Оскар Уайльд - Портрет Дориана Грея - английский и русский параллельные тексты

• Название: Портрет Дориана Грея - английский и русский параллельные тексты
• Автор: Оскар Уайльд
• Жанр: Классическая проза

Одно из величайших литературных произведений последних полутора столетий, единственный роман Оскара Уайльда «Портрет Дориана Грея» (1890) поднимает весьма деликатные вопросы, неизменно насущные для постижения искусства и этики. История человека, пожелавшего навеки сохранить молодость и заставить собственный портрет стареть вместо себя, при жизни автора вызывала яростные споры, а ныне признана непревзойденным шедевром мировой литературы.

---

Оскар Уайльд. Портрет Дориана Грея

THE PICTURE OF DORIAN GRAY BY OSCAR WILDE Оскар Уайлд. Портрет Дориана Грея THE PREFACE ПРЕДИСЛОВИЕ The artist is the creator of beautiful things. Художник -- тот, кто создает прекрасное. To reveal art and conceal the artist is art's aim. Раскрыть людям себя и скрыть художника -вот к чему стремится искусство. The critic is he who can translate into another manner or a new material his impression of beautiful things. Критик -- это тот, кто способен в новой форме или новыми средствами передать свое впечатление от прекрасного. The highest, as the lowest, form of criticism is a mode of autobiography. Высшая, как и низшая, форма критики -- один из видов автобиографии. Those who find ugly meanings in beautiful things are corrupt without being charming. Те, кто в прекрасном находят дурное, -- люди испорченные, и притом испорченность не делает их привлекательными. This is a fault. Это большой грех. Those who find beautiful meanings in beautiful things are the cultivated. Те, кто способны узреть в прекрасном его высокий смысл, -- люди культурные. For these there is hope. Они не безнадежны. They are the elect to whom beautiful things mean only Beauty. Но избранник -- тот, кто в прекрасном видит лишь одно: Красоту. There is no such thing as a moral or an immoral book. Нет книг нравственных или безнравственных. Books are well written, or badly written. Есть книги хорошо написанные или написанные плохо. That is all. Вот и все. The nineteenth century dislike of Realism is the rage of Caliban seeing his own face in a glass. Ненависть девятнадцатого века к Реализму -это ярость Калибана, увидевшего себя в зеркале. The nineteenth century dislike of Romanticism is the rage of Caliban not seeing his own face in a glass. Ненависть девятнадцатого века к Романтизму -это ярость Калибана, не находящего в зеркале своего отражения. The moral life of man forms part of the subject-matter of the artist, but the morality of art consists in the perfect use of an imperfect medium. Для художника нравственная жизнь человека -лишь одна из тем его творчества. Этика же искусствав совершенном при- менении несовершенных средств. No artist desires to prove anything. Художник не стремится что-то доказывать. Even things that are true can be proved. Доказать можно даже неоспоримые истины. No artist has ethical sympathies. Художник не моралист. An ethical sympathy in an artist is an unpardonable mannerism of style. Подобная склонность художника рождает непростительную манерность стиля. No artist is ever morbid. The artist can express everything. Не приписывайте художнику нездоровых тенденций: ему дозволено изображать все. Thought and language are to the artist instruments of an art. Мысль и Слово для художника -- средства Искусства. Vice and virtue are to the artist materials for an art. Порок и Добродетель -- материал для его творчества. From the point of view of form, the type of all the arts is the art of the musician. Если говорить о форме, -- прообразом всех искусств является искусство музыканта. From the point of view of feeling, the actor's craft is the type. Если говорить о чувстве -- искусство актера. All art is at once surface and symbol. Во всяком искусстве есть то, что лежит на поверхности, и символ. Those who go beneath the surface do so at their peril. Кто пытается проникнуть глубже поверхности, тот идет на риск. Those who read the symbol do so at their peril. И кто раскрывает символ, идет на риск. It is the spectator, and not life, that art really mirrors. В сущности, Искусство -- зеркало, отражающее того, кто в него смотрится, а вовсе не жизнь. Diversity of opinion about a work of art shows that the work is new, complex, and vital. Если произведение искусства вызывает споры, -значит, в нем есть нечто новое, сложное и значительное. When critics disagree the artist is in accord with himself. Пусть критики расходятся во мнениях, -художник остается верен себе. We can forgive a man for making a useful thing as long as he does not admire it. Можно простить человеку, который делает нечто полезное, если только он этим не восторгается. The only excuse for making a useless thing is that one admires it intensely. Тому же, кто создает бесполезное, единственным оправданием служит лишь страстная любовь к своему творению. All art is quite useless. Всякое искусство совершенно бесполезно. Oscar Wilde. Оскар Уайльд THE PICTURE OF DORIAN GRAY CHAPTER I ГЛАВА I The studio was filled with the rich odour of roses, and when the light summer wind stirred amidst the trees of the garden, there came through the open door the heavy scent of the lilac, or the more delicate perfume of the pink-flowering thorn. Густой аромат роз наполнял мастерскую художника, а когда в саду поднимался летний ветерок, он, влетая в открытую дверь, приносил с собой то пьянящий запах сирени, то нежное благоухание алых цветов боярышника. From the corner of the divan of Persian saddlebags on which he was lying, smoking, as was his custom, innumerable cigarettes, Lord Henry Wotton could just catch the gleam of the honey-sweet and honey-coloured blossoms of a laburnum, whose tremulous branches seemed hardly able to bear the burden of a beauty so flame-like as theirs; and now and then the fantastic shadows of birds in flight flitted across the long tussore-silk curtains that were stretched in front of the huge window, producing a kind of momentary Japanese effect, and making him think of those pallid jade-faced painters of Tokio who, through the medium of an art that is necessarily immobile, seek to convey the sense of swiftness and motion. С покрытого персидскими чепраками дивана, на котором лежал лорд Генри Уоттон, куря, как всегда, одну за другой бесчисленные папиросы, был виден только куст ракитника -- его золотые и душистые, как мед, цветы жарко пылали на солнце, а трепещущие ветви, казалось, едва выдерживали тяжесть этого сверкающего великолепия; по временам на длинных шелковых занавесях громадного окна мелькали причудливые тени пролетавших мимо птиц, создавая на миг подобие японских рисунков, -- и тогда лорд Г енри думал о желтолицых художниках далекого Токио, стремившихся передать движение и порыв средствами искусства, по природе своей статичного. The sullen murmur of the bees shouldering their way through the long unmown grass, or circling with monotonous insistence round the dusty gilt horns of the straggling woodbine, seemed to make the stillness more oppressive. Сердитое жужжание пчел, пробиравшихся в нескошенной высокой траве или однообразно и настойчиво круживших над осыпанной золотой пылью кудрявой жимолостью, казалось, делало тишину еще более гнетущей. The dim roar of London was like the bourdon note of a distant organ. Глухой шум Лондона доносился сюда, как гудение далекого органа. In the centre of the room, clamped to an upright easel, stood the full-length portrait of a young man of extraordinary personal beauty, and in front of it, some little distance away, was sitting the artist himself, Basil Hallward, whose sudden disappearance some years ago caused, at the time, such public excitement, and gave rise to so many strange conjectures. Посреди комнаты стоял на мольберте портрет молодого человека необыкновенной красоты, а перед мольбертом, немного поодаль, сидел и художник, тот самый Бэзил Холлуорд, чье внезапное исчезновение несколько лет назад так взволновало лондонское общество и вызвало столько самых фантастических предположений. As the painter looked at the gracious and comely form he had so skilfully mirrored in his art, a smile of pleasure passed across his face, and seemed about to linger there. Художник смотрел на прекрасного юношу, с таким искусством отображенного им на портрете, и довольная улыбка не сходила с его лица. But he suddenly started up, and, closing his eyes, placed his fingers upon the lids, as though he sought to imprison within his brain some curious dream from which he feared he might awake. Но вдруг он вскочил и, закрыв глаза, прижал пальцы к векам, словно желая удержать в памяти какой-то удивительный сон и боясь проснуться. "It is your best work, Basil, the best thing you have ever done," said Lord Henry, languidly. "You must certainly send it next year to the Grosvenor. -- Это лучшая твоя работа, Бэзил, лучшее из всего того, что тобой написано, -- лениво промолвил лорд Генри.Непременно надо в будущем году послать ее на выставку в Гровенор. The Academy is too large and too vulgar. В Академию не стоит: Академия слишком обширна и общедоступна. Whenever I have gone there, there have been either so many people that I have not been able to see the pictures, which was dreadful, or so many pictures that I have not been able to see the people, which was worse. Когда ни придешь, встречаешь там столько людей, что не видишь картин, или столько картин, что не удается людей посмотреть. Первое очень неприятно, второе еще хуже. The Grosvenor is really the only place." Нет, единственное подходящее место -- это Гровенор. "I don't think I shall send it anywhere," he answered, tossing his head back in that odd way that used to make his friends laugh at him at Oxford. "No: I won't send it anywhere." -- А я вообще не собираюсь выставлять этот портрет, -- отозвался художник, откинув голову, по своей характерной привычке, над которой, бывало, трунили его товарищи в Оксфордском университете.-- Нет, никуда я его не пошлю. Lord Henry elevated his eyebrows, and looked at him in amazement through the thin blue wreaths of smoke that curled up in such fanciful whorls from his heavy opium-tainted cigarette. Удивленно подняв брови, лорд Генри посмотрел на Бэзила сквозь голубой дым, причудливыми кольцами поднимавшийся от его пропитанной опиумом папиросы. "Not send it anywhere? -- Никуда не пошлешь? My dear fellow, why? Это почему же? Have you any reason? По какой такой причине, мой милый? What odd chaps you painters are! Чудаки, право, эти художники! You do anything in the world to gain a reputation. As soon as you have one, you seem to want to throw it away. Из кожи лезут, чтобы добиться известности, а когда слава приходит, они как будто тяготятся ею. It is silly of you, for there is only one thing in the world worse than being talked about, and that is not being talked about. Как это глупо! Если неприятно, когда о тебе много говорят, то еще хуже, когда о тебе совсем не говорят. A portrait like this would set you far above all the young men in England, and make the old men quite jealous, if old men are ever capable of any emotion." Этот портрет вознес бы тебя, Бэзил, много выше всех молодых художников Англии, а старым внушил бы сильную зависть, если старики вообще еще способны испытывать какие-либо чувства. "I know you will laugh at me," he replied, "but I really can't exhibit it. -- Знаю, ты будешь надо мною смеяться, -возразил художник, -- но я, право, не могу выставить напоказ этот портрет... I have put too much of myself into it." Я вложил в него слишком много самого себя. Lord Henry stretched himself out on the divan and laughed. Лорд Генри расхохотался, поудобнее устраиваясь на диване. "Yes, I knew you would; but it is quite true, all the same." -- Ну вот, я так и знал, что тебе это покажется смешным. Тем не менее это истинная правда. "Too much of yourself in it! -- Слишком много самого себя? Upon my word, Basil, I didn't know you were so vain; and I really can't see any resemblance between you, with your rugged strong face and your coal-black hair, and this young Adonis, who looks as if he was made out of ivory and rose-leaves. Ей-богу, Бэзил, я не подозревал в тебе такого самомнения. Не вижу ни малейшего сходства между тобой, мой черноволосый, суроволицый друг, и этим юным Адонисом, словно созданным из слоновой кости и розовых лепестков. Why, my dear Basil, he is a Narcissus, and you-well, of course you have an intellectual expression, and all that. Пойми, Бэзил, он -- Нарцисс, а ты... Ну конечно, лпцо у тебя одухотворенное и все такое. But beauty, real beauty, ends where an intellectual expression begins. Но красота, подлинная красота, исчезает там, где появляется одухотворенность. Intellect is in itself a mode of exaggeration, and destroys the harmony of any face. Высоко развитый интеллект уже сам по себе некоторая аномалия, он нарушает гармонию лица. The moment one sits down to think, one becomes all nose, or all forehead, or something horrid. Как только человек начнет мыслить, у него непропорционально вытягивается нос, или увеличивается лоб, или что-нибудь другое портит его лицо. Look at the successful men in any of the learned professions. How perfectly hideous they are! Посмотри на выдающихся деятелей любой ученой профессии -- как они уродливы! Except, of course, in the Church. But then in the Church they don't think. Исключение составляют, конечно, наши духовные пастыри, -- но эти ведь не утруждают своих мозгов. A bishop keeps on saying at the age of eighty what he was told to say when he was a boy of eighteen, and as a natural consequence he always looks absolutely delightful. Епископ в восемьдесят лет продолжает твердить то, что ему внушали, когда он был восемнадцатилетним юнцом, -- естественно, что лицо его сохраняет красоту и благообразие. Your mysterious young friend, whose name you have never told me, but whose picture really fascinates me, never thinks. Судя по портрету, твой таинственный молодой приятель, чье имя ты упорно не хочешь назвать, очарователен, -- значит, он никогда ни о чем не думает. I feel quite sure of that. Я в этом совершенно убежден. He is some brainless, beautiful creature, who should be always here in winter when we have no flowers to look at, and always here in summer when we want something to chill our intelligence. Наверное, он -- безмозглое и прелестное божье создание, которое нам следовало бы всегда иметь перед собой: зимой, когда нет цветов, -чтобы радовать глаза, а летом -- чтобы освежать разгоряченный мозг. Don't flatter yourself, Basil: you are not in the least like him." Нет, Бэзил, не льсти себе: ты ничуть на него не похож. "You don't understand me, Harry," answered the artist. "Of course I am not like him. -- Ты меня не понял, Гарри, -- сказал художник.