Далия Трускиновская - Рижский редут

• Название: Рижский редут
• Автор: Далия Трускиновская
• Жанр: Исторические приключения
• Год: 2009
• ISBN: 978-5-9533-3794-6, 978-5-4444-7661-1

Летом 1812 года почти 600-тысячная армия Наполеона тремя колоннами вторглась на территорию Российской империи. Целью Северной армии, возглавляемой маршалом Макдональдом, являлась Рижская крепость как главная опорная база русской армии в Прибалтике. Однако расчетливый маршал надеялся не только на мощь своих полков, по и на помощь некоторых влиятельных особ в самой Риге, заинтересованных в устранении русской администрации. В тайную борьбу с вражескими лазутчиками оказались волею случая втянуты друзья – молодые офицеры Александр Морозов, Артамон Вихрев и Алексей Сурков…

---

Воля Божья была такова, что казак с моим письмом явился в порт несколько минут спустя после частного пристава Вейде. Он страстно желал поскорее окончить свое поручение и умудрился проскочить к вице-адмиралу без доклада. Вейде в тот миг находился в кабинете.

– Чего тебе надобно? – спросил Шешуков.

– От господина Морозова к вашему высокопревосходительству пакет! – браво отрапортовал казак и удалился, весьма довольный содеянным.

– Морозов пишет вам, господин вице-адмирал? Сие прекрасно! – с тем частный пристав протянул руку за письмом.

Он уже успел доложить о том, что на меня пало вполне обоснованное подозрение в двух убийствах и что скрываюсь я неспроста.

Николай Иванович, убежденный, что я в этом письме объясняю подоплеку своих дел и привожу достойные оправдания, письмо вскрыл и стал читать вслух. Тут и выяснилось, что меня впору обвинять в третьем убийстве, к огромному удивлению и вице-адмирала, и частного пристава.

Шешукова Вейде несколько побаивался и потому предложил такое решение: послать за мной людей туда, где я скрываюсь, доставить меня не в часть, а в порт, к прямому моему начальству, и задать все вопросы в присутствии вице-адмирала. Вейде понимал, что Шешуков будет меня защищать, но решился на это, убежденный, что три убийства – слишком веский аргумент даже для самого благорасположенного командира.

И далее частный пристав сам себя перехитрил. Ему следовало согласиться с вице-адмиралом, который предлагал послать за мной кого-то из служащих канцелярии на бричке. А Вейде по немецкой своей подозрительности предположил, что канцелярские чиновники – мои приятели, они предупредят меня о беде, дадут мне возможность скрыться, а потом доложат, что сыскать меня не удалось. Поэтому он отправил за мной полицейских, да еще со строгим наказом – хоть из-под земли откопать, а привезти.

Прибыв на Лазаретную улицу, полицейские устроили настоящий переполох. Дело в том, что гарнизонный госпиталь представлял собой в некотором роде городок, со своим храмом и кладбищем. Полицейские принялись с большим шумом искать моего приятеля-фельдшера. Служители побежали по дорожкам, громко выкликая его имя.

Я находился в храме Пресвятой Богородицы «Живоносный источник». В моем положении лучшее, на что я мог употребить свободное время, была молитва. Она оказалась услышана – при выходе из храма я увидел служителей, разыскивавших фельдшера. Я остановил одного и расспросил. Так я узнал, что в госпиталь пожаловала полиция, и сразу сообразил, кто ей на самом деле надобен.

Отчаяние мое было велико: выходило, что единственный мой защитник предал меня. И куда теперь деваться – я понятия не имел.

Разум подсказывал, что наилучшее решение – идти в порт, прямо к Шешукову, и клясться в своей невинности. Но даже если бы я сам не рассказал про Натали, полицейские, проверяя каждое мое слово, добрались бы, чего доброго, до той беседы с подлецом Штейнфельдом, в которой шла речь о пустующем жилье в домах его знакомцев и родни. А поскольку во всем мною сказанном стали бы искать повода для обвинения, то частный пристав Вейде вполне мог бы отправить своих людей к булочнику Бергеру на Большую Песочную. Ибо Вейде весьма неглуп…

Натали, разумеется, подтвердит каждое мое слово – и те три часа моей жизни, что вызывают у полицейских подозрение, получат разумное объяснение. Но тогда разом явится и причина для убийства – ревность. То, что Анхен, ревнуя меня, могла узнать о моей новой избраннице сведения, которых никто знать не должен, могло бы послужить отличным поводом вонзить ей в сердце кортик.

Все оборачивалось против меня. И я, заскочив за церковь и сбежав через госпитальное кладбище, понятия не имел, куда деваться дальше.

Наконец мне пришло в голову бежать в Ревель к Сенявину. Но денег на такое путешествие я при себе не имел, а идти пешком за три сотни верст, или сколько там набегало, было опасно – в военное время народ настороже, и господина во флотском мундире, который путешествует пешим порядком и без багажа, могли живо скрутить и препроводить в ближайшую полицейскую часть.

Я вообразил себе эту картину – и тут меня осенило, ведь мундир ко мне гвоздями не приколочен!

