Арно Шмидт - Респубика ученых

• Название: Респубика ученых
• Автор: Арно Шмидт
• Издательство: Прогресс
• Жанр: Социально-психологическая фантастика
• Год: 1992
• ISBN: 5-01-003143-4

В третий том серии «Утопия и антиутопия XX века» вошли три блестящих романа — классические образцы жанра, — «Гелиополис» (1949) Эрнста Юнгера, действие которого происходит в далеком будущем, когда вечные проблемы человека и общества все еще не изжиты при том, что человечество завоевало Вселенную и обладает сверхмощным оружием; «Город за рекой» (1946) Германа Казака — экзистенциальный роман, во многом переосмысляющий мировоззрение Франца Кафки в свете истории нашего столетия; «Республика ученых» (1957) Арно Шмидта, в сатирическом плане подающего мир 2008 г. в апогее своего развития.

Романы трактуют фундаментальные проблемы человечества.

Для любителей увлекательного фантастического и философского чтения.

Авторская пунктуация и орфография сохранена.

---

Арно Шмидт Респубика ученых

Краткий роман из жизни тропических широт

~ ~ ~

(Согласно Interworld-закону № 187 от 4.4.1996 «О сомнительных сочинениях», в § 11а коего рассматривается возможность опубликования политических либо прочих возмутительных брошюр посредством перевода их на мертвый язык в соответствии как с государственным резоном, так и сугубо литературными требованиями, — переведено с американского в варианте Чарльза Генри Уайнера на немецкий на основании полученной лицензии № 46.)

Данные:[1]

ПРЕДИСЛОВИЕ ПЕРЕВОДЧИКА

Если комиссия сочла настоящее сочинение достойным печати, то объяснить это следует, по-видимому, особенностями самого материала, который становится тем самым… не решаюсь даже сказать «доступнее». С тех пор как Одюбон опубликовал в 1982 году свои «Рассуждения о гоминидах» (насколько осторожные в формулировках — о том не считаю нужным и напоминать знатокам вопроса. А ведь в ту пору не было еще никаких ограничений Interworld — закона; он мог излагать и совсем по-другому), практически мы живем в неведении относительно биологического развития в аннигилированной Европе, с одной стороны, и в американском коридоре, с другой. Тут ценен всякий вклад, тем более что, кажется, и в самом деле наметилась заметная стабилизация в смысле гексаподии.

Что касается собственно «Республики ученых», то по крайней мере при чтении второй части предлагаемых описаний у всякого непредубежденного читателя, думаю, возникает впечатление, что и тут мы получили — по радио, по телевидению ли — лишь выборочные сведений. То, о чем нам свыше 30 лет внушают представление как о «Плавающем Парнасе», как о «Геликоне в Саргассовом море», у многих уже вызывает подозрения — в особенности после ознакомления с открытым, для известных инстанций крайне неприятным письмом алжирского лауреата Нобелевской премии мира Абд эль-Фадля. Здесь, пусть и в тенденциозной форме и фривольном тоне, сообщаются новые данные…

Прошу не упускать из виду затруднения личного свойства: ведь переводить пришлось с американского на мертвый язык. Со времен столь рано последовавшей ядерной аннигиляции отечества немецкий язык не сумел сохранить живое соответствие с техническим или социальным развитием, вследствие чего определенные приборы, аппараты, детали и приспособления, а также намерения и мыслительные операции могли быть переданы лишь описательно. Вовсе не говоря уже о, мягко выражаясь, переизбытке свободы в вопросах «sexual intercourse»,[2] к которым автор проявляет явно чрезмерный интерес, немецкий язык, к счастью, не мог уже обзавестись выражениями, которые были бы одновременно употребительными и достаточно смелыми, чтобы во всей последовательности изобразить процессы, подобные «уртикации».[3] В сносках будет предпринята в указанных случаях попытка восполнить подобные пробелы.

Что же до там и сям пробивающейся неприязни автора, имеющего немецкие корни, ко всему немецкому, как и до его, мягко говоря, эксцентричного склада ума, то могу лишь заверить, что и в таковых местах я стремился к корректному переводу. Оригинал предлагаемой «Республики ученых» находится в отделе рукописей городской библиотеки Дугласа/Каламазу; 8 снятых с него микрофильмовых копий — в местах, предусмотренных для этого международными соглашениями. Немецкий перевод был осуществлен по экземпляру № 5 (Вальпараисо).

Чубут, Аргентина, 24.12.2008 г.

Хр. М. Штадион

~ ~ ~

22.6.2008: На длинных лучах-ходулях туго стянутое тельце солнца-паука поверх ландшафта.

Под вечер в машине:[4] проверить все еще раз? — Да: итак, блокнот, бинокль, зеленые очки; документы первым делом./А дорога убегала назад, погромыхивая под колесами: солнце, кактусы вперемешку. Обе мои клешни праздно лежали у меня на коленях. Рядом курил капитан (и пел; сплошные «уны»: moon[5] и noon[6] и June[7] и recoon[8] — может, уже появились группы людей, которые овладевают запасом слов только с определенной вокальной окраской?).

