with several immense neckcloths that rose almost to his nose, with a red striped waistcoat and an apple green coat with steel buttons almost as large as crown pieces (it was the morning costume of a dandy or blood of those days) was reading the paper by the fire when the two girls entered, and bounced off his arm-chair, and blushed excessively, and hid his entire face almost in his neckcloths at this apparition. Очень полный, одутловатый человек в кожаных штанах и в сапогах, с косынкой, несколько раз обматывавшей его шею почти до самого носа, в красном полосатом жилете и светло-зеленом сюртуке со стальными пуговицами в добрую крону величиной (таков был утренний костюм щеголя, или денди, того времени) читал газету у камина, когда обе девушки вошли; при их появлении он вскочил с кресла, густо покраснел и чуть ли не до бровей спрятал лицо в косынку. "It's only your sister, Joseph," said Amelia, laughing and shaking the two fingers which he held out. - Да, это я, твоя сестра, Джозеф, - сказала Эмшгая, смеясь и пожимая протянутые ей два пальца. "I've come home FOR GOOD, you know; and this is my friend, Miss Sharp, whom you have heard me mention." - Ты знаешь, я ведь совсем вернулась домой! А это моя подруга, мисс Шарп, о которой ты не раз слышал от меня. "No, never, upon my word," said the head under the neckcloth, shaking very much--"that is, yes--what abominably cold weather, Miss"--and herewith he fell to poking the fire with all his might, although it was in the middle of June. - Нет, никогда, честное слово, - произнесла голова из-за косынки, усиленно качаясь из стороны в сторону. - То есть да... Зверски холодная погода, мисс! - И джентльмен принялся яростно размешивать угли в камине, хотя дело происходило в середине июня. "He's very handsome," whispered Rebecca to Amelia, rather loud. - Какой интересный мужчина, - шепнула Ребекка Эмилии довольно громко. "Do you think so?" said the latter. - Ты так думаешь? - сказала та. "I'll tell him." - Я передам ему. "Darling! not for worlds," said Miss Sharp, starting back as timid as a fawn. - Милочка, ни за что на свете! - воскликнула мисс Шарп, отпрянув от подруги, словно робкая лань. She had previously made a respectful virgin-like curtsey to the gentleman, and her modest eyes gazed so perseveringly on the carpet that it was a wonder how she should have found an opportunity to see him. Перед тем она почтительно, как маленькая девочка, присела перед джентльменом, и ее скромные глаза столь упорно созерцали ковер, что было просто чудом, как она успела разглядеть Джозефа. "Thank you for the beautiful shawls, brother," said Amelia to the fire poker. - Спасибо тебе за чудесные шали, братец, -обратилась Эмилия к джентльмену с кочергой. "Are they not beautiful, Rebecca?" - Правда, они очаровательны, Ребекка? "O heavenly!" said Miss Sharp, and her eyes went from the carpet straight to the chandelier. - Божественны! - воскликнула мисс Шарп, и взор ее с ковра перенесся прямо на канделябр. Joseph still continued a huge clattering at the poker and tongs, puffing and blowing the while, and turning as red as his yellow face would allow him. Джозеф продолжал усиленно греметь кочергой и щипцами, отдуваясь и краснея, насколько позволяла желтизна его лица. "I can't make you such handsome presents, Joseph," continued his sister, "but while I was at school, I have embroidered for you a very beautiful pair of braces." - Я не могу делать тебе такие же щедрые подарки, Джозеф, - продолжала сестра, - но в школе я вышила для тебя чудесные подтяжки. "Good Gad! Amelia," cried the brother, in serious alarm, "what do you mean?" and plunging with all his might at the bell-rope, that article of furniture came away in his hand, and increased the honest fellow's confusion. - Боже мой, Эмилия! - воскликнул брат, придя в совершенный ужас. - Что ты говоришь! - И он изо всех сил рванул сонетку, так что это приспособление осталось у него в руке, еще больше увеличив растерянность бедного малого. "For heaven's sake see if my buggy's at the door. - Ради бога, взгляни, подана ли моя одноколка. I CAN'T wait. Я не могу ждать. I must go. Мне надо ехать. D-- that groom of mine. А, чтоб ч... побрал моего грума! I must go." Мне надо ехать! At this minute the father of the family walked in, rattling his seals like a true British merchant. В эту минуту в комнату вошел отец семейства, побрякивая печатками, как подобает истому британскому коммерсанту. "What's the matter, Emmy?" says he. - Ну, что у вас тут, Эмми? - спросил он. "Joseph wants me to see if his—his buggy is at the door. - Джозеф просит меня взглянуть, не подана ли его... его одноколка. What is a buggy, Papa?" Что такое одноколка, папа? "It is a one-horse palanquin," said the old gentleman, who was a wag in his way. - Это одноконный паланкин, - сказал старый джентльмен, любивший пошутить на свой лад. Joseph at this burst out into a wild fit of laughter; in which, encountering the eye of Miss Sharp, he stopped all of a sudden, as if he had been shot. Тут Джозеф разразился диким хохотом, но, встретившись взглядом с мисс Шарп, внезапно смолк, словно убитый выстрелом наповал. "This young lady is your friend? - Эта молодая девица - твоя подруга? Miss Sharp, I am very happy to see you. Очень рад вас видеть, мисс Шарп! Have you and Emmy been quarrelling already with Joseph, that he wants to be off?" Разве вы и Эмми уже повздорили с Джозефом, что он собирается удирать? "I promised Bonamy of our service, sir," said Joseph, "to dine with him." - Я обещал Бонэми, одному сослуживцу, отобедать с ним, сэр. "O fie! didn't you tell your mother you would dine here?" - Негодный! А кто говорил матери, что будет обедать с нами? "But in this dress it's impossible." - Но не могу же я в этом платье. "Look at him, isn't he handsome enough to dine anywhere, Miss Sharp?" - Взгляните на него, мисс Шарп, разве он недостаточно красив, чтобы обедать где угодно? On which, of course, Miss Sharp looked at her friend, and they both set off in a fit of laughter, highly agreeable to the old gentleman. В ответ на эти слова мисс Шарп взглянула, конечно, на свою подругу, и обе залились смехом, к великому удовольствию старого джентльмена. "Did you ever see a pair of buckskins like those at Miss Pinkerton's?" continued he, following up his advantage. - Видали ли вы когда такие штаны в пансионе мисс Пинкертон? - продолжал отец, довольный своим успехом. "Gracious heavens! Father," cried Joseph. - Боже милосердный, перестаньте, сэр! -воскликнул Джозеф. "There now, I have hurt his feelings. - Ну вот я и оскорбил его в лучших чувствах! Mrs. Sedley, my dear, I have hurt your son's feelings. Миссис Седли, дорогая моя, я оскорбил вашего сына в лучших чувствах. I have alluded to his buckskins. Я намекнул на его штаны. Ask Miss Sharp if I haven't? Спросите у мисс Шарп, она подтвердит. Come, Joseph, be friends with Miss Sharp, and let us all go to dinner." Ну, полно, Джозеф, будьте с мисс Шарп друзьями и пойдемте все вместе обедать! "There's a pillau, Joseph, just as you like it, and Papa has brought home the best turbot in Billingsgate." - Сегодня у нас такой пилав, Джозеф, какой ты любишь, а папа привез палтуса, - лучшего нет на всем Биллингсгетском рынке. "Come, come, sir, walk downstairs with Miss Sharp, and I will follow with these two young women," said the father, and he took an arm of wife and daughter and walked merrily off. - Идем, идем, сэр, предложите руку мисс Шарп, а я пойду следом с этими двумя молодыми женщинами, - сказал отец и, взяв под руки жену и дочь, весело двинулся в столовую. If Miss Rebecca Sharp had determined in her heart upon making the conquest of this big beau, I don't think, ladies, we have any right to blame her; for though the task of husband-hunting is generally, and with becoming modesty, entrusted by young persons to their mammas, recollect that Miss Sharp had no kind parent to arrange these delicate matters for her, and that if she did not get a husband for herself, there was no one else in the wide world who would take the trouble off her hands. Если мисс Ребекка Шарп в глубине души решила одержать победу над тучным щеголем, то я не думаю, сударыни, что мы вправе хоть сколько-нибудь осуждать ее за это. Правда, задача уловления женихов обычно с подобающей скромностью препоручается юными особами своим маменькам, но вспомните, что у мисс Шарп нет любящей родительницы, чтобы уладить за нее этот деликатный вопрос, и если она сама не раздобудет себе мужа, то не найдется никого в целом мире, кто оказал бы ей эту услугу. What causes young people to "come out," but the noble ambition of matrimony? Что заставляет молодых особ "выезжать", как