--Разумеется, между мною и этим мальчиком нет никакого сходства. I know that perfectly well. Я это отлично знаю. Indeed, I should be sorry to look like him. Да я бы и не хотел быть таким, как он. You shrug your shoulders? Ты пожимаешь плечами, не веришь? I am telling you the truth. А между тем я говорю вполне искренне. There is a fatality about all physical and intellectual distinction, the sort of fatality that seems to dog through history the faltering steps of kings. В судьбе людей, физически или духовно совершенных, есть что-то роковое -- точно такой же рок на протяжении всей истории как будто направлял неверные шаги королей. It is better not to be different from one's fellows. Гораздо безопаснее ничем не отличаться от других. The ugly and the stupid have the best of it in this world. В этом мире всегда остаются в барыше глупцы и уроды. They can sit at their ease and gape at the play. Они могут сидеть спокойно и смотреть на борьбу других. If they know nothing of victory, they are at least spared the knowledge of defeat. Им не дано узнать торжество побед, но зато они избавлены от горечи поражений. They live as we all should live, undisturbed, indifferent, and without disquiet. Они живут так, как следовало бы жить всем нам, -- без всяких треволнений, безмятежно, ко всему равнодушные. They neither bring ruin upon others, nor ever receive it from alien hands. Они никого не губят и сами не гибнут от вражеской руки... Your rank and wealth, Harry; my brains, such as they are-my art, whatever it may be worth; Dorian Gray's good looks-we shall all suffer for what the gods have given us, suffer terribly." Ты знатен и богат, Гарри, у меня есть интеллект и талант, как бы он ни был мал, у Дориана Г рея -- его красота. И за все эти дары богов мы расплатимся когда-нибудь , заплатим тяжкими страданиями. "Dorian Gray? -- Дориана Грея? Is that his name?" asked Lord Henry, walking across the studio towards Basil Hallward. Ага, значит, вот как его зовут? -- спросил лорд Генри, подходя к Холлуорду. "Yes, that is his name. -- Да I didn't intend to tell it to you." Я не хотел называть его имя... "But why not?" -- Но почему же? "Oh, I can't explain. -- Как тебе объяснить... When I like people immensely I never tell their names to anyone. Когда я очень люблю кого-нибудь , я никогда никому не называю его имени. It is like surrendering a part of them. Это все равно что отдать другим какую-то частицу дорогого тебе человека. I have grown to love secrecy. И знаешь -- я стал скрытен, мне нравится иметь от людей тайны. It seems to be the one thing that can make modern life mysterious or marvellous to us. Это, пожалуй, единственное, что может сделать для нас современную жизнь увлекательной и загадочной. The commonest thing is delightful if one only hides it. Самая обыкновенная безделица приобретает удивительный интерес, как только начинаешь скрывать ее от людей. When I leave town now I never tell my people where I am going. Уезжая из Лондона, я теперь никогда не говорю своим родственникам, куда еду. If I did, I would lose all my pleasure. Скажи я им -- и все удовольствие пропадет. It is a silly habit, I daresay, but somehow it seems to bring a great deal of romance into one's life. Это смешная прихоть, согласен, но она каким-то образом вносит в мою жизнь изрядную долю романтики. I suppose you think me awfully foolish about it?" Ты, конечно, скажешь, что это ужасно глупо? "Not at all," answered Lord Henry, "not at all, my dear Basil. -- Нисколько, -- возразил лорд Г енри, -Нисколько, дорогой Бэзил! You seem to forget that I am married, and the one charm of marriage is that it makes a life of deception absolutely necessary for both parties. Ты забываешь, что я человек женатый, а в том и состоит единственная прелесть брака, что обеим сторонам неизбежно приходится изощряться во лжи. I never know where my wife is, and my wife never knows what I am doing. Я никогда не знаю, где моя жена, и моя жена не знает, чем занят я. When we meet-we do meet occasionally, when we dine out together, or go down to the Duke's-we tell each other the most absurd stories with the most serious faces. При встречах, -- а мы с ней иногда встречаемся, когда вместе обедаем в гостях или бываем с визитом у герцога, -- мы с самым серьезным видом рассказываем друг другу всякие небылицы. My wife is very good at it-much better, in fact, than I am. Жена делает это гораздо лучше, чем я. She never gets confused over her dates, and I always do. Она никогда не запутается, а со мной это бывает постоянно. But when she does find me out, she makes no row at all. Впрочем, если ей случается меня уличить, она не сердится и не устраивает сцен. I sometimes wish she would; but she merely laughs at me." Иной раз мне это даже досадно. Но она только подшучивает надо мной. "I hate the way you talk about your married life, Harry," said Basil Hallward, strolling towards the door that led into the garden. "I believe that you are really a very good husband, but that you are thoroughly ashamed of your own virtues. -- Терпеть не могу, когда ты в таком тоне говоришь о своей семейной жизни, Гарри, -сказал Бэзил Холлу орд, подходя к двери в сад.--Я уверен, что на самом деле ты прекрасный муж, но стыдишься своей добродетели. You are an extraordinary fellow. Удивительный ты человек! You never say a moral thing, and you never do a wrong thing. Никогда не говоришь ничего нравственного -и никогда не делаешь ничего безнравственного. Your cynicism is simply a pose." Твой цинизм -- только поза. "Being natural is simply a pose, and the most irritating pose I know," cried Lord Henry, laughing; and the two young men went out into the garden together, and ensconced themselves on a long bamboo seat that stood in the shade of a tall laurel bush. -- Знаю, что быть естественным -- это поза, и самая ненавистная людям поза! -- воскликнул лорд Генри со смехом. Молодые люди вышли в сад и уселись на бамбуковой скамье в тени высокого лаврового куста. The sunlight slipped over the polished leaves. Солнечные зайчики скользили по его блестящим, словно лакированным листьям. In the grass, white daisies were tremulous. В траве тихонько покачивались белые маргаритки. After a pause, Lord Henry pulled out his watch. Некоторое время хозяин и гость сидели молча. Потом лорд Генри посмотрел на часы. "I am afraid I must be going, Basil," he murmured, "and before I go, I insist on your answering a question I put to you some time ago." -- Ну, к сожалению, мне пора, Бэзил, -- сказал он.-- Но раньше, чем я уйду, ты должен ответить мне на вопрос, который я задал тебе. "What is that?" said the painter, keeping his eyes fixed on the ground. -- Какой вопрос? -- спросил художник, не поднимая глаз. "You know quite well." -- Ты отлично знаешь какой. "I do not, Harry." -- Нет, Гарри, не знаю. "Well, I will tell you what it is. -- Хорошо, я тебе напомню. I want you to explain to me why you won't exhibit Dorian Gray's picture. Объясни, пожалуйста, почему ты решил не посылать на выставку портрет Дориана Грея. I want the real reason." Я хочу знать правду. "I told you the real reason." -- Я и сказал тебе правду. "No, you did not. -- Нет. You said it was because there was too much of yourself in it. Ты сказал, что в этом портрете слишком много тебя самого. Now, that is childish." Но ведь это же ребячество! "Harry," said Basil Hallward, looking him straight in the face, "every portrait that is painted with feeling is a portrait of the artist, not of the sitter. The sitter is merely the accident, the occasion. -- Пойми, Гарри.-- Холлуорд посмотрел в глаза лорду Генри.-- Всякий портрет, написанный с любовью, -- это, в сущности, портрет самого художника, а не того, кто ему позировал. It is not he who is revealed by the painter; it is rather the painter who, on the coloured canvas, reveals himself. Не его, а самого себя раскрывает на полотне художник. The reason I will not exhibit this picture is that I am afraid that I have shown in it the secret of my own soul." И я боюсь, что портрет выдаст тайну моей души. Потому и не хочу его выставлять. Lord Henry laughed. Лорд Генри расхохотался. "And what is that?" he asked. -- И что же это за тайна? -- спросил он. "I will tell you," said Hallward; but an expression of perplexity came over his face. -- Так и быть, расскажу тебе, -- начал Холлуорд как-то смущенно. "I am all expectation, Basil," continued his companion, glancing at him. -- Нус? Я сгораю от нетерпения, Бэзил, -настаивал лорд Генри, поглядывая на него. "Oh, there is really very little to tell, Harry," answered the painter; "and I am afraid you will hardly understand it. -- Да говор ить-то тут почти нечего, Гарри... И вряд ли ты меня поймешь. Perhaps you will hardly believe it." Пожалуй, даже не поверишь. Lord Henry smiled, and, leaning down, plucked a pink-petalled daisy from the grass, and examined it. Лорд Генри только усмехнулся в ответ и, наклонясь, сорвал в траве розовую маргаритку. "I am quite sure I shall understand it," he replied, gazing intently at the little golden white-feathered disk, "and as for believing things, I can believe anything, provided that it is quite incredible." -- Я совершенно уверен, что пойму, -отозвался он, внимательно разглядывая золотистый с белой опушкой пестик цветка.--А поверить я способен во что угодно, и тем охотнее, чем оно невероятнее. The wind shook some blossoms from the trees, and the heavy lilac-blooms, with their clustering stars, moved to and fro in the languid air. Налетевший ветерок стряхнул несколько цветков с деревьев; тяжелые кисти сирени, словно сотканные из звездочек, медленно закачались в разнеженной зноем сонной тишине. A grasshopper began to chirrup by the wall, and like a blue thread a long thin dragon-fly floated past on its brown gauze wings. У стены трещал кузнечик. Длинной голубой нитью на прозрачных коричневых крылышках промелькнула в воздухе стрекоза... Lord Henry felt as if he could hear Basil Hallward's heart beating, and wondered what was coming. Лорду Г енри казалось, что он слышит, как стучит сердце в груди Бэзила, и он пытался угадать, что будет дальше. "The story is simply this," said the painter after some time. "Two months ago I went to a crush at Lady Brandon's. -- Ну, так вот...-- заговорил художник, немного помолчав.-- Месяца два назад мне пришлось быть на рауте у леди Брэндон. You know we poor artists have to show ourselves in society from time to time, just to remind the public that we are not savages. Ведь нам, бедным художникам, следует время от времени появляться в обществе, хотя бы для того, чтобы показать людям, что мы не дикари. With an evening coat and a white tie, as you told me once, anybody, even a stockbroker, can gain a reputation for being civilised. Помню твои слова, что во фраке и белом галстуке кто угодно, даже биржевой маклер, может сойти за цивилизованного человека. Well, after I had been in the room about ten minutes, talking to huge over-dressed dowagers and tedious Academicians, I suddenly became conscious that someone was looking at me. В гостиной леди Брэндон я минут десять беседовал с разряженными в пух и прах знатными вдовами и с нудными академиками, как вдруг почувствовал на себе чей-то взгляд. I turned halfway round, and saw Dorian Gray for the first time. Я оглянулся и тут-то в первый раз увидел Дориана Грея. When our eyes met, I felt that I was growing pale. Глаза наши встретились, и я почувствовал, что бледнею. A curious sensation of terror came over me. I knew that I had come face to face with someone whose mere personality was so fascinating that, if I allowed it to do so, it would absorb my whole nature, my whole soul, my very art itself. Меня охватил какойто инстинктивный страх, и я понял: передо мной человек настолько обаятельный, что, если я поддамся его обаянию, он поглотит меня всего, мою душу и даже мое искусство. I did not want any external influence in my life. А я не хотел никаких посторонних влияний в моей жизни. You know yourself, Harry, how independent I am by nature. Ты знаешь, Генри, какой у меня независимый характер. I have always been my own master; had at least always been so, till I met Dorian Gray. Я всегда был сам себе хозяин... во всяком случае, до встречи с Дорианом Греем. Then-- but I don't know how to explain it to you. Ну а тут... не знаю, как и объяснить тебе... Something seemed to tell me that I was on the verge of a terrible crisis in my life. Внутренний голос говорил мне, что я накануне страшного перелома в жизни. I had a strange feeling that Fate had in store for me exquisite joys and exquisite sorrows. Я смутно предчувствовал, что судьба готовит мне необычайные радости и столь же изощренные мучения. I grew afraid, and turned to quit the room. Мне стало жутко, и я уже шагнул было к двери, решив уйти. It was not conscience that made me do so; it was a sort of cowardice. Сделал я это почти бессознательно, из какой-то трусости. I take no credit to myself for trying to escape." Конечно, попытка сбежать не делает мне чести. По совести говоря... "Conscience and cowardice are really the same things, Basil. -- Совесть и трусость, в сущности, одно и то же, Бэзил. Conscience is the trade-name of the firm. That is all." "Совесть" -- официальное название трусости, вот и все. "I don't believe that, Harry, and I don't believe you do either. -- Не верю я этому, Г арри, да и ты, мне думается, не веришь... However, whatever was my motive-and it may have been pride, for I used to be very proud-I certainly struggled to the door. Словом, не знаю, из каких побуждений, -- быть может, из гордости, так как я очень горд, -- я стал пробираться к выходу. There, of course, I stumbled against Lady Brandon. Однако у двери меня, конечно, перехватила леди Брэндон. 'You are not going to run away so soon, Mr. Hallward?' she screamed out. "Уж не намерены ли вы сбежать так рано, мистер Холлуорд?" -- закричала она. You know her curiously shrill voice?" Знаешь, какой у нее пронзительный голос! "Yes; she is a peacock in everything but beauty," said Lord Henry, pulling the daisy to bits with his long, nervous fingers. -- Еще бы! Она -- настоящий павлин, только без его красоты, -- подхватил лорд Г енри, разрывая маргаритку длинными нервными пальцами. "I could not get rid of her. -- Мне не удалось от нее отделаться. She brought me up to Royalties, and people with Stars and Garters, and elderly ladles with gigantic tiaras and parrot noses. Она представила меня высочайшим особам, потом разным сановникам в звездах и орденах Подвязки и каким-то старым дамам в огромных диадемах и с крючковатыми носами. She spoke of me as her dearest friend. I had only met her once before, but she took it into her head to lionise me. Всем она рекомендовала меня как своего лучшего друга, хотя видела меня второй раз в жизни. Видно, она забрала себе в голову включить меня в свою коллекцию знаменитостей. I believe some picture of mine had made a great success at the time, at least had been chattered about in the penny newspapers, which is the nineteenth-century standard of immortality. Кажется, в ту пору какая-то из моих картин имела большой успех, -- во всяком случае, о ней болтали в грошовых газетах, а в наше время это патент на бессмертие. Suddenly I found myself face to face with the young man whose personality had so strangely stirred me. И вдруг я очутился лицом к лицу с тем самым юношей, который с первого взгляда вызвал в моей душе столь странное волнение. We were quite close, almost touching. Он стоял так близко, что мы почти столкнулись. Our eyes met again. Глаза наши встретились снова. It was reckless of me, but I asked Lady Brandon to introduce me to him. Тут я безрассудно попросил леди Брэндон познакомить нас. Perhaps it was not so reckless, after all. It was simply inevitable. We would have spoken to each other without any introduction. Впрочем, это, пожалуй, было не такое уж безрассудство: все равно, если бы нас и не познакомили, мы неизбежно заговорили бы друг с другом. I am sure of that. Я в этом уверен. Dorian told me so afterwards. Это же самое сказал мне потом Дориан. He, too, felt that we were destined to know each other." И он тоже сразу почувствовал, что нас свел не случай, а судьба. "And how did Lady Brandon describe this wonderful young man?" asked his companion. "I know she goes in for giving a rapid pr?cis of all her guests. -- А что же леди Брэндон сказала тебе об этом очаровательном юноше? спросил лорд Генри.