Юрий Слезкин - Брусилов

• Название: Брусилов
• Автор: Юрий Слезкин
• Издательство: Армада
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1996
• ISBN: 5-7632-0212-0

Роман прекрасного русского писателя Ю. Л. Слезкина (1885–1947) посвящен генералу Алексею Алексеевичу Брусилову, главнокомандующему армиями Юго-Западного фронта во время Первой мировой войны.

---

— Ваше высокопревосходительство… смею доложить… дожди… дорогу размывает… не успеваем чинить… Загрузнете…

— Тем хуже для вас! — оборвал его Брусилов.

Машина загудела, колеса забуксовали. Игорь вскарабкался наверх, на поклажу, устроился спиною к кабинке, рядом с тремя солдатами-проводниками.

Сверху он видел, какая суматоха поднялась у околицы за головным грузовиком, как выехали на рысях вперед колонны казаки, за ними затарахтели по бревнам и сползли на обочину в топь несколько тачанок с дорожным инструментом, рабочими и начальником участка, как сел на коня тучный дивизионный генерал и в сопровождении адъютанта и двух казаков тоже опередил грузовик, где сидел Брусилов. Следом за дивизионным тронулась легковая машина главкома, теперь порожняя. Генералы сели на две легковые в хвосте каравана.

Шел нескончаемый в этих краях мелкий весенний теплый дождь. От брезента вился парок, солдаты, накинув шинели на головы, дремали. Машина то и дело штопорилась, тогда, несмотря на дождь, налетали голодной ратью комары, язвили нещадно. Когда заглушалось спазматическое дыхание мотора, его сменял органный лягушачий хор.

— Как заливаются! — доносился из кабины восхищенный голос Алексея Алексеевича. — Соловьи так не умеют, те красуются, а эти — самозабвенно…

Шофер вылезал из кабины, долго возился под брюхом мотора, вертел ручкой, машину встряхивало, сердце ее начинало биться и опять замирало, шофер ругался шепотом, стыдясь главкома.

Из кабины долетал до Игоря дымок брусиловской вертушки «Месаксуди».

— А ты не шепчи, ты громко! — кричал Алексей Алексеевич шоферу. — Облегчи душу. А ты — как там? — обращался он к Игорю. — Кусают, подлецы?

— Кусают, — откликался Игорь.

— Спустись, возьми табачку, закури, — помогает.

Игорь прыгал на шаткие бревна, рыжая грязь забрызгивала его до пояса, он заглядывал в кабину, видел улыбающееся, безмятежно-спокойное лицо своего главкома, и ему самому становилось легко на душе.

— Опять застряли, — говорил Игорь, морщась от дыма и неумело затягиваясь полным ртом.

— Это вздор! Я думал, хуже будет. Дорожник наклеветал на себя, дорожка совсем не плоха — выдержит. Машины вот у нас дрянь, это верно, вдребезги изношены…

Дождь переставал, сквозь сизые испарения пробивались лучи солнца, еще острее тянуло с болота дурманом, гнилым грибком, от бревен под ногами шел кислый и терпкий дух намокшей сосновой коры, начинало припекать спину, комариный звеньк становился назойливей, вспугнутая цапля, бесшумно и вяло взмахивая крыльями, проносилась низко над гатью, дятел начинал выколачивать свою дробь.

— Теперь бы с ружьишком по болотцу за утками… а? — спрашивал Игоря Брусилов. — Охотишься?

— Охотился, Алексей Алексеевич…

— Да, нынче у нас охота пошла другая… — и внезапно к шоферу, обеспокоясь: — Скажи-ка, братец, мы едем с полной нагрузкой? Ничего там за спиной у меня не скинули для облегчения?

— Никак нет, ваше высокопревосходительство, — как есть с полной.

— То-то. А в караване по скольку машин?

— По шесть штук. За четырнадцать рейсов моей бригады, ваше высокопревосходительство, только одна авария случилась, да и то с последней машиной — в хвосте колонны… скрепы, видать, не выдержали, — бревна и разойдись…

— А я вот не догадался на последнюю сесть, — досадливо бормотнул Брусилов и сейчас же весело Игорю: — Нет, их, чертей, видно, нам с тобой врасплох не поймать! На совесть поработали. А? Как по-твоему?

— На совесть! — горячо подхватил Игорь.

— И драться будут на совесть, — убежденно мотнул головой Алексей Алексеевич и помахал вертушкой перед лицом, отгоняя назойливых комаров. — Вот посмотрим, что у них там с позициями… тогда к Лечицкому — на последний глазок — и…

Он оборвал, затянулся «Месаксуди» и ушел в свои мысли.

Только в темень они прибыли по назначению, наскоро перекусив, пошли к первой линии и с зарею уже были на наблюдательном пункте одного из командиров артиллерийской подгруппы.

На первый взгляд, опасения Каледина и смущение Зайончковского перед задачей, поставленной правому флангу, — идти на максимальное сближение с противником, — казались основательными. А без этого сближения, хотя бы до четырехсот шагов, невозможен был эффективный бросок вперед всего правого крыла 8-й армии, на котором настаивал комфронтом.

