Юрий Слезкин - Брусилов

• Название: Брусилов
• Автор: Юрий Слезкин
• Издательство: Армада
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1996
• ISBN: 5-7632-0212-0

Роман прекрасного русского писателя Ю. Л. Слезкина (1885–1947) посвящен генералу Алексею Алексеевичу Брусилову, главнокомандующему армиями Юго-Западного фронта во время Первой мировой войны.

---

— Бездействующих фронтов, — согласно кивая лысиной, поддакивает Зайончковский, и улыбка сбегает с его губ. Он теперь сосредоточенно-строг, по-серьезному внимателен.

Чтобы утишить вновь нарастающее волнение, Игорь отчетливо заканчивает:

— Вот какие соображения заставили главное командование согласиться отложить переход в наступление до восемнадцатого июня.

— Да, но и от этого уже отказались! — не удерживается Каледин, и подвижное лицо его морщится, как от зубной боли.

— Отказались, — подтверждает Игорь и сам удивляется внезапно посетившему его спокойствию. Он смотрит на перекошенное лицо командарма, и ему становится смешно и жалко. Немудрено, что солдаты не уважают и не любят этого человека, никогда не умевшего внушить им к себе доверие. — Отказались, потому что, как доложил начальник артиллерийского снабжения, огнестрельные запасы уже перерасходованы. Ружейных патронов недоотпустили фронту за последние три дня по одному миллиону ежедневно!

— Черт знает что такое! — ударяя себя по коленям, взвизгивает Алексей Максимович.

Наступает долгая, тягостная пауза. Каледин сидит в своем кресле, так и не отнимая ладоней от колен. Зайончковский легонько посвистывает, сморщив губы и барабаня пальцами по подоконнику.

За окном слышен нарастающий шум ливня. Испуганно трепещут блестящие от влаги листья.

— Исключение, как всегда, для девятой армии, — сквозь зубы цедит Андрей Медардович, точно этой поправкой он стремится внести ясность в заявление капитана Смолича и найти выход.

— Девятая армия не должна прекращать преследования разгромленных сил Пфлянцера, — деловито возражает Игорь. — Но что всего более тормозит дело — это спор из-за третьей армии, — переходит Игорь к следующему пункту своих доказательств. — Неясная директива ставки допускает двоякое толкование помощи третьей армией нашему фронту. Алексей Алексеевич полагает, что она должна войти в состав его фронта.

Игорь непосредственно обращается к Зайончковскому. Он знает, как заинтересован комкор-30 в этом деле.

— Ну, само собой разумеется! — восклицает генерал уже без тени иронии.

— Против этого протестовал Эверт, — возражает Игорь.

— Как же иначе! — взмахивает руками Каледин и на мгновение остается так, замерев неподвижно.

— Алексеев решил вопрос в пользу Эверта, — строго докладывает Игорь.

— Ах, старая лиса! — Руки Каледина бессильно падают. — Старая лиса!..

— Эверт умеет заговаривать зубы, — говорит Зайончковский куда-то в пространство, в сплошную сеть дождя.

— Но одумавшись, — продолжает Игорь. — Михаил Васильевич признал правоту Алексея Алексеевича и дал телеграмму, что третья армия передается в его полное распоряжение. Таким образом наш фронт усилен целыми пятью корпусами!

— А Западный снова отложил свое наступление, — подхватывает Каледин. — Мой правый фланг ничуть не обезопасен. И эти лишние корпуса так же принуждены будут стоять, как стояли…

— Нос вытянем — хвост увязнет, — поддакивает Зайончковский, но в его глазах Игорь читает удовлетворение: «Зато я могу быть спокоен за правый фланг своего корпуса».

«Маленькие люди, маленькие люди…» — думает Игорь, и снова в нем закипает обида.

— Однако это не мешает главнокомандующему выполнять взятую на себя задачу, — говорит он с подчеркнутой значительностью. — Покинутый своими боевыми товарищами, он продолжает победоносное наступление. К десятому июня нами взято пленными четыре тысячи тринадцать офицеров и около двухсот тысяч солдат!

Генералы невольно подтягиваются, горделивое чувство пробуждается в них: как-никак в этом триумфе есть доля их участия. Но тотчас же личные незадачи берут верх.

— Tout ça est bon et bien![60] — иронически замечает Андрей Медардович. — Однако, когда Алексей Максимович уведомил, что ему понадобится еще один корпус для резерва у Олыни, ему отказали…

— Слишком, видите ли, далеко от одиннадцатой армии! — впадая снова в истерический тон, подхватывает Каледин. — Одиннадцатую армию нужно подтолкнуть, а нам и так можно. У одиннадцатой второстепенные задачи, перед ними только австрийцы, а перед нами немцы! И черт знает, какие отвратительные позиции…

Командарм вскакивает. С грохотом катится в сторону кресло. Обвал ливня за окном на время заглушается срывающимся фальцетом Каледина, топотом ног. Командарм бегает по кабинету, размахивая руками. Он подбежал к капитану, кричит ему в лицо:

— Третья армия! Третья армия! Передана нам! Знаю я Леша! Он не уйдет из-под Эверта! Все это гнусная комедия! Все останется как было!