Я ведь знаю ее манеру давать беглую характеристику каждому гостю. I remember her bringing me up to a truculent and red-faced old gentleman covered all over with orders and ribbons, and hissing into my ear, in a tragic whisper which must have been perfectly audible to everybody in the room, the most astounding details. Помню, как она раз подвела меня к какому-то грозному краснолицему старцу, увешанному орденами и лентами, а по дороге трагическим шепотом -- его, наверное, слышали все в гостиной -- сообщала мне на ухо самые ошеломительные подробности его биографии. I simply fled. Я простонапросто сбежал от нее. I like to find out people for myself. Я люблю сам, без чужой помощи, разбираться в людях. But Lady Brandon treats her guests exactly as an auctioneer treats his goods. She either explains them entirely away, or tells one everything about them except what one wants to know." А леди Брэндон описывает свопх гостей точьвточь как оценщик на аукционе продающиеся с молотка вещи: она --либо рассказывает о них самое сокровенное, --либо сообщает вам все, кроме того, что вы хотели бы узнать. "Poor Lady Brandon! -- Бедная леди Брэндон! You are hard on her, Harry!" said Hallward, listlessly. Ты слишком уж строг к ней, Гарри, -- рассеянно заметил Холлуорд. "My dear fellow, she tried to found a salon, and only succeeded in opening a restaurant. -- Дорогой мой, она стремилась создать у себя "салон", но получился попросту ресторан. How could I admire her? А ты хочешь, чтобы я ею восхищался? But tell me, what did she say about Mr. Dorian Gray?" Ну, бог с пей, скажика мне лучше, как она отозвалась о Дориане Грее? "Oh, something like, -- Пробормотала что-то такое вроде: 'Charming boy-poor dear mother and I absolutely inseparable. "Прелестный мальчик... мы с его бедной матерью были неразлучны... Quite forget what he does-afraid he-doesn't do anything-oh, yes, plays the piano-or is it the violin, dear Mr. Gray?' Забыла, чем он занимается... Боюсь, что ничем... Ах да, играет на рояле... Или на скрипке, дорогой мистер Грей?" Neither of us could help laughing, and we became friends at once." Оба мы не могли удержаться от смеха, и это нас как-то сразу сблизило. "Laughter is not at all a bad beginning for a friendship, and it is far the best ending for one," said the young lord, plucking another daisy. -- Недурно, если дружба начинается смехом, и лучше всего, если она им же кончается, -заметил лорд Генри, срывая еще одну маргаритку. Hallward shook his head. Холлуорд покачал головой. "You don't understand what friendship is, Harry," he murmured-"or what enmity is, for that matter. -- Ты не знаешь, что такое настоящая дружба, Гарри, -- сказал он тихо.-- Да и вражда настоящая тебе тоже незнакома. You like everyone; that is to say, you are indifferent to everyone." Ты любишь всех, а любить всех -- значит не любить никого. Тебе все одинаково безразличны. "How horribly unjust of you!" cried Lord Henry, tilting his hat back, and looking up at the little clouds that, like ravelled skeins of glossy white silk, were drifting across the hollowed turquoise of the summer sky. "Yes; horribly unjust of you. -- Как ты несправедлив ко мне! -- воскликнул лорд Генри. Сдвинув шляпу на затылок, он смотрел на облачка, проплывавшие в бирюзовой глубине летнего неба и похожие на растрепанные мотки блестящего шелка.-- Да, да, возмутительно несправедлив! I make a great difference between people. Я далеко не одинаково отношусь к людям. I choose my friends for their good looks, my acquaintances for their good characters, and my enemies for their good intellects. В близкие друзья выбираю себе людей красивых, в приятели -- людей с хорошей репутацией, врагов завожу только умных. A man cannot be too careful in the choice of his enemies. Тщательнее всего следует выбирать врагов. I have not got one who is a fool. Среди моих недругов нет ни единого глупца. They are all men of some intellectual power, and consequently they all appreciate me. Все они -- люди мыслящие, достаточно интеллигентные и потому умеют меня ценить. Is that very vain of me? Ты скажешь, что мой выбор объясняется тщеславием? I think it is rather vain." Что ж, пожалуй, это верно. "I should think it was, Harry. -- И я так думаю, Гарри. But according to your category I must be merely an acquaintance." Между прочим, согласно твоей схеме, я тебе не друг, а просто приятель? "My dear old Basil, you are much more than an acquaintance." -- Дорогой мой Бэзил, ты для меня гораздо больше, чем "просто приятель". "And much less than a friend. -- И гораздо меньше, чем друг? A sort of brother, I suppose?" Значит, что-то вроде брата, не так ли? "Oh, brothers! -- Ну, нет! I don't care for brothers. К братьям своим я не питаю нежных чувств. My elder brother won't die, and my younger brothers seem never to do anything else." Мой старший брат никак не хочет умереть, а младшие только это и делают. "Harry!" exclaimed Hallward, frowning. -- Гарри! -- остановил его Холлуорд, нахмурив брови. "My dear fellow, I am not quite serious. -- Дружище, это же говорится не совсем всерьез. But I can't help detesting my relations. Но, признаюсь, я действительно не терплю свою родню. I suppose it comes from the fact that none of us can stand other people having the same faults as ourselves. Это потому, должно быть, что мы не выносим людей с теми же недостатками, что у нас. I quite sympathise with the rage of the English democracy against what they call the vices of the upper orders. Я глубоко сочувствую английским демократам, которые возмущаются так называемыми "пороками высших классов". The masses feel that drunkenness, stupidity, and immorality should be their own special property, and that if anyone of us makes an ass of himself he is poaching on their preserves. Люди низшего класса инстинктивно понимают, что пьянство, глупость и безнравственность должны быть их привилегиями, и если кто-либо из нас страдает этими пороками, он тем самым как бы узурпирует их права. When poor Southwark got into the Divorce Court, their indignation was quite magnificent. Когда бедняга Саусуорк вздумал развестись с женой, негодование масс было прямотаки великолепно. And yet I don't suppose that ten per cent. of the proletariat live correctly." Между тем я не поручусь за то, что хотя бы десять процентов пролетариев ведет добродетельный образ жизни. "I don't agree with a single word that you have said, and, what is more, Harry, I feel sure you don't either." -- Во всем, что ты тут нагородил, нет ни единого слова, с которым можно согласиться, Гарри! И ты, конечно, сам в это не веришь. Lord Henry stroked his pointed brown beard, and tapped the toe of his patent-leather boot with a tasselled ebony cane. Лорд Г енри погладил каштановую бородку, похлопал своей черной тростью с кисточкой по носку лакированного ботинка. "How English you are, Basil! -- Какой ты истый англичанин, Бэзил! That is the second time you have made that observation. Вот уже второй раз я слышу от тебя это замечание. If one puts forward an idea to a true Englishman-always a rash thing to do-he never dreams of considering whether the idea is right or wrong. Попробуй высказать какую-нибудь мысль типичному англичанину, -- а это большая неосторожность! -- так он и не подумает разобраться, верная это мысль или неверная. The only thing he considers of any importance is whether one believes it oneself. Его интересует только одно: убежден ли ты сам в том, что говоришь. Now, the value of an idea has nothing whatsoever to do with the sincerity of the man who expresses it. А между тем важна идея, независимо от того, искренне ли верит в нее тот, кто ее высказывает. Indeed, the probabilities are that the more insincere the man is, the more purely intellectual will the idea be, as in that case it will not be coloured by either his wants, his desires, or his prejudices. Идея, пожалуй, имеет тем большую самостоятельную ценность, чем менее верит в нее тот, от кого она исходит, ибо она тогда не отражает его желаний, нужд и предрассудков... However, I don't propose to discuss politics, sociology, or metaphysics with you. Впрочем, я не собираюсь обсуждать с тобой политические, социологические или метафизические вопросы. I like persons better than principles, and I like persons with no principles better than anything else in the world. Люди меня интересуют больше, чем их принципы, а интереснее всего -- люди без принципов. Tell me more about Mr. Dorian Gray. Поговорим о Дориане Грее. How often do you see him?" Часто вы встречаетесь? "Every day. -- Каждый день. I couldn't be happy if I didn't see him every day. Я чувствовал бы себя несчастным, если бы не виделся с ним ежедневно. He is absolutely necessary to me." Я без него жить не могу. "How extraordinary! -- Вот чудеса! I thought you would never care for anything but your art." А я-то думал, что ты всю жизнь будешь любить только свое искусство. "He is all my art to me now," said the painter, gravely. "I sometimes think, Harry, that there are only two eras of any importance in the world's history. -- Дориан для меня теперь -- все мое искусство, -- сказал художник серьезно.-- Видишь ли, Гарри, иногда я думаю, что в истории человечества есть только два важных момента. The first is the appearance of a new medium for art, and the second is the appearance of a new personality for art also. Первый -- это появление в искусстве новых средств выражения, второй -- появление в нем нового образа. What the invention of oil-painting was to the Venetians, the face of Antino?s was to late Greek sculpture, and the face of Dorian Gray will some day be to me. И лицо Дориана Грея когда-нибудь станет для меня тем, чем было для венецианцев изобретение масляных красок в живописи или для греческой скульптуры -- лик Антиноя. It is not merely that I paint from him, draw from him, sketch from him. Конечно, я пишу Дориана красками, рисую, делаю эскизы... Of course I have done all that. Но дело не только в этом. But he is much more to me than a model or a sitter. Он для меня гораздо больше, чем модель или натурщик. I won't tell you that I am dissatisfied with what I have done of him, or that his beauty is such that Art cannot express it. Я не говорю, что не удовлетворен своей работой, я не стану тебя уверять, что такую красоту невозможно отобразить в искусстве. There is nothing that Art cannot express, and I know that the work I have done, since I met Dorian Gray, is good work, is the best work of my life. Нет ничего такого, чего не могло бы выразить искусство. Я вижу -- то, что я написал со времени моего знакомства с Дорианом Греем, написано хорошо, это моя лучшая работа. But in some curious way-I wonder will you understand me?-his personality has suggested to me an entirely new manner in art, an entirely new mode of style. Не знаю, как это объяснить и поймешь ли ты меня... Встреча с Дорианом словно дала мне ключ к чему-то совсем новому в живописи, открыла мне новую манеру письма. I see things differently, I think of them differently. Теперь я вижу вещи в ином свете и все воспринимаю поиному. I can now recreate life in a way that was hidden from me, before. Я могу в своем искусстве воссоздавать жизнь средствами, которые прежде были мне неведомы. 'A dream of form in days of thought:'-who is it who says that? "Мечта о форме в дни, когда царствует мысль", -кто это сказал? I forget; but it is what Dorian Gray has been to me. Не помню. И такой мечтой стал для меня Дориан Грей. The merely visible presence of this lad-for he seems to me little more than a lad, though he is really over twenty-his merely visible presence-ah! I wonder can you realise all that that means? Одно присутствие этого мальчика -- в моих глазах он еще мальчик, хотя ему уже минуло двадцать лет... ах, не знаю, можешь ли ты себе представить, что значит для меня его присутствие! Unconsciously he defines for me the lines of a fresh school, a school that is to have in it all the passion of the romantic spirit, all the perfection of the spirit that is Greek. Сам того не подозревая, он открывает мне черты какой-то новой школы, школы, которая будет сочетать в себе всю страстность романтизма и все совершенство эллинизма. The harmony of soul and body-how much that is! Гармония духа и тела -- как это прекрасно! We in our madness have separated the two, and have invented a realism that is vulgar, an ideality that is void. В безумии своем мы разлучили их, мы изобрели вульгарный реализм и пустой идеализм. Harry! if you only knew what Dorian Gray is to me! Ах, Гарри, если бы ты только знал, что для меня Дориан Грей! You remember that landscape of mine, for which Agnew offered me such a huge price, but which I would not part with? Помнишь тот пейзаж, за который Эгнью предлагал мне громадные деньги, а я не захотел с ним расстаться? It is one of the best things I have ever done. Это одна из лучших моих картин. And why is it so? А почему? Because, while I was painting it, Dorian Gray sat beside me. Потому что, когда я ее писал, Дориан Грей сидел рядом. Some subtle influence passed from him to me, and for the first time in my life I saw in the plain woodland the wonder I had always looked for, and always missed." Какое-то его неуловимое влияние на меня помогло мне впервые увидеть в обыкновенном лесном пейзаже чудо, которое я всегда искал и не умел найти. "Basil, this is extraordinary! -- Бэзил, это поразительно! I must see Dorian Gray." Я должен увидеть Дориана Грея! Hallward got up from the seat, and walked up and down the garden. Холлуорд поднялся и стал ходить по саду. After some time he came back. Через несколько мисут он вернулся к скамье. "Harry," he said, "Dorian Gray is to me simply a motive in art. -- Пойми, Г арри, -- сказал он, -- Дориан Г рей для меня попросту мотив в искусстве. You might see nothing in him. I see everything in him. Ты, быть может, ничего не увидишь в нем, а я вижу все. He is never more present in my work than when no image of him is there. И в тех моих картинах, на которых Дориан не изображен, его влияние чувствуется всего сильнее. He is a suggestion, as I have said, of a new manner. Как я уже тебе сказал, он словно подсказывает мне новую манеру письма. I find him in the curves of certain lines, in the loveliness and subtleties of certain colours. Я нахожу его, как откровение, в изгибах некоторых линий, в нежной прелести иных тонов. That is all." Вот и все. "Then why won't you exhibit his portrait?" asked Lord Henry. -- Но почему же тогда ты не хочешь выставить его портрет? -- спросил лорд Генри. "Because, without intending it, I have put into it some expression of all this curious artistic idolatry, of which, of course, I have never cared to speak to him. -- Потому что я невольно выразил в этом портрете ту непостижимую влюбленность художника, в которой я, разумеется, никогда не признавался Дориану. He knows nothing about it. Дориан о ней не знает. He shall never know anything about it. И никогда не узнает. But the world might guess it; and I will not bare my soul to their shallow prying eyes. Но другие люди могли бы отгадать правду, а я не хочу обнажать душу перед их любопытными и близорукими глазами. My heart shall never be put under their microscope. Никогда я не позволю им рассматривать мое сердце под микроскопом. There is too much of myself in the thing, Harry-too much of myself!" Понимаешь теперь, Г арри? В это полотно я вложил слишком много души, слишком много самого себя. "Poets are not so scrupulous as you are. -- А вот поэты -- те не так стыдливы, как ты. They know how useful passion is for publication. Они прекрасно знают, что о любви писать выгодно, на нее большой спрос. Nowadays a broken heart will run to many editions." В наше время разбитое сердце выдерживает множество изданий. "I hate them for it," cried Hallward. "An artist should create beautiful things, but should put nothing of his own life into them. -- Я презираю таких поэтов! -- воскликнул Холлуорд.