Владимир Бартол - Против часовой стрелки

• Название: Против часовой стрелки
• Автор: Владимир Бартол
• Издательство: Центр книги Рудомино
• Жанр: Современная проза
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-905626-01-2

Книга представляет сто лет из истории словенской «малой» прозы от 1910 до 2009 года; одновременно — более полувека развития отечественной словенистической школы перевода. 18 словенских писателей и 16 российских переводчиков — зримо и талантливо явленная в текстах общность мировоззрений и художественных пристрастий.

---

Дорога в город всегда казалась ей невыносимо долгой. Всю жизнь она считала минуты, как скупец монеты. Но сейчас она с удивлением обнаружила, что поезд уже промчался через Солканский мост и подходил к зданию вокзала. Неужели приехали? Она поднялась, когда выходили последние пассажиры, завязала платок и взяла с полки сумку.

Между тем сумерки сгустились, наступила ночь. Затемненные улицы мерцали синеватыми огнями. При этом мрачном освещении люди двигались, будто тени, мертво смотрели плотно замаскированные окна домов. За углом, пронзительно звеня, скрылся трамвай.

Уршула остановилась и огляделась; она вдруг забыла, куда и зачем идет. Потом, с трудом собравшись с мыслями, встрепенулась и пошла дальше. Ей надо было на другой конец города, ходу на полчаса. Эти полчаса дались ей тяжелее, чем вся дорога в город. Скажи ей кто-нибудь, что ее затея напрасна, она от души поблагодарила бы этого человека и почти с радостью двинулась в обратный путь. Она готова была брести ночь напролет, только бы утром все было позади. Впрочем, нереальность своих надежд она и сама сознавала и снисходительно усмехалась своему легковерию.

Из трактиров и кафе, мимо которых она проходила, доносились мужские голоса, в нос ударял запах табака, пищи и алкоголя. Вереница серых домов неожиданно оборвалась. На улицу из садов смотрели темные деревья. Снова дома и снова деревья; дома все реже. Уршула остановилась перед мрачным двухэтажным зданием, нижние окна которого были забраны решеткой. Из щели в окне второго этажа падал тонкий, как нить, луч света.

Большие ворота, ведущие в просторный мощеный двор, открывались только для автомобилей. Люди проходили через узкую дверцу посреди ворот. Около нее висела гладкая ручка звонка, как в старинном особняке.

Уршула позвонила нерешительно и робко, боясь нарушить тишину дома. Внутри раздался резкий звук колокольчика. Его слабеющий звон еще не утих, когда в парадном зазвучали тяжелые шаги. Маленькое окошко в дверце со скрипом отворилось. В темноте Уршула не разглядела высунувшегося из него человека, но почувствовала на себе вопросительный взгляд.

— Chi e? Che cosa voleté?[34]

— Я пришла к дочери, — ответила Уршула и смешалась, спохватившись, что ее не поняли. Она силилась собрать в памяти все, что волей-неволей запомнила в последние годы из итальянского.

— Amalia Desanti — mia figlia… Io — madre…[35]

— Aspetate un momento![36]

Окошечко закрылось, и шаги замерли.

Уршула сжала губы и задумалась. Дважды она была в этом доме, но у ворот ее держали впервые… Ей казалось, прошла вечность, пока она снова услышала шаги. Тягостное ожидание было еще одним недобрым предзнаменованием.

Загремел ключ, дверца открылась.

— Entrate, signora![37]

Уршула вошла. Молодой карабинер, впустивший ее, карманным фонариком освещал подъезд и лестницу на второй этаж. Она будто пыталась догнать светлый кружок, скачущий вверх по ступеням.

Двери квартиры были незаперты. В захламленную прихожую сквозь стеклянные двери кухни с пестрой занавеской падал тусклый свет.

Дочь сидела возле люльки и шила. Увидев мать, в нерешительности остановившуюся у порога, она отложила шитье, подняла на нее удивленные глаза и встала.

— Добрый вечер, Малка!

Уршула поздоровалась с дочерью за руку, губы ее мелко дрожали. Больше всего ей хотелось броситься Малке на шею и разрыдаться, но она сдержалась.

По лицу и голосу дочери она поняла, что пришла не в добрый час. Ее, как всегда, не ждали, а особенно в этакую пору. И не только это. С болезненной чувствительностью Уршула подмечала, что от встречи к встрече они с дочерью становились все более далекими друг другу. Правда, такой чужой, как сейчас, она ей еще никогда не казалась. С последней встречи Малка и внешне изменилась к худшему — располнела, новая замысловатая прическа не шла к ее и без того крупному лицу. Она вся как-то расплылась, только складки около рта и глаз не смягчились, а обозначились еще резче.

Уршула поставила сумку на стол и со вздохом села. В чем дело? Ведь она совсем не устала, а ноги не держат! Ей вдруг стало так тяжело, что глаза защемило от слез.

Чтобы немного прийти в себя и успокоиться, она принялась оглядывать комнату. В люльке, посасывая палец, спал пухлый мальчонка. Из-под чепчика торчал черный хохолок. Когда она видела внука последний раз, ему было всего три месяца.

«Как он вырос!» — подумала она.

Малка, так и не сев, по-прежнему не сводила с матери удивленного взгляда.

— Что-нибудь случилось?

Уршула неуверенно покачала головой. Ничего особенного. Но при этом испуганно взглянула на дочь, как будто та уличила ее во лжи. Она же не собиралась ничего утаивать, она и пришла для того, чтобы все рассказать! Да, все. Но нельзя же было начинать сразу, едва переступив порог. Да она и не могла бы ничего скрыть, даже если бы захотела. Выдали бы лицо и глаза, под которыми от слез и бессонных ночей темнели круги.

— Зидора арестовали, — проговорила она наконец тихо, почти шепотом.

Слова эти стоили ей таких усилий, что на мгновение она закрыла глаза и сжала губы. Потом снова остановила взгляд на хохолке ребенка.

Малка ждала продолжения, но Уршула молчала.

— Что он сделал? — спросила Малка.

Уршула посмотрела сначала на дочь, потом на свои руки, беспомощно лежавшие на коленях. Ответила она не сразу. Что ее сын сделал? Правильнее всего сказать — ничего. Во всяком случае, она считала, что он не совершил никакого преступления. Но она понимала, что дочь под влиянием своего окружения смотрит на все другими глазами. Случись это раньше, она бы не задумываясь открыла ей душу. Но в последнее время что-то смутное и едва уловимое встало между ними. Как ни противилась Уршула этому ощущению, она не могла от него избавиться. Поэтому сегодняшняя ее поездка в город и была такой мучительной. Что знает, что может знать Малка об их жизни? Она давно, совсем молоденькой, покинула родные места и замкнулась в своем мире. Дочь вообще слабо представляет себе, что такое жизнь, а она уже изведала ее до конца.

О, достаточно вспомнить годы после Первой мировой войны! Муж вернулся с фронта больным, и ей пришлось с ним нянчиться до самой его смерти. А тут еще на руках дом и маленькие дети. Каменистая, скупая земля иссушила ее, превратила в скелет. Если бы не Зидор, который в конце концов женился, ей бы век вековать одной. Золотой парень. Сколько она переживала за него! Мальчиком он повредил себе глаз, и у него выросло бельмо. Тревоги и заботы не оставляли ее и теперь, они были неотделимы от ее жизни. Много лет ее не занимало, что происходит за стенами дома. Она бы все равно ни в чем не разобралась. Новую войну она тоже встретила как очередное стихийное бедствие. Лишь бы фронт не проходил через их село, как это было в прошлую войну, когда их дом разрушили и им пришлось бежать.

Но несколько месяцев назад вспыхнули первые дома в соседних селах, от взрывов мин дрожали оконные стекла. И только тогда она очнулась от своих вечных хлопот и непеределанных дел и попыталась оглядеться вокруг и заглянуть в самое себя. Она вдруг испугалась того состояния приниженности, которое, казалось, родилось вместе с нею и не оставляло места и для тени сопротивления. Всю свою жизнь она отбивалась от несчастий, боялась их как огня, а тут их нагло вызывают и сыплют тебе на голову. И где-то в глубине души рождался новый для нее голос и набирал все большую силу. Этим она никогда не делилась ни с сыном, ни с невесткой. От ее внимания не ускользало и то, что они часто разговаривают между собой потихоньку от нее. Она была достаточно умна, чтобы понять, о чем они толкуют. Недоверие обижало ее, но она не показывала виду… Однажды ночью Зидор тихо вышел из дому, она не заснула до тех пор, пока снова не услышала его шаги. Ей даже не приходило в голову расспрашивать его об этих таинственных отлучках, корить за них. Новый для нее голос все больше креп в ее душе. Точно грех, отгоняла она теперь страх, который временами ее охватывал, утешая себя мыслью, что все обойдется.

Но не обошлось. Однажды вечером, точно волки, в дом ворвались чужие люди. Все перевернули и увели Зидора. Его провожал плач невестки Габриэлы и трех малышей. У нее тоже по щекам катились крупные слезы. Но она держалась. Горло перехватило, она не в силах была выдавить из себя ни звука. О, Зидор, Зидор! В ту минуту она не верила, что еще увидит его. Она была так подавлена, что уже не надеялась на его освобождение. В том, что случилось, она в душе винила сына и невестку. Думали бы лучше о себе и детях!

Потом, по обыкновению, примирилась и с этим несчастьем. Но Габриэла! Молодая, любящая, она бурно переживала беду, обрушившуюся на семью. Три дня подряд спозаранку уезжала в Толмин и возвращалась затемно. Вернувшись оттуда в последний раз, она как безумная стала кричать, что Зидора избивают и мучают. Ему нужно помочь — но как? Десятки планов рождались у нее в голове и все рушились прежде, чем были высказаны. И вот спасительная мысль: у золовки Малки — муж бригадир[38]! Нет, только не это! Но мысль возвращалась к нему снова и снова. Габриэла терпеть не могла бригадира, хотя видела его всего один раз, из-за него и Малка была ей чужой. А сейчас все ее надежды сосредоточились на нем. Только бригадир может спасти Зидора! Должен спасти. Она просила свекровь съездить в город. Пусть даже Зидора осудят, если он в чем виноват, только бы не пытали его, только бы не убили.