Майкл Гаррисон - Пустота

• Название: Пустота
• Автор: Майкл Гаррисон
• Жанр: Киберпанк
• Год: 2016
• ISBN: 978-5-389-11145-5

М. Джон Гаррисон – британский писатель-фантаст, умеющий гармонично соединять фантасмагорические картины, хореографически отточенное действие и глубокий психологизм. «Пустота» – заключительный роман трилогии о Тракте Кефаучи, куда вошли изумительный «Свет» и потрясающая «Нова Свинг». Вместе они составляют роскошное, стилистически завораживающее повествование, способное удовлетворить вкус самого взыскательного читателя, не оставив при этом в стороне лихо закрученный сюжет.

В недалеком будущем размеренная жизнь пожилой вдовы нарушается сюрреалистическими знамениями и визитами. Столетия спустя грузовой корабль «Нова Свинг» берет на борт нелегальный груз, и плата за его провоз превзойдет все мыслимые ожидания. В то же самое время на далекой планете, в зоне, где обычная физика и не ночевала, безымянная женщина-коп пытается навести порядок и заодно отыскать себя.

---

М. Джон Гаррисон Пустота

© К. Фальков, перевод, 2016

© Издание на русском языке, оформление.

ООО «Издательская Группа „Азбука-Аттикус“», 2016

Издательство АЗБУКА®

* * *

Посвящается «Forced Ent.»[1]

Нет места более центрального, нежели пустота, которая не пуста. То престол самой яростной физики.

Джон Уилер

У наших приборов есть пределы точности. Поскольку наше знание физической реальности зависит от того, что доступно нашим измерениям, мы никогда не узнаем всего, что могли бы узнать… Куда лучше будет согласиться, что наше знание физической реальности с необходимостью неполно.

Марсело Глейзер

В известном смысле все всегда пребывает везде.

Альфред Ван Вогт

1 Орган

Весь вечер Анна Уотермен слышала, как дерутся коты. В десять она вышла в сад и стала звать домашнего любимца. Около десятилетия назад ее дочь Марни, тогда тринадцатилетка, но уже непостижимая, нарекла этого зверя Джеймсом. Небо полнилось звездами, у краев небосклон отливал зеленоватым сиянием сумерек позднего лета. Сад у Анны был большой, ярдов пятьдесят на двадцать, с обросшими лишайником яблонями и некошеной травой, и покосившаяся беседка походила на декорацию для русского фильма 1970-х – она уже разваливалась, тонула в разросшихся цветах, пучилась от хлама, который жалко выбросить, но и при себе держать особо незачем. Цветы разрастались с какой-то нездоровой стремительностью. Каждый год, как их ни пропалывай, тут прорастала плотная смесь местных сорняков, дички и, как напоминание о начавшемся в 2000-х потеплении, экзотики с мясистыми листьями и крупными лепестками из семян, занесенных бог весть откуда.

– Джеймс! – выкликала Анна.

Джеймс не отзывался, но не было и таких звуков, словно он кого-то убивал или умирал лютой смертью. Анна приободрилась.

Она обнаружила кота в зарослях на дальнем конце сада, где животное периодически устраивало себе лежанку среди корней на сухой земле. Он тыкался в изгородь мордочкой, стучал по ней передней лапой, что-то мурлыча сам себе. Она потрепала Джеймса по холке, но кот не обратил на нее внимания.

– Старый ты дуралей, – сказала ему Анна, – ну что ты здесь нашел?

Какие-то остывшие ошметки и обрывки плоти, раскиданные по земле. Если не считать размера и цвета, совсем как внутренности. Изгибы напомнили ей свиную печенку. Органы слабо светились. Анна подобрала с земли кусок и тут же уронила – он был теплый. Кот восхищенно подскочил, поймал кусок и принялся его трепать.

– Джеймс, – сказала Анна, – ты отвратителен.

Потом, натянув садовые перчатки, в каких обычно подрезала бархатцы, Анна сунула пару-тройку объектов в пластиковый пакет и отнесла обратно в дом. Опорожнила на стеклянное блюдо. Выложенные на рабочий стол, выглядели они как любая требуха – непривычными являть себя миру. Цветом вроде настоек в колбах, которые Анна девчонкой еще видела на витринах аптек, – синие, зеленые, глубоко-марганцовые, но уже слегка поблекшие и обретающие на свету галогеновой лампы кислотные оттенки. Анна выудила из шкафчика свой лучший вюстхофский нож, но тут же, разнервничавшись, положила обратно. Осмотрев содержимое блюда с разных ракурсов, она отправилась звонить Марни.

– Ты зачем звонишь? – спросила Марни минут через пять.

– Я так думаю… я просто хотела с тобой поделиться своим счастьем. По разным поводам. Я так счастлива была.

Анна понимала, что на первый взгляд это утверждение абсурдно. На третьем десятке она страдала анорексией и дважды неудачно покушалась на самоубийство. Первый муж, Майкл, – не лучший выбор – однажды ночью ушел в море на Мэнн-Хилл-Бич к югу от Бостона и не вернулся. Тела его так и не нашли. Талантливый человек, но весьма неуравновешенный. «Он был замечательным человеком, – говорила Анна тем, кто спрашивал о Майкле, – но принимал многие вещи слишком близко к сердцу». С тех пор она успела снова выйти замуж, родить Марни и прожить жизнь. Ее совместную жизнь с отцом Марни, довольно неплохую, сперва в Лондоне, а затем в этом тихом дорогом доме у реки. Майкла такая жизнь не устроила бы. Ему жизнь вообще давалась с трудом, как своеобразное наказание.