-- Художник должен создавать прекрасные произведения искусства, не внося в них ничего из своей личной жизни. We live in an age when men treat art as if it were meant to be a form of autobiography. В наш век люди думают, что произведение искусства должно быть чем-то вроде автобиографии. We have lost the abstract sense of beauty. Мы утратили способность отвлеченно воспринимать красоту. Some day I will show the world what it is; and for that reason the world shall never see my portrait of Dorian Gray." Я надеюсь когда-нибудь показать миру, что такое абстрактное чувство прекрасного, -- и потому-то мир никогда не увидит портрет Дориана Грея. "I think you are wrong, Basil, but I won't argue with you. -- Помоему, ты не прав, Бэзил, но не буду с тобой спорить. It is only the intellectually lost who ever argue. Спорят только безнадежные кретины. Tell me, is Dorian Gray very fond of you?" Скажи, Дориан Грей очень тебя любит? The painter considered for a few moments. Художник задумался. "He likes me," he answered, after a pause; "I know he likes me. -- Дориан ко мне привязан, -- ответил он после недолгого молчания.-- Знаю, что привязан. Of course I flatter him dreadfully. Оно и понятно: я ему всячески льщу. I find a strange pleasure in saying things to him that I know I shall be sorry for having said. Мне доставляет странное удовольствие говорить ему вещи, которые говорить не следовало бы, -хоть я и знаю, что потом пожалею об этом. As a rule, he is charming to me, and we sit in the studio and talk of a thousand things. В общем, он относится ко мне очень хорошо, и мы проводим вдвоем целые дни, беседуя на тысячу тем. Now and then, however, he is horribly thoughtless, and seems to take a real delight in giving me pain. Но иногда он бывает ужасно нечуток, и ему как будто очень нравится мучить меня. Then I feel, Harry, that I have given away my whole soul to someone who treats it as if it were a flower to put in his coat, a bit of decoration to charm his vanity, an ornament for a summer's day." Тогда я чувствую, Гарри, что отдал всю душу человеку, для которого она -- то же, что цветок в петлице, украшение, которым он будет тешить свое тщеславие только один летний день. "Days in summer, Basil, are apt to linger," murmured Lord Henry. "Perhaps you will tire sooner than he will. -- Летние дни долги, Бэзил, -- сказал вполголоса лорд Генри.-- И, быть может, ты пресытишься раньше, чем Дориан. It is a sad thing to think of, but there is no doubt that Genius lasts longer than Beauty. Как это ни печально, Гений, несомненно, долговечнее Красоты. That accounts for the fact that we all take such pains to over-educate ourselves. Потому-то мы так и стремимся сверх всякой меры развивать свой ум. In the wild struggle for existence, we want to have something that endures, and so we fill our minds with rubbish and facts, in the silly hope of keeping our place. В жестокой борьбе за существование мы хотим сохранить хоть что-нибудь устойчивое, прочное, и начиняем голову фактами и всяким хламом в бессмысленной надежде удержать за собой место в жизни. The thoroughly well-informed man-that is the modern ideal. Высокообразованный, сведущий человек -- вот современный идеал. And the mind of the thoroughly well-informed man is a dreadful thing. А мозг такого высокообразованного человека -это нечто страшное! It is like a bric-?-brac shop, all monsters and dust, with everything priced above its proper value. Он подобен лавке антиквария, набитой всяким пыльным старьем, где каждая вещь оценена гораздо выше своей настоящей стоимости... I think you will tire first, all the same. Да, Бэзил, я всетаки думаю, что ты пресытишься первый. Some day you will look at your friend, and he will seem to you to be a little out of drawing, or you won't like his tone of colour, or something. В один прекрасный день ты взглянешь на своего друга -- и красота его покажется тебе уже немного менее гармоничной, тебе вдруг не понравится тон его кожи или что-нибудь еще. You will bitterly reproach him in your own heart, and seriously think that he has behaved very badly to you. В душе ты горько упрекнешь в этом его и самым серьезным образом начнешь думать, будто он в чем-то виноват перед тобой. The next time he calls, you will be perfectly cold and indifferent. При следующем свидании ты будешь уже совершенно холоден и равнодушен. It will be a great pity, for it will alter you. И можно только очень пожалеть об этой будущей перемене в тебе. What you have told me is quite a romance, a romance of art one might call it, and the worst of having a romance of any kind is that it leaves one so unromantic." То, что ты мне сейчас рассказал, -- настоящий роман. Можно сказать, ромап на почве искусства. А пережив роман своей прежней жизни, человек -- увы! -- становится так прозаичен! "Harry, don't talk like that. -- Не говори так, Гарри. As long as I live, the personality of Dorian Gray will dominate me. Я на всю жизнь пленен Дорианом. You can't feel what I feel. You change too often." Тебе меня не понять: ты такой непостоянный. "Ah, my dear Basil, that is exactly why I can feel it. -- Ах, дорогой Бэзил, именно поэтому я и способен понять твои чувства. Those who are faithful know only the trivial side of love: it is the faithless who know love's tragedies." Тем, кто верен в любви, доступна лишь ее банальная сущность. Трагедию же любви познают лишь те, кто изменяет. And Lord Henry struck a light on a dainty silver case, and began to smoke a cigarette with a self-conscious and satisfied air, as if he had summed up the world in a phrase. Достав изящную серебряную спичечницу, лорд Г енри закурил папиросу с самодовольным и удовлетворенным видом человека, сумевшего вместить в одну фразу всю житейскую мудрость. There was a rustle of chirruping sparrows in the green lacquer leaves of the ivy, and the blue cloud-shadows chased themselves across the grass like swallows. В блестящих зеленых листьях плюща возились и чирикали воробьи, голубые тени облаков, как стаи быстрых ласточек, скользили по траве. How pleasant it was in the garden! Как хорошо было в саду! And how delightful other people's emotions were!-much more delightful than their ideas, it seemed to him. One's own soul, and the passions of one's friends-those were the fascinating things in life. "И как увлекательноинтересны чувства людей, гораздо интереснее их мыслей! -- говорил себе лорд Генри.-- Собственная душа и страсти друзей -- вот что самое занятное в жизни". He pictured to himself with silent amusement the tedious luncheon that he had missed by staying so long with Basil Hallward. Он с тайным удовольствием вспомнил, что, засидевшись у Бэзила Холлуорда, пропустил скучный завтрак у своей тетушки. Had he gone to his aunt's he would have been sure to have met Lord Goodbody there, and the whole conversation would have been about the feeding of the poor, and the necessity for model lodging-houses. У нее, несомненно, завтракает сегодня лорд Гудбоди, и разговор все время вертится вокруг образцовых столовых и ночлежных домов, которые необходимо открыть для бедняков. Each class would have preached the importance of those virtues, for whose exercise there was no necessity in their own lives. The rich would have spoken on the value of thrift, and the idle grown eloquent over the dignity of labour. При этом каждый восхваляет те добродетели, в которых ему самому нет надобности упражняться: богачи проповедуют бережливость, а бездельники красноречиво распространяются о великом значении труда. It was charming to have escaped all that! Как хорошо, что на сегодня он избавлен от всего этого! As he thought of his aunt, an idea seemed to strike him. Мысль о тетушке вдруг вызвала в уме лорда Генри одно воспоминание. He turned to Hallward, and said, Он повернулся к Холлуорду. "My dear fellow, I have just remembered." -- Знаешь, я сейчас вспомнил... "Remembered what, Harry?" -- Что вспомнил, Гарри? "Where I heard the name of Dorian Gray." -- Вспомнил, где я слышал про Дориана Грея. "Where was it?" asked Hallward, with a slight frown. -- Где же? -- спросил Холлуорд, сдвинув брови. "Don't look so angry, Basil. -- Не смотри на меня так сердито, Бэзил. It was at my aunt, Lady Agatha's. Это было у моей тетушки, леди Агаты. She told me she had discovered a wonderful young man, who was going to help her in the East End, and that his name was Dorian Gray. Она рассказывала, что нашла премилого молодого человека, который обещал помогать ей в ИстЭнде, и зовут его Дориан Грей. I am bound to state that she never told me he was good-looking. Заметь, она и словом не упомянула о его красоте. Women have no appreciation of good looks; at least, good women have not. Женщины, -- во всяком случае, добродетельные женщины, -- не ценят красоту. She said that he was very earnest, and had a beautiful nature. I at once pictured to myself a creature with spectacles and lank hair, horribly freckled, and tramping about on huge feet. Тетушка сказала только, что он юноша серьезный, с прекрасным сердцем, -- и я сразу представил себе субъекта в очках, с прямыми волосами, веснушчатой физиономией и огромными ногами. I wish I had known it was your friend." Жаль, я тогда не знал, что этот Дориан -- твой друг. "I am very glad you didn't, Harry." -- А я очень рад, что ты этого не знал, Гарри. "Why?" -- Почему? "I don't want you to meet him." -- Я не хочу, чтобы вы познакомились. "You don't want me to meet him?" -- Не хочешь, чтобы мы познакомились? "No." -- Нет. "Mr. Dorian Gray is in the studio, sir," said the butler, coming into the garden. -- Мистер Дориан Г рей в студии, сэр, -- доложил лакей, появляясь в саду. "You must introduce me now," cried Lord Henry, laughing. -- Ага, теперь тебе волейневолей придется нас познакомить! -- со смехом воскликнул лорд Генри. The painter turned to his servant, who stood blinking in the sunlight. Художник повернулся к лакею, который стоял, жмурясь от солнца. "Ask Mr. Gray to wait, Parker: I shall be in in a few moments." -- Попросите мистера Грея подождать, Паркер: я сию минуту приду. The man bowed, and went up the walk. Лакей поклонился и пошел по дорожке к дому. Then he looked at Lord Henry. Тогда Холлуорд посмотрел на лорда Генри. "Dorian Gray is my dearest friend," he said. "He has a simple and a beautiful nature. Your aunt was quite right in what she said of him. -- Дориан Грей -- мой лучший друг, -- сказал он.-- У него открытая и светлая душа -- твоя тетушка была совершенно права. Don't spoil him. Смотри, Гарри, не испорти его! Don't try to influence him. Не пытайся на него влиять. Your influence would be bad. Твое влияние было бы гибельно для него. The world is wide, and has many marvellous people in it. Свет велик, в нем много интереснейших людей. Don't take away from me the one person who gives to my art whatever charm it possesses; my life as an artist depends on him. Так не отнимай же у меня единственного человека, который вдохнул в мое искусство то прекрасное, что есть в нем. Все мое будущее художника зависит от него. Mind, Harry, I trust you." Помни, Гарри, я надеюсь на твою совесть! He spoke very slowly, and the words seemed wrung out of him almost against his will. Он говорил очень медленно, и слова, казалось, вырывались у него помимо воли. "What nonsense you talk!" said Lord Henry, smiling, and, taking Hallward by the arm, he almost led him into the house. -- Что за глупости! -- с улыбкой перебил лорд Генри и, взяв Холлуорда под руку, почти насильно повел его в дом. CHAPTER II ГЛАВА II As they entered they saw Dorian Gray. В мастерской они застали Дориана Грея. He was seated at the piano, with his back to them, turning over the pages of a volume of Schumann's Он сидел за роялем, спиной к ним, и перелистывал шумановский альбом "Forest Scenes." "Лесные картинки". "You must lend me these, Basil," he cried. "I want to learn them. They are perfectly charming." -- Что за прелесть! Я хочу их разучить, -сказал он, не оборачиваясь.-- Дайте их мне на время, Бэзил. "That entirely depends on how you sit to-day, Dorian." "Oh, I am tired of sitting, and I don't want a life-sized portrait of myself," answered the lad, swinging round on the music-stool, in a wilful, petulant manner. -- Дам, если вы сегодня будете хорошо позировать, Дориан. -- Ох, надоело мне это! И я вовсе не стремлюсь иметь свой портрет в натуральную величину, -- возразил юноша капризно. When he caught sight of Lord Henry, a faint blush coloured his cheeks for a moment, and he started up. "I beg your pardon, Basil, but I didn't know you had anyone with you." Повернувшись на табурете, он увидел лорда Генри и поспешно встал, порозовев от смущения, -- Извините, Бэзил, я не знал, что у вас гость. "This is Lord Henry Wotton, Dorian, an old Oxford friend of mine. -- Знакомьтесь, Дориан, это лорд Генри Уоттон, мой старый товарищ по университету. I have just been telling him what a capital sitter you were, and now you have spoiled everything." Я только что говорил ему, что вы превосходно позируете, а вы своим брюзжанием все испортили! "You have not spoiled my pleasure in meeting you, Mr. Gray," said Lord Henry, stepping forward and extending his hand. "My aunt has often spoken to me about you. -- Но ничуть не испортили мне удовольствия познакомиться с вами, мистер Грей, -- сказал лорд Г енри, подходя к Дориану и протягивая ему руку.-- Я много наслышался о вас от моей тетушки. You are one of her favourites, and, I am afraid, one of her victims also." Вы -- ее любимец и, боюсь, одна из ее жертв. "I am in Lady Agatha's black books at present," answered Dorian, with a funny look of penitence. "I promised to go to a club in Whitechapel with her last Tuesday, and I really forgot all about it. -- Как раз теперь я у леди Агаты на плохом счету, -- отозвался Дориан с забавнопокаянным видом.