Ольга Бредникова - Микроурбанизм. Город в деталях

• Название: Микроурбанизм. Город в деталях
• Автор: Ольга Бредникова
• Издательство: Новое литературное обозрение
• Жанр: Культурология
• Год: 2015
• ISBN: 978-5-4448-0424-7

Эта книга посвящена современному городу и вдохновлена им. Под общей обложкой собрана богатая мозаика исследовательских подходов и сюжетов, пытающихся ухватить изменчивость, множественность и неоднозначность городской жизни. Это разнообразие объединяет микроурбанизм – подход, предлагающий «близкий взгляд» на город: возможность разглядеть его через мелочи и детали. С их помощью раскрывается насыщенная повседневность города и привлекается внимание к его главным действующим лицам – обывателям, которые своими повседневными действиями, чувствами, настроением создают город, его значимые места и маршруты. Наряду с привычными, но еще не вполне знакомыми персонажами – пассажирами общественного транспорта, участниками свадебных процессий и вездесущими туристами, книга представляет читателю и относительно новых участников жизни города – открывателей заброшенных пространств, слушателей плеера, граффити-райтеров, продавцов и покупателей блошиных рынков и многих других. Насыщенный эмоциями и динамичный город создается живым языком исследователя.

---

Электронное табло на остановке покажет, что через n-минут начнется мой день. Мы, в перерыве между концом и началом, с бутербродами, водичкой и конспектами-ноутбуками, счастливые и галдящие, стоим на этой стороне жизни в ожидании трамвая в центр. На другой – часто и беспорядочно ходят люди в черном. Пока студенты-медики судорожно доучивают строение скелетов и мышц, кто-то превращается в пепел.

Но наш путь – только вперед. За остановкой “Кладбище” появится остановка “У Кафе”, потом будет то ли “Виселица”, то ли “Отшиб” (точный перевод названия “Шибеник” никто из моих чешских знакомых так и не назвал), и все – город проглотит предместье, называя остановки более серьезно: именем историка Палацкого, “Площадью Республики”, “У собора”. Между ними вклинится – так же неуклюже, как и архитектурно, – “Дом торговли «Приор»”, построенный в социалистические времена и по массивности спорящий с громадиной католического собора XV века прямо напротив. Запланированный социалистический консюмеризм должен был победить веру в божественное начало. И, видимо, отчасти победил: спустя 20 лет после крушения коммунистической идеологии чехи остаются одной из самых атеистических наций в Европе[67]. Универмаг сегодня, как и несколько десятилетий назад, задает смысл поездке в центр города. Однако что-то неизбежно утрачивается. Город словно в какой-то момент теряет свою многомерность. Сегодня универмаг – всего лишь один из ряда торговых центров. На старых же фотографиях, сохранивших счастливые лица членов офицерских семей, запечатленных “на фоне”, универмаг – символ заграницы, вполне осязаемое воплощение потребительского рая.

Пожалуй, названия остановок в Европе – это как названия улиц – жизнь через прошлое в настоящем[68]. Имена незаметно воспитывают нас. Потом трамвай выбежит к названиям, появившимся сравнительно недавно: “Энвелопа”, “Сигма”, – приближаясь к железнодорожному вокзалу. Как испугавшаяся гусеница пересекает возрастные кольца деревянного обрубка, пересекает трамвай город. Ну а мне нужно лишь 13 минут, чтобы переместиться с окраины к центральному зданию университета, или от настоящего к прошлому.

Мы, молодые, оставляем мертвых на окраине и завоевываем право на город, в котором многие уже искали, теряли и находили.

Вечером, заменяя интерьер кафе вагоном трамвая, студенческий интернационал активно обсуждает на глобише[69] предстоящую вечеринку или особенности чешского пива. Местных ближе к кладбищу становится все меньше, а разговоры – все громче. Когда-то в школьном автобусе из магнитолы гремели песни и ребятня подпевала хором.

13 минут – это сколько?

Это три четверти моего аудиокурса по голландскому, список дел в ежедневнике, просмотренные по диагонали тексты. При условии, конечно, если всем бабушкам в трамвае хватит места и мне не придется вставать. Здесь очень вежливые подростки. Забавно: чаще уступают место девочки. Вероятно, для того, чтобы тут же на законных основаниях усесться на коленки к мальчикам. Не помню, чтобы я хоть раз видела укоризненный взгляд стоящего пожилого человека, обращенный на сидящую молодежь. Скорее всего, окинув быстрым взглядом вагон, в случае отсутствия свободных мест, старик или старушка развернутся спиной, и потом чуть ли не звать приходится, если проморгаешь скользнувший по тебе взгляд. Правда, в вечерних трамваях есть и те, кто никогда не сядет, несмотря на преклонный возраст, – ведь они едут в театр или из него, поэтому складочки на пальто недопустимы.

Еще недавно, в Вильнюсе, 13 минут казались ничтожно малым сроком. В университет не доедешь, разве что до остановки точно добредешь – идеальных 30 минут с пересадкой там редко получалось – во времена пробок нужно было около часа добираться.