не благородное стремление к браку? What sends them trooping to watering-places? Что гонит их толпами на всякие воды? What keeps them dancing till five o'clock in the morning through a whole mortal season? Что принуждает их отплясывать до пяти часов утра в течение долгого сезона? What causes them to labour at pianoforte sonatas, and to learn four songs from a fashionable master at a guinea a lesson, and to play the harp if they have handsome arms and neat elbows, and to wear Lincoln Green toxophilite hats and feathers, but that they may bring down some "desirable" young man with those killing bows and arrows of theirs? Что заставляет их трудиться над фортепьянными сонатами, разучивать три-четыре романса у модного учителя, по гинее за урок, или играть на арфе, если у них точеные ручки и изящные локотки, или носить зеленые шляпки линкольнского сукна и перья, - что заставляет их делать все это, как не надежда сразить какого-нибудь "подходящего" молодого человека при помощи этих смертоносных луков и стрел? What causes respectable parents to take up their carpets, set their houses topsy-turvy, and spend a fifth of their year's income in ball suppers and iced champagne? Что заставляет почтенных родителей, скатав ковры, ставить весь дом вверх дном и тратить пятую часть годового дохода на балы с ужинами и замороженным шампанским? Is it sheer love of their species, and an unadulterated wish to see young people happy and dancing? Неужели бескорыстная любовь к себе подобным и искреннее желание посмотреть, как веселится и танцует молодежь? Psha! they want to marry their daughters; and, as honest Mrs. Sedley has, in the depths of her kind heart, already arranged a score of little schemes for the settlement of her Amelia, so also had our beloved but unprotected Rebecca determined to do her very best to secure the husband, who was even more necessary for her than for her friend. Чепуха! Им хочется выдать замуж дочерей. И подобно тому как простодушная миссис Седли в глубине своего нежного сердца уже вынашивала десятки маленьких планов насчет устройства Эмилии, так и наша прелестная, но не имевшая покровителей Ребекка решила сделать все, что было в ее силах, чтобы добыть себе мужа, который был для нее еще более необходим, чем для ее подруги. She had a vivid imagination; she had, besides, read the Arabian Nights and Guthrie's Geography; and it is a fact that while she was dressing for dinner, and after she had asked Amelia whether her brother was very rich, she had built for herself a most magnificent castle in the air, of which she was mistress, with a husband somewhere in the background (she had not seen him as yet, and his figure would not therefore be very distinct); she had arrayed herself in an infinity of shawls, turbans, and diamond necklaces, and had mounted upon an elephant to the sound of the march in Bluebeard, in order to pay a visit of ceremony to the Grand Mogul. Она обладала живым воображением, а кроме того, прочла "Сказки Тысячи и одной ночи" и "Географию" Гютри. Поэтому, узнав у Эмилии, что ее брат очень богат, Ребекка, одеваясь к обеду, уже строила мысленно великолепнейшие воздушные замки, коих сама она была повелительницей, а где-то на заднем плане маячил ее супруг (она его еще не видела, и потому его образ был не вполне отчетлив); она наряжалась в бесконечное множество шалей-тюрбанов, увешивалась брильянтовыми ожерельями и под звуки марша из "Синей Бороды" садилась на слона, чтобы ехать с торжественным визитом к Великому Моголу. Charming Alnaschar visions! it is the happy privilege of youth to construct you, and many a fanciful young creature besides Rebecca Sharp has indulged in these delightful day-dreams ere now! О, упоительные мечты Альнашара! Счастливое преимущество молодости в том, чтобы предаваться вам, и немало других юных фантазеров задолго до Ребекки Шарп упивались такими восхитительными грезами! Joseph Sedley was twelve years older than his sister Amelia. Джозеф Седли был на двенадцать лет старше своей сестры Эмилии. He was in the East India Company's Civil Service, and his name appeared, at the period of which we write, in the Bengal division of the East India Register, as collector of Boggley Wollah, an honourable and lucrative post, as everybody knows: in order to know to what higher posts Joseph rose in the service, the reader is referred to the same periodical. Он состоял на гражданской службе в Ост-Индской компании и в описываемую нами пору значился в Бенгальском разделе Ост-Индского справочника в качестве коллектора в Богли-Уолахе - должность, как всем известно, почетная и прибыльная. Если читатель захочет узнать, до каких еще более высоких постов дослужился Джозеф в этой компании, мы отсылаем его к тому же справочнику. Boggley Wollah is situated in a fine, lonely, marshy, jungly district, famous for snipe-shooting, and where not unfrequently you may flush a tiger. Богли-Уолах расположен в живописной уединенной, покрытой джунглями болотистой местности, известной охотою на бекасов, но где нередко можно спугнуть и тигра. Ramgunge, where there is a magistrate, is only forty miles off, and there is a cavalry station about thirty miles farther; so Joseph wrote home to his parents, when he took possession of his collectorship. Ремгандж, окружной центр, отстоит от него всего на сорок миль, а еще миль на тридцать дальше находится стоянка кавалерии. Так Джозеф писал домой родителям, когда вступил в исправление должности коллектора. He had lived for about eight years of his life, quite alone, at this charming place, scarcely seeing a Christian face except twice a year, when the detachment arrived to carry off the revenues which he had collected, to Calcutta. В этой очаровательной местности он прожил около восьми лет в полном одиночестве, почти не видя лица христианского, если не считать тех двух раз в году, когда туда наезжал кавалерийский отряд, чтобы увезти собранные им подати и налоги и доставить их в Калькутту. Luckily, at this time he caught a liver complaint, for the cure of which he returned to Europe, and which was the source of great comfort and amusement to him in his native country. По счастью, к описываемому времени он нажил какую-то болезнь печени, для лечения ее вернулся в Европу и теперь вознаграждал себя за вынужденное отшельничество, пользуясь вовсю удобствами и увеселениями у себя на родине. He did not live with his family while in London, but had lodgings of his own, like a gay young bachelor. Приехав в Лондон, он не поселился у родителей, а завел отдельную квартиру, как и подобает молодому неунывающему холостяку. Before he went to India he was too young to partake of the delightful pleasures of a man about town, and plunged into them on his return with considerable assiduity. До своего отъезда в Индию он был еще слишком молод, чтобы принимать участие в развлечениях столичных жителей, и с тем большим усердием погрузился в них по возвращении домой. He drove his horses in the Park; he dined at the fashionable taverns (for the Oriental Club was not as yet invented); he frequented the theatres, as the mode was in those days, or made his appearance at the opera, laboriously attired in tights and a cocked hat. Он катался по Парку на собственных лошадях, обедал в модных трактирах (Восточный клуб не был еще изобретен), стал записным театралом, как требовала тогдашняя мода, и появлялся в опере старательно наряженный в плотно облегающие панталоны и треуголку. On returning to India, and ever after, he used to talk of the pleasure of this period of his existence with great enthusiasm, and give you to understand that he and Brummel were the leading bucks of the day. Впоследствии, по возвращении в Индию и до конца своих дней, он с величайшим восторгом рассказывал о веселье и забавах той поры, давая понять, что они с Браммелом были тогда первыми франтами столицы. But he was as lonely here as in his jungle at Boggley Wollah. А между тем он был так же одинок в Лондоне, как и в джунглях своего Боглп-Уолаха. He scarcely knew a single soul in the metropolis: and were it not for his doctor, and the society of his blue-pill, and his liver complaint, he must have died of loneliness. Джозеф не знал здесь ни одной живой души, и если бы не доктор да развлечения в виде каломели и боли в печени, он совсем погиб бы от тоски. He was lazy, peevish, and a bon-vivan; the appearance of a lady frightened him beyond measure; hence it was but seldom that he joined the paternal circle in Russell Square, where there was plenty of gaiety, and where the jokes of his good-natured old father frightened his amour-propre. Это был лентяй, брюзга и бонвиван; один вид женщины