-- Я обещал в прошлый вторник поехать с ней на концерт в один уайтчепельский клуб -- и совершенно забыл об этом. We were to have played a duet together-three duets, I believe. Мы должны были там играть с ней в четыре руки, -- кажется, даже целых три дуэта. I don't know what she will say to me. Уж не знаю, как она теперь меня встретит. I am far too frightened to call." Боюсь показаться ей на глаза. "Oh, I will make your peace with my aunt. -- Ничего, я вас помирю. She is quite devoted to you. Тетушка Агата вас очень любит. And I don't think it really matters about your not being there. И то, что вы не выступили вместе с нею на концерте, вряд ли так уж важно. The audience probably thought it was a duet. When Aunt Agatha sits down to the piano she makes quite enough noise for two people." Публика, вероятно, думала, что исполняется дуэт, -- ведь за роялем тетя Агата вполне может нашуметь за двоих. "That is very horrid to her, and not very nice to me," answered Dorian, laughing. -- Такое мнение крайне обидно для нее и не очень-то лестно для меня, -- сказал Дориан, смеясь. Lord Henry looked at him. Yes, he was certainly wonderfully handsome, with his finely-curved scarlet lips, his frank blue eyes, his crisp gold hair. Лорд Генри смотрел на Дориана, любуясь его ясными голубыми глазами, золотистыми кудрями, изящным рисунком алого рта. There was something in his face that made one trust him at once. Этот юноша в самом деле был удивительно красив, и что-то в его лице сразу внушало доверие. All the candour of youth was there, as well as all youth's passionate purity. В нем чувствовалась искренность и чистота юности, ее целомудренная пылкость. One felt that he had kept himself unspotted from the world. Легко было поверить, что жизнь еще ничем не загрязнила этой молодой души. No wonder Basil Hallward worshipped him. Недаром Бэзил Холлуорд боготворил Дориана! "You are too charming to go in for philanthropy, Mr. Gray-far too charming." And Lord Henry flung himself down on the divan, and opened his cigarette-case. -- Ну, можно ли такому очаровательному молодому человеку заниматься благотворительностью! Нет, вы для этого слишком красивы, мистер Грей, -- сказал лорд Г енри и, развалясь на диване, достал свой портсигар. The painter had been busy mixing his colours and getting his brushes ready. Художник тем временем приготовил кисти и смешивал краски на палитре. He was looking worried, and when he heard Lord Henry's last remark he glanced at him, hesitated for a moment, and then said, На хмуром его лице было заметно сильное беспокойство. Услышав последнее замечание лорда Генри, он быстро оглянулся на него и после минутного колебания сказал: "Harry, I want to finish this picture to-day. -- Г арри, мне хотелось бы окончить сегодня портрет. Would you think it awfully rude of me if I asked you to go away?" Ты не обидишься, если я попрошу тебя уйти? Lord Henry smiled, and looked at Dorian Gray. Лорд Генри с улыбкой посмотрел на Дориана. "Am I to go, Mr. Gray?" he asked. -- Уйти мне, мистер Грей? "Oh, please don't, Lord Henry. -- Ах нет, лорд Генри, пожалуйста, не уходите! I see that Basil is in one of his sulky moods; and I can't bear him when he sulks. Бэзил, я вижу, сегодня опять в дурном настроении, а я терпеть не могу, когда он сердится. Besides, I want you to tell me why I should not go in for philanthropy." Притом вы еще не объяснили, почему мне не следует заниматься благотворительностью? "I don't know that I shall tell you that, Mr. Gray. -- Стоит ли объяснять это, мистер Грей? It is so tedious a subject that one would have to talk seriously about it. На такую скучную тему говорить пришлось бы серьезно. But I certainly shall not run away, now that you have asked me to stop. Но я, конечно, не уйду, раз вы меня просите остаться. You don't really mind, Basil, do you? Ты ведь не будешь возражать, Бэзил? You have often told me that you liked your sitters to have someone to chat to." Ты сам не раз говорил мне, что любишь, когда кто-нибудь занимает тех, кто тебе позирует. Hallward bit his lip. Холлуорд закусил губу. "If Dorian wishes it, of course you must stay. -- Конечно, оставайся, раз Дориан этого хочет. Dorian's whims are laws to everybody, except himself." Его прихоти -- закон для всех, кроме него самого. Lord Henry took up his hat and gloves. Лорд Генри взял шляпу и перчатки. "You are very pressing, Basil, but I am afraid I must g°- -- Несмотря на твои настояния, Бэзил, я, к сожалению, должен вас покинуть. I have promised to meet a man at the Orleans. Я обещал встретиться кое с кем в Орлеанском клубе. Good-bye, Mr. Gray. До свиданья, мистер Грен. Come and see me some afternoon in Curzon Street. Навестите меня как-нибудь на Керзопстрит. I am nearly always at home at five o'clock. В пять я почти всегда дома. Write to me when you are coming. I should be sorry to miss you." Но лучше вы сообщите заранее, когда захотите прийти: было бы обидно, если бы вы меня не застали. "Basil," cried Dorian Gray, "if Lord Henry Wotton goes I shall go too. -- Бэзил, -- воскликнул Дориан Грей, -- если лорд Генри уйдет, я тоже уйду! You never open your lips while you are painting, and it is horribly dull standing on a platform and trying to look pleasant. Вы никогда рта пе раскрываете во время работы, и мне ужасно надоедает стоять на подмостках и все время мило улыбаться. Ask him to stay. I insist upon it." Попросите его не уходить! "Stay, Harry, to oblige Dorian, and to oblige me," said Hallward, gazing intently at his picture. "It is quite true, I never talk when I am working, and never listen either, and it must be dreadfully tedious for my unfortunate sitters. -- Оставайся, Г арри. Дориан будет рад, и меня ты этим очень обяжешь, -- сказал Холлуорд, не отводя глаз от картины.-- Я действительно всегда молчу во время работы и не слушаю, что мне говорят, так что моим бедным натурщикам, должно быть, нестерпимо скучно. I beg you to stay." Пожалуйста, посиди с нами. "But what about my man at the Orleans?" -- А как же мое свидание в клубе? The painter laughed. Художник усмехнулся. "I don't think there will be any difficulty about that. -- Не думаю, чтобы это было так уж важно. Sit down again, Harry. Садись, Гарри. And now, Dorian, get up on the platform, and don't move about too much, or pay any attention to what Lord Henry says. He has a very bad influence over all his friends, with the single exception of myself." Ну а вы, Дориан, станьте на подмостки и поменьше вертитесь. Да не очепь-то слушайте лорда Генри -- он на всех знакомых, кроме меня, оказывает самое дурное влияние. Dorian Gray stepped up on the dais, with the air of a young Greek martyr, and made a little moue of discontent to Lord Henry, to whom he had rather taken a fancy. Дориан Грей с видом юного мученика взошел на помост и, сделав недовольную гримасу, переглянулся с лордом Генри. He was so unlike Basil. Этот друг Бэзила ему очень нравился. They made a delightful contrast. Он и Бэзил были совсем разные, составляли прелюбопытный контраст. And he had such a beautiful voice. И голос у лорда Генри был такой приятный! After a few moments he said to him, Выждав минуту, Дориан спросил: "Have you really a very bad influence, Lord Henry? As bad as Basil says?" -- Лорд Генри, вы в самом деле так вредно влияете на других? "There is no such thing as a good influence, Mr. Gray. -- Хорошего влияния не существует, мистер Грей. All influence is immoral-immoral from the scientific point of view." Всякое влияние уже само по себе безнравственно, -- безнравственно с научной точки зрения. "Why?" -- Почему же? "Because to influence a person is to give him one's own soul. -- Потому что влиять на другого человека -- это значит передать ему свою душу. He does not think his natural thoughts, or burn with his natural passions. Он начнет думать не своими мыслями, пылать не своими страстями. His virtues are not real to him. His sins, if there are such things as sins, are borrowed. И добродетели у него будут не свои, и грехи, -если предположить, что таковые вообще существуют, -- будут заимствованные. He becomes an echo of someone else's music, an actor of a part that has not been written for him. Он станет отголоском чужой мелодии, актером, выступающим в роли, которая не для него написана. The aim of life is self-development. Цель жизни -- самовыражение. To realise one's nature perfectly-that is what each of us is here for. Проявить во всей полноте свою сущность -- вот для чего мы живем. People are afraid of themselves, nowadays. А в наш век люди стали бояться самих себя. They have forgotten the highest of all duties, the duty that one owes to one's self. Они забыли, что высший долг -- это долг перед самим собой. Of course they are charitable. Разумеется, они милосердны. They feed the hungry, and clothe the beggar. Они пакормят голодного, оденут нищего. But their own souls starve, and are naked. Но их собственные души наги и умирают с голоду. Courage has gone out of our race. Мы утратили мужество. Perhaps we never really had it. А может быть, его у нас никогда и не было. The terror of society, which is the basis of morals, the terror of God, which is the secret of religion-these are the two things that govern us. Боязнь общественного мнения, эта основа морали, и страх перед богом, страх, на котором держится религия, -- вот что властвует над нами. And yet--" Между тем... "Just turn your head a little more to the right, Dorian, like a good boy," said the painter, deep in his work, and conscious only that a look had come into the lad's face that he had never seen there before. -- Будьте добры, Дориан, повернитека голову немного вправо, -- попросил художник. Поглощенный своей работой, он ничего не слышал и только подметил на лице юноши выражение, какого до сих пор никогда не видел. "And yet," continued Lord Henry, in his low, musical voice, and with that graceful wave of the hand that was always so characteristic of him, and that he had even in his Eton days, "I believe that if one man were to live out his life fully and completely, were to give form to every feeling, expression to every thought, reality to every dream-I believe that the world would gain such a fresh impulse of joy that we would forget all the maladies of mediaevalism, and return to the Hellenic ideal-to something finer, richer, than the Hellenic ideal, it may be. -- А между тем, -- своим низким, певучим голосом продолжал лорд Генри с характерными для него плавными жестами, памятными всем, кто знавал его еще в Итоне, -- мне думается, что, если бы каждый человек мог жить полной жизнью, давая волю каждому чувству и выражение каждой мысли, осуществляя каждую свою мечту, -- мир ощутил бы вновь такой мощный порыв к радости, что забыты были бы все болезни средневековья, и мы вернулись бы к идеалам эллинизма, а может быть, и к чему-либо еще более ценному и прекрасному. But the bravest man amongst us is afraid of himself. Но и самый смелый из нас боится самого себя. The mutilation of the savage has its tragic survival in the self-denial that mars our lives. Самоотречение, этот трагический пережиток тех диких времен, когда люди себя калечили, омрачает нам жизнь. We are punished for our refusals. И мы расплачиваемся за это самоограничение. Every impulse that we strive to strangle broods in the mind, and poisons us. Всякое желание, которое мы стараемся подавить, бродит в нашей душе и отравляет нас. The body sins once, and has done with its sin, for action is a mode of purification. А согрешив, человек избавляется от влечения к греху, ибо осуществление -- это путь к очищению. Nothing remains then but the recollection of a pleasure, or the luxury of a regret. После этого остаются лишь воспоминания о наслаждении или сладострастие раскаяния. The only way to get rid of a temptation is to yield to it. Единственный способ отделаться от искушения -уступить ему. Resist it, and your soul grows sick with longing for the things it has forbidden to itself, with desire for what its monstrous laws have made monstrous and unlawful. А если вздумаешь бороться с ним, душу будет томить влечение к запретному, и тебя измучают желания, которые чудовищный закон, тобой же созданный, признал порочными и преступными. It has been said that the great events of the world take place in the brain. Кто-то сказал, что величайшие события в мире -это те, которые происходят в мозгу у человека. It is in the brain, and the brain only, that the great sins of the world take place also. А я скажу, что и величайшие грехи мира рождаются в мозгу, и только в мозгу. You, Mr. Gray, you yourself, with your rose-red youth and your rose-white boyhood, you have had passions that have made you afraid, thoughts that have filled you with terror, day-dreams and sleeping dreams whose mere memory might stain your cheek with shame--" Да ведь и в вас, мистер Грей, даже в пору светлого отрочества и розовой юности, уже бродили страсти, пугавшие вас, мысли, которые вас приводили в ужас. Вы знали мечты и сновидения, при одном воспоминании о которых вы краснеете от стыда... "Stop!" faltered Dorian Gray, "stop! you bewilder me. I don't know what to say. -- Постойте, постойте! -- пробормотал, запинаясь, Дориан Грей.