Анатолий Мордвинов - Из пережитого. Воспоминания флигель-адъютанта императора Николая II. Том 2

• Название: Из пережитого. Воспоминания флигель-адъютанта императора Николая II. Том 2
• Автор: Анатолий Мордвинов
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2014
• ISBN: 978-5-9950-0413-4, 978-5-9950-0415-8

Впервые в полном объеме публикуются воспоминания флигель-адъютанта императора Николая II А. А. Мордвинова.

Во второй части («Отречение Государя. Жизнь в царской Ставке без царя») даны описания внутренних переживаний императора, его реакции на происходящее, а также личностные оценки автора Николаю II и его ближайшему окружению. В третьей части («Мои тюрьмы») представлен подробный рассказ о нескольких арестах автора, пребывании в тюрьмах и неудачной попытке покинуть Россию. Здесь же публикуются отдельные мемуары Мордвинова: «Мои встречи с девушкой, именующей себя спасенной великой княжной Анастасией Николаевной» и «Каким я знал моего государя и каким знали его другие».

Издание расширяет и дополняет круг источников по истории России начала XX века, Дома Романовых, последнего императора Николая II и одной из самых трагических страниц – его отречения и гибели монархии.

---

Я не помню хорошо, как прошел этот день до вечера, да и вряд ли что-либо записал об этом в своем дневнике.

Помню только, что весь этот день был ясный, чувствовалось начало войны, что на станциях и, в частности, в Старой Руссе текла обычная мирная жизнь, что задержек в пути не было, что государь не выходил почему-то, как всегда во время остановок, для прогулки и что то короткое время, которое мы обычно проводили вместе с Его Величеством, ничем не отличалось в разговорах от обыденных, не тревожных дней.

Нелегко, конечно, было и нам, и ему говорить о ничтожных вещах – поддерживать разговор и лишь думать о том, что так мучительно волновало каждого из нас, а Его Величество в особенности.

Вспоминается также, что было решено щедро наградить не пожелавших сменяться верных паровозных машинистов и кочегаров.

К сожалению, последовавшие события в Пскове заставили совершенно забыть и об этих преданных своему царю людях[2].

Помню и то, что в течение дня получилось хорошее известие, что генерал Иванов со своим эшелоном благополучно, без задержек, проследовал через Дно и должен был быть уже в Царском Селе, откуда еще сведений не было.

Получилась и непонятная ответная телеграмма от Родзянко, ожидавшегося нами на станцию Дно и кратко уведомлявшего, что «по изменившимся обстоятельствам он выехать навстречу Его Величеству не может».

Также помню, что до получения этой телеграммы и до прибытия нашего на станцию Старая Русса никаких предположений о перемене маршрута на Псков не было, и лишь по приезде на эту станцию получилось известие, что мост по Виндавской дороге якобы или испорчен, или для тяжелого императорского поезда ненадежен, и только тогда было решено двигаться на Псков и оттуда по Варшавской дороге прямым путем через Лугу, Гатчино и Александровскую на Царское Село.

Тогда же была послана и новая телеграмма Родзянко, уведомлявшая о перемене нашего маршрута и снова предлагавшая ему выехать на встречу в Псков.

В этом городе находился штаб Северного фронта генерала Рузского, и оттуда можно было связаться прямым проводом со Ставкой, Петроградом и Царским Селом и выйти наконец из той тревожной неизвестности, которая нас окружала со вчерашнего вечера.

Остановка в Пскове, о которой с пути был уведомлен и генерал Рузский, предполагалась поэтому очень короткой и ставилась в зависимость лишь от своевременного прибытия Родзянко и от времени, необходимого для переговоров по прямому проводу с Царским Селом и со Ставкой.

Был уже вечер, около 7 с половиной часов, когда императорский поезд подходил к Пскову.

Я, будучи дежурным флигель-адъютантом, стоял у открытой двери площадки вагона и смотрел на приближающуюся платформу.

Она была почти не освещена и совершенно пустынна, несмотря на то, что в Пскове заблаговременно знали о прибытии государя.

Ни военного, ни гражданского начальства (за исключением, кажется, губернатора), всегда задолго и многочисленно собиравшегося для встречи Его Величества, на ней на этот раз, к моему удивлению, не было.

Не было выставлено и почетного караула. Лишь где-то посередине платформы находился, вероятно, дежурный помощник начальника станции, да на отдаленном конце виднелся силуэт караульного солдата с ружьем.

Поезд остановился. Прошло несколько минут, из-за медленно падавшего снега показавшихся мне особенно длинными; никто из начальства не появлялся; на платформу только вышел какой-то офицер, посмотрел на наш поезд и снова скрылся.

Еще прошло несколько минут, и я увидел наконец генерала Рузского, переходящего рельсы и направлявшегося в нашу сторону.

Рузский шел медленно и, как мне невольно показалось, будто нарочно не спеша. Голова его, видимо, в раздумье, была низко опущена. За ним, немного отступя, шли генерал Данилов и еще 2–3 офицера из его штаба.

О Рузском сейчас же было доложено, и государь его принял, а в наш вагон вошел генерал Данилов с другим генералом.

