Мишель Зевако - Трибуле

• Название: Трибуле
• Автор: Мишель Зевако
• Жанр: Исторические приключения
• Год: 2015
• ISBN: 978-5-4444-8015-1

Король Франции Франциск I спятил. Шутка ли, в свои пятьдесят влюбиться в семнадцатилетнюю! Все придворные готовы кивать и поддакивать нестареющему монарху, лишь шут Трибуле не весел. На его всегда улыбающемся лице затаился страх.

Пока в Лувре решают, кто больший дурак – король или его шут, в Париж, город своего детства, возвращается шевалье де Рагастен. Его цель – найти и вернуть то, что он потерял. Рагастен знает, где искать, но при всей своей силе и отваге понимает – сделать это в одиночку практически невозможно. Есть в Париже место, проникнув в которое, любой смертный может обрести бессмертие, если о нем будет кому вспоминать. За помощью Рагастен решает обратиться к королю…

Роман французского писателя Мишеля Зевако, владевшего пером так же легко, как и шпагой, погружает читателей в бурную эпоху Ренессанса. На свой особый манер он рассказывает историю, которая стара как мир. Историю, прославленную когда-то в пьесе Гюго и воспетую в бессмертной опере Верди.

На русском языке публикуется впервые.

---

– Деньги! Или вы отправитесь на небо!

Блеснули острия двух шпаг, что окончательно привело монахов в ужас. Они упали на колени, а Кокардэр и Фанфар начали их обыскивать

– Пусто! – злобно крикнул Фанфар, закончив обыск Любена, сопроводив свое восклицание обильным потоком самых страшных ругательств.

– Ничего! – вторил ему Какардэр, обшаривавший брата Тибо. – Если не считать дрянной книжонки, верно, молитвенника.

– Книга! – застонал брат Тибо. – Проклятая книга!

– В конце концов, ее можно будет продать в какую-нибудь университетскую лавчонку, – продолжал Кокардэр. – Пошли вон, братья! Прочь! Мы, в сущности, добрые черти и не желаем смерти грешниками.

– Мы вовсе не грешники, – возразил несколько осмелевший брат Тибо.

– Конечно! Вы грешите только тогда, когда у вас нет ни полушки. Ступайте с миром, но не впадайте больше в один и тот же грех…

– Господа! Господа! Верните книгу! – вскрикнул в отчаянии Тибо.

Взрыв смеха был ему ответом, и бандитский смех прозвучал в его ушах демонически. Грабители растворились в темноте.

– Мы погибли! – прошептал брат Любен.

– Что скажет преподобный Лойола?

– Эх, брат Тибо! Это ваше гурманство стало причиной несчастья! Это вы затянули меня в корчму…

– Но дверь-то открыли вы, брат Любен. Я же хотел пройти мимо, насладившись одним запахом жаркого.

Таким вот манером, то обмениваясь взаимными обвинениями, то примиряясь, монахи направлялись широким шагом в сторону своего монастыря.

– А! Так о чем я думаю! – вдруг ударил себя по лбу брат Тибо. – Что нам поручили?.. Подложить книгу мэтру печатнику Доле…

– Ни больше, ни меньше, – подтвердил брат Любен.

– Хорошо! Мы подложим молитвенник… хороший, совершенно новый молитвенник с картинками…

– Отличная идея, брат Тибо.

– Одна книга вместо другой, брат Любен!

– А так как у нас есть приказ лгать…

– Мы солжем, сказав, что подложили книгу.

– И это еще будет полуложь.

– Что с избытком позволит нам использовать вторую половину лжи.

Вот такую знаменательную беседу вели между собой брат Любен и брат Тибо по дороге в свою обитель…

Обыск, проведенный на следующий день у Этьена Доле, не дал результата. У печатника нашли оттиски страниц капитального труда мэтра Франсуа Рабле и переводы сочинений Цицерона, нашли книгу, озаглавленную «Подвиги Франциска Валуа, короля Франции», нашли «Рассуждения о латинском языке», также новехонький молитвенник в чистом переплете, но не нашли подсудной книги, в которой подвергается сомнению догма о Непорочном зачатии.

Лойола долго допрашивал брата Любена и брата Тибо, но монахи клялись, что старательно выполнили задание.

Очевидно, они говорили правду; с другой стороны, их видели выходящими от печатника в условленный час, из чего Лойола заключил, что Доле заметил эту книгу и вовремя избавился от нее.

Монахов больше не беспокоили, и они восхищались успехом своего обмана. Этьен Доле избежал ареста. Но Лойола увидел в этом происшествии лишнее доказательство адской хитрости Этьена Доле.

И тогда человек, назвавший себя Рыцарем Пресвятой Девы, поднял взор к картине, изображавшей мистическую Деву.

Эту доску нельзя было назвать творением мастера, нельзя было отнести к шедеврам эпохи, изобиловавшей гениями. Речь идет о наивной миниатюре какого-то испанского монаха.

Пресвятая Дева была изображена стоящей на шаре, который символизировал Вселенную. Босыми ногами Она попирала змею, поднявшую голову в тщетной попытке укусить Богородицу. Царская корона венчала голову Девы. Богоматерь была напряженной и чопорной в Своем шелковом платье со складками. Было что-то вызывающее в Ее глазах и сложенных в жесткую улыбку губах.