-- Вы смутили меня, я не знаю, что сказать... There is some answer to you, but I cannot find it. С вами можно бы поспорить, но я сейчас не нахожу слов... Don't speak. Не говорите больше ничего! Let me think. Дайте мне подумать... Or, rather, let me try not to think." Впрочем, лучше не думать об этом! For nearly ten minutes he stood there, motionless, with parted lips, and eyes strangely bright. Минут десять Дориан стоял неподвижно, с полуоткрытым ртом и странным блеском в глазах. He was dimly conscious that entirely fresh influences were at work within him. Он смутно сознавал, что в нем просыпаются какие-то совсем новые мысли и чувства. Yet they seemed to him to have come really from himself. Ему казалось, что они пришли не извне, а поднимались из глубины его существа. The few words that Basil's friend had said to him-words spoken by chance, no doubt, and with wilful paradox in them-had touched some secret chord that had never been touched before, but that he felt was now vibrating and throbbing to curious pulses. Да, он чувствовал, что несколько слов, сказанных этим другом Бэзила, сказанных, вероятно, просто так, между прочим, и намеренно парадоксальных, затронули в нем какую-то тайную струну, которой до сих пор не касался никто, и сейчас она трепетала, вибрировала порывистыми толчками. Music had stirred him like that. До сих пор так волновала его только музыка. Music had troubled him many times. But music was not articulate. Да, музыка не раз будила в его душе волнение, но волнение смутное, бездумное. It was not a new world, but rather another chaos, that it created in us. Она ведь творит в душе не новый мир, а скорее -новый хаос. Words! А тут прозвучали слова. Mere words! How terrible they were! Простые слова -- но как они страшны! How clear, and vivid, and cruel! One could not escape from them. От них никуда не уйдешь. Как они ясны, неотразимо сильны и жестоки! And yet what a subtle magic there was in them! И вместе с тем -- какое в них таится коварное очарование! They seemed to be able to give a plastic form to formless things, and to have a music of their own as sweet as that of viol or of lute. Они, казалось, придавали зримую и осязаемую форму неопределенным мечтам, и в них была своя музыка, сладостнее звуков лютни и виолы. Mere words! Только слова! Was there anything so real as words? Но есть ли что-либо весомее слов? Yes; there had been things in his boyhood that he had not understood. Да, в ранней юности он, Дориан, не понимал некоторых вещей. He understood them now. Сейчас он понял все. Life suddenly became fiery-coloured to him. Жизнь вдруг засверкала перед ним жаркими красками. It seemed to him that he had been walking in fire. Ему казалось, что он шагает среди бушующего пламени. Why had he not known it? И как он до сих пор не чувствовал этого? With his subtle smile, Lord Henry watched him. Лорд Генри с тонкой усмешкой наблюдал за ним. He knew the precise psychological moment when to say nothing. Он знал, когда следует помолчать. He felt intensely interested. He was amazed at the sudden impression that his words had produced, and, remembering a book that he had read when he was sixteen, a book which had revealed to him much that he had not known before, he wondered whether Dorian Gray was passing through a similar experience. Дориан живо заинтересовал его, и он сам сейчас удивлялся тому впечатлению, какое произвели па юношу его слова. Ему вспомнилась одна книга, которую он прочитал в шестнадцать лет; она открыла ему тогда многое такое, чего он не знал раньше. Быть может, Дориан Грей сейчас переживает то же самое? He had merely shot an arrow into the air. Had it hit the mark? Неужели стрела, пущенная наугад, просто так, в пространство, попала в цель? How fascinating the lad was! Как этот мальчик мил!.. Hallward painted away with that marvellous bold touch of his, that had the true refinement and perfect delicacy that in art, at any rate, comes only from strength. Холлуорд писал с увлечением, как всегда, чудесными, смелыми мазками, с тем подлинным изяществом и утонченностью, которые -- в искусстве по крайней мере -- всегда являются признаком мощного таланта. He was unconscious of the silence. Он не замечал наступившего молчания. "Basil, I am tired of standing," cried Dorian Gray, suddenly. "I must go out and sit in the garden. -- Бэзил, я устал стоять, -- воскликнул вдруг Дориан, -- Мне надо побыть на воздухе, в саду. The air is stifling here." Здесь очень душно! "My dear fellow, I am so sorry. -- Ах, простите, мой друг! When I am painting, I can't think of anything else. Когда я пишу, я забываю обо всем. But you never sat better. А вы сегодня стояли, не шелохнувшись. You were perfectly still. Никогда еще вы так хорошо не позировали. And I have caught the effect I wanted-the half-parted lips, and the bright look in the eyes. И я поймал то выражение, какое все время искал. Полуоткрытые губы, блеск в глазах... I don't know what Harry has been saying to you, but he has certainly made you have the most wonderful expression. Не знаю, о чем тут разглагольствовал Гарри, но, конечно, это он вызвал на вашем лице такое удивительное выражение. I suppose he has been paying you compliments. Должно быть, наговорил вам кучу комплиментов? You mustn't believe a word that he says." А вы не верьте ни единому его слову. "He has certainly not been paying me compliments. -- Нет, он говорил мне вещи совсем не лестные. Perhaps that is the reason that I don't believe anything he has told me." Поэтому я и не склонен ему верить. "You know you believe it all," said Lord Henry, looking at him with his dreamy, languorous eyes. "I will go out to the garden with you. It is horribly hot in the studio. -- Ну, ну, в душе вы отлично знаете, что поверили всему, -- сказал лорд Генри, задумчиво глядя на него своими томными глазами.Я, пожалуй, тоже выйду с вами в сад, здесь невыносимо жарко. Basil, let us have something iced to drink, something with strawberries in it." Бэзил, прикажи подать нам какого-нибудь питья со льдом... и хорошо бы с земляничным соком. "Certainly, Harry. -- С удовольствием, Гарри. Just touch the bell, and when Parker comes I will tell him what you want. Позвони Паркеру, и я скажу ему, что принести. I have got to work up this background, so I will join you later on. Я приду к вам в сад немного погодя, надо еще подработать фон. Don't keep Dorian too long. Но не задерживай Дориана надолго. I have never been in better form for painting than I am to-day. Мне сегодня, как никогда, хочется писать. This is going to be my masterpiece. Этот портрет будет моим шедевром. It is my masterpiece as it stands." Даже в таком виде, как сейчас, он уже чудо как хорош. Lord Henry went out to the garden, and found Dorian Gray burying his face in the great cool lilac-blossoms, feverishly drinking in their perfume as if it had been wine. Выйдя в сад, лорд Генри нашел Дориана у куста сирени: зарывшись лицом в прохладную массу цветов, он упивался их ароматом, как жаждущий -- вином. He came close to him, and put his hand upon his shoulder. Лорд Г енри подошел к нему вплотную и дотронулся до его плеча. "You are quite right to do that," he murmured. "Nothing can cure the soul but the senses, just as nothing can cure the senses but the soul." -- Вот это правильно, -- сказал он тихо.-- Душу лучше всего лечить ощущениями, а от ощущений лечит только душа. The lad started and drew back. Юноша вздрогнул и отступил. He was bareheaded, and the leaves had tossed his rebellious curls and tangled all their gilded threads. Он был без шляпы, и ветки растрепали его непокорные кудри, спутав золотистые пряди. There was a look of fear in his eyes, such as people have when they are suddenly awakened. Глаза у него были испуганные, как у внезапно разбуженного человека. His finely-chiselled nostrils quivered, and some hidden nerve shook the scarlet of his lips and left them trembling. Тонко очерченные ноздри нервно вздрагивали, алые губы трепетали от какого-то тайного волнения. "Yes," continued Lord Henry, "that is one of the great secrets of life-to cure the soul by means of the senses, and the senses by means of the soul. -- Да, -- продолжал лорд Г енри, -- надо знать этот великий секрет жизни: лечите душу ощущениями, а ощущения пусть врачует душа. You are a wonderful creation. Вы -- удивительный человек, мистер Грей. You know more than you think you know, just as you know less than you want to know." Вы знаете больше, чем вам это кажется, но меньше, чем хотели бы знать. Dorian Gray frowned and turned his head away. Дориан Грей нахмурился и отвел глаза. He could not help liking the tall, graceful young man who was standing by him. Ему безотчетно нравился высокий и красивый человек, стоявший рядом с ним. His romantic olive-coloured face and worn expression interested him. There was something in his low, languid voice that was absolutely fascinating. Смуглое романтическое лицо лорда Генри, его усталое выражение вызывало интерес, и что-то завораживающее было в низком и протяжном голосе. His cool, white, flower-like hands, even, had a curious charm. Даже руки его, прохладные, белые и нежные, как цветы, таили в себе странное очарование. They moved, as he spoke, like music, and seemed to have a language of their own. В движениях этих рук, как и в голосе, была музыка, и казалось, что они говорят своим собственным языком. But he felt afraid of him, and ashamed of being afraid. Дориан чувствовал, что боится этого человека, -- и стыдился своего страха. Why had it been left for a stranger to reveal him to himself? Зачем нужно было, чтобы кто-то чужой научил его понимать собственную душу? He had known Basil Hallward for months, but the friendship between them had never altered him. Ведь вот с Бэзилом Холлуордом он давно злаком, но дружба их ничего не изменила в нем. Suddenly there had come someone across his life who seemed to have disclosed to him life's mystery. И вдруг приходит этот незнакомец -- и словно открывает перед ним тайны жизни. And, yet, what was there to be afraid of? Но всетаки чего же ему бояться? He was not a schoolboy or a girl. Он не школьник и не девушка. It was absurd to be frightened. Ему бояться лорда Генри просто глупо. "Let us go and sit in the shade," said Lord Henry. "Parker has brought out the drinks, and if you stay any longer in this glare you will be quite spoiled, and Basil will never paint you again. -- Давайте сядем где-нибудь в тени, -- сказал лорд Генри, -- Вот Паркер уже несет нам питье. А если вы будете стоять на солнцепеке, вы подурнеете, и Бэзил больше не захочет вас писать. You really must not allow yourself to become sunburnt. It would be unbecoming." Загар будет вам не к лицу. "What can it matter?" cried Dorian Gray, laughing, as he sat down on the seat at the end of the garden. -- Эка важность, подумаешь! -- засмеялся Дориан Грей, садясь на скамью в углу сада. "It should matter everything to you, Mr. Gray." -- Для вас это очень важно, мистер Грей. "Why?" -- Почему же? "Because you have the most marvellous youth, and youth is the one thing worth having." -- Да потому, что вам дана чудесная красота молодости, а молодость -- единственное богатство, которое стоит беречь. "I don't feel that, Lord Henry." -- Я этого не думаю, лорд Генри. "No, you don't feel it now. -- Теперь вы, конечно, этого не думаете. Some day, when you are old and wrinkled and ugly, when thought has seared your forehead with its lines, and passion branded your lips with its hideous fires, you will feel it, you will feel it terribly. Но когда вы станете безобразным стариком, когда думы избороздят ваш лоб морщинами, а страсти своим губительным огнем иссушат ваши губы, -- вы поймете это с неумолимой ясностью. Now, wherever you go, you charm the world. Теперь, куда бы вы ни пришли, вы всех пленяете. Will it always be so?... Но разве так будет всегда? You have a wonderfully beautiful face, Mr. Gray. Вы удивительно хороши собой, мистер Грей. Don't frown. You have. Не хмурьтесь, это правда. And Beauty is a form of Genius-is higher, indeed, than Genius, as it needs no explanation. А Красота -- один из видов Гения, она еще выше Гения, ибо не требует понимания. It is of the great facts of the world, like sunlight, or spring-time, or the reflection in dark waters of that silver shell we call the moon. Она -- одно из великих явлений окружающего нас мира, как солнечный свет, или весна, или отражение в темпых водах серебряного щита луны. It cannot be questioned. Красота неоспорима. It has its divine right of sovereignty. It makes princes of those who have it. Она имеет высшее право на власть и делает царями тех, кто ею обладает. You smile? Вы улыбаетесь? Ah! when you have lost it you won't smile.... О, когда вы ее утратите, вы не будете улыбаться... People say sometimes that Beauty is only superficial. Иные говорят, что Красота -- это тщета земная. That may be so. Быть может. But at least it is not so superficial as Thought is. Но, во всяком случае, она не так тщетна, как Мысль. To me, Beauty is the wonder of wonders. Для меня Красота -- чудо из чудес. It is only shallow people who do not judge by appearances. Только пустые, ограниченные люди не судят по внешности. The true mystery of the world is the visible, not the invisible.... Подлинная тайна жизни заключена в зримом, а не в сокровенном... Yes, Mr. Gray, the gods have been good to you. Да, мистер Грей, боги к вам милостивы. But what the gods give they quickly take away. Но боги скоро отнимают то, что дают.. You have only a few years in which to live really, perfectly, and fully. У вас впереди не много лет для жизни настоящей, полной и прекрасной. When your youth goes, your beauty will go with it, and then you will suddenly discover that there are no triumphs left for you, or have to content yourself with those mean triumphs that the memory of your past will make more bitter than defeats. Минет молодость, а с нею красота -- и вот вам вдруг станет ясно, что время побед прошло, или придется довольствоваться победами столь жалкими, что в сравнении с прошлым они вам будут казаться горше поражений. Every month as it wanes brings you nearer to something dreadful. Каждый уходящий месяц приближает вас к этому тяжкому будущему. Time is jealous of you, and wars against your lilies and your roses. Время ревниво, оно покушается на лилии и розы, которыми одарили вас боги. You will become sallow, and hollow-cheeked, and dull-eyed. Щеки ваши пожелтеют и ввалятся, глаза потускнеют. You will suffer horribly.... Вы будете страдать ужасно... Ah! realise your youth while you have it. Так пользуйтесь же своей молодостью, пока она не ушла. Don't squander the gold of your days, listening to the tedious, trying to improve the hopeless failure, or giving away your life to the ignorant, the common, and the vulgar. These are the sickly aims, the false ideals, of our age. Не тратьте понапрасну золотые дни, слушая нудных святош, не пытайтесь исправлять то, что неисправимо, не отдавайте свою жизнь невеждам, пошлякам и ничтожествам, следуя ложным идеям и нездоровым стремлениям нашей эпохи. Live! Живите! Live the wonderful life that is in you! Живите той чудесной жизнью, что скрыта в вас. Let nothing be lost upon you. Be always searching for new sensations. Ничего не упускайте, вечно ищите все новых ощущений! Be afraid of nothing.... Ничего не бойтесь! A new Hedonism-that is what our century wants. Новый гедонизм -- вот что нужно нашему поколению. You might be its visible symbol. И вы могли бы стать его зримым символом. With your personality there is nothing you could not do. Для такого, как вы, нет ничего невозможного. The world belongs to you for a season.... На короткое время мир принадлежит вам... The moment I met you I saw that you were quite unconscious of what you really are, of what you really might be. Я с первого взгляда понял, что вы себя еще не знаете, не знаете, чем вы могли бы быть. There was so much in you that charmed me that I felt I must tell you something about yourself. Многое в вас меня пленило, и я почувствовал, что должен помочь вам познать самого себя. I thought how tragic it would be if you were wasted. Я думал: "Как было бы трагично, если бы эта жизнь пропала даром!" For there is such a little time that your youth will last-such a little time. Ведь молодость ваша пройдет так быстро! The common hill-flowers wither, but they blossom again. Простые полевые цветы вянут, но опять расцветают. The laburnum will be as yellow next June as it is now. Будущим летом ракитник в июне будет так же сверкать золотом, как сейчас. In a month there will be purple stars on the clematis, and year after year the green night of its leaves will hold its purple stars. Через месяц зацветет пурпурными звездами ломонос, и каждый год в зеленой ночи его листьев будут загораться все новые пурпурные звезды. But we never get back our youth. А к нам молодость не возвращается. The pulse of joy that beats in us at twenty, becomes sluggish. Our limbs fail, our senses rot. Слабеет пульс радости, что бьется так сильно в двадцать лет, дряхлеет тело, угасают чувства. We degenerate into hideous puppets, haunted by the memory of the passions of which we were too much afraid, and the exquisite temptations that we had not the courage to yield to. Мы превращаемся в отвратительных марионеток с неотвязными воспоминаниями о тех страстях, которых мы слишком боялись, и соблазнах, которым мы не посмели уступить. Youth! Молодость! Youth! Молодость! There is absolutely nothing in the world but youth!" В мире нет ничего ей равного! Dorian Gray listened, open-eyed and wondering. Дориан Грей слушал с жадным вниманием, широко раскрыв глаза. The spray of lilac fell from his hand upon the gravel. Веточка сирени выскользнула из его пальцев и упала на гравий. A furry bee came and buzzed round it for a moment. Then it began to scramble all over the oval stellated globe of the tiny blossoms. Тотчас подлетела мохнатая пчела, с минуту покружилась над нею, жужжа, потом стала путешествовать по всей кисти, переползая с одной звездочки на другую. He watched it with that strange interest in trivial things that we try to develop when things of high import make us afraid, or when we are stirred by some new emotion for which we cannot find expression, or when some thought that terrifies us lays sudden siege to the brain and calls on us to yield. Дориан наблюдал за ней с тем неожиданным интересом, с каким мы сосредоточиваем порой внимание на самых незначительных мелочах, когда нам страшно думать о самом важном, или когда нас волнует новое чувство, еще неясное нам самим, или какая-нибудь страшная мысль осаждает мозг и принуждает нас сдаться. After a time the bee flew away. Пчела скоро полетела дальше. He saw it creeping into the stained trumpet of a Tyrian convolvulus. Дориан видел, как она забралась в трубчатую чашечку вьюнка. The flower seemed to quiver, and then swayed gently to and fro. Цветок, казалось, вздрогнул и тихонько закачался на стебельке. Suddenly the painter appeared at the door of the studio, and made staccato signs for them to come in. Неожиданно в дверях мастерской появился Холлуорд и энергичными жестами стал звать своих гостей в дом. They turned to each other, and smiled. Лорд Генри и Дориан переглянулись. "I am waiting," he cried. "Do come in. -- Я жду, -- крикнул художник.