Они сразу, без всякого вступления, стали расспрашивать об обстоятельствах нашего прибытия в Псков и о дальнейших наших намерениях.

– Вам все-таки вряд ли удастся скоро проехать в Царское, – сказал Данилов. – Вероятно, придется здесь выждать или вернуться в Ставку. По дороге неспокойно… Мы только что получили известие, что в Луге вспыхнули беспорядки и весь город во власти бунтующих солдат. Вероятно, и высланные вами части к ним присоединятся.

Об отъезде Родзянки в Псков в штабе не было ничего известно – он оставался еще пока в Петрограде; но были получены от него телеграммы, что в городе началось избиение офицеров и возникло якобы страшное возбуждение против государя. По их сведениям, весь Петроград находится теперь во власти взбунтовавшихся запасных.

Генерал Данилов был мрачен и, как всегда, очень неразговорчив.

Генерал Рузский оставался у государя только несколько коротких минут и в ожидании обеда, к которому был приглашен, вскоре прошел к нам, кажется, в купе Вали Долгорукова.

Как сейчас помню, в каком раздраженном утомлении откинулся он на спинку дивана.

Граф Фредерикс и мы собрались около него, желая узнать, что происходит, по его сведениям, сейчас в Петрограде и какое его мнение на все происходящее.

– Теперь трудно что-нибудь уже сделать, – с раздраженной досадой, почти совершенно в таких выражениях говорил Рузский. – Давно все настаивали на реформах, которых вся страна требует… Не слушались… Голос хлыста Распутина имел больший у вас вес… Вот и дошли до Протопопова, до неизвестного Голицына… до всего того, что сейчас… Посылать войска в Петроград, конечно, поздно – выйдет только лишнее кровопролитие и лишнее раздражение… надо их вернуть…

– Меня удивляет, при чем тут Распутин? – спокойно возразил граф Фредерикс. – Какое он мог иметь влияние на дела?! Я, например, даже его совершенно не знал.

– О вас, граф, никто и не говорит. Вы были в стороне, – вставил Рузский.

– Что ж, по-вашему, теперь делать? – спросили несколько голосов.

– Что делать? – переспросил Рузский. – Придется теперь, быть может, сдаваться совершенно на милость победителя!

Что дальше говорил Рузский, я не помню, кажется, ничего, так как вошедший скороход доложил, что государь собирается выходить к обеду, и мы все направились в столовую.

Я чувствовал только его известное «пренебрежение» к нам, к «придворным», не отдававшим себе отчета в происходящих событиях. Но разбирался ли он в них достаточно ясно сам? Вот что шевелилось в моих мыслях после его слов о необходимости вернуть войска.

Обед, хотя и короткий, тянулся мучительно долго. Моим соседом был гр. Данилов, и я с ним не сказал ни одного слова. Остальным тоже было, видимо, не по себе.

Но государь спокойно поддерживал разговор с Рузским и графом Фредериксом, сидевшими рядом с Его Величеством.

После обеда Рузский через некоторое время, по его просьбе, снова был принят государем, оставался у государя до поздних часов, заходя в промежутке доклада ненадолго к нам в вагон, в отделение к ген. Воейкову, с которым вел какие-то служебные разговоры, а затем ненадолго прошел к гр. Фредериксу.

Был ли там также и генерал Воейков, я не знаю. Кажется, был.

Когда Рузский ушел, граф Фредерикс в разговоре с нами сообщил, что соединиться с Царским Селом не удалось, но что генерал Рузский намеревается переговорить по прямому проводу с Родзянко, спросить, почему он не приехал, узнать, что делается в Петрограде, и просить приехать все-таки в Псков.

Граф Фредерикс добавил, что до получения ответа мы остаемся на неопределенное время в Пскове и, во всяком случае, не уедем до следующего утра.

В тот же поздний вечер мы узнали, что государь, по настоянию Рузского, выразил согласие на назначение ответственного министерства уже вполне по выбору председателя Думы, о чем Рузский также намеревался сообщить Родзянко по прямому проводу. Вот все, что сделалось нам известным в этот день.

Приходилось ждать результатов переговоров. Было очень поздно, чуть ли не около 2 часов ночи, а Рузский все не приходил, и мы наконец после долгих ожиданий разошлись по своим помещениям.

Из тех немногих отрывочных фраз, которыми обменивались Рузский и В. Н. Воейков, ясно сквозило его пренебрежительное отношение к последнему; в свою очередь и генерал Воейков своими полушутливыми фразами давал понять Рузскому, что преувеличивать простой бунт в мировое событие еще преждевременно.

Утром в четверг, 2 марта, проснувшись очень рано, я позвонил моего старика Лукзена и спросил у него, нет ли каких-либо указаний об отъезде и в котором часу отойдет наш поезд.

Он мне сказал, что пока никаких распоряжений об этом отдано не было и что, по словам скорохода, мы вряд ли ранее вечера уедем из Пскова.

Это меня встревожило; я быстро оделся и отправился пить утренний кофе в столовую. В ней уже находились Кира