– Никто из нас толком не понимал, как жить, – сказала Анна.

– Анна…

– У него были трудности.

Марни молчала.

– Ну, ты знаешь, – сказала Анна. – На сексуальной почве. Твой отец в этом отношении был куда лучше.

– Анна, эта информация для меня избыточна.

Марни родилась из чувства вины и облегчения, вызванного пропажей – потерей – Майкла в ту ночь на Мэнн-Хилл-Бич. Озадаченная Анна вернулась домой в Лондон и бросилась в постель к первому встречному. Только так можно было примириться с собой, особенно на таком расстоянии оттуда. Она ни о чем не жалела, хотя временами воспоминания заставляли ее относиться к Марни с особенной нежностью. Тут ее посетила внезапная обескураживающая вспышка: Майкл согнулся над ней во тьме, и кто-то из них говорит нечто вроде: «Искры! Везде искры!»

– Анна? Анна, мне идти надо. Поздно уже. Полночь.

– Ой, правда, дорогая?

– Тебе завтра к доктору Альперт, – напомнила ей Марни.

– Боюсь, что я не помню в деталях зачем, – ответила Анна неуверенным, но исполненным протеста тоном.

– Хорошо, что я все записала.

Анна, испытав неожиданный прилив зависти и любви, произнесла:

– О, Марни, надеюсь, тебе нравится секс. Было бы отвратительно думать, что ты лишена столь прекрасной услады.

– Я тебя на станцию отвезу утром. Спокойной ночи, Анна.

«Ну и зачем я звонила?» – спросила себя Анна. Ответа не последовало, так что она удалилась к двери кухни и выглянула. Между садом и рекой, на изрытом кочками выгоне, фута на два-три в глубину клубился туман. Поверх мглы виднелись смутные очертания ив. Она позвала кота, предложила ему корм из крольчатины, заставила себя лечь в постель, но проснулась, как обычно, в десять минут пятого пополуночи, вся в поту и мучаясь навязчивым тяжелым жужжанием в ушах. Это было скорее ощущение, чем звук, как пыталась она объяснить доктору Альперт. «Это как чувство из сна, – сказала бы Анна сейчас. – Физическое ощущение. Я даже не уверена, я ли его переживаю». Она с трудом, чувствуя себя усталой и больной, вылезла из кровати и спустилась выпить воды. Через кухонные жалюзи сочился серый свет. Ей подумалось, что надо бы снова взглянуть на органы, или что это было, но те исчезли с блюда. Джеймс, конечно, запросто мог бы запрыгнуть на стойку и съесть их, но Анне показалось, что органы просто растаяли. Осталась только капля жидкости, достаточно сходной с обычной водой, чтобы смыть в раковину. Анна решила, что есть с этого блюда больше не будет.

Каждую ночь, с той поры как Майкл ушел в море, Анна спускалась позвать кота, унести раскладной стул с лужайки, чтобы не промок, или посмотреть на звезды. Где бы ни жила. И каждую ночь ей снился один и тот же сон.

«Я звонила, – подумала она, – просто чтобы с кем-нибудь поговорить».

Наутро она прогуляла визит к доктору Альперт, пересела на вокзале Виктория и поехала все дальше и дальше через районы с разными почтовыми индексами, пока по другую сторону от Бэлхэма, как ей показалось, не узнала извивы и ласточкины хвосты улиц и перекрестков на склоне холма. «ОРХИДЕЙНЫЕ НОГОТКИ», возвещали указатели на выходе со станции, «СТОМАТОЛОГИЧЕСКАЯ КЛИНИКА „МЯТНЫЙ ЖЕМЧУГ“». Анна вышла из вагона и задумчиво побрела по улице, заглядывая в окна пустых домов. Плана у нее не было. Ей нравились тихие жилые кварталы, а в особенности дома с четырьмя спальнями в фальштюдоровском стиле, с лаврами и изгибами дорожек по одну сторону сада. Чем более заброшенным казалось место, тем выше был шанс, что оно привлечет внимание Анны. К середине дня она решила, что находится на Сайденхэм-Хилл. Она прошла много миль под эмалевым послеполуденным светом, посягнув на право собственности владельцев десятка домов для среднего класса. Она устала. У нее ныли колени. Она заблудилась. С ней это случалось уже не впервые.

Оказалось, что это не Сайденхэм-Хилл, а Норбитон, место, названное в честь вымышленного пригорода из романа эдвардианской эпохи[2]. Анна зашла в кафе при станции, села выпить чаю и высыпала на стол содержимое сумочки. Обычный хлам: остатки косметики, перчатка (одна), записная книжка с именами людей, которых она никогда больше не увидит, разрядившийся телефон. Рецепты лекарств, сложенные очень маленькими конвертиками, монеты – иностранные и вышедшие из употребления. И старый внешний жесткий диск: его она подняла на ладони.

Диск был размерами дюйма два на три, с закругленными, органического вида краями, и гладкая тусклая поверхность его с одной стороны была издырявлена чередой портов FireWire; когда-то новинка и последний писк техномоды, а теперь старомодная игрушка, которую легко перепутать с пачкой сигарет. Майкл оставил ей этот предмет и дал некоторые инструкции, накрыв руку Анны своей теплой рукой – они сидели в таком же привокзальном кафе, как сейчас, – и умоляя: