Николай Карташов - Испытание

• Название: Испытание
• Автор: Николай Карташов
• Издательство: Южно-Уральское книжное издательство
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1976

Николай Карташов — один из старейших журналистов Урала, заслуженный работник культуры РСФСР. Он — автор сборников очерков «Огни Магнитогорска», «Сыновья идут дальше», «Страна Инженерия», документальных повестей «Большая жизнь», «Товарищ директор».

В повести «Испытание» Н. Карташов рассказывает о яркой и нелегкой судьбе рабочего паренька Александра Бусыгина, ставшего первоклассным испытателем танков, а затем и тракторов.

Повесть написана для молодых читателей, для тех, кто задумывается над вопросом: делать жизнь с кого.

---

Приехали к фермеру.

Богато живет: тракторы, комбайны, много других машин, сытые крепкие лошади, породистые коровы.

Фермер купил наш СК-4, и что-то не заладилось. Хозяин фермы нервничает: дорог каждый час уборочной страды, а здесь — заминка.

Около фермера крутится сынишка лет четырнадцати — коренастый, со злыми глазами, тоже что-то покрикивает.

Бусыгин вместе с Иночкиным осмотрели комбайн. Ничего особенного: просто неумело обращаются с машиной. Николай Александрович покопался в машине с полчаса, потом посадил рядом с собой парнишку и выехал в поле. За ним выехала автомашина!

Хлеб был сыроватый, но машина шла хорошо: ровно, ритмично, уверенно.

И опять смотрит Николай Александрович, как хозяин ползает вслед за комбайном, как жадно всматривается в землю, зачерпнутую ладонями: нет ли потерь. Ладно, пусть смотрит, пусть поползает, не похудеет.

Бусыгин слез с комбайна, снял комбинезон, умылся.

Хозяин пригласил пообедать. Вид у него виноватый. О машине никаких разговоров. Говорят о погоде, о ценах на хлеб, бешеной конкуренции.

— Если мне с одного гектара собирать меньше пятидесяти центнеров зерна, — говорит фермер, — разорюсь. Надо тянуться…

У сынишки фермера глаза подобрели. Он что-то быстро-быстро говорит отцу.

— Что он там лопочет? — спрашивает Бусыгин. Иночкин отвечает по-русски:

— Парнишка сказал: «В школе нам твердят, что русские бедные, ленивые, а этот дядя так здорово умеет работать».

Бусыгин засмеялся. Подумал: сколько же еще небылиц о нас плетут, и как важно опровергать их делом!

ПОСОЛ

Бусыгин возвращался с завода домой, в свой тихий переулок, носящий бог весть почему воинственное название — Артиллерийский. Он очень любит эти минуты: идешь по широким улицам и тополиным аллеям, зорко всматриваешься в жизнь хорошо знакомого Тракторозаводского района. Новый дом или магазин, даже новая клумба цветов у Детского парка — все примечает глаз. Все здесь — свое, родное…

И еще любит Бусыгин эти минуты возвращения домой потому, что можно спокойно обдумать прожитый рабочий день, поразмыслить над тем, что удалось сделать, а что еще остается додумать, доделать; где-то в мыслях и доспорить с кем-то или убедить кого-то…

В тот тихий теплый июльский день он, как обычно, возвращался с работы и весь был поглощен одной мыслью: «А что же, собственно, произошло сегодня в его жизни особенное и волнующее, не дающее ему покоя? Какую новую грань придется ему переступить». Вспомнил он все до мелочей, все по порядку.

Пригласили Николая Александровича на заседание партийного комитета завода. Секретарь парткома говорит, что надо, мол, дать рекомендацию механику-водителю, испытателю машин, коммунисту Николаю Александровичу Бусыгину: его наметили послать в Объединенную Арабскую Республику, на строительство Асуанской плотины.

— Коммуниста Бусыгина хорошо знаем, мастерство его — тоже известно. Прошел человек сквозь огонь, воду и медные трубы… И мужик он — видный, не замухрышка какой, а богатырь — рослый, крепкий, настоящий русский человек… Ты, Николай, не красней, это я к слову… Предлагаю: рекомендовать!

Это сказал член парткома, старый уважаемый коммунист, рабочий с главного конвейера.

— А все-таки поговорить надо, — настаивал секретарь парткома, — дело серьезное.

— Мы что же, министром иностранных дел его назначаем, — улыбнулся все тот же член парткома.

— Не министром, а послом… Бусыгин должен будет не только обучать арабов, как работать на наших тракторах, а представлять советских рабочих, понятно? Вот потому, я думаю, должны мы нашему представителю сказать свое партийное слово: что он должен понести арабам. Это — важное поручение.

Рекомендацию Бусыгину дали единогласно, напутствовали теплыми, дружескими словами: не посрами, мол, Николай Александрович, нашу заводскую марку, будь достойным послом Его величества рабочего класса.

