Хаим Граде - Цемах Атлас (ешива). Том второй

• Название: Цемах Атлас (ешива). Том второй
• Автор: Хаим Граде
• Издательство: Текст, Книжники
• Жанр: Современная проза
• Год: 2014
• ISBN: 978-5-7516-1225-2, 978-5-9953-0311-4

В этом романе Хаима Граде, одного из крупнейших еврейских писателей XX века, рассказана история духовных поисков мусарника Цемаха Атласа, основавшего ешиву в маленьком еврейском местечке в довоенной Литве и мучимого противоречием между непреклонностью учения и компромиссами, пойти на которые требует от него реальная, в том числе семейная, жизнь.

---

— Верно, — отвечал ему Мойше Хаят-логойчанин, — заваливаться посреди семестра в Радунь или в другую высшую ешиву не годится.

Так почему бы Мейлахке-виленчанину не вернуться домой и не позаниматься самому, сидя в синагоге Виленского гаона? На новый семестр он поедет в ту высшую ешиву, в которую захочет.

— А почему бы мне не учиться в Вильне у Махазе-Аврома? Мы с ним знакомы еще по Валкеникам. Хайкл-виленчанин больше не его ученик. Я уверен, что Махазе-Авром выгнал его, поэтому Хайкл и приехал сюда, а здесь он не учится, этот бездельник, — сердился Мейлахка на своего земляка, который сидел среди старших и на беседах в группе, и на кухне и которому никто не устраивал неприятностей.

— Не знаю, хороший ли это план, чтобы вы остались в Вильне и учились у Махазе-Аврома. — Мойше Хаят-логойчанин посмотрел на большой разваливающийся платяной шкаф, оставленный квартирными хозяевами в его берлоге, потому что у них не было никакого другого склада, куда они могли бы переправить эту рухлядь, точно так же, как он сидел в ешиве, потому что ему некуда было уйти. — Я на вашем месте, то есть если бы я был в вашем возрасте, поехал бы учиться в «Тахкемони»[167] в Белосток или Варшаву. В «Тахкемони» изучают и Тору, и светские науки.

— Вы хотите, чтобы я стал таким, как виленский казенный раввин? — спросил Мейлахка себе под нос.

— А почему не таким, как Маймонид? Он был гением, философом и одновременно врачом, — воскликнул логойчанин и сразу же сообразил, что этот праведничек может от страха перед светским образованием вообще раскаяться в возможности отъезда. — Но если вы хотите изучения Торы без примеси светского образования, то должны сидеть у Хофец-Хаима в Радуни или действительно — у Махазе-Аврома в Вильне. Вопрос в том, каким образом вы собираетесь отсюда уехать?

— То есть как это каким образом? — не понял Мейлахка-виленчанин.

Очень просто, он пойдет и скажет руководству ешивы, что уезжает.

Логойчанин вскочил и распрямился, став похожим на длинный заостренный шест.

— Совершенно очевидно, что вы понятия не имеете, с кем имеете здесь дело, — он растрепал рукой свои волосы и принялся живописать, что будет, если мусарники узнают, что Мейлахка-виленчанин собирается уехать.

Прежде всего, они затащат его на заседание группы и будут мучить целую ночь, целый день, снова ночь и снова день, пока не вырвут у него обещания, подкрепленного клятвой здоровьем родителей, что он никогда в жизни не уйдет от Ново-грудка. В ешиве нет ни единого ученика из числа пришедших когда-то из России, с кого бы реб Цемах Атлас не взял в свое время такой клятвы. А потом, реб Цемах Атлас сам первым ушел от Новогрудка и нарушил свое обещание «и буду пребывать в Доме Господнем на протяжении всех дней жизни»[168]. Лишь позднее он вернулся и открыл в Валкениках начальную ешиву. Однако и после того, как Мейлахка-виленчанин даст обещание, скрепленное клятвой, его будут стеречь в тысячу глаз и при первом же подозрении, что он хочет уехать, у него отберут его чемоданчик. Даже пальто отберут, чтобы он не мог выйти на улицу.

— Реб Цемах, говорите вы, добился, чтобы вам было позволено есть на кухне, потому что вы угрожали, что уедете? Можете быть уверены, что и на Пейсах вам не позволят поехать домой!

— Так что же делать? — растерянно спросил парнишка, от страха забыв закрыть рот.

— Я вам скажу! — логойчанин снова присел на стул и принялся излагать свой план: — Завтра в двенадцать часов дня, когда будет проходить урок Геморы, приходите сюда. Мы вместе отправимся на вашу квартиру, и вы зайдете сказать квартирной хозяйке, что вам надо немедленно возвращаться домой, потому что отец или мать лежит в больнице. Я буду ждать на улице и помогу отнести багаж к поезду. Деньги на билет у вас есть?

Мейлехка-виленчанин рассказал, что мама высылает ему деньги на мелкие расходы, поэтому у него накопилось гораздо больше, чем требуется на железнодорожный билет.

— Вот и хорошо. Если бы у вас не было денег, я бы продал свое пальто и дал бы вам на дорожные расходы.