-- Идите же! The light is quite perfect, and you can bring your drinks." Освещение сейчас для работы самое подходящее... They rose up, and sauntered down the walk together. А пить вы можете и здесь. Two green-and-white butterflies fluttered past them, and in the pear-tree at the corner of the garden a thrush began to sing. Они поднялись и медленно зашагали по дорожке. Мимо пролетели две бледнозеленые бабочки, в дальнем углу сада на груше запел дрозд. "You are glad you have met me, Mr. Gray," said Lord Henry, looking at him. -- Ведь вы довольны, что познакомились со мной, мистер Грей? -- сказал лорд Генри, глядя на Дориана. "Yes, I am glad now. -- Да, сейчас я этому рад. I wonder shall I always be glad?" Не знаю только, всегда ли так будет. "Always! -- Всегда!.. That is a dreadful word. Какое ужасное слово! It makes me shudder when I hear it. Я содрогаюсь, когда слышу его. Women are so fond of using it. Его особенно любят женщины. They spoil every romance by trying to make it last for ever. Они портят всякий роман, стремясь, чтобы он длился вечно. It is a meaningless word, too. Притом "всегда" -- это пустое слово. The only difference between a caprice and a life-long passion is that the caprice lasts a little longer." Между капризом и "вечной любовью" разница только та, что каприз длится несколько дольше. As they entered the studio, Dorian Gray put his hand upon Lord Henry's arm. Они уже входили в мастерскую. Дориан Грей положил руку на плечо лорда Генри. "In that case, let our friendship be a caprice," he murmured, flushing at his own boldness, then stepped up on the platform and resumed his pose. -- Если так, пусть наша дружба будет капризом, -- шепнул он, краснея, смущенный собственной смелостью. Затем взошел на подмостки и стал в позу. Lord Henry flung himself into a large wicker arm-chair and watched him. Лорд Генри, расположившись в широком плетеном кресле, наблюдал за ним. The sweep and dash of the brush on the canvas made the only sound that broke the stillness, except when, now and then, Hallward stepped back to look at his work from a distance. Тишину в комнате нарушали только легкий стук и шуршанье кисти по полотну, затихавшее, когда Холлуорд отходил от мольберта, чтобы издали взглянуть на свою работу. In the slanting beams that streamed through the open doorway the dust danced and was golden. В открытую дверь лились косые солнечные лучи, в них плясали золотые пылинки. The heavy scent of the roses seemed to brood over everything. Приятный аромат роз словно плавал в воздухе. After about a quarter of an hour Hallward stopped painting, looked for a long time at Dorian Gray, and then for a long time at the picture, biting the end of one of his huge brushes, and frowning. Прощло с четверть часа. Художник перестал работать. Он долго смотрел на Дориана Грея, потом, так же долго, на портрет, хмурясь и покусывая кончик длинной кисти. "It is quite finished," he cried at last, and stooping down he wrote his name in long vermilion letters on the left-hand corner of the canvas. -- Готово! -- воскликнул он наконец и, нагнувшись, подписал свое имя длинными красными буквами в левом углу картины. Lord Henry came over and examined the picture. Лорд Генри подошел ближе, чтобы лучше рассмотреть ее. It was certainly a wonderful work of art, and a wonderful likeness as well. Несомненно, это было дивное произведение искусства, да и сходство было поразительное. "My dear fellow, I congratulate you most warmly," he said. "It is the finest portrait of modern times. -- Дорогой мой Бэзил, поздравляю тебя от всей души, -- сказал он.-- Я не знаю лучшего портрета во всей современной живописи. Mr. Gray, come over and look at yourself." Подойдите же сюда, мистер Грей, и судите сами. The lad started, as if awakened from some dream. Юноша вздрогнул, как человек, внезапно очнувшийся от сна. "Is it really finished?" he murmured, stepping down from the platform. -- В самом деле кончено? -- спросил он, сходя с подмостков. "Quite finished," said the painter. -- Да, да. "And you have sat splendidly to-day. И вы сегодня прекрасно позировали. I am awfully obliged to you." Я вам за это бесконечно благодарен. "That is entirely due to me," broke in Lord Henry. "Isn't it, Mr. Gray?" -- За это надо благодарить меня, -- вмешался лорд Генри.-- Правда, мистер Грей? Dorian made no answer, but passed listlessly in front of his picture, and turned towards it. Дориан, не отвечая, с рассеянным видом, прошел мимо мольберта, затем повернулся к нему лицом. When he saw it he drew back, and his cheeks flushed for a moment with pleasure. При первом взгляде на портрет он невольно сделал шаг назад и вспыхнул от удовольствия. A look of joy came into his eyes, as if he had recognised himself for the first time. Глаза его блеснули так радостно, словно он в первый раз увидел себя. He stood there motionless and in wonder, dimly conscious that Hallward was speaking to him, but not catching the meaning of his words. Он стоял неподвижно, погруженный в созерцание, смутно сознавая, что Холлуорд что-то говорит ему, но не вникая в смысл его слов. The sense of his own beauty came on him like a revelation. Как откровение пришло к нему сознание своей красоты. He had never felt it before. Basil Hallward's compliments had seemed to him to be merely the charming exaggerations of friendship. До сих пор он как-то ее не замечал, и восхищение Бэзила Холлуорда казалось ему трогательным ослеплением дружбы. He had listened to them, laughed at them, forgotten them. Он выслушивал его комплименты, подсмеивался над ними и забывал их. They had not influenced his nature. Они не производили на него никакого впечатления. Then had come Lord Henry Wotton with his strange panegyric on youth, his terrible warning of its brevity. Но вот появился лорд Г енри, прозвучал его восторженный гимн молодости, грозное предостережение о том, что она быстротечна. That had stirred him at the time, and now, as he stood gazing at the shadow of his own loveliness, the full reality of the description flashed across him. Это взволновало Дориана, и сейчас, когда он смотрел на отражение своей красоты, перед ним вдруг с поразительной ясностью встало то будущее, о котором говорил лорд Генри. Yes, there would be a day when his face would be wrinkled and wizen, his eyes dim and colourless, the grace of his figure broken and deformed. Да, наступит день, когда его лицо поблекнет п сморщится, глаза потускнеют, выцветут, стройный стан согнется, станет безобразным. The scarlet would pass away from his lips, and the gold steal from his hair. Годы унесут с собой алость губ и золото волос. The life that was to make his soul would mar his body. Жизнь, формируя его душу, будет разрушать его тело. He would become dreadful, hideous, and uncouth. Он станет отталкивающе некрасив, жалок и страшен. As he thought of it, a sharp pang of pain struck through him like a knife, and made each delicate fibre of his nature quiver. При этой мысли острая боль, как ножом, пронзила Дориана, и каждая жилка в нем затрепетала. His eyes deepened into amethyst, and across them came a mist of tears. Глаза потемнели, став из голубых аметистовыми, и затуманились слезами. He felt as if a hand of ice had been laid upon his heart. Словно ледяная рука легла ему на сердце. "Don't you like it?" cried Hallward at last, stung a little by the lad's silence, not understanding what it meant. -- Разве портрет вам не нравится? -- воскликнул наконец Холлуорд, немного задетый непонятным молчанием Дориана. "Of course he likes it," said Lord Henry. "Who wouldn't like it? -- Ну конечно, нравится, -- ответил за него лорд Генри.-- Кому он мог бы не понравиться? It is one of the greatest things in modern art. Это один из шедевров современной живописи. I will give you anything you like to ask for it. Я готов отдать за него столько, сколько ты потребуешь. I must have it." Этот портрет должен принадлежать мне. "It is not my property, Harry." -- Я не могу его продать, Гарри. "Whose property is it?" Он не мой. "Dorian's, of course," answered the painter. -- А чей же? "He is a very lucky fellow." -- Дориана, разумеется, -- ответил художник. -Вот счастливец! "How sad it is!" murmured Dorian Gray, with his eyes still fixed upon his own portrait. "How sad it is! -- Как это печально! -- пробормотал вдруг Дориан Грей, все еще не отводя глаз от своего портрета.-- Как печально! I shall grow old, and horrible, and dreadful. But this picture will remain always young. Я состарюсь, стану противным уродом, а мой портрет будет вечно молод. It will never be older than this particular day of June.... Он никогда не станет старше, чем в этот июньский день... If it were only the other way! Ах, если бы могло быть наоборот! If it were I who was to be always young, and the picture that was to grow old! Если бы старел этот портрет, а я навсегда остался молодым! For that-for that-I would give everything! За это... за это я отдал бы все на свете. Yes, there is nothing in the whole world I would not give! Да, ничего не пожалел бы! I would give my soul for that!" Душу бы отдал за это! "You would hardly care for such an arrangement, Basil," cried Lord Henry, laughing. "It would be rather hard lines on your work." -- Тебе, Бэзил, такой порядок вещей вряд ли понравился бы! -- воскликнул лорд Генри со смехом.-- Тяжела тогда была бы участь художника! "I should object very strongly, Harry," said Hallward. -- Да, я горячо протестовал бы против этого, -отозвался Холлуорд. Dorian Gray turned and looked at him. Дориан Грей обернулся и в упор посмотрел на него. "I believe you would, Basil. -- О Бэзил, в этом я не сомневаюсь! You like your art better than your friends. Свое искусство вы любите больше, чем друзей. I am no more to you than a green bronze figure. Я вам не дороже какой-нибудь позеленевшей бронзовой статуэтки. Hardly as much, I daresay." Нет, пожалуй, ею вы дорожите больше. The painter stared in amazement. Удивленный художник смотрел на него во все глаза. It was so unlike Dorian to speak like that. Очень странно было слышать такие речи от Дориана. What had happened? Что это с ним? He seemed quite angry. His face was flushed and his cheeks burning. Он, видимо, был очень раздражен, лицо его пылало. "Yes," he continued, "I am less to you than your ivory Hermes or your silver Faun. -- Да, да, -- продолжал Дориан.-- Я вам не так дорог, как ваш серебряный фавн или Г ермес из слоновой кости. You will like them always. Их вы будете любить всегда. How long will you like me? А долго ли будете любить меня? Till I have my first wrinkle, I suppose. Вероятно, до первой морщинки на моем лице. I know, now, that when one loses one's good looks, whatever they may be, one loses everything. Я теперь знаю -- когда человек теряет красоту, он теряет все. Your picture has taught me that. Ваша картина мне это подсказала. Lord Henry Wotton is perfectly right. Youth is the only thing worth having. Лорд Генри совершенно прав: молодость -единственное, что ценно в нашей жизни. When I find that I am growing old, I shall kill myself." Когда я замечу, что старею, я покончу с собой Hallward turned pale, and caught his hand. Холлуорд побледнел и схватил его за руку. "Dorian! Dorian!" he cried, "don't talk like that. -- Дориан, Дориан, что вы такое говорите! I have never had such a friend as you, and I shall never have such another. У меня не было и не будет друга ближе вас. You are not jealous of material things, are you?-you who are finer than any of them!" Что это вы вздумали завидовать какимто неодушевленным предметам? Да вы прекраснее их всех! "I am jealous of everything whose beauty does not die. -- Я завидую всему, чья красота бессмертна. I am jealous of the portrait you have painted of me. Завидую этому портрету, который вы с меня написали. Why should it keep what I must lose? Почему он сохранит то, что мне суждено утратить? Every moment that passes takes something from me, and gives something to it. Каждое уходящее мгновение отнимает что-то у меня и дарит ему. Oh, if it were only the other way! О, если бы было наоборот! If the picture could change, and I could be always what I am now! Если бы портрет менялся, а я мог всегда оставаться таким, как сейчас! Why did you paint it? Зачем вы его написали? It will mock me some day-mock me horribly!" Придет время, когда он будет дразнить мепя, постоянно насмехаться надо мной! The hot tears welled into his eyes; he tore his hand away, and, flinging himself on the divan, he buried his face in the cushions, as though he was praying. Горячие слезы подступили к глазам Дориана, он вырвал свою руку из руки Холлуорда и, упав на диван, спрятал лицо в подушки. "This is your doing, Harry," said the painter, bitterly. -- Это ты наделал, Гарри! -- сказал художник с горечью. Lord Henry shrugged his shoulders. Лорд Генри пожал плечами. "It is the real Dorian Gray-that is all." -- Это заговорил настоящий Дориан Грей, вот и все. "It is not." -- Неправда. "If it is not, what have I to do with it?" -- А если нет, при чем же тут я? "You should have gone away when I asked you," he muttered. -- Тебе следовало уйти, когда я просил тебя об этом. "I stayed when you asked me," was Lord Henry's answer. -- Я остался по твоей же просьбе, -- возразил лорд Генри. "Harry, I can't quarrel with my two best friends at once, but between you both you have made me hate the finest piece of work I have ever done, and I will destroy it. -- Г арри, я не хочу поссориться разом с двумя моими близкими друзьями... Но вы оба сделали мне ненавистной мою лучшую картину. Я ее уничтожу. What is it but canvas and colour? Что ж, ведь это только холст и краски. I will not let it come across our three lives and mar them." И я не допущу, чтобы она омрачила жизнь всем нам. Dorian Gray lifted his golden head from the pillow, and with pallid face and tear-stained eyes looked at him, as he walked over to the deal painting-table that was set beneath the high curtained window. Дориан Грей поднял голову с подушки и, бледнея, заплаканными глазами следил за художником, который подошел к своему рабочему столу у высокого, занавешенного окна. What was he doing there? Что он там делает? His fingers were straying about among the litter of tin tubes and dry brushes, seeking for something. Шарит среди беспорядочно нагроможденных на столе тюбиков с красками и сухих кистей, -видимо, разыскивает чтото. Yes, it was for the long palette-knife, with its thin blade of lithe steel. Ага, это он искал длинный шпатель с тонким и гибким стальным лезвием. He had found it at last. И нашел его наконец. He was going to rip up the canvas. Он хочет изрезать портрет! With a stifled sob the lad leaped from the couch, and, rushing over to Hallward, tore the knife out of his hand, and flung it to the end of the studio. Всхлипнув, юноша вскочил с дивана, подбежал к Холлуорду и, вырвав у него из рук шпатель, швырнул его в дальний угол. "Don't, Basil, don't!" he cried. "It would be murder!" -- Не смейте, Бэзил! Не смейте! -- крикнул он.