из общества обращал его в бегство, -вот почему он редко появлялся в семейном кругу на Рассел-сквер, где был открытый дом и где шутки добродушного старика отца задевали его самолюбие. His bulk caused Joseph much anxious thought and alarm; now and then he would make a desperate attempt to get rid of his superabundant fat; but his indolence and love of good living speedily got the better of these endeavours at reform, and he found himself again at his three meals a day. Тучность причиняла ему немало забот и тревог; по временам он делал отчаянные попытки освободиться от излишков жира, но леность и привычка ни в чем себе не отказывать скоро одерживали верх над его геройскими побуждениями, и он опять возвращался к трем трапезам в день. He never was well dressed; but he took the hugest pains to adorn his big person, and passed many hours daily in that occupation. Он никогда не бывал хорошо одет, но прилагал неимоверные усилия к украшению своей тучной особы и проводил за этим занятием по многу часов в день. His valet made a fortune out of his wardrobe: his toilet-table was covered with as many pomatums and essences as ever were employed by an old beauty: he had tried, in order to give himself a waist, every girth, stay, and waistband then invented. Его лакей составил себе целое состояние на гардеробе хозяина. Туалетный стол Джозефа был заставлен всевозможными помадами и эссенциями, как у престарелой кокетки; чтобы достигнуть стройности талии, он перепробовал всякие бандажи, корсеты и пояса, какие были тогда в ходу. Like most fat men, he would have his clothes made too tight, and took care they should be of the most brilliant colours and youthful cut. Подобно большинству толстяков, он старался, чтобы платье шилось ему как можно уже, и заботился о том, чтобы оно было самых ярких цветов и юношеского покроя. When dressed at length, in the afternoon, he would issue forth to take a drive with nobody in the Park; and then would come back in order to dress again and go and dine with nobody at the Piazza Coffee-House. Завершив наконец свой туалет, он отправлялся после полудня в Парк покататься в полнейшем одиночестве, а затем возвращался домой сменить свой наряд и уезжал обедать, в таком же полнейшем одиночестве, в "Кафе Пьяцца". He was as vain as a girl; and perhaps his extreme shyness was one of the results of his extreme vanity. Он был тщеславен, как молодая девушка; весьма возможно, что болезненная робость была одним из следствий его непомерного тщеславия. If Miss Rebecca can get the better of him, and at her first entrance into life, she is a young person of no ordinary cleverness. Если мисс Ребекке удастся заполонить Джозефа при самом ее вступлении в жизнь, она окажется необычайно ловкой молодой особой... The first move showed considerable skill. Первый же шаг обнаружил ее незаурядное искусство. When she called Sedley a very handsome man, she knew that Amelia would tell her mother, who would probably tell Joseph, or who, at any rate, would be pleased by the compliment paid to her son. Назвав Седли интересным мужчиной, Ребекка наперед знала, что Эмилия передаст это матери, а уж та, по всей вероятности, сообщит Джозефу или же, во всяком случае, будет польщена комплиментом по адресу ее сына. All mothers are. Все матери таковы. If you had told Sycorax that her son Caliban was as handsome as Apollo, she would have been pleased, witch as she was. Скажите Сикораксе, что сын ее Калибан красив, как Аполлон, и это обрадует ее, хотя она и ведьма. Perhaps, too, Joseph Sedley would overhear the compliment--Rebecca spoke loud enough--and he did hear, and (thinking in his heart that he was a very fine man) the praise thrilled through every fibre of his big body, and made it tingle with pleasure. Кроме того, может быть, и сам Джозеф Седли слышал комплимент - Ребекка говорила довольно громко, - и он действительно его услышал, и от этой похвалы (в душе Джозеф считал себя очень интересным мужчиной) нашего коллектора бросило в жар и по всему его телу пробежал трепет удовлетворенного самолюбия. Then, however, came a recoil. Однако тут же его словно обдало холодной водой. "Is the girl making fun of me?" he thought, and straightway he bounced towards the bell, and was for retreating, as we have seen, when his father's jokes and his mother's entreaties caused him to pause and stay where he was. "Не издевается ли надо мной эта девица?" -подумал он и бросился к сонетке, готовясь ретироваться, как мы это видели; однако под действием отцовских шуток и материнских уговоров сменил гнев на милость и остался дома. He conducted the young lady down to dinner in a dubious and agitated frame of mind. Он повел молодую девушку к столу, полный сомнений и взволнованный. "Does she really think I am handsome?" thought he, "or is she only making game of me?" "Вправду ли она думает, что я красив, -размышлял он, - или же только смеется надо мной?!" We have talked of Joseph Sedley being as vain as a girl. Мы уже упоминали, что Джозеф Седли был тщеславен, как девушка. Heaven help us! the girls have only to turn the tables, and say of one of their own sex, Помоги нам бог! Девушкам остается только перевернуть это изречение и сказать об одной из себе подобных: "She is as vain as a man," and they will have perfect reason. "Она тщеславна, как мужчина!" - и они будут совершению правы. The bearded creatures are quite as eager for praise, quite as finikin over their toilettes, quite as proud of their personal advantages, quite as conscious of their powers of fascination, as any coquette in the world. Бородатое сословие столь же падко на лесть, столь же щепетильно в рассуждении своего туалета, столь же гордится своей наружностью, столь же верит в могущество своих чар, как и любая кокетка. Downstairs, then, they went, Joseph very red and blushing, Rebecca very modest, and holding her green eyes downwards. Итак, они сошли в столовую - Джозеф, красный от смущения, а Ребекка, скромно потупив долу свои зеленые глаза. She was dressed in white, with bare shoulders as white as snow--the picture of youth, unprotected innocence, and humble virgin simplicity. Она была вся в белом, с обнаженными белоснежными плечами, воплощение юности, беззащитной невинности и смиренной девственной чистоты. "I must be very quiet," thought Rebecca, "and very much interested about India." "Мне нужно держать себя очень скромно, -думала Ребекка, - и побольше интересоваться Индией". Now we have heard how Mrs. Sedley had prepared a fine curry for her son, just as he liked it, and in the course of dinner a portion of this dish was offered to Rebecca. Мы уже слышали, что миссис Седли приготовила для сына отличное карри по его вкусу, и во время обеда Ребекке было предложено отведать этого кушанья. "What is it?" said she, turning an appealing look to Mr. Joseph. - А что это такое? - полюбопытствовала она, бросая вопрошающий взгляд на мистера Джозефа. "Capital," said he. - Отменная вещь! - произнес он. His mouth was full of it: his face quite red with the delightful exercise of gobbling. Рот у него был набит, а лицо раскраснелось от удовольствия, которое доставлял ему самый процесс еды. "Mother, it's as good as my own curries in India." - Матушка, у тебя готовят карри не хуже, чем у меня дома в Индии. "Oh, I must try some, if it is an Indian dish," said Miss Rebecca. - О, тогда я должна попробовать, если это индийское кушанье! - заявила мисс Ребекка. "I am sure everything must be good that comes from there." - Я уверена, что все, что из Индии, должно быть прекрасно! "Give Miss Sharp some curry, my dear," said Mr. Sedley, laughing. - Ангел мой, дай мисс Шарп отведать этого индийского лакомства, - сказал мистер Седли, смеясь. Rebecca had never tasted the dish before. Ребекка никогда еще не пробовала этого блюда. "Do you find it as good as everything else from India?" said Mr. Sedley. - Ну что? Оно, по-вашему, так же прекрасно, как и все, что из Индии? - спросил мистер Седли. "Oh, excellent!" said Rebecca, who was suffering tortures with the cayenne pepper. - О, оно превосходно! - произнесла Ребекка, испытывая адские муки от кайенского перца. "Try a chili with it, Miss Sharp," said Joseph, really interested. - А вы возьмите к нему стручок чили, мисс Шарп, - сказал Джозеф, искренне заинтересованный. "A chili," said Rebecca, gasping. - Чили? - спросила Ребекка, едва переводя дух. "Oh yes!" - А, хорошо! She thought a chili was something cool, as its name imported, and was served with some. - Она решила, что чили - это что-нибудь прохладительное, и взяла себе немного этой приправы. "How fresh and green they look," she said, and put one into her mouth. - Как он свеж и зелен на вид! - заметила она, кладя стручок в рот. It was hotter than the curry; flesh and blood could bear it no longer. Но чили жег еще больше, чем карри, - не хватало человеческих сил вытерпеть такое мученье. She laid down her fork. Ребекка положила вилку. "Water, for Heaven's sake, water!" she cried. - Воды, ради бога, воды! - закричала она. Mr. Sedley burst out laughing (he was a coarse man, from the Stock Exchange, where they love all sorts of practical jokes). Мистер Седли разразился хохотом. Это был грубоватый человек, проводивший все дни на бирже, где любят всякие бесцеремонные шутки. "They are real Indian, I assure you," said he. - Самый настоящий индийский чили, заверяю вас!