Сергей Есин - Дневник, 2005 год [январь-сентябрь]

• Название: Дневник, 2005 год [январь-сентябрь]
• Автор: Сергей Есин
• Жанр: Биографии и Мемуары

---

Один из "авантюрных" замыслов — лекции за границей. Мне кажется, что у А.Битова есть серьёзные связи с американскими славистами, может он что-нибудь Вам подскажет, а уж я бы здесь расстарался Вам помочь, чем только могу".

20 мая, пятница. Вчера вернулся домой только в десятом часу вечера. Пока рабочие ставили дом, я сидел работал, что-то читал, потом готовил им еду. С.П. ездил принимать экзамены в аспирантуру, но уже к двум часам вернулся, опять с большой сумкой продуктов. Работяг с шофером шесть человек, все они, кажется, украинцы. Хотя домик довольно небольшой, но работы много: надо было вручную разгрузить машину, вынуть из нее цементные блоки, на которые, как на фундамент, стал дом, снять панели, детали, жесть на крышу, уже готовое крылечко, одним словом все, включая стекло в отдельном ящике. Я еще раз убедился в сложности, даже дикости сегодняшней экономики. Тот, как мы считали, "звериный оскал капитализма", которым характеризуется американское общество, обернулся теперь своим несвежим личиком к нам. Он дышит смердящей пастью, в первую очередь идет жуткая эксплуатация рабочей силы. Дом стоит 65 тысяч, из которых пятеро рабочих, собиравшие его с девяти утра до часу ночи, получат 5 процентов, то есть 3 тысячи 250 рублей на всех. Нужно еще учесть, что их рабочий день был начат до рассвета, поскольку встреча у нас была назначена на 8.30, а им ехать из загородных Бронниц. А мы еще говорили об эксплуатации в Америке пуэрториканцев! Я прикинул стоимость дерева, досок, дешевой жести на крышу и прочее — вот она, сверхприбыль в строительстве! Это меня просто потрясло.

Ребята рассказывали — это в передаче моего шофера Анатолия, который оставался с ними до окончания работы, — что сплошь и рядом на сборке их не кормят, могут даже не позволить вскипятить чайник. Очень хорошо отзывались обо мне, который с ними возился и ублажал обедом, и совсем обалдели, когда узнали, что я писатель и руковожу институтом. С.П. через Анатолия дал им еще 1000 рублей. Если говорить об общем наблюдении — жизнь столичного трудового человека тоже ухудшается. Но все-таки москвичи живут в совершенно иных условиях.

Кстати, еще один пример. Это уже из рассказов С.П. В пятницу днем он поехал отвозить деньги за комплектующие. Одна из привлекательных сторон фирмы — предоплата не больше четырех тысяч и основные деньги вносятся лишь после окончания сборки. Так вот девушка, которая принимала эти деньги — у С.П., как и у меня, есть определенная страсть к журналистским расспросам, — рассказала, что она в этой фирме уже больше пяти лет, получает 10 тысяч рублей, но работает — это опять капитализм — без отпусков: уйдешь в отпуск, возьму новую, говорит хозяин.

На работе все, как обычно: ездил в общежитие, разговаривал с Альбертом Дмитриевичем про обустройство там точки общепита, звонил Вере Константиновне Харченко в Белгород, продиктовал Е.Я. письмо Марку Авербуху.

Дорогой Марк!

Получил Ваше большое письмо, но, каюсь, кажется, я видел и неотвеченное предыдущее, маленькое. У меня в ректорате уже появилась папка с нашей перепиской. Должен сказать, Вы здесь, конечно, имеете пальму первенства. Я часто веду с Вами мысленные диалоги, но ведь я много пишу, поэтому на письменные высказывания времени остается меньше. Вообще, в сутках всё менее и менее видятся те окна светлого и незамутненного молодого сознания, из которого раньше состоял весь день, и в эти оставшиеся окна теперь и приходится что-то помещать. Много сил у меня отнимает Дневник, даже не физических — в конце концов, час-полтора, чтобы просидеть за компьютером, всегда найдутся. Но уже в продолжение долгого времени я каждый день строю как рассказ, а это отодвигает в сторону различные другие планы.

Внутренне готовясь к "свободе", я завел книжку с будущими сюжетами. Но будущие сюжеты, как правило, воплощаются лишь в мыслях. Пока у меня, можно сказать, идет покаянная серия, но здесь фактов меньше, чем хотелось бы, — это большое эссе о воровстве. Всё мое воровство закончилось в молодые годы, а дальше ничего, что накладывало бы черный отпечаток на душу, не находится, даже в литературе ничего не смог украсть, кроме одной фразы: "Дело рассматривалось в Сенате". Довольно рано я узнал, что Сенат в России был высшей судебной инстанцией, и мне это так понравилось, что я вставил эту фразу в свою повесть "Живем только два раза".