«Плохая дорога!» — Но он лишь пожал плечами: мол, идет-то она к Стене./В 16 часов мы оставили Прескотт, штат Аризона, залитый зноем, как янтарем; (Люди в блоках из синтетической смолы; это давно уже не новость. Дабы сохранить моду и прочее для потомков. Экспонат № 238 из музея в Детройте давно когда-то, в детстве, был моей великой любовью (хотя по теперешним понятиям до смешного старомодной; этой даме, бывало, я не раз был обязан своей мальчишеской эрекцией. Лет одиннадцать, как не видел: скакали вдаль мои мысли.)).

«Эта пыльная полоса на горизонте?»: «Да. Она и есть — Стена».

(И сбавил скорость; мотор стал еще тише. Мы ехали прямо к ней.)

Потом повернуть на север и все время вдоль нее: «Ну и ну — 8 ярдов высоты!» А это не мелочь, если вдуматься: дважды по 4000 миль бетонной стены, чтобы с обеих сторон отгородить наш американский атомный коридор! (А любопытно, каково там, в Полосе: по слухам, в Неваде уже бродят стада кентавров! Не говоря уже о прочих сплетнях. Как-никак я первый за последние 11 лет, кто получил пропуск на транзитный проезд!)

И все это время — вдоль бесконечной светло-серой бетонной стены (составленной из плит, 2X2 ярда). Позади оба охранника в форме цвета хаки развалились на мешках с почтой всеми своими в общей сложности 13 футами. Тот, что слева, смолил сигарету за сигаретой; один из них воткнул в ухо радиоаппарат и слушал что-то смешное (по выражению лица ведь всегда видно, что им наяривают в данный момент!)./«Вы не знаете, каково поперечное сечение стены? Ну, толщина или как там?» Он сначала аккуратно взял поворот и лишь потом нехотя скривил равнодушный рот, да еще покачал головой и слегка пожал плечами: «На кой?»/(Li'll information here).[9]

17 часов 20: «Застава» (ну наконец-то!). Мы заложили изящный угол на четверть круга и остановились: тут же в черных амбразурах белых стен показались головы команды. (Термометр на стене: 35 градусов в тени. Предсказывали еще и дальнейшее потепление; не соскучишься.)

«Уайнер? — : Чего это вдруг?: И я немедленно вынул свои бумаги: паспорт с водяной фотографией, отпечаток большого пальца, снимок зубов, форма и размер пениса. Затем восьмикратно (то есть всеми восемью державами) проштемпелеванное разрешение на посещение Республики ученых — по правде говоря, такого видеть им еще не приходилось!/Затем на отдельном листе выданный США пропуск на проезд через Полосу гоминидов. (Его-то, морща лоб, то и дело подносил он к своим глазам, господин полковник. Что-то ворочало мысли за стеной его лба, сложенной в Вестпойнте. Он удалился с моим драгоценным листком куда-то в канцелярию, в недра дома. Говорил там по телефону; долго. — Когда вышел снова, что-то в нижней части его неприятного солдатского лица ухмылялось, он словно продолжал кивок, начатый еще там, за телефоном.) Кивнул еще раз: «Right.[10] —: Well.[11] —: Для начала вам, конечно, надо пройти осмотр. И еще: я пошлю с вами эксперта. Ветер восточный, это на руку». -

На белом-белом дворе (а моя сумка, вопиюще крошечная, стояла рядом со мной). Снаружи сержант проверял, какое, предписанное ли 20-кратное, увеличение у моего бинокля (иметь большее гражданским лицам запрещено; согласно Interworld — номеру такому-то: слишком много чего увидим на луне, что ли?). Линзы из синтетической смолы давали, однако, увеличение ровно в 19,74 крат; надо было ему сразу сказать, ведь Caltech[12] проверял. И он нехотя вернул его мне./Потом явился врач:

«Поднимите руки, пожалуйста!»: что ж, поднял: и счетчик Гейгера заскользил по мне, вокруг меня, во мне. Невдалеке обрабатывали на центрифуге взятую у меня — в излишнем количестве — кровь: бравая ассистентка уставилась левым глазом в микроскоп (а правым скользила по мне, голому, словно по узору на обоях); тем временем ее рот выдавал цифры./: «Что это у вас гормональное давление, как у быка? С подружкой поцапались? То-то и оно». (А я нарочно, по совету моего окружившего меня отеческой заботой приятеля, который, кстати, и был тем, кому 8 лет назад было разрешено посетить Республику ученых! — копил силы 4 недели. Он мне толково так растолковал, to the wise a word is sufficient,[13] что на самоходном острове «такое творилось, что небу было жарко!», придают, мол, для вящих репортерских впечатлений роскошных секретарш, «для диктовки», и я, хотя мне всего 30, предполагал, что мне придется там попотеть на пределе возможностей. «В самом деле?: Сто сорок три?! — Измерьте-ка еще разок». Она и измерила: та же цифра! И теперь эта мымра из ВАК[14] отважилась вылупить на меня свои подведенные бельма!

Всевозможные инъекции: белая; и еще белая же./«Зеленоватая?»: «Ну да! Если вас там, гм, ну паук или еще кто укусит!» — смущенно ухмыльнулся он. (И загадочные, раздражающие перешептывания: «…совершенно новое… от таких-то и таких-то…: Тогда это совсем не то…»). -