Имевшихся при мне денег вполне хватило бы для небольшого маскарада. И я даже знал, где могу приобрести кафтан и штаны местного жителя – в рыбацком поселке, на несколько верст ниже по течению за Цитаделью. Мне как-то доводилось там бывать, и я знал, что рыбаки, народ ушлый, не станут задавать опасных вопросов. С другой стороны, Вейде вряд ли додумался бы искать меня у рыбаков.

Называлось это селение, если память мне не изменяет, Меленгравен, то бишь Мельничная канава. Очевидно, там имелась мельница, которой я не приметил. Я решил, что пешком доберусь туда без особых затруднений. Но пришлось огибать городские луга, куда жители предместий выгоняли свой скот. Война войной, но коров требовалось и пасти, и кормить, и доить. Так что я, сделав немалый круг, подумал, что доберусь до рыбацкого селения уже ближе к вечеру. Однако сбился с пути, слишком рано свернув влево и вышел к Двине раньше времени.

На берегу, к немалому моему удивлению, толпились люди. Я подумал было, что на берег выкинуло утопленника, так что и подходить не стоит. Но какая-то сила влекла меня к самой воде, как если бы в ней заключалось мое спасение. Я обошел толпу, вышел к полосе темного влажного песка – и увидел суда, шедшие от устья к Цитадели и Риге.

Это была целая флотилия!

Впереди вертелась пара шлюпок, на которых постоянно замеряли глубину и криком передавали ее на борт трехмачтового красавца, являвшегося, судя по всему, флагманским судном флотилии. На его грот-мачте развевался контр-адмиральский штандарт – голубой косой крест на белом поле, с красной полосой понизу. За парусником двигались, не соблюдая строя, разномастные гребные суда с низкой осадкой, тоже, впрочем, оснащенные мачтами. А на мачтах – одинаковые белые вымпела с голубыми крестами.

– С нами Бог и Андреевский флаг… – невольно прошептал я.

Это шло наше спасение – канонерские лодки с Роченсальма!

Мы ждали их с особым нетерпением.

С тех пор как Левизов отряд после неудачной разведки боем вернулся в Ригу, мы со дня на день ждали появления на левом берегу серьезных сил неприятеля, а не просто разъездов, с которыми схватывались пикеты наших отчаянных казаков. Если бы врагу удалось установить напротив Рижской крепости и Цитадели свои батареи, судьба города и его защитников была бы решена в несколько дней. Узкие улицы и тесно стоящие дома обратились бы в гору дымящихся развалин и погребли под собой множество обывателей и военных.

Неведомо, долго ли продержался бы Рижский замок и была бы в том нужда – погубив Ригу, лишив ее возможности сопротивляться, неприятель наладил бы в удобном месте, выше по течению, переправы и, оставив русский гарнизон в тылу, двинулся бы на север, к Санкт-Петербургу.

Наши шесть канонерских лодок, как бы ловко ни расставлял их вице-адмирал, не могли отогнать огнем серьезных сил противника. Хотя бы потому, что орудия они несли маломощные, а прусский корпус Граверта, возглавляемый Макдональдом, должен был иметь при себе основательную полевую артиллерию.

Флотилия, растянувшись по меньшей мере на милю, неторопливо поднималась вверх по течению. Войди она в устье реки чуть раньше – могла бы использовать верховой норд-вест. Сейчас он стихал, и главным средством продвижения были длинные весла. Тем более что мачты у гребных судов все-таки коротковаты, чтобы поймать парусами верховой ветер.

Две шлюпки скрылись из глаз, медленно проплыл левый борт парусного судна, насчет коего я впал в большое сомнение – раньше мне такие вроде не встречались. Оно со своими тремя мачтами и бушпритом было бы исправным фрегатом, кабы не десять пар весел. Очевидно, сидя в Риге, я пропустил какие-то важные перемены в делах флотских. На корме судна я прочитал его название – «Торнео».

Эти суда шли из Роченсальма, и, значит, на них могли оказаться давние мои товарищи по сенявинской экспедиции!

Когда нас доставили английскими транспортами в Ригу, а корабли наши остались гнить на Портсмутском рейде, Санкт-Петербург получил самое нелепое воинство, какое только можно вообразить, – моряков без кораблей. Многие из них были отправлены в Роченсальм, где стоял наш шхерный флот, который строили по примеру шведского. Очевидно, и парусно-гребная диковина, проследовавшая мимо меня, по замыслу своему тоже шведского происхождения.

Но мне были безразличны затеи кораблестроителей – я сердцем почуял, что в дюжине саженей от меня плывут СВОИ.

Далее я пошел берегом, стараясь не отставать от «Торнео».

Я видел и даже слышал, как на борту судна, принимая сообщения со шлюпок, передают их далее, для записи в судовой журнал и по промерам выверяют курс. Казалось бы, Двина исхожена вдоль и поперек, в счастливые мирные годы с правого берега мы не могли разглядеть левый из-за мачт и парусов, промеры должны быть известны, и все же я испытывал особое удовольствие от того, что все делается правильно, на военный лад, – я, по сути своей человек мирный, хоть и в мундире.