- сказал он. "Sambo, give Miss Sharp some water." - Самбо, подай мисс Шарп воды. The paternal laugh was echoed by Joseph, who thought the joke capital. Джозеф вторил отцовскому хохоту, находя шутку замечательной. The ladies only smiled a little. Дамы только слегка улыбались. They thought poor Rebecca suffered too much. Они видели, что бедняжка Ребекка очень страдает. She would have liked to choke old Sedley, but she swallowed her mortification as well as she had the abominable curry before it, and as soon as she could speak, said, with a comical, good-humoured air, Сама она готова была задушить старика Седли, однако проглотила обиду так же легко, как перед тем отвратительный карри, и, когда к ней снова вернулся дар речи, промолвила с шутливым добродушием: "I ought to have remembered the pepper which the Princess of Persia puts in the cream- tarts in the Arabian Nights. - Мне следовало бы помнить о перце, который персидская принцесса из "Тысячи и одной ночи" кладет в сливочное пирожное. Do you put cayenne into your cream-tarts in India, sir?" А у вас в Индии, сэр, кладут кайенский перец в сливочное пирожное? Old Sedley began to laugh, and thought Rebecca was a good-humoured girl. Старик Седли принялся хохотать и подумал про себя, что Ребекка остроумная девочка. Joseph simply said, А Джозеф только произнес: "Cream- tarts, Miss? - Сливочное пирожное, мисс? Our cream is very bad in Bengal. У нас в Бенгалии плохие сливки. We generally use goats' milk; and, 'gad, do you know, I've got to prefer it!" Мы обычно употребляем козье молоко, и, знаете, я теперь предпочитаю его сливкам. "You won't like EVERYTHING from India now, Miss Sharp," said the old gentleman; but when the ladies had retired after dinner, the wily old fellow said to his son, - Ну как, мисс Шарп, вы, пожалуй, не будете больше восторгаться всем, что идет из Индии? -спросил старый джентльмен. И когда дамы после обеда удалились, лукавый старик сказал сыну: "Have a care, Joe; that girl is setting her cap at you." - Берегись, Джо! Эта девица имеет на тебя виды. "Pooh! nonsense!" said Joe, highly flattered. - Вот чепуха! - воскликнул Джо, весьма, однако, польщенный. "I recollect, sir, there was a girl at Dumdum, a daughter of Cutler of the Artillery, and afterwards married to Lance, the surgeon, who made a dead set at me in the year '4--at me and Mulligatawney, whom I mentioned to you before dinner--a devilish good fellow Mulligatawney-- he's a magistrate at Budgebudge, and sure to be in council in five years. - Я помню, сэр, в Думдуме была одна особа, дочь артиллериста Катлера, потом она вышла замуж за доктора Ланса. Так вот она тоже собиралась в тысяча восемьсот четвертом году взять меня за горло... меня и Мадлигатони, я еще говорил вам о нем перед обедом... Чертовски славный малый этот Маллигатони... Сейчас он судьей в Баджбадже и, наверное, лет через пять будет советником. Well, sir, the Artillery gave a ball, and Quintin, of the King's 14th, said to me, Так вот, сэр, артиллеристы устраивали бал, и Куинтин из четырнадцатого королевского полка и говорит мне: 'Sedley,' said he, 'I bet you thirteen to ten that Sophy Cutler hooks either you or Mulligatawney before the rains.' "Слушай, Седли, держу пари тринадцать против десяти, что Софи Катлер поймает на крючок либо тебя, либо Маллигатони еще до больших дождей!" - 'Done,' says I; and egad, sir—this claret's very good. "Идет!" - говорю я, и, ей-богу, сэр... прекрасный у вас кларет! Adamson's or Carbonell's?" От Адамсона или от Карбонеля? Первый сорт! A slight snore was the only reply: the honest stockbroker was asleep, and so the rest of Joseph's story was lost for that day. Легкий храп был единственным на это ответом: почтенный биржевик уснул; таким образом, рассказ Джозефа остался на сей раз неоконченным. But he was always exceedingly communicative in a man's party, and has told this delightful tale many scores of times to his apothecary, Dr. Gollop, when he came to inquire about the liver and the blue-pill. Но Джозеф был страшно словоохотлив в мужской компании, и этот восхитительный анекдот он рассказывал уже десятки раз своему аптекарю, доктору Г оллопу, когда тот приходил справляться о состоянии его печени и о действии каломели. Being an invalid, Joseph Sedley contented himself with a bottle of claret besides his Madeira at dinner, and he managed a couple of plates full of strawberries and cream, and twenty-four little rout cakes that were lying neglected in a plate near him, and certainly (for novelists have the privilege of knowing everything) he thought a great deal about the girl upstairs. В качестве больного Джозеф Седли удовольствовался бутылкой кларета, помимо мадеры, выпитой за обедом, и уписал тарелки две земляники со сливками и десятка два сладкого печенья, оставленного невзначай на тарелке около него, причем мысли его (ведь романисты обладают даром всеведения) были, конечно, заняты молодой девушкой, удалившейся в верхние покои. "A nice, gay, merry young creature," thought he to himself. "Экая хорошенькая, молоденькая резвушка, -думал он. "How she looked at me when I picked up her handkerchief at dinner! - Как она взглянула на меня, когда я за обедом поднял ей платок! She dropped it twice. Она его дважды роняла, плутовка. Who's that singing in the drawing-room? Кто это поет в гостиной! ' Gad! shall I go up and see?" Черт! Не пойти ли взглянуть?" But his modesty came rushing upon him with uncontrollable force. Но тут на него нахлынула неудержимая застенчивость. His father was asleep: his hat was in the hall: there was a hackney-coach standing hard by in Southampton Row. Отец спал; шляпа Джозефа висела в прихожей; близехонько за углом на Саутгемптон-роу была извозчичья биржа. "I'll go and see the Forty Thieves," said he, "and Miss Decamp's dance"; and he slipped away gently on the pointed toes of his boots, and disappeared, without waking his worthy parent. "Не поехать ли мне на "Сорок разбойников", -подумал он, - посмотреть, как танцует мисс Декамп?" И, ступая на носки своих остроносых сапог, он тихонько выбрался из комнаты и исчез, не потревожив сна достойного родителя. "There goes Joseph," said Amelia, who was looking from the open windows of the drawing-room, while Rebecca was singing at the piano. - Вот идет Джозеф, - сказала Эмилия, смотревшая из открытого окна гостиной, пока Ребекка пела, аккомпанируя себе на фортепьяно. "Miss Sharp has frightened him away," said Mrs. Sedley. - Мисс Шарп спугнула его, - заметила миссис Седли. "Poor Joe, why WILL he be so shy?" - Бедный Джо! И отчего он такой робкий? CHAPTER IV ГЛАВА IV The Green Silk Purse Зеленый шелковый кошелек Poor Joe's panic lasted for two or three days; during which he did not visit the house, nor during that period did Miss Rebecca ever mention his name. Страх, овладевший Джо, не оставлял его два или три дня; за это время он ни разу не заезжал домой, а мисс Ребекка ни разу о нем не вспомнила. She was all respectful gratitude to Mrs. Sedley; delighted beyond measure at the Bazaars; and in a whirl of wonder at the theatre, whither the good-natured lady took her. Она не знала, как благодарить миссис Седли, выше всякой меры восхищалась пассажами и модными лавками и приходила в неистовый восторг от театров, куда ее возила добрая дама. One day, Amelia had a headache, and could not go upon some party of pleasure to which the two young people were invited: nothing could induce her friend to go without her. Однажды у Эмилни разболелась голова, она не могла ехать на какое-то торжество, куда были приглашены обе девушки, - и ничто не могло принудить подругу ехать одну. "What! you who have shown the poor orphan what happiness and love are for the first time in her life--quit YOU? - Как, оставить тебя? Тебя, впервые показавшую одинокой сиротке, что такое счастье и любовь? Never!" and the green eyes looked up to Heaven and filled with tears; and Mrs. Sedley could not but own that her daughter's friend had a charming kind