– О Царица! – тихо проговорил Лойола. – Царица победы! Царица триумфа! В самом имени Твоем и в имени Твоего Сына нам дана победа, и мы будем править миром так, словно им правишь Ты! Символ могущества! Твой Сын Иисус должен быть Господином, орден иезуитов, орден Иисуса должен торжествовать! Что такое народы? Кто такие князья? Кто такие короли? Слуги… Наши слуги!

Взгляд Лойолы стал угрожающим. Глаза его засверкали.

– Доле перевел Платона! – продолжал он. – И в его переводе содержится вот такая кощунственная, бесстыдная и циничная фраза: «После смерти ты превращаешься в ничто!»

Он умолк на несколько мгновений.

Глаза его закрылись, и он продолжил:

– Какой ужас! Стать ничем после смерти! Спуститься в головокружительную бездну небытия! Обратиться в ничто! Как! Я чувствую в себе столько сил, что способен поднять мир! Я вижу, что возвышаюсь над человечеством, словно пики Маладетты[22] над плоской равниной! Перевозчик с могучими руками, я мог бы диктовать новый курс кораблю Вселенной! И все это обратится в конечную пыль! Прах моего лакея, прах последней деревенщины, последнего мужлана, сгорбившегося над плугом, будет похож на прах Игнасио Лойолы! Да! Да!.. Я это хорошо знаю… Memento, homo, quia pulvis es…[23] Верно ведь, что человеческое стадо надо содержать в покорности… И правильно, что предводители этого стада должны возвышаться над ним своею гордостью… Гордость – это украшение гения…

И еще долго монах размышлял.

А заключение его раздумий было все тем же:

– Доле должен умереть!

XXIV. Маленькая герцогиня

Прошло восемь дней с той праздничной ночи, когда толпа оборванцев ворвалась в Лувр. Восемь дней! А Трибуле все еще не бросили в каменный мешок Консьержери или Бастилии. Трибуле все еще находился в Лувре.

Что же перевернулось в мыслях Франциска I?

Неужели его примитивную и грубоватую душу воина тронули добрые порывы великодушия?

Возможно, еще помнилась сцена, когда Жилет, приблизившись к потерявшему голову Трибуле, взяла шута за руку и перед всеми выкрикнула:

– Вот мой отец!

– Ну-ка уберите этого плута! – приказал в ответ Франциск.

Жилет не сделала ни одного движения, чтобы воспрепятствовать аресту человека, которого она считала своим настоящим отцом.

На следующее утро Форанциск вызвал месье де Монтгомери, нового капитана королевской стражи.

Месье де Бервьё, получив приказ арестовать собственного сына, виновного в том, что не смог задержать у дверей дворца могучий поток оборванцев, предпочел свести счеты с жизнью. Было ясно, что суд над ним может закончиться только смертным приговором или же, по меньшей мере, пожизненным заключением.

Что же касается Бервьё-сына, то в тот самый момент, когда его хотели арестовать, он исчез. Его искали, но тщетно.

Нам, возможно, удастся найти след этого молодого человека, который при известии о смерти отца, потеряв голову, с разрывающимся от боли сердцем, бежал, перебирая в уме возможности мести.

Итак, король призвал месье де Монтгомери и прежде всего спросил его:

– Месье, теперь вы стали капитаном моей стражи. Что вы будете делать на месте Бервьё?

– Сир, колебаться я не стал бы. Семьи не существует, когда приказывает король. Я бы арестовал своего сына!

Король хранил молчание. Презрительная складка у губ короля обеспокоила придворного.

– Месье де Бервьё, – наконец проговорил король, – действовал как настоящий рыцарь. Отвага его, проявленная в данном случае, достойна пера Плутарха.

– Сир! – пробормотал Монтгомери.

– Он стоял перед выбором: либо перестать повиноваться королю, либо послать сына на эшафот. Бервьё предпочел уйти из жизни… У него было большое сердце…

Пристыженный Монтгомери опустил голову.

– Но вы, месье, – закончил король, – вы, возможно, еще более великодушны. Вы бы арестовали своего сына. Ваши слова, только что сказанные, можно назвать принадлежащими настоящему капитану… Если король отдает приказ, семьи больше не существует. Это очень хорошо, месье!

– Сир, – сказал сиявший от удовольствия Монтгомери, – единственным смыслом своей жизни я считаю преданность королю.

– Рассчитываю на вашу преданность, месье де Монтгомери. Вы хороший солдат, я доволен вами.

– Сир, абсолютное повиновение – наш первейший долг.

– Удвойте число стражников у каждого входа во дворец. Замените алебардщиков аркебузирами. Пусть при первом намеке на мятеж они открывают огонь. Безо всякой жалости, месье!

– Будьте спокойны, сир. Я отвечаю за безопасность Вашего Величества… Я уже разместил две пушки на большом дворе. Люди на улицах видят их заряженные жерла. Это производит хорошее впечатление…

– Вижу, что могу рассчитывать на вас, месье! Идите, месье… Ваша бдительность будет вознаграждена…

Монтгомери низко поклонился.

– Кстати, – заметил король, – когда капитан уже удалялся, – вы схватите Трибуле, моего шута, и отведете его в Консьержери.

В этот момент занавеска у двери отдернулась и в кабинет вошла Жилет. Король поспешно вскочил на ноги. Он взял Жилет за руку и галантно провел ее к креслу. Надо сказать, что король никогда не отказывался от галантных манер, когда имел дело с женщинами.