Хаим Граде - Цемах Атлас (ешива). Том второй

• Название: Цемах Атлас (ешива). Том второй
• Автор: Хаим Граде
• Издательство: Текст, Книжники
• Жанр: Современная проза
• Год: 2014
• ISBN: 978-5-7516-1225-2, 978-5-9953-0311-4

В этом романе Хаима Граде, одного из крупнейших еврейских писателей XX века, рассказана история духовных поисков мусарника Цемаха Атласа, основавшего ешиву в маленьком еврейском местечке в довоенной Литве и мучимого противоречием между непреклонностью учения и компромиссами, пойти на которые требует от него реальная, в том числе семейная, жизнь.

---

— Главное в жизни человека — лишь перелом его качеств, а иначе зачем ему жизнь?![116] — И понесся дальше, как ураган или горный поток.

За ним примчался сынишка главы ешивы и тоже хлопнул в ладоши:

— Главное в жизни человека — лишь перелом его качеств, но если вы, виленчанин, не делаете этого, то спрашивается, для чего вы живете на свете?

Выкрикнув это, он помчался догонять Янкла-полтавчанина.

Широко и лениво катится билгораец[117], ешиботник с большим животом, сальной рыжей челкой, рябым лицом, мясистым носом и большими кривоватыми зубами. Билгораец был знаменит как ученый, он буквально вынимал из рукава цитаты из Маймонида и часто опровергал мусарников. Старшие ученики жаловались главе ешивы, что билгораец получает лучшую квартиру и большее денежное содержание, чем любой другой ешиботник. Глава ешивы отвечал, что ничем не может помочь. Миснагиды из Новогрудка говорят, что в Нареве даже не открывают Геморы, занимаются только мусаром. Билгораец нужен, чтобы показать, что и в Нареве можно расти в учении. Он знал о своей силе и смотрел на всех с вызывающей насмешкой. Вот и теперь он стоял напротив виленчанина, засунув руки в карманы и выпятив живот. Из-под сдвинутой назад шляпы на его лоб падала сальная рыжая челка. В его мясистой физиономии и небрежном поведении было что-то от блатного, спокойно и лениво оценивающего силы противника перед началом драки. Хайкл слышал, как Мясницкая улица в нем кричала и подбадривала, чтобы он дал сдачи. Унижение, которое ему пришлось сегодня пережить, заставило кипеть его кровь, и он уже приготовился к столкновению. Однако билгораец спокойно прошел мимо, а за ним снова выплыл мальчишка главы ешивы. Он выпятил вперед свой животик и передразнил манеру речи билгорайца:

— Задайте, виленчанин, двенадцать вопросов, а я вам отвечу на все одним намеком. Вы занимались изучением Торы или же вы шлялись по Вильне без дела, как этот логойчанин шлялся по Нареву?

В первое мгновение Хайкл хотел схватить маленького насмешника за шею, но вовремя удержался. Над ним будут смеяться: тот, кто заводит войну с мальчишкой, сам мальчишка. Он поискал глазами своих прошлогодних товарищей и увидел, что они сидят на скамье в противоположной стороне зала. Они заглядывали в книжки по мусару и, как ему показалось, пребывали в печали. Хайкл почувствовал, что его товарищей огорчило, что он, едва приехав, появился в обществе логойчанина, и им приходится держаться на расстоянии.

— Видите того высокого, укутавшегося в талес с головой? — толкнул его локтем Мойше Хаят и показал на еврея, стоявшего лицом к стене. — Это ваш бывший директор валкеникской ешивы Цемах Атлас, тот самый, который притащил меня сюда мальчишкой из России. — И логойчанин тяжело вздохнул, так тяжело, как будто его легкие были набиты песком.

В ешивах Литвы долго говорили о новогрудковском мусарнике, который хотел сжечь библиотеку в одном местечке и валялся в грязи в другом, чтобы получить прощение от отца своей бывшей невесты. Было известно и то, что он скитается от местечка к местечку и от города к городу. Однако, когда Хайкл год назад приехал в Нарев на месяц элул и спрашивал о бывшем директоре валкеникской ешивы, никто точно не знал, где он. Только посреди прошлого лета он вдруг появился в Нареве, и после долгого размышления глава ешивы пришел к заключению, что теперь Цемах-ломжинец не будет доставлять неприятностей. Он достаточно настрадался и по-настоящему покаялся.

Звонкий удар по столу возвестил, что всем надо встать для произнесения молитвы «Кол нидрей». Мусарники, которые минутой раньше носились толпами от стены к стене, в одно мгновение протолкнулись на свои места с лицами, выражавшими преданность Богу. Каждый быстро находил свое место, скорее благодаря вытянутым вперед рукам, чем остекленевшим глазам.

После «Кол нидрей» снова раздался удар по столу в знак того, что глава ешивы проведет беседу. Реб Симха Файнерман, высокий и стройный, с золотисто-рыжей бородой, вынул руки из-под талеса, как орел взмахивает своими сильными крыльями, прежде чем взлететь. Он оперся обоими локтями о стендер и заговорил спокойно, громко и ясно, чтобы его хорошо было слышно во всех уголках синагоги. Он говорил о покаянии и о том, что в честь Судного дня каждый сын Торы должен принять на себя обязательство расти над собой. Однако первое условие для того, чтобы стать возвышенным человеком, — это хорошее общество. Даже праотец наш Авраам был лишен пророческой силы, пока шел вместе со своим племянником Лотом. Лишь после того, как Лот отделился от него и ушел туда, куда его тянуло все время, в Содом, лишь тогда дар пророчества вернулся к праотцу Аврагаму.