heart of her own. Никогда! - И зеленые глаза затуманились слезами и поднялись к небесам. Миссис Седли оставалось только удивляться, какое у подруги ее дочери любящее, нежное сердечко. As for Mr. Sedley's jokes, Rebecca laughed at them with a cordiality and perseverance which not a little pleased and softened that good-natured gentleman. На шутки мистера Седли Ребекка никогда не сердилась и неизменно смеялась им первая, что немало тешило и трогало добродушного джентльмена. Nor was it with the chiefs of the family alone that Miss Sharp found favour. She interested Mrs. Blenkinsop by evincing the deepest sympathy in the raspberry-jam preserving, which operation was then going on in the Housekeeper's room; she persisted in calling Sambo "Sir," and "Mr. Sambo," to the delight of that attendant; and she apologised to the lady's maid for giving her trouble in venturing to ring the bell, with such sweetness and humility, that the Servants' Hall was almost as charmed with her as the Drawing Room. Но мисс Шарп снискала расположение не одних только старших членов семьи, она обворожила и миссис Блепкинсон, проявив глубочайший интерес к приготовлению малинового варенья, каковое священнодействие совершалось в ту пору в комнате экономки; она упорно называла Самбо "сэром" или "мистером Самбо", к полнейшему восторгу слуги; она извинялась перед горничной за то, что решалась беспокоить ее звонком, - и все это с такой деликатностью и кротостью, что все в людской были почти так же очарованы Ребеккой, как и в гостиной. Once, in looking over some drawings which Amelia had sent from school, Rebecca suddenly came upon one which caused her to burst into tears and leave the room. Однажды, рассматривая папку с рисунками, которые Эмилия присылала домой из школы, Ребекка неожиданно наткнулась на какой-то лист, заставивший ее разрыдаться и выбежать из комнаты. It was on the day when Joe Sedley made his second appearance. Это произошло в тот день, когда Джо Седли вторично появился в доме. Amelia hastened after her friend to know the cause of this display of feeling, and the good-natured girl came back without her companion, rather affected too. Эмилия бросилась за подругой - узнать причину такого расстройства чувств. Добрая девочка вернулась одна и тоже несколько взволнованная. "You know, her father was our drawing-master, Mamma, at Chiswick, and used to do all the best parts of our drawings." - Ведь вы знаете, маменька, ее отец был у вас в Чизике учителем рисования и, бывало, все главное рисовал сам. "My love! - Душечка! I'm sure I always heard Miss Pinkerton say that he did not touch them--he only mounted them." А по-моему, мисс Пинкертон всегда говорила, что он и не прикасается к вашим работам... а только отделывает их. "It was called mounting, Mamma. - Это и называлось отделать, маменька. Rebecca remembers the drawing, and her father working at it, and the thought of it came upon her rather suddenly--and so, you know, she--" Ребекка вспомнила рисунок и как ее отец работал над ним; воспоминания нахлынули на нее... и вот... "The poor child is all heart," said Mrs. Sedley. - Какое чувствительное сердечко у бедняжки! -участливо заметила миссис Седли. "I wish she could stay with us another week," said Amelia. - Мне хочется, чтобы она погостила у нас еще с недельку! - сказала Эмилия. "She's devilish like Miss Cutler that I used to meet at Dumdum, only fairer. - Она дьявольски похожа на мисс Катлер, с которой я встречался в Думдуме, но только посветлее. She's married now to Lance, the Artillery Surgeon. Та теперь замужем за Лансом, военным врачом. Do you know, Ma'am, that once Quintin, of the 14th, bet me--" Знаете, матушка, однажды Куинтин, из четырнадцатого полка, бился со мной об заклад... "0 Joseph, we know that story," said Amelia, laughing. - Знаем, знаем, Джозеф, нам уже известна эта история! - воскликнула со смехом Эмилия. Never mind about telling that; but persuade Mamma to write to Sir Something Crawley for leave of absence for poor dear Rebecca: here she comes, her eyes red with weeping." - Можешь не трудиться рассказывать. А вот уговори-ка маменьку написать этому сэру... как его... Кроули, чтобы он позволил бедненькой Ребекке пожить у нас еще. Да вот и она сама! И с какими красными, заплаканными глазами! "I'm better, now," said the girl, with the sweetest smile possible, taking good-natured Mrs. Sedley's extended hand and kissing it respectfully. - Мне уже лучше, - сказала девушка со сладчайшей улыбкой и, взяв протянутую ей сердобольной миссис Седли руку, почтительно ее поцеловала. "How kind you all are to me! - Как вы все добры ко мне! All," she added, with a laugh, "except you, Mr. Joseph." Все, - прибавила она со смехом, - кроме вас, мистер Джозеф. "Me!" said Joseph, meditating an instant departure - Кроме меня? - воскликнул Джозеф, подумывая, уж не обратиться ли ему в бегство. "Gracious Heavens! - Праведное небо! Good Gad! Господи боже мой! Miss Sharp!' Мисс Шарп! "Yes; how could you be so cruel as to make me eat that horrid pepper-dish at dinner, the first day I ever saw you? - Ну да! Не жестоко ли было с вашей стороны угостить меня за обедом этим ужасным перцем- и это в первый день нашего знакомства. You are not so good to me as dear Amelia." Вы не так добры ко мне, как моя дорогая Эмилия. "He doesn't know you so well," cried Amelia. - Он еще мало тебя знает, - сказала Эмилия. "I defy anybody not to be good to you, my dear," said her mother. - Кто это смеет обижать вас, моя милочка? -добавила ее мать. "The curry was capital; indeed it was," said Joe, quite gravely. - Но ведь карри был превосходен, честное слово,- пресерьезно заявил Джо. "Perhaps there was NOT enough citron juice in it--no, there was NOT." - Пожалуй, только лимону было маловато... да, маловато. "And the chilis?" - А ваш чили? "By Jove, how they made you cry out!" said Joe, caught by the ridicule of the circumstance, and exploding in a fit of laughter which ended quite suddenly, as usual. - Черт возьми, как вы от него расплакались! -воскликнул Джо и, будучи не в силах устоять перед комической стороной этого происшествия, разразился хохотом, который так же внезапно, по своему обыкновению, оборвал. "I shall take care how I let YOU choose for me another time," said Rebecca, as they went down again to dinner. - Вперед я буду относиться осторожнее к тому, что вы мне предлагаете, - сказала Ребекка, когда они вместе спускались в столовую к обеду. "I didn't think men were fond of putting poor harmless girls to pain." - Я и не думала, что мужчины так любят мучить нас, бедных, беззащитных девушек. "By Gad, Miss Rebecca, I wouldn't hurt you for the world." - Ей-богу же, мисс Ребекка, я ни за что на свете не хотел бы вас обидеть! "No," said she, "I KNOW you wouldn't"; and then she gave him ever so gentle a pressure with her little hand, and drew it back quite frightened, and looked first for one instant in his face, and then down at the carpet- rods; and I am not prepared to say that Joe's heart did not thump at this little involuntary, timid, gentle motion of regard on the part of the simple girl. - Конечно, - ответила она, - я уверена, что не захотели бы! - И она тихонько пожала ему руку своей маленькой ручкой, но тотчас же отдернула ее в страшном испуге и сперва на мгновение заглянула в лицо Джозефу, а потом уставилась на ковер. Я не поручился бы, что сердце Джо не заколотилось в груди при этом невольном, робком и нежном признании наивной девочки. It was an advance, and as such, perhaps, some ladies of indisputable correctness and gentility will condemn the action as immodest; but, you see, poor dear Rebecca had all this work to do for herself. Это был аванс с ее стороны, и, может быть, некоторые дамы, безукоризненно корректные и воспитанные, осудят такой поступок, как нескромный. Но, видите ли, бедненькой Ребекке приходилось самой проделывать всю черную работу. If a person is too poor to keep a servant, though ever so elegant, he must sweep his own rooms: if a dear girl has no dear Mamma to settle matters with the young man, she must do it for herself. Если человек по бедности по может держать прислугу, ему приходится подметать комнаты, каким бы он ни был франтом. Если у какой-нибудь милой девочки нет любящей мамаши, чтобы налаживать ее дела с молодыми людьми, ей самой приходится этим заниматься. And oh, what a mercy it is that these women do not exercise their powers oftener! И какое это счастье, что женщины не столь уж усердно пользуются своими чарами. We can't resist them, if they do. А иначе что было бы с нами! Let them show ever so little inclination, and men go down on their knees at once: old or ugly, it is all the