Яков Айзенберг - Ракеты. Жизнь. Судьба

• Название: Ракеты. Жизнь. Судьба
• Автор: Яков Айзенберг
• Издательство: Инвестор
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2010
• ISBN: 978-966-8371-30-1

Перед Вами книга воспоминаний выдающегося ученого советской эпохи Якова Ейновича Айзенберга, бывшего Генерального директора харьковского НПО «Хартрон», бывшего Генерального конструктора систем управления ракет и космических аппаратов Украины. Воспоминания охватывают практически весь жизненный период — от школьных лет до отъезда на лечение в Израиль, и в основном посвящены его любимому делу, которому он отдал свою огромную творческую энергию. Семья ученого глубоко признательна и благодарна всем людям, которые сделали возможным издание книги воспоминаний и берегут память о Якове Ейновиче.

Об авторе

Яков Ейнович Айзенберг (1934–2004), один из видных специалистов в современной космонавтике. Через некоторое время после ухода со своего поста Главного конструктора систем управления В. Г. Сергеева Я. Е. Айзенберг становится Главным конструктором и в течение ряда лет успешно руководит созданием систем управления в составе современных ракетно-космических комплексов.

---

Для обеспечения выполнения главной задачи — высадки человека на Луну, решили оснастить ракету Н1 специальной системой, которая должна была обнаруживать неисправность одного из двигателей, буде такая в полете произойдет, и на основании этой информации СУ должна была очень быстро (практически аварийно) выключить этот двигатель и одновременно выключить симметрично ему расположенный, чтобы сохранить центровочные характеристики ракеты. Здесь не место рассуждать об этой идее, поскольку мы в ее реализации никакого участия (как и в программе Н1–Л3) не принимали, но сама по себе она оказалась порочной.

Причин для неудачи проекта оказалось более чем достаточно, тип двигателя только одна из них, но весьма значительная, так что разработка сопровождалась многими неудачами (в том числе, полным разрушением старта, когда ракета просто «села» на него) и постоянным отставанием по намеченным срокам. Сроки здесь были определяющими, так как весь вопрос и состоял в том, кто окажется первым. Очень быстро выяснилось, что им будет не СССР, так как американская программа шла по графику, а советская — хронически отставала. Конечно, вслух об этом не говорили, речь ведь шла о выполнении постановления ЦК, и смелости взять на себя ответственность заявить до истечения конечных сроков, что программа в требуемый срок выполнена не будет, ни у ОКБ-1, ни у Министерства не было, тем более что сразу возникал вопрос, а кто виноват и с виновного (т.е. с того же ОКБ-1 и Минобщемаша) могли спросить, а кто конкретно виноват, и могли последовать оргвыводы (т.е. снятие с работы, а этого разработчики, конечно, не хотели). Вообще заранее говорить, что сроки, определенные ЦК, выполнены не будут, в СССР было не принято, работа продолжалась, деньги тратились и т.д.

Но в этот раз положение было несколько необычным, так как у проекта Н1-Л3 были открытые противники, достаточно авторитетные, чтобы выходить, минуя всех промежуточных начальников, прямо на уровень вождя на то время советского народа Л. И. Брежнева. Этими противниками оказались В. Н. Челомей и В. П. Глушко, не участвовавшие в этой работе и готовые доказывать, что в том виде, в котором он осуществлялся, проект принципиально невыполним. Уж с ними ни министерство, ни аппарат ВПК и ЦК сделать ничего не могли.

Они и подготовили письмо на имя Л.И. с заявлением о невыполнимости проекта Н1–Л3, но только с этим идти было, конечно, нельзя, и они предложили вместо Н1–Л3 делать для этой же цели в еще более сжатые сроки проект УР-700 (ракета Челомея, а двигатели Глушко) — ЛК-700 (специальный лунный корабль). Конечно, о соревновании со США по срокам уже и речи быть не могло, но в случае успеха можно было хоть «лицо» как-то сохранить, высадив хотя бы и позже американцев советского космонавта на Луну, так как и Челомей, и Глушко совершенно были уверены, что с Н1-Л3 это не получится ни в какие сроки.

Было подготовлено письмо за их подписями, но так как нужны были и другие организации первого уровня, в письме должно было быть написано, что и разработчики СУ и гироприборов для решения этой задачи есть, и они согласны. Так как НИИ-885 делало СУ Н1-Л3, оно не могло делать и конкурсную с ней работу, тем более что с Челомеем Пилюгин не работал, так что единственным претендентом было наше ОКБ-692. Сергеев оказался перед сложным выбором, с одной стороны он понимал, что и Челомей и Глушко правы и вообще на открытый конфликт с ними он не решался, а с другой — он при этом формально выступал против позиции Министра, которого сильно боялся. Министр, чтобы он не думал о предложении Челомея — Глушко, выступить за закрытие Н1–Л3 не мог, так как министерство было по нему головным, и спрос за неудачу теоретически мог быть и с него. Поэтому он занял позицию официального невмешательства, не препятствуя предложению ОКБ-456 и ОКБ-52, но и не поддерживая их официально. Но раз согласия Министра не было, Сергеев не решился поддержать проект УР-700 — ЛК-700, хотя и сказал Челомею, что мы беремся делать СУ ракеты, если только будет приказ Министра. Так как в письме Брежневу должно было быть написано, что все смежники есть, должна была быть их виза (не подпись) где-нибудь на втором экземпляре, выход был найден ко всеобщему удовлетворению.