Мусарники знали, что глава ешивы может выступать перед целой синагогой, имея в виду сделать замечание одному конкретному ученику. И все же Хайклу не хотелось верить, что реб Симха Файнерман обращается к такому множеству людей, а имеет в виду лично его. Но логойчанин шепнул ему на ухо:

— Вы дождались, виленчанин! Теперь вы уже знаете, почему на вас не пребывает новогрудковская Шхина! Вы водите компанию с пьяницей Лотом, вас встретили вместе с содомитом.

Хайклу надоели желчные речи логойчанина.

— Я приехал последним поездом перед «Кол нидрей» не для того, чтобы слушать ваши комментарии по поводу беседы главы ешивы.

Логойчанин замолчал и посмотрел на дверь, как будто хотел убежать, но боялся выйти один в темноту.

Реб Симха Файнерман завершил беседу и довольно долго раскачивался в молчании. Его длинная узкая золотистая борода свисала со стендера, как праздничная завесь на орн-койдеше. В зале повисло напряжение. Электрические лампы затягивал желтоватый туман, их словно затемнял жар дыхания ешиботников, ожидавших, что вот-вот грянет буря, что глава ешивы заговорит, пробуждая их души к покаянию. Сыны Торы прикрывали глаза руками, как при произнесении «Шма», чтобы не стыдиться товарищей, если захочется плакать. Реб Симха Файнерман начал говорить с какой-то плачущей мелодией, и собравшиеся сопровождали его речь сдержанным шепотом.

— Учителя мои и господа мои, пророк говорит: «А нечестивые — как море разбушевавшееся, когда утихнуть не может оно и извергают воды его ил и грязь»[118]. Разбушевавшиеся морские волны считают, что они сумеют пробежать по берегу дальше, чем предыдущие волны, но еще ни одна волна не сумела пройти по берегу дальше, чем назначено морю с шести дней творения. Вскипающая вода только выбрасывает отбросы и пену. Сколько бы человек ни напрягался, чтобы превзойти того, кто был до него, никто еще не ушел из этого мира, достигнув хотя бы половины того, что хотел. Мидраш говорит, что и путь покаяния подобен морю. Как открыто море, так и путь покаяния открыт всегда и для всех. Однако горе тому человеку, который бежит от опасности, подстерегающей его на суше, в море — и тонет в нем. Горе тому, кто оступается на пути своего покаяния. Ему нужен новый Судный день, который искупил бы предыдущий Судный день.

Ешиботники ощутили жар под одеждой, со всех сторон они старались приблизиться к главе ешивы и оставались стоять, наморщив лбы и выпучив глаза. Ободренный тем, что окружающие тихо и истово подпевают его плачущему голосу, реб Симха Файнерман стал восклицать еще громче:

— Учителя мои и господа мои, сколько бы мы ни сделали для человека, мы ничего для него не делаем, если не заботимся о том, чтобы у него была доля на том свете. Сколько бы мы ни жертвовали собой ради товарища, мы ничего не даем ему, если не даем ему вечности. И если мы не можем утешить страдающего, говоря, что вознаграждением за его страдания будет вечная жизнь, то чем же, с позволения сказать, мы можем его утешить? Учителя мои и господа мои, Старик[119] из Новогрудка имел обыкновение говорить, что самый худший приговор для человека состоит в невозможности отказаться от собственной природы. Однако, если человек делает над собой усилие, чтобы преодолеть прирожденное зло, тогда ему помогают и Небеса. Так что давайте произнесем молитву и попросим о помощи Небес: Отец наш, Царь наш, разорви вынесенный нам суровый приговор! — Глава ешивы выкрикнул слова молитвы, и их повторили все собравшиеся, как будто гром грянул в горах, где каждая пропасть, каждая расщелина и каждый склон откликаются стократным эхом.

— Учителя мои и господа мои, — снова раздался голос главы ешивы, и другие голоса начали смолкать, умирать, как расколовшийся в высокогорье гром исчезает в безднах. — Мы верим полной верой, что мир питается заслугами праведника, и мы, мы хотим быть праведниками. Может случиться, что кто-то из нас в поспешности подумает: да как же такое может быть?! Я истязаю себя, чтобы достичь совершенства, хожу оборванный, голодный, а мир, который питается моими заслугами, еще и смеется над моими кистями видения. Тот, кто думает так, наверняка не тот праведник, заслугами которого питается мир. Гемора в трактате «Таанит» рассказывает нам о танае рабби Ханине бен Досе: «Каждый день раздается глас Божий, провозглашающий: Весь мир питаем ради Ханины, сына Моего, а Ханина, сын Мой, удовлетворяется одним кавом[120] плодов рожкового дерева от кануна одной субботы до кануна другой субботы»[121]. По-настоящему совершенный человек ограничивается горшком сухих плодов рожкового дерева от субботы до субботы, — пояснил глава ешивы древнееврейские слова Геморы на идише и продолжил: — Он ничего не требует и даже принимает с любовью оскорбления, наносимые ему миром, живущим благодаря его заслугам. Так давайте же, друзья и ближние, многими усилиями добьемся того, что станем хотя бы на один шаг ближе к тому месту, где пребывает рабби Ханина бен Доса. Давайте же теперь, в час милосердия, когда врата открыты, еще раз произнесем молитву и попросим о помощи Небес: Отец наш, Царь наш, верни нас с полным покаянием пред лицо Твое!