Утром просыпаешься в сознании того, что ты уже безнадежно опаздываешь, потому что накануне давалось себе самой обещание встать на час раньше, дочитать, доделать, прийти в университет наконец-таки вовремя, и от безысходности будильник переводится на 10 минут позже. Еще десять минут отдыха, рваного сна-полудремы, ведь они уже ничего не решают.

В Оломоуце, когда у меня есть 10 минут, я считаю себя богатым человеком. Это две остановки пешком или перебежка с кафедры богемистики на кафедру истории с очередью за кофе и свежими булочками навынос в кафе по дороге.

Дорога обратно обычно проходит быстрей, и вскоре ты уже не вздрагиваешь от ожидаемых, но всегда неожиданных слов диктора: “Нержедин. Крематорий. Последняя остановка. Пожалуйста, выходите”.

Во времена советских солдат, похоже, это место ассоциировалось с аэродромом, который начинался сразу за военным городком. Нержедин, когда-то обнесенный забором (военный городок все-таки), имеет такую особенность, что уже с крыльца любой общаги – бывшей казармы – открывается панорама города. Это некогда стратегическое преимущество – господствующая высота – ныне просто дивная красота для поселившихся здесь студентов.

Впрочем, как и во времена советского военного присутствия, сегодня это тоже особая часть города – место для чужих. Солдат из многонационального Советского Союза сменили студенты из разных стран мира. Сами дома потеряли свой прежний серый цвет. Здесь во дворе школьники из ДОСов – домов офицерского состава – больше не меняются фантиками и не режутся в настольный теннис, зато взрослые девочки в платках и смуглые мальчики, пропахшие карри, играют в баскетбол. Но, как и тогда, по вечерам здесь громко смеются.

Когда-то дорога в школу начиналась с “Нержединских”. Шофер дядя Ваня увозил школьников, которых было больше, чем мог вместить автобус, за знаниями в другую часть города. Те счастливцы, которым не удавалось войти, прибредали в школу к третьему уроку, ссылаясь на транспорт.

Если мерить домами, то…

Спустя 20 лет студенты учат русский, потому что это язык бизнеса в Чехии, а люди старшего поколения его с легкостью забывают – “ведь и учителей нормальных не было”.

Время длиной в 20 лет превратило штаб 8-го армейского корпуса Советской армии в педагогический факультет университета со статуей Масарика, первого президента Чехословакии, а Ленина – Сталина заменила мемориальная доска на месте, где некогда стояла синагога. На праздновании 20-летия свободы и независимости в октябре 2009 года горожане с удовольствием участвовали в перфомансе – городском спектакле, выстаивая ретроочередь за якобы дефицитными бананами. Всего 20 лет понадобилось для того, чтобы можно было с безмятежной улыбкой позировать для прикольной фотографии с “милиционерами”, заламывающими тебе руки, или с “агентами госбезопасности”, которые со зверскими гримасами сновали среди празднующих.

Сколько времени понадобится нам, чтобы смеяться так же легко? А сколько, чтобы прошла болезненность отношений? 13 минут, 20 лет – я не знаю, как долго продлится путь, – главное, что по дороге в “Крематорий” мы успеем выпить кофе.

Сейчас студенты много пишут о Европе, европейской идентичности и национализме. Зигмунд Бауман назвал одну из своих книг “Европа: незаконченное приключение”[70]. И правда, Европа – это не что-то данное, это то, что постоянно меняется, перестраивается из-за наших маршрутов. Совсем необязательно создавать машину времени – можно просто сесть в трамвай.

Сумчатые. Хореография пассажиров городского транспорта

Александра Иванова

Телесность повседневных городских практик так или иначе продолжает оставаться предметом особого интереса исследователей городской жизни. И, пожалуй, самыми насыщенными телесными переживаниями являются поездки в общественном транспорте. Эти поездки формируют специфический пассажирский опыт; дисциплинируют тело согласно принятым правилам; задают способы обращения с личными вещами, точно так же как и личные вещи пассажира влияют на его поведение в общественном транспорте.

Какой же вклад вносят сумки и пакеты в наш повседневный пассажирский опыт? Возможно, они заставляют нас проявлять больший контроль над движениями в транспорте или даже меняют эти движения? Или позволяют по-другому интерпретировать внутреннее транспортное помещение? Может быть, они меняют наше телесное и вербальное взаимодействие с другими пассажирами? И главное: существуют ли какие-то телесные, моральные, инструктивные особенности “сумчатых”[71] пассажиров и как они меняются в зависимости от вида транспорта?

Для того чтобы попытаться ответить на поставленные вопросы, для начала обозначим специфику городского транспорта Ростова-на-Дону, а затем детально рассмотрим пассажирскую хореографию – из чего она складывается и почему именно данный концепт будет полезным инструментом для описания поведения пассажиров. Сама сумчатая пассажирская хореография предстает отдельной главой, поскольку включает сложные отношения системы “тело + сумка” с окружающим миром и другими пассажирами, регулируется особыми правилами и пр.