Нервная рука командарма взмахивает перед лицом капитана Смолича. Игорь невольно отступает, бледнеет, готов к отпору: он не привык к такому обращению. Лицо его окаменело, губы плотно сжаты. Сейчас, над всеми этими дрязгами, он всем своим существом ощущает трагическое одиночество Брусилова и вместе с тем сознает, как он сам недостижимо далек от своего образца! Разве так разговаривал бы с ними Алексей Алексеевич? Разве допустил бы он командарма до такой унизительной сцены? «Я ничему не помог, я все испортил», — думает Игорь, в то время как на него низвергается поток слов, таких же частых и перебивающих друг друга, как потоки дождя за окном.

— Правый фланг третьей армии будет так же оголен, как был! Спросите Андрея Медардовича! Он прикован к месту! Достаточно ему двинуться вперед, и он отрезан! Вся армия будет оторвана от тылов! В болоте по горло! А за это время, пока мы топчемся на месте, противник на одном моем фронте сосредоточил уже девять новых дивизий! Девять дивизий!

Еще взмах руки у самого лица капитана.

«Он заплюет меня», — думает Игорь, глядя на искривленные судорогой губы Каледина и брызги пены, летящие вместе со словами.

— Эти дивизии уже перешли к решительным контратакам, — добавляет, точно подзуживая своего командарма, Зайончковский.

— При этих условиях я отказываюсь наступать в Ковельском направлении, как мне предлагают. Решительно! Мой план действий может быть один! Я уже докладывал об этом Алексею Алексеевичу! Только один! Двадцать второго июня я атакую первым Туркестанским корпусом, который мне должны дать, участок Новоселки — Колки! И никак иначе… или я умываю руки! Да! Да! Так и передайте командующему, господин капитан!

Каледин гусем вытягивает шею и шипит. Так, по крайней мере, кажется Игорю. Даже глаза у генерала становятся круглыми и по-гусиному красными.

Игорь смыкает каблуки. Он только сейчас чувствует, как у него отекли от усталости ноги. Все это время он стоял. Ему не предложили сесть. Забыли. Черт с ними… Они нужны фронту, их надо переломить по-своему. Это сумеет сделать только сам Алексей Алексеевич.

— Слушаю-с! — чеканит Игорь по-солдатски и после паузы добавляет: — Ваше высокопревосходительство разрешит мне переговорить до отъезда по телефону с главнокомандующим? Дело не терпит отлагательства!

XVII

— Алексей Максимович в совершенном расстройстве, — говорит Игорь Брусилову, напрягая голос и стараясь заглушить звяк, гудение и какие-то посторонние звуки и свист, забивающие мембрану. — Он пал духом, ему мерещится катастрофа. Его необходимо поддержать вам лично, Алексей Алексеевич. Он опять настаивает на своем плане и требовании первого Туркестанского. Вам хорошо слышно, Алексей Алексеевич?

— Да. Позовите его к аппарату, — несется в ответ спокойный голос Брусилова.

Каледин повторяет свои доводы, высказанные уже капитану Смоличу, но более сдержанно, трагическим шепотом. Судя по его репликам, Брусилов доказывает ему, что наступление 3-й армии вполне обеспечит его правый фланг и выровняет его.

— Но я этому не могу верить, не могу! Наступление может быть неудачным или замедлится, к чему мы теперь уже привыкли… Ковельское направление — понятие малоопределенное. Наконец согласитесь же, Алексей Алексеевич, что командующий армией свободен в выборе плана действий!

Голос Каледина обрывается на дребезжащей ноте. Он слышен даже из-за запертой двери.

— Вы просто, Алексей Алексеевич, меня не любите. Затираете! Да, я утверждаю это… Не доверяете мне…

И внезапно долгое молчание, болезненное покашливание. Игорь представляет себе сейчас лицо Брусилова. Он не слышит слов, но безошибочно может пересказать их. Как близок и бесконечно дорог ему сейчас Алексей Алексеевич и как понятны все движения его души. Почему же ему, Игорю, не удается так спокойно и наверняка разрешать задачи, которые мысленно он легко разрешает? И именно так, как делает это Алексей Алексеевич?

«Потому что я до сих пор не научился отметать безжалостно свои собственные настроения… Потому что я недалеко ушел от Каледина и ни на минуту не забываю себя…» — думает Игорь.