…Вот об этом событии и размышлял Бусыгин. Николай Александрович подтрунивал сам над собой: «Вот, Николаша, без драки попал в большие забияки. Послом заделался… Ваше превосходительство…»

А вообще-то он понимал всю серьезность и ответственность поручения, полученного от завода, партийного комитета. «Завод наш, — размышлял он, — действительно, вроде министерства иностранных дел: в пятьдесят стран посылает свои машины, и почти во все эти государства, малые и большие, шлет также своих посланцев-испытателей, конструкторов, механиков для оказания технической помощи, инструктажа, обучения кадров, на выставки и ярмарки. А посланцев этих не отгородишь каменной стеной от людей, где бы они ни жили, и люди эти пристально присматриваются ко всему, что носит название «советский». Не только по одежде, манерам и техническому мастерству судят о нашем человеке, а по душевному его складу, по образу мыслей… Чей посол, того и почет!»

Бусыгин был обрадован доверием парткома. Немного беспокоила мысль о предстоящей поездке в далекую страну, к совершенно незнакомым людям, языка, обычаев и нравов которых вовсе не знает.

«Ничего, — рассуждал Николай Александрович, — все образуется. С рабочим человеком, где бы он ни был — на этом ли или на другом краю света — общий язык найти можно. Научимся и по-арабски разговаривать».

…В ОАР Бусыгин летит вместе с женой и шестилетним сыном Сашей. В Каире, в торгпредстве, встретил Фазыла Какамбаева, советского торгпреда, милейшего, доброго человека лет шестидесяти, немного грузноватого, но очень живого и подвижного.

Какамбаев вводит в курс дела.

— Ты, Бусыгин, какие языки знаешь? Русский — понятное дело. Чуть-чуть английский? Хорошо! Какой у тебя характер: терпеливый, спокойный? Прекрасно! А на пальцах разговаривать умеешь? Золотой ты человек, товарищ Бусыгин, самородок: все ты умеешь. — А потом с лукавинкой, как бы невзначай: — А какие машины знаешь? — И, выслушав ответ Бусыгина, что, кроме машин с челябинской маркой, знает тракторы минские, харьковские, волгоградские и другие, торгпред совсем повеселел. — Поедешь, товарищ Бусыгин, в Александрию, сначала в Александрию. А уж потом в Асуан. Займешься строительством ремонтной мастерской в Александрийском районе. Устраивайся, осмотрись… Изучай арабский язык. Пока как быть? Так ты же сказал, товарищ Бусыгин, что умеешь разговаривать на пальцах! — И Фазыл Какамбаев заразительно смеется.

Александрия — морские ворота страны. Ей более 2300 лет. Когда-то город славился одним из «семи чудес света» — маяком на острове Фарос. Здесь в наши дни закончилась бесславная карьера последнего египетского короля Фарука.

В этот знойный летний день жизнь в Александрии бурлила.

Как говорили Бусыгину, летом двухмиллионное население города почти удваивается за счет приезжих, ищущих морскую прохладу.

Но Николай Александрович этой прохлады не ощущал. Ему было непривычно душно, жарко. Но долго разбираться в своих ощущениях и самочувствии было некогда: надо приступать к работе.

…Оборудование лежит навалом у площадки будущей мастерской. Резкий ветер несет мелкий, колючий песок. Жарко. Двенадцать молодых египтян одеты в национальную одежду — черные халаты (галабеи). На голове у каждого — белая чалма. Двенадцать пар настороженных черных глаз внимательно смотрят на светловолосого русского, обливающегося потом.

— Ну, начнем? — не очень твердо спрашивает Бусыгин. В ответ — молчание. — А ну, хлопцы, ко мне! — И Бусыгин манит египтян к себе — подходите, мол, смотрите. Подходят, смотрят. Николаю Александровичу становится еще жарче: до чего же трудны эти первые шаги на «дипломатическом поприще!» Но все-таки постепенно осваивается. Находит общий язык. Бусыгин разравнивает песок и прутком чертит: здесь будет стенд, здесь — покрасочная. Показывает — как взяться за дело, с чего начинать.

— Понятно? — спрашивает. — А ну, делай, как я.

И двенадцать молодых арабов делали так, как этот большой, сильный, улыбчивый русский. Построили стенд для обкатки двигателей, мойку, покрасочную. Начали прибывать машины для ремонта.

Бусыгин не только учил парней мастерству, он стремился понять их, установить душевный контакт. Ведь их надо научить делу. Все они пришли из разных мест — кто из порта, кто из деревень, некоторые совсем неграмотные. Но это были вовсе не забитые люди, нет. В каждом жило чувство достоинства.

Был среди учеников Бусыгина молодой араб Ахмед Фавзи, красавец, богатырь, очень смышленый. Все на лету хватал — название деталей, приемы работы, повадки Бусыгина. Удивительно быстро усваивал русский язык.

Под вечер, когда спадал зной, сидят, бывало, в палатке и тихо переговариваются с Ахмедом, мешая арабские и русские слова.

— Из тебя бы, Ахмед, хороший инженер вышел, отличный инженер, у тебя — талант.