--Это все равно что убийство! "I am glad you appreciate my work at last, Dorian," said the painter, coldly, when he had recovered from his surprise. "I never thought you would." -- Вы, оказывается, всетаки цените мою работу? Очень рад, -- сказал художник сухо, когда опомнился от удивления, -- А я да это уже не надеялся. "Appreciate it? -- Ценю ее? I am in love with it, Basil. Да я в нее влюблен, Бэзил. It is part of myself. У меня такое чувство, словно этот портрет -часть меня самого. I feel that." Ну и отлично. "Well, as soon as you are dry, you shall be varnished, and framed, and sent home. Как только вы высохнете, вас покроют лаком, вставят в раму и отправят домой. Then you can do what you like with yourself." Тогда можете делать с собой, что хотите. And he walked across the room and rang the bell for tea. Пройдя через комнату, Холлуорд позвонил. "You will have tea, of course, Dorian? -- Вы, конечно, не откажетесь выпить чаю, Дориан? And so will you, Harry? И ты тоже, Гарри? Or do you object to such simple pleasures?" Или ты не охотник до таких простых удовольствий? "I adore simple pleasures," said Lord Henry. "They are the last refuge of the complex. -- Я обожаю простые удовольствия, -- сказал лорд Генри.-- Они -- последнее прибежище для сложных натур. But I don't like scenes, except on the stage. Но драматические сцены я терплю только на театральных подмостках. What absurd fellows you are, both of you! Какие вы оба нелепые люди! I wonder who it was defined man as a rational animal. Интересно, кто это выдумал, что человек -разумное животное? It was the most premature definition ever given. Что за скороспелое суждение! Man is many things, but he is not rational. У человека есть что угодно, только не разум. I am glad he is not, after all: though I wish you chaps would not squabble over the picture. И, в сущности, это очень хорошо!.. Однако мне неприятно, что вы ссоритесь изза портрета. You had much better let me have it, Basil. Вы бы лучше отдали его мне, Бэзил! This silly boy doesn't really want it, and I really do." Этому глупому мальчику вовсе не так уж хочется его иметь, а мне очень хочется. "If you let anyone have it but me, Basil, I shall never forgive you!" cried Dorian Gray; "and I don't allow people to call me a silly boy." -- Бэзил, я вам никогда не прощу, если вы его отдадите не мне! -- воскликнул Дориан Грей.-- И я никому не позволю обзывать меня "глупым мальчиком". "You know the picture is yours, Dorian. -- Я уже сказал, что дарю портрет вам, Дориан. I gave it to you before it existed." Я так решил еще прежде, чем начал его писать. "And you know you have been a little silly, Mr. Gray, and that you don't really object to being reminded that you are extremely young." -- А на меня не обижайтесь, мистер Грей, -сказал лорд Генри.-- Вы сами знаете, что вели себя довольно глупо. И не так уж вам неприятно, когда вам напоминают, что вы еще мальчик. "I should have objected very strongly this morning, Lord Henry." -- Еще сегодня утром мне было бы это очень неприятно, лорд Генри. "Ah! this morning! -- Ах, утром! You have lived since then." Но с тех пор вы многое успели пережить. There came a knock at the door, and the butler entered with a laden tea-tray and set it down upon a small Japanese table. В дверь постучали, вошел лакей с чайным подносом и поставил его на японский столик. There was a rattle of cups and saucers and the hissing of a fluted Georgian urn. Звякали чашки и блюдца, пыхтел большой старинный чайник. Two globe-shaped china dishes were brought in by a page. За лакеем мальчик внес два шарообразных фарфоровых блюда. Dorian Gray went over and poured out the tea. Дориан Грей подошел к столу и стал разливать чай. The two men sauntered languidly to the table, and examined what was under the covers. Бэзил и лорд Генри не спеша подошли тоже и, приподняв крышки, посмотрели, что лежит на блюдах. "Let us go to the theatre to-night," said Lord Henry. "There is sure to be something on, somewhere. -- А не пойти ли нам сегодня вечером в театр? -- предложил лорд Генри.-- Наверное, где-нибудь идет что-нибудь интересное. I have promised to dine at White's, but it is only with an old friend, so I can send him a wire to say that I am ill, or that I am prevented from coming in consequence of a subsequent engagement. Правда, я обещал одному человеку обедать сегодня с ним у Уайта, но это мой старый приятель, ему можно телеграфировать, что я заболел или что мне помешало прийти более позднее приглашение... I think that would be a rather nice excuse: it would have all the surprise of candour." Пожалуй, такого рода отговорка ему даже больше понравится своей неожиданной откровенностью. "It is such a bore putting on one's dress-clothes," muttered Hallward. "And, when one has them on, they are so horrid." -- Ох, надевать фрак! Как это скучно! -- буркнул Холлуорд.-- Терпеть не могу фраки! "Yes," answered Lord Henry, dreamily, "the costume of the nineteenth century is detestable. It is so sombre, so depressing. -- Да, -- лениво согласился лорд Генри.--Современные костюмы безобразны, они угнетают своей мрачностью. Sin is the only real colour-element left in modern life." В нашей жизни не осталось ничего красочного, кроме порока. "You really must not say things like that before Dorian, Harry." -- Право, Гарри, тебе не следует говорить таких вещей при Дориане! "Before which Dorian? -- При котором из них? The one who is pouring out tea for us, or the one in the picture?" При том, кто наливает нам чай, или том, что на портрете? "Before either." -- И при том, и при другом. "I should like to come to the theatre with you, Lord Henry," said the lad. -- Я с удовольствием пошел бы с вами в театр, лорд Генри, -- промолвил Дориан. "Then you shall come; and you will come too, Basil, won't you?" -- Прекрасно. Значит, едем. И вы с нами, Бэзил? "I can't really. I would sooner not. -- Нет, право, не могу. I have a lot of work to do." У меня уйма дел. "Well, then, you and I will go alone, Mr. Gray." -- Ну, так мы пойдем вдвоем -- бь! и я, мистер Грей. "I should like that awfully." -- Как я рад! The painter bit his lip and walked over, cup in hand, to the picture. Художник, закусив губу, с чашкой в руке подошел к портрету. "I shall stay with the real Dorian," he said, sadly. -- А я останусь с подлинным Дорианом, -- сказал он грустно. "Is it the real Dorian?" cried the original of the portrait, strolling across to him. "Am I really like that?" -- Так, повашему, это -- подлинный Дориан? -спросил Дориан Грей, подходя к нему.--Неужели я в самом деле такой? "Yes; you are just like that." -- Да, именно такой. "How wonderful, Basil!" -- Как это чудесно, Бэзил! "At least you are like it in appearance. -- По крайней мере, внешне вы такой. But it will never alter," sighed Hallward. "That is something." И на портрете всегда таким останетесь, -- со вздохом сказал Холлу орд.-- А это чегонибудь да стоит. "What a fuss people make about fidelity!" exclaimed Lord Henry. "Why, even in love it is purely a question for physiology. It has nothing to do with our own will. -- Как люди гонятся за постоянством! -воскликнул лорд Генри.-- Господи, да ведь и в любви верность -- это всецело вопрос физиологии, она ничуть не зависит от нашей воли. Young men want to be faithful, and are not; old men want to be faithless, and cannot: that is all one can say." Люди молодые хотят быть верны -- и не бывают, старики хотели бы изменять, но где уж им! Вот и все. "Don't go to the theatre to-night, Dorian," said Hallward. "Stop and dine with me." -- Не ходите сегодня в театр, Дориан, -- сказал Холлуорд.-- Останьтесь у меня, пообедаем вместе. "I can't, Basil." -- Не могу, Бэзил. "Why?" -- Почему? "Because I have promised Lord Henry Wotton to go with him." -- Я же обещал лорду Генри пойти с ним. "He won't like you the better for keeping your promises. -- Думаете, он станет хуже относиться к вам, если вы не сдержите слова? He always breaks his own. Он сам никогда не выполняет своих обещаний. I beg you not to go." Я вас очень прошу, не уходите. Dorian Gray laughed and shook his head. Дориан засмеялся и покачал головой. "I entreat you." -- Умоляю вас! The lad hesitated, and looked over at Lord Henry, who was watching them from the tea-table with an amused smile. Юноша в нерешимости посмотрел на лорда Г енри, который, сидя за чайным столом, с улыбкой слушал их разговор. "I must go, Basil," he answered. -- Нет, я должен идти, Бэзил. "Very well," said Hallward; and he went over and laid down his cup on the tray. "It is rather late, and, as you have to dress, you had better lose no time. -- Как знаете.-- Холлуорд отошел к столу и поставил свою чашку на поднос.-- В таком случае не теряйте времени. Уже поздно, а вам еще надо переодеться. Good-bye, Harry. До свиданья, Гарри. Good-bye, Dorian. До свиданья, Дориан. Come and see me soon. Come to-morrow." Приходите поскорее -- ну, хотя бы завтра. Придете? "Certainly." -- Непременно. "You won't forget?" -- Не забудете? "No, of course not," cried Dorian. -- Нет, конечно, нет! -- заверил его Дориан. "And... -- И вот еще что... Harry!" Гарри! "Yes, Basil?" -- Что, Бэзил? "Remember what I asked you, when we were in the garden this morning." -- Помни то, о чем я просил тебя утром в саду! "I have forgotten it." -- А я уже забыл, о чем именно. "I trust you." -- Смотри! Я тебе доверяю. "I wish I could trust myself," said Lord Henry, laughing. "Come, Mr. Gray, my hansom is outside, and I can drop you at your own place. -- Хотел бы я сам себе доверять! -- сказал лорд Генри со смехом.-- Идемте, мистер Грей, мой кабриолет у ворот, и я могу довезти вас до дому. Good-bye, Basil. До свиданья, Бэзил. It has been a most interesting afternoon." Мы сегодня очень интересно провели время. As the door closed behind them, the painter flung himself down on a sofa, and a look of pain came into his face. Когда дверь закрылась за гостями, художник тяжело опустился на диван. По лицу его видно было, как ему больно. CHAPTER III ГЛАВА III At half-past twelve next day Lord Henry Wotton strolled from Curzon Street over to the Albany to call on his uncle, Lord Fermor, a genial if somewhat rough-mannered old bachelor, whom the outside world called selfish because it derived no particular benefit from him, but who was considered generous by Society as he fed the people who amused him. На другой день в половине первого лорд Генри Уоттон вышел из своего дома на Керзонстрит и направился к Олбени. Он хотел навестить своего дядю, лорда Фермера, добродушного, хотя и резковатого старого холостяка, которого за пределами светского круга считали эгоистом, ибо он ничем особенно не был людям полезен, а в светском кругу -- щедрым и добрым, ибо лорд Фермер охотно угощал тех, кто его развлекал. His father had been our ambassador at Madrid when Isabella was young, and Prim unthought of, but had retired from the Diplomatic Service in a capricious moment of annoyance at not being offered the Embassy at Paris, a post to which he considered that he was fully entitled by reason of his birth, his indolence, the good English of his despatches, and his inordinate passion for pleasure. Отец лорда Фермера состоял английским послом в Мадриде в те времена, когда королева Изабелла была молода, а Прима еще и в помине не было. Под влиянием минутного каприза он ушел с дипломатической службы, рассерженный тем, что его не назначили послом в Париж, хотя на этот пост ему давали полное право его происхождение, праздность, прекрасный слог дипломатических депеш и неумеренная страсть к наслаждениям. The son, who had been his father's secretary, had resigned along with his chief, somewhat foolishly as was thought at the time, and on succeeding some months later to the title, had set himself to the serious study of the great aristocratic art of doing absolutely nothing. Сын, состоявший при отце секретарем, ушел вместе с ним -- что тогда все считали безрассудством -- и, несколько месяцев спустя унаследовав титул, принялся серьезно изучать великое аристократическое искусство ничегонеделания. He had two large town houses, but preferred to live in chambers, as it was less trouble, and took most of his meals at his club. У него в Лондоне было два больших дома, но он предпочитал жить на холостую ногу в наемной меблированной квартире, находя это менее хлопотливым, а обедал и завтракал чаще всего в клубе. He paid some attention to the management of his collieries in the Midland counties, excusing himself for this taint of industry on the ground that the one advantage of having coal was that it enabled a gentleman to afford the decency of burning wood on his own hearth. Лорд Фермер уделял некоторое внимание своим угольным копям в центральных графствах и оправдывал этот нездоровый интерес к промышленности тем, что, владея углем, он имеет возможность, как это прилично джентльмену, топить свой камин дровами. In politics he was a Tory, except when the Tories were in office, during which period he roundly abused them for being a pack of Radicals. По политическим убеждениям он был консерватор, по только не тогда, когда консерваторы приходили к власти, -- в такие периоды он энергично ругал их, называя шайкой радикалов. He was a hero to his valet, who bullied him, and a terror to most of his relations, whom he bullied in turn. Он героически воевал со своим камердинером, который держал его в ежовых рукавицах. Сам же он, в свою очередь, терроризировал многочисленную родню. Only England could have produced him, and he always said that