same. Стоит им оказать нам - мужчинам - хотя бы малейшее расположение, и мы тотчас падаем перед ними на колени, даже старики и уроды! And this I set down as a positive truth. A woman with fair opportunities, and without an absolute hump, may marry WHOM SHE LIKES. И вот какую неоспоримую истину я выскажу: любая женщина, если она не безнадежная горбунья, при благоприятных условиях сумеет женить на себе, кого захочет. Only let us be thankful that the darlings are like the beasts of the field, and don't know their own power. They would overcome us entirely if they did. Будем же благодарны, что эти милочки подобны зверям полевым и не сознают своей собственной силы, иначе нам не было бы никакого спасения! "Egad!" thought Joseph, entering the dining-room, "I exactly begin to feel as I did at Dumdum with Miss Cutler." "Ей-богу, - подумал Джозеф, входя в столовую, - я начинаю себя чувствовать совсем как тогда в Думдуме с мисс Катлер!" Many sweet little appeals, half tender, half jocular, did Miss Sharp make to him about the dishes at dinner; for by this time she was on a footing of considerable familiarity with the family, and as for the girls, they loved each other like sisters. За обедом мисс Шарп то и дело адресовалась к Джозефу с замечаниями то нежными, то шутливыми о тех или иных блюдах. К этому времени у нее установились довольно близкие отношения со всем семейством. С Эмилией же они полюбили друг друга, как сестры. Young unmarried girls always do, if they are in a house together for ten days. Так всегда бывает с молодыми девушками, стоит им только прожить под одной кровлей дней десять. As if bent upon advancing Rebecca's plans in every way--what must Amelia do, but remind her brother of a promise made last Easter holidays--"When I was a girl at school," said she, laughing--a promise that he, Joseph, would take her to Vauxhall. Как будто задавшись целью помогать Ребекке во всех ее планах, Эмилия напомнила брату его обещание, данное ей во время последних пасхальных каникул, - "когда я еще училась в школе", - добавила она, смеясь, - обещание показать ей Воксхолл. "Now," she said, "that Rebecca is with us, will be the very time." - Как раз теперь, - заявила она, - когда у нас гостит Ребекка, это будет очень кстати! "O, delightful!" said Rebecca, going to clap her hands; but she recollected herself, and paused, like a modest creature, as she was. - О, чудесно! - воскликнула Ребекка, едва не захлопав в ладоши, но вовремя опомнилась и удержалась, как это и подобало такому скромному созданию. "To-night is not the night," said Joe. - Только не сегодня, - сказал Джо. "Well, to-morrow." - Ну так завтра! "To-morrow your Papa and I dine out," said Mrs. Sedley. - Завтра мы с отцом не обедаем дома, - заметила миссис Седли. "You don't suppose that I'm going, Mrs. Sed?" said her husband, "and that a woman of your years and size is to catch cold, in such an abominable damp place?" - Уж не хочешь ли ты этим сказать, что я туда поеду, мой ангел? - спросил ее супруг. - Или что женщина твоего возраста и твоей комплекции станет рисковать простудой в таком отвратительном сыром месте? 'The children must have someone with them," cried Mrs. Sedley. - Надо же кому-нибудь ехать с девочками! -воскликнула миссис Седли. "Let Joe go," said-his father, laughing. - Пусть едет Джо, - сказал отец. "He's big enough." - Он для этого достаточно велик. At which speech even Mr. Sambo at the sideboard burst out laughing, and poor fat Joe felt inclined to become a parricide almost. При этих словах даже мистер Самбо, стоя на своем посту у буфета, прыснул со смеху, а бедный толстяк Джо поймал себя на желании стать отцеубийцей. "Undo his stays!" continued the pitiless old gentleman. - Распустите ему корсет, - продолжал безжалостный старик. "Fling some water in his face, Miss Sharp, or carry him upstairs: the dear creature's fainting. - Плесните ему в лицо водой, мисс Шарп, или, лучше, снесите его наверх: бедняга, того и гляди, упадет в обморок. Poor victim! carry him up; he's as light as a feather!" Несчастная жертва! Несите же его наверх, ведь он легок, как перышко! "If I stand this, sir, I'm d--!" roared Joseph. - Это невыносимо, сэр, будь я проклят! - взревел Джозеф. "Order Mr. Jos's elephant, Sambo!" cried the father. - Самбо, вызови слона для мистера Джоза! -закричал отец. "Send to Exeter 'Change, Sambo"; but seeing Jos ready almost to cry with vexation, the old joker stopped his laughter, and said, holding out his hand to his son, "It's all fair on the Stock Exchange, Jos--and, Sambo, never mind the elephant, but give me and Mr. Jos a glass of Champagne. - Пошли за ним в зверинец, Самбо! - Но, увидев, что Джоз чуть не плачет от гнева, старый шутник перестал хохотать и сказал, протягивая сыну руку: - У нас на бирже никто не сердится на шутку, Джоз! Самбо, не нужно слона, дай-ка лучше нам с мистером Джозом по стакану шампанского. Boney himself hasn't got such in his cellar, my boy!" У самого Бонн в погребе не сыщешь такого, сынок! A goblet of Champagne restored Joseph's equanimity, and before the bottle was emptied, of which as an invalid he took two-thirds, he had agreed to take the young ladies to Vauxhall. Бокал шампанского восстановил душевное равновесие Джозефа, и, еще до того как бутылка была осушена, причем лично ему, на правах больного, досталось две трети, он согласился сопровождать девиц в Воксхолл. "The girls must have a gentleman apiece," said the old gentleman. - Каждой девушке нужен свой кавалер, - сказал старый джентльмен. "Jos will be sure to leave Emmy in the crowd, he will be so taken up with Miss Sharp here. - Джоз увлечется мисс Шарп и наверняка потеряет Эмми в толпе. Send to 96, and ask George Osborne if he'll come." Пошлем в девяносто шестой полк и пригласим Джорджа Осборна, авось он не откажется. At this, I don't know in the least for what reason, Mrs. Sedley looked at her husband and laughed. При этих словах, уж не знаю почему, миссис Седли взглянула на мужа и засмеялась. Mr. Sedley's eyes twinkled in a manner indescribably roguish, and he looked at Amelia; and Amelia, hanging down her head, blushed as only young ladies of seventeen know how to blush, and as Miss Rebecca Sharp never blushed in her life--at least not since she was eight years old, and when she was caught stealing jam out of a cupboard by her godmother. Глаза мистера Седли заискрились неописуемым лукавством, и он взглянул на дочь; Эмилия опустила голову и покраснела так, как умеют краснеть только семнадцатилетние девушки и как мисс Ребекка Шарп никогда не краснела за всю свою жизнь - во всяком случае, с тех пор, как ее, еще восьмилетней девочкой, крестная застала у буфета за кражей варенья. "Amelia had better write a note," said her father; "and let George Osborne see what a beautiful handwriting we have brought back from Miss Pinkerton's. - Самое лучшее, пусть Эмилия напишет записку,- посоветовал отец, - надо показать Джорджу Осборну, какой чудесный почерк мы вывезли от мисс Пинкертон. Do you remember when you wrote to him to come on Twelfth-night, Emmy, and spelt twelfth without the f?" Помнишь, Эмми, как ты пригласила его к нам на крещенье и написала "и" вместо "е"? "That was years ago," said Amelia. - Ну, когда это было! - возразила Эмилия. "It seems like yesterday, don't it, John?" said Mrs. Sedley to her husband; and that night in a conversation which took place in a front room in the second floor, in a sort of tent, hung round with chintz of a rich and fantastic India pattern, and double with calico of a tender rose-colour; in the interior of which species of marquee was a featherbed, on which were two pillows, on which were two round red faces, one in a laced nightcap, and one in a simple cotton one, ending in a tassel --in A CURTAIN LECTURE, I say, Mrs. Sedley took her husband to task for his cruel conduct to poor Joe. - А кажется, будто только вчера, не правда ли, Джон? - сказала миссис Седли, обращаясь к мужу; и в ту же ночь, во время беседы в одном из передних покоев второго этажа, под сооружением вроде палатки, задрапированным тканью богатого и фантастического индийского рисунка, подбитой нежно-розовым коленкором,- внутри этой разновидности шатра, где на пуховой постели покоились две подушки, а на них два круглых румяных лица - одно в кружевном ночном чепчике, а другое в обыкновенном бумажном колпаке, увенчанном кисточкой, - во время, повторяю, ночной супружеской беседы миссис Седли упрекнула мужа за его жестокое обращение с бедным Джо. "It was quite wicked of you, Mr. Sedley," said she, "to torment the poor boy so." - Очень гадко было с твоей стороны, мистер Седли, - сказала она, - так мучить бедного мальчика. "My dear," said the cotton-tassel in defence of his conduct, "Jos is a great deal vainer than you ever were in your life, and that's saying a good deal. - Мой ангел, - ответил бумажный колпак в свою защиту, - Джоз - тщеславная кокетка, такой и ты не была никогда в своей жизни, а этим много сказано. Though, some thirty years ago, in the year seventeen hundred and eighty--what was it?