Генералы оглядывали в цейсовские бинокли открывшуюся перед ними панораму, Зайончковский что-то вполголоса объяснял Брусилову, протянув вперед себя руку. Брусилов слушал, не отрывая глаз от стекла цейса.

Передовая линия окопов, скорее даже не окопов, а насыпных ложементов, слепленных из торфяных брикетов, перевязанных проволокой и обшитых сосновыми бревнами, шла извивами вдоль торфяного болота далеко на северо-запад и юго-восток. Оба конца этой линии скрывались в молочной завесе тумана, еще очень плотного и казавшегося бесконечной морской гладью.

Едва волнуемая гладь тумана простиралась шириною не менее двух тысяч шагов и обрывалась уходящим в гору берегом. Все это пространство, казавшееся теперь огромным лесным озером, было торфяным болотом. Торф, сплетение корней амшарника, суницы, дурмана, жиденьких карликовых сосенок образовали пушистый ядовито-зеленый, с седыми разводами ковер, казавшийся плотным, но стоило ступить на него ногою — и человека засасывало с головой. Передовая линия наша шла по самому краю этой коварной топи. Она лежала в болоте, копать окопы нельзя было — они тотчас же до краев наполнялись водою, построить торфяной бруствер оказалось возможным. Застелив досками свои фальшивые окопы, люди устроились сносно, но как двинуться дальше?

Впереди — до двух тысяч шагов гиблой топи, великолепно пристрелянной австрийцами, за топью — песчаное всхолмье, за гребнем которого, скрытый густой порослью ельника и тощей сосны, забетонировался и оплелся проволокою враг. Доползти до противоположного берега можно было только в одиночку, поддерживая себя досками, да и то умеючи и не без риска для жизни.

Смельчаки разведчики еженощно пробирались туда таким способом и даже приводили «языка». Саперам удалось в иных местах у подножия песчаного кряжа закрепить телефонные «норы» и даже установить блиндированные наблюдательные пункты. Но поднять в атаку целые части с исходных позиций в данных условиях было бы безумием…

— Мы пробовали по ночам постепенно зашивать болото дощатым настилом и на нем строить прикрытия, но дело оказалось явно безнадежным, — объяснял Брусилову Зайончковский.

— Ну, само собою, — соглашался комфронтом.

Он не отрывал глаз от бинокля.

Заря разгоралась все ярче, розовый пар клубился над опаловой гладью тумана. Какие-то звенящие, непередаваемо нежные звуки возникали, расплывались по топи, гасли, снова рождались то там, то тут, перекликаясь, скрещивались. Тогда казалось, над туманом звучит невидимая арфа, кто-то легким движением пальцев перебирает струны, от самой тонкой до самой глубокой басовой… Но ничто живое не могло издавать эти звуки, так они были чисты и невесомы…

— Что это? — спросил Брусилов.

— Газы, — за командующего группой ответил дивизионный генерал, — подпочвенные газы… мы уже к ним привыкли, но в первое время…

Алексей Алексеевич остановил его движением руки. Все притихли. Игорь слушал зачарованно. Казалось, поет зарождающееся утро. Да так оно и было — пел воздух, розовая дымка, свет зари. И тотчас же, с первым лучом, сверкнувшим на вершине самой высокой сосны, чудесная музыка эта оборвалась, и ей на смену заговорила земля. Сразу хором, деловито забурчали, забасили жабы, за ними, торопясь, захлебнулись, разлились миллионами голосов лягушки, резко протрубили журавли, взвились в воздух и застонали чибисы, утиная стая потянула с юга на север…

Игорь невольно ахнул, так неожидан был этот переход к жизни. Молодой генерал Духонин рассмеялся и крикнул почему-то очень громко:

— Смотрите! Горит!

И точно, лес на взгорье запылал под брызнувшими на него лучами солнца. Оно поднялось из-за мелколесья, ударило в спины генералов.

Брусилов снял фуражку, поежился от легкого озноба, опять прильнул глазами к стеклам цейса, тотчас же опустил его и, глянув на стоявшего о бок с ним Зайончковского, воскликнул:

— Андрей Медардович! А что, если действительно зажечь?

— Лес? — подхватил Зайончковский, и острое лицо его заиграло тонкой улыбкой. — А ведь идея, Алексей Алексеевич!

— Так действуйте! — в тон ему ответил Брусилов.

Едва стемнело, саперы перебрались на взгорье, и по всей линии вдоль топи запылал валежник, затлел можжевельник, вспыхнули вершины сосен. Как и следовало ожидать, противник открыл огонь по топи, решив, что русские отважились форсировать ее. Под прикрытием пожарища саперы взялись за рытье окопов. Мелколесье горело жарко, но пожар не мог прекратиться раньше двух-трех суток. За это время австрийцы перенесут артиллерийский огонь ближе — на пожарище, наши части не спеша гуськом переберутся в уже готовые окопы сторожевого охранения на взгорье, расширят их и займут. Сближение с противником осуществится. С новой исходной точки правый фланг группы Зайончковского легко сделает свой первый бросок вперед.