Сергееву сказали, что он может ехать в Харьков заниматься более важными (чем письмо Брежневу!) и срочными вопросами, а для редактирования и визирования оставить меня (моего мнения никто не спрашивал, хотя я эту идею поддерживал, хоть и трясся, как осиновый лист, так как опыта таких работ у меня не было, но уж очень работа было интересной), что и было сделано. Естественно, Брежнев это предложение не принял, ведь нужно было списать выброшенные на ветер огромные суммы, тем более, что отдел оборонной промышленности ЦК, фактически выполнявший волю Д. Ф. Устинова, был категорически против. Устинов был совершенно четким противником Челомея по любому вопросу, а Минобороны было бессильно, так как речь шла о гражданском проекте. Готовности решать такие вопросы при наличии серьезных разногласий у Брежнева тоже не было. Такое решение мог бы принять Сталин (но с крайне жесткими оргвыводами), может быть Хрущев, а другие вожди не осмелились бы, тем более, что существа предложений и возражений Челомея и Глушко они и понять не могли. Так что письмо скромно легло в архивы ЦК, ведь Брежнев и не должен давать ответы на все поступающие к нему предложения. Проект УР-700 принят не был, проект Н1 выполнен не был, так что пилотируемая советская космическая программа высадки на Луну была полностью сорвана. Оргвыводы, конечно, состоялись, но уже позже после смерти Королева. Правда, кое-чего лунная программа СССР достигла, хотя и не силами ОКБ-1.

Одновременно с фирмой Челомея, еще при Хрущеве в Минобщемаш из Минавиапрома перешло и НПО им. Лавочкина, в военной авиации для них просто не нашлось работы (во время войны они делали знаменитые истребители Ла-5), а по уровню своих конструкторов фирма была просто блестящая и возглавлял ее один из самых талантливых разработчиков Георгий Николаевич Бабакин. Кстати, он был единственным, насколько я знаю, прибористом, а не самолетчиком по образованию. Мы с ним много раз беседовали, он очень хотел привлечь наше ОКБ к созданию СУ для космических комплексов, которые были ему поручены в Минобщемаше. В НПО им. Лавочкина ОКБ-1 передало тематику лунных и межпланетных станций, так как на все королевцев уже не хватало, а главным для себя они продолжали считать теперь пилотируемые объекты.

Так вот, НПО им. Лавочкина, основываясь на заделе, который передало ему ОКБ-1, удалось чисто автоматическими станциями доставить лунный грунт, в меньших, но достаточных количествах, чем «Аполлон», и неизмеримо дешевле. А ведь именно лунный грунт единственное ощутимое, что удалось получить от лунной программы. Конечно, это неизмеримо меньше, чем высадка на Луну, и затем кругосветное путешествие Армстронга, которого сопровождал в поездке (именно так) Президент США Никсон, но с научной точки зрения, о которой в СССР все любили так писать (ведь не могла советская пресса сообщать, что СССР безнадежно проиграл соревнование за умы граждан Земли), мы добились, повторяю, неизмеримо дешевле тех же результатов, что и США.

Я просто не помню другого главного конструктора, кроме Бабакина, настолько глубоко разбирающегося в проблемах СУ, хотя он делал сами корабли. Спустя короткое время Георгий Николаевич умер, в 1971 г. совсем молодым (57 лет), и о нем мало кто сейчас помнит. После его кончины тематика совместных работ заглохла, и только много лет спустя, когда НПО возглавил хорошо знавший меня главный космический разработчик ОКБ-586 В. М. Ковтуненко, совместные работы восстановились, но уже по тематике Минобороны, на которую с дальнего космоса во многом перевели НПО им. Лавочкина. Но это совсем другая тема, и мы к ней еще вернемся.

Вот, пожалуй, и все о работах, предшествующих революционному переходу СУ РКТ на БЦВМ.

В 1969 г. исполнилось 13 лет с момента начала моей работы. Я прошел путь от молодого специалиста до высшей по моей специальности научно-технической должности в ОКБ, став главным теоретиком (это должность начальника теоркомплекса), доктором технических наук, достаточно известным и авторитетным в своей технике в рамках нашего министерства и Минобороны человеком, получив Ленинскую премию. У меня была отличная семья — горячо любимая, несмотря на столь длительный срок брака, жена, двое хороших детей, моя мама была жива, хотя и я, и она по-прежнему жили в безобразных квартирах. Что еще я мог хотеть и чего добиться (видит бог, человек я не честолюбивый, хотя терпеть не могу хамского обращения и неграмотных начальников), памятуя о моих анкетных данных, без всяких связей и покровителей, скорее покровителем и защитником своих сотрудников был я. Этим, я полагаю, закончился второй период моей работы и жизни.

ЧАСТЬ 2

Переход в СУ РКТ к БЦВМ — революция в МБР