В Вашем письме я отложил для себя связь с дирекцией банка на бульваре Осман; доберусь и до Пробковой комнаты, доберусь и до номера, где скончался Оскар Уайльд. Но объясните мне, почему это нас так интересует? Почему мы хотим вдохнуть воздух этих апартаментов? Я вспомнил недавнее посещение кладбища, где похоронен наш с Вами любимый писатель Марсель Пруст. Под камнем, величиной с мой письменный стол, покоятся шесть человек его родственников и он сам. Ну, как они там поместились, если в моем сознании он уже занимает половину (а в сознании литературы этот человек занимает целый материк!)? Неужели мы все живем мифами?

В Вашем письме, дорогой Марк, мое внимание привлек эпизод с чтением газеты в Харькове. Жизнь вообще полна таких скрытых предостережений, намёков и совпадений. Вы "нарвались" на крошечный некролог "В Париже скончался русский писатель Иван Бунин". Верное соображение, что в наши годы было очень важно не то, что скончался он в Париже, а то, что скончался русский писатель. Это была, если хотите, форма гордости для России… Мне есть что представить Вам в ответ. Я хорошо помню зимний день со снегом в Москве, угол улицы Малая Никитская со Скарятинским переулком, там на стене одноэтажного дома, где помещалось, естественно без вывески, районное отделение Комитета государственной безопасности, была вывешена "Литературная газета". И что, Вы думаете, я запомнил в ней тогда? Я запомнил огромное письмо, которое редакция "Нового мира" написала Борису Пастернаку по поводу его романа "Доктор Живаго". Что меня заставило, в то время, это письмо прочесть? Ответьте на другой вопрос: что меня заставило, в моем возрасте, написать роман о Пастернаке (не только, конечно, о нем, но и о нем)? Это было какое-то предопределение. Но между этими двумя точками находится еще один эпизод. Мне было лет 30, а может чуть больше, и я, работая в звуковом журнале "Кругозор", познакомился там с замечательным молодым художником, учеником Фаворского, Космыниным. Этот парень совершенно фантастически резал гравюры по линолеуму и по дереву, и у него был сделан прекрасный портрет Пастернака. Так вот, этот портрет в качестве подарка (не мне, а нашему общему приятелю) Космынин тиснул на этом самом, историческом, номере "Литературной газеты". Я сохранил копию.

Теперь последнее. Дорогой Марк! 30 июня у нас кончается учебный год. В четыре часа состоится Ученый совет, а после него, как бы в продолжение, будет проведена церемония вручения мантии и грамоты Почетного доктора литературы Ирэне Сокологорской, профессору Сорбонны. Если Вы будете так недалеко, в Карловых Варах… Вы поняли мою мысль? Если у Вас появится желание на два-три дня или на неделю посетить Москву (вместе с Соней, разумеется)… В общем, жилье — в гостинице нашей, если пожелаете — за мною, ну и, по возможности, культурная программа. Но ведь Вы еще и тот счастливый человек, которым не надо заниматься, — мы ведь с Вами, Марк, так хорошо понимаем друг друга!

Обнимаю Вас и шлю наилучшие пожелания Соне.

Ваш Сергей Есин

21 мая, суббота. Сюжет сегодняшнего дня — размышление во сне о смерти. Недавно в "Труде" — это меня так захватило, что может быть, я об этом уже и писал в дневнике — была статья об Афоне. В том числе был рассказ, в общем, о той же ситуации, которую я наблюдал на Синае, в монастыре Св. Екатерины: там очень мало места, мало земли и монахи хоронят своих сотоварищей на кладбище только на три года. Потом изымают останки и складывают их в реликварий — большое помещение, где отдельно лежат черепа и отдельно другие части скелета. Точно так же поступают и на Афоне. Меня восхитило только то, что здесь к черепу прикрепляется бирочка, кому он принадлежал. И еще: в прошлое воскресенье в какой-то монографии наткнулся на фотографию места над морем, где был развеян пепел Энгельса. Почему я фиксирую эти вещи? Мама Максима Лаврентьева, которой он показал интервью со мною в Париже и которая, по семейному признанию, может определять, сколько кому отпущено, вроде сказала, что жить мне довольно долго. Недавно я опять вспоминал своего покойного брата Юрия и, проезжая мимо Донского, подумал, что надо бы взять Толика и Володю и поехать с ними обновить мемориальную плиту над его нишей. Впрочем, я не об этом, я часто пишу лишь затем, чтобы избавиться от каких-то собственных видений и комплексов. Дорогие мне люди следуют за мной и мертвыми.

Все утро с упоением занимался огородом и теплицей, поливал, подвязывал, рассадил салат, который дала мне соседка Ниночка. После обеда прочел рассказ иркутянина Володи Мешкова "В это самое время". Это любовная история, происходившая в момент августовского путча 1991 года. И написано очень чисто, и значений здесь много. По крайней мере ясно, как мало политика, к которой нас приучил телевизор, играет роли в глубинной жизни людей, отличаясь не конструктивностью, а нелепостями.