--perhaps you had a right to be vain--I don't say no. Хотя лет тридцать назад, в году тысяча семьсот восьмидесятом - ведь так, пожалуй, - ты, может быть, и имела на это право, - не спорю. But I've no patience with Jos and his dandified modesty. Но меня просто из терпения выводит этот скромник и его фатовские замашки. It is out-Josephing Joseph, my dear, and all the while the boy is only thinking of himself, and what a fine fellow he is. Он, видимо, решил перещеголять своего тезку, Иосифа Прекрасного. Только и думает о себе, какой, мол, я расчудесный. I doubt, Ma'am, we shall have some trouble with him yet. Увидишь, что мы еще не оберемся с ним хлопот. Here is Emmy's little friend making love to him as hard as she can; that's quite clear; and if she does not catch him some other will. А тут еще Эммина подружка вешается ему на шею - ведь это же яснее ясного. И если она его не подцепит, так подцепит другая. That man is destined to be a prey to woman, as I am to go on 'Change every day. It's a mercy he did not bring us over a black daughter-in-law, my dear. Скажи спасибо, мой ангел, что он не привез нам какой-нибудь черномазой невестки. But, mark my words, the first woman who fishes for him, hooks him." Но запомни мои слова: первая женщина, которая за него возьмется, сядет ему на шею... "She shall go off to-morrow, the little artful creature," said Mrs. Sedley, with great energy. - Завтра же она уедет, лукавая девчонка, -решительно заявила миссис Седли. "Why not she as well as another, Mrs. Sedley? - А чем она хуже других, миссис Седли? The girl's a white face at any rate. У этой девочки, по крайней мере, белая кожа. I don't care who marries him. Let Joe please himself." Мне нет никакого дела, кто его на себе женит; пусть устраивается, как хочет. And presently the voices of the two speakers were hushed, or were replaced by the gentle but unromantic music of the nose; and save when the church bells tolled the hour and the watchman called it, all was silent at the house of John Sedley, Esquire, of Russell Square, and the Stock Exchange. На этом голоса обоих собеседников затихли и сменились легкими, хотя отнюдь не романтическими носовыми руладами. И в доме Джона Седли, эсквайра и члена фондовой биржи, на Рассел-сквер воцарилась тишина, нарушаемая разве лишь боем часов на ближайшей колокольне да выкликами ночного сторожа. When morning came, the good-natured Mrs. Sedley no longer thought of executing her threats with regard to Miss Sharp; for though nothing is more keen, nor more common, nor more justifiable, than maternal jealousy, yet she could not bring herself to suppose that the little, humble, grateful, gentle governess would dare to look up to such a magnificent personage as the Collector of Boggley Wollah. Наутро благодушная миссис Седли и не подумала приводить в исполнение свои угрозы по отношению к мисс Шарп; хотя нет ничего более жгучего, более обыкновенного и более извинительного, чем материнская ревность, миссис Седли и мысли не допускала, что маленькая, скромная, благодарная смиренная гувернантка осмелилась поднять глаза на такую великолепную особу, как коллектор Богли-Уолаха. The petition, too, for an extension of the young lady's leave of absence had already been despatched, and it would be difficult to find a pretext for abruptly dismissing her. Кроме того, просьба о продлении отпуска молодой девице была уже отправлена, и было бы трудно найти предлог для того, чтобы внезапно отослать девушку. And as if all things conspired in favour of the gentle Rebecca, the very elements (although she was not inclined at first to acknowledge their action in her behalf) interposed to aid her. И словно все сговорилось благоприятствовать милой Ребекке, даже самые стихии не остались в стороне (хоть она и не сразу оценила их любезное участие). For on the evening appointed for the Vauxhall party, George Osborne having come to dinner, and the elders of the house having departed, according to invitation, to dine with Alderman Balls at Highbury Barn, there came on such a thunder-storm as only happens on Vauxhall nights, and as obliged the young people, perforce, to remain at home. В тот вечер, когда намечалась поездка в Воксхолл, когда Джордж Осборн прибыл к обеду, а старшие члены семьи уехали на званый обед к олдермену Болсу в Хайбери-Барн, разразилась такая гроза, какая бывает только в дни, назначенные для посещения Воксхолла, и молодежи волей-неволей пришлось остаться дома. Mr. Osborne did not seem in the least disappointed at this occurrence. Но, по-видимому, мистер Осборн ничуть не был опечален этим обстоятельством. He and Joseph Sedley drank a fitting quantity of port-wine, tete-a-tete, in the dining-room, during the drinking of which Sedley told a number of his best Indian stories; for he was extremely talkative in man's society; and afterwards Miss Amelia Sedley did the honours of the drawing-room; and these four young persons passed such a comfortable evening together, that they declared they were rather glad of the thunder-storm than otherwise, which had caused them to put off their visit to Vauxhall. Они с Джозефом Седли распили не одну бутылку портвейна, оставшись вдвоем в столовой, причем Седли воспользовался случаем, чтобы рассказать множество отборнейших своих индийских анекдотов, - как мы уже говорили, он был чрезвычайно словоохотлив в мужской компании. А потом мисс Эмилия Седли хозяйничала в гостиной, и все четверо молодых людей провели такой приятный вечер, что, по их единодушному утверждению, нужно было скорее радоваться грозе, заставившей их отложить поездку в Воксхолл. Osborne was Sedley's godson, and had been one of the family any time these three-and-twenty years. Осборн был крестником Седли и все двадцать три года своей жизни считался членом его семьи. At six weeks old, he had received from John Sedley a present of a silver cup; at six months old, a coral with gold whistle and bells; from his youth upwards he was "tipped" regularly by the old gentleman at Christmas: and on going back to school, he remembered perfectly well being thrashed by Joseph Sedley, when the latter was a big, swaggering hobbadyhoy, and George an impudent urchin of ten years old. Когда ему было полтора месяца, он получил от Седли в подарок серебряный стаканчик, а шести месяцев - коралловую погремушку с золотым свистком. С самой ранней юности и до последнего времени он регулярно получал от старика к Рождеству деньги на гостинцы. Он до сих пор помнил, как однажды при его отъезде в школу Джозеф Седли, тогда ужо рослый, заносчивый и нескладный парень, основательно вздул его, дерзкого десятилетнего мальчишку. In a word, George was as familiar with the family as such daily acts of kindness and intercourse could make him. Одним словом, Джордж был настолько близок к этой семье, насколько его могли сблизить с нею подобные повседневные знаки внимания и участия. "Do you remember, Sedley, what a fury you were in, when I cut off the tassels of your Hessian boots, and how Miss--hem!