Новогрудковцы, рассказал Мойше Хаят, ненавидят его, потому что он раскаивается в напрасно потраченных на изучение книжек мусара годах и хочет спасти молодых талантливых учеников, чтобы они выросли по-настоящему большими знатоками Торы. Мейлахка ушел утешенный, а на лице логойчанина появилась гнусная улыбка, похожая на свет дня, дрожащий на паутине в каких-то развалинах.

Мойше Хаят провожал Мейлахку на вокзал и разговаривал с ним как со взрослым:

— Я тоже забочусь о благе многих, как мусарники, но делаю это таким образом, чтобы вы меня потом не проклинали.

Сразу же с вокзала он пошел на кухню ешивы. На этот раз он зашел туда очень оживленный и рассказал за столом, что сегодня с ним попрощался Мейлахка-виленчанин. Он уехал домой, потому что его преследовал глава группы Янкл-полтавчанин, а дома он подготовится к поступлению в белостоцкое училище «Тахкемони». Ешиботники, сидевшие вокруг стола, ничего не ответили. Этому распущенному, ведущему себя, как цыган, парню неймется, оттого что никто не хочет иметь с ним дела. Вот он и дразнит всех этой выдуманной историей. Ведь Мейлахка сегодня до полудня сидел в ешиве.

Но вечером квартирная хозяйка Мейлахки тоже рассказала ешиботникам, что их виленский паренек сегодня после полудня зашел и рассказал, что его мама вдруг заболела и он должен безотлагательно уехать домой. В окно хозяйка видела, что на улице Мейлахку ждал ешиботник намного старше его и что он помог ему нести чемоданчик. Ей даже показалось странным, почему второй ешиботник не зашел в дом. По правде говоря, вся эта история показалась ей странной. Почтальон каждый день вручает ей письма для всех квартирантов, а она не получала письма для виленчанина. Так как же он узнал, что мама заболела?

На следующее утро к первому уроку ешива уже кипела. На всех скамьях проклинали логойчанина, уговорившего мальчишку бросить учебу и помогшего ему сбежать. Тем же утром глава ешивы вернулся из Вильны с собрания раввинов. Реб Симха Файнерман вошел в синагогу и еще не успел снять шубу, как его румяные от мороза щеки еще сильней запылали от гнева. Руководившие в его отсутствие ешивой старшие ученики преподнесли ему историю о войне Янкла-полтавчанина против старосты благотворительной кассы Сулкеса и рассказали, что обыватели выдвигают условие: либо полтавчанин уедет из Нарева, либо всей ешиве придется покинуть синагогу Ханы-Хайки. Реб Дов-Бер Лифшиц рассказал, как логойчанин ворвался на собрание группы аскетов, а Зундл-конотопец добавил к этому рассказ о том, что логойчанин уговорил младшего виленчанина бежать из ешивы.

— Так-то вы берегли ешиву?! — вспыхнул реб Симха Файнерман, но тут же сообразил, что не следует приближенных к нему людей делать врагами.

Его голубые глаза забегали туда-сюда, туда-сюда, пока гнев в них не выгорел. По его приказу Зундл-конотопец отправился искать полтавчанина, а пока что реб Симха обдумывал сложившуюся ситуацию: совсем удалять реб Янкла было бы вредно для ешивы: он много для нее сделал. Кроме того, это вызовет настоящую бурю среди мусарников, которые заявят, что Нарев — больше не новогрудковская ешива, раз она страшится даже угроз обывателей. Этого дикаря надо удалить на какое-то время, пока шум не уляжется.

Янкл-полтавчанин пришел бледный, но гордо выпрямившийся и собранный.

— Полтавчанин, вы должны немедленно отправиться искать местечко, в котором можно будет открыть начальную ешиву для реб Дов-Бера-березинца, — реб Симха Файнерман махнул в сторону реб Дов-Бера Лифшица. В этом взмахе руки крылось все его пренебрежение к главе ешивы из Наревки, поссорившемуся со своими обывателями и неспособному спокойно провести собрание группы взрослых ешиботников.

Счастливый, оттого что для него все так хорошо сложилось, Янкл-полтавчанин аж заржал от радости и ответил, что поедет. Он хотел еще что-то сказать, но реб Симха поспешно отвернулся от него и, сопровождаемый целой толпой приближенных, отправился к реб Цемаху Атласу. Вернувшийся с покаянием, как всегда, после того, как все уже давно закончили молиться, все еще стоял в талесе и филактериях.

— Вы заступаетесь за логойчанина, а он разрушает ешиву! — воскликнул реб Симха Файнерман.

Цемах Атлас молчал и смотрел остекленевшими глазами, как будто слезы капали внутрь него самого. Он стал похожим на разрушенный колодец, в котором капли воды падают с влажных камней назад, вниз, в густо разросшуюся плесень. Он надеялся, что, может быть, именно Мейлахка-виленчанин вырастет совершенным человеком, а логойчанин лишил его возможности радоваться успехам ученика. Цемах ощущал вокруг себя пустоту, как будто все покинули синагогу и оставили в ней его одного. Он поднял глаза и увидел, что глава ешивы, старшие ешиботники и вообще все смотрят на двери. Там стоял Мойше Хаят-логойчанин.