--how Amelia rescued me from a beating, by falling down on her knees and crying out to her brother Jos, not to beat little George?" - Помнишь, Седли, как ты полез на стену, когда я отрезал кисточки у твоих гессенских сапог, и как мисс... гм!.. как Эмилия спасла меня от трепки, упала на колени и умолила братца Джоза не бить маленького Джорджа? Jos remembered this remarkable circumstance perfectly well, but vowed that he had totally forgotten it. Джоз отлично помнил это замечательное происшествие, но клялся, что совершенно позабыл его. "Well, do you remember coming down in a gig to Dr. Swishtail's to see me, before you went to India, and giving me half a guinea and a pat on the head? - А помнишь, как ты приезжал на шарабане к нам, в школу доктора Порки, повидаться со мной перед отъездом в Индию, подарил мне полгинеи и потрепал меня по щеке? I always had an idea that you were at least seven feet high, and was quite astonished at your return from India to find you no taller than myself." У меня тогда осталось впечатление, будто ты не меньше семи футов ростом, и я очень удивился, когда при твоем возвращении из Индии оказалось, что ты не выше меня. "How good of Mr. Sedley to go to your school and give you the money!" exclaimed Rebecca, in accents of extreme delight. - Как мило было со стороны мистера Седли поехать в школу и дать вам денег! -воскликнула с увлечением Ребекка. "Yes, and after I had cut the tassels of his boots too. - Особенно после того, как я отрезал ему кисточки от сапог. Boys never forget those tips at school, nor the givers." Школьники никогда не забывают ни самые дары, ни дающих. "I delight in Hessian boots," said Rebecca. - Какая прелесть эти гессенские сапоги, - заметила Ребекка. Jos Sedley, who admired his own legs prodigiously, and always wore this ornamental chaussure, was extremely pleased at this remark, though he drew his legs under his chair as it was made. Джоз Седли, бывший весьма высокого мнения о своих ногах и всегда носивший эту изысканную обувь, был чрезвычайно польщен сделанным замечанием, хотя, услышав его, и спрятал ноги под кресло. "Miss Sharp!" said George Osborne, "you who are so clever an artist, you must make a grand historical picture of the scene of the boots. - Мисс Шарп! - сказал Джордж Осборн. - Вы, как искусная художница, должны были бы написать большое историческое полотно на тему о сапогах. Sedley shall be represented in buckskins, and holding one of the injured boots in one hand; by the other he shall have hold of my shirt-frill. Седли надо будет изобразить в кожаных штанах, в одной руке у него пострадавший сапог, другою он держит меня за шиворот. Amelia shall be kneeling near him, with her little hands up; and the picture shall have a grand allegorical title, as the frontispieces have in the Medulla and the spelling-book." Эмилия стоит около него на коленях, воздевая к нему ручонки. Картина должна быть снабжена пышной аллегорической надписью, вроде тех, какие бывают на заглавных страницах букварей и катехизиса. "I shan't have time to do it here," said Rebecca. - К сожалению, я не успею, - ответила Ребекка. 'I'll do it when--when I'm gone." - Обещаю вам написать потом, когда... когда я уеду. And she dropped her voice, and looked so sad and piteous, that everybody felt how cruel her lot was, and how sorry they would be to part with her. - И голос ее упал, а сама она приняла такой печальный и жалостный вид, что каждый почувствовал, как жестока к ней судьба и как грустно будет им всем расстаться с Ребеккой. "O that you could stay longer, dear Rebecca," said Amelia. - Ах, если бы ты могла еще пожить у нас, милочка Ребекка! - воскликнула Эмилия. "Why?" answered the other, still more sadly. - Зачем? - промолвила та еще печальнее. "That I may be only the more unhap--unwilling to lose you?" - Для того чтобы потом я была еще несча... чтобы мне еще труднее было расстаться с тобою? And she turned away her head. - И она отвернулась. Amelia began to give way to that natural infirmity of tears which, we have said, was one of the defects of this silly little thing. Эмилия была готова дать волю своей врожденной слабости к слезам, которая, как мы уже говорили, была одним из недостатков этого глупенького созданья. George Osborne looked at the two young women with a touched curiosity; and Joseph Sedley heaved something very like a sigh out of his big chest, as he cast his eyes down towards his favourite Hessian boots. Джордж Осборн глядел на обеих девушек с сочувствием и любопытством, а Джозеф Седли извлекал из своей широкой груди нечто очень похожее на вздох, не сводя, однако, глаз со своих нежно любимых гессенских сапог. "Let us have some music, Miss Sedley--Amelia," said George, who felt at that moment an extraordinary, almost irresistible impulse to seize the above-mentioned young woman in his arms, and to kiss her in the face of the company; and she looked at him for a moment, and if I should say that they fell in love with each other at that single instant of time, I should perhaps be telling an untruth, for the fact is that these two young people had been bred up by their parents for this very purpose, and their banns had, as it were, been read in their respective families any time these ten years. - Сыграйте-ка нам что-нибудь, мисс Седли... Эмилия, - попросил Джордж, почувствовавший в эту минуту необычайное, почти непреодолимое желание схватить в свои объятия упомянутую молодую особу и расцеловать ее при всех. Эмилия подняла на него глаза... Но если бы я заявил, что они влюбились друг в друга в эту самую минуту, то, пожалуй, ввел бы вас в заблуждение. Дело в том, что эти двое молодых людей были с детства предназначены друг другу и последние десять лет об их помолвке говорилось в обоих семействах как о деле решенном. They went off to the piano, which was situated, as pianos usually are, in the back drawing-room; and as it was rather dark, Miss Amelia, in the most unaffected way in the world, put her hand into Mr. Osborne's, who, of course, could see the way among the chairs and ottomans a great deal better than she could. Они отошли к фортепьяно, находившемуся, как это обычно бывает, в малой гости-пой, и, так как было уже довольно темно, мисс Эмилия, естественно, взяла под руку мистера Осборна, которому, разумеется, было легче, чем ей, проложить себе путь между кресел и оттоманок. But this arrangement left Mr. Joseph Sedley tete-a-tete with Rebecca, at the drawing-room table, where the latter was occupied in knitting a green silk purse. Но мистер Джозеф Седли остался таким образом с глазу на глаз с Ребеккой у стола в гостиной, где та была занята вязанием зеленого шелкового кошелька. "There is no need to ask family secrets," said Miss Sharp. - Едва ли нужно задавать вопрос о ваших семейных тайнах, - сказала мисс Шарп. "Those two have told theirs." - Эти двое сами выдают себя. "As soon as he gets his company," said Joseph, "I believe the affair is settled. - Как только он получит роту, - отвечал Джозеф, -я думаю, дело будет слажено. George Osborne is a capital fellow." Джордж Осборн - чудесный малый. "And your sister the dearest creature in the world," said Rebecca. - А ваша сестра - прелестнейшее в мире созданье,- добавила Ребекка. "Happy the man who wins her!" - Счастлив тот, кто завоюет ее сердце! With this, Miss Sharp gave a great sigh. - С этими словами мисс Ребекка Шарп тяжело вздохнула. When two unmarried persons get together, and talk upon such delicate subjects as the present, a great deal of confidence and intimacy is presently established between them. Когда молодой человек и девушка сойдутся и начнут толковать на такие деликатные темы, между ними устанавливается известная откровенность и короткость. There is no need of giving a special report of the conversation which now took place between Mr. Sedley and the young lady; for the conversation, as may be judged from the foregoing specimen, was not especially witty or eloquent; it seldom is in private societies, or anywhere except in very high-flown and ingenious novels. Нет нужды дословно приводить здесь разговор, который завязался между мистером Седли и Ребеккой; беседа их, как можно судить по приведенному выше образчику, не отличалась ни особенным остроумием, ни красноречием; она редко и бывает такой в частном кругу, да и вообще где бы то ни было, за исключением разве высокопарных и надуманных романов. As there was music in the next room, the talk was carried on, of course, in a low and becoming tone, though, for the matter of that, the couple in the next apartment would not have been disturbed had the talking been ever so loud, so occupied were they with their own pursuits. И так как в соседней комнате занимались музыкой, то беседа, разумеется, велась в тихом и задушевном тоне, хотя, если говорить правду, нашу парочку у фортепьяно не мог бы потревожить и более громкий разговор, настолько она была поглощена своими собственными делами. Almost for the first time in his life, Mr. Sedley found himself talking, without the least timidity or hesitation, to a person of the other sex. Чуть ли не в первый раз за всю свою жизнь Джозеф Седли беседовал без малейшей робости и стеснения с особой другого пола. Miss Rebecca asked him a great number of questions about India, which gave him an opportunity of narrating many interesting anecdotes about that country and himself. Мисс Ребекка засыпала его вопросами об Индии, что дало ему случай рассказать много интересных анекдотов об этой стране и о самом себе.

He described the balls at Government House, and the manner in which they kept themselves cool in the hot weather, with punkahs, tatties, and other contrivances; and he was very witty regarding the number of Scotchmen whom Lord Minto, the Governor-General, patronised; and then he described a tiger-hunt; and the manner in which the mahout of his elephant had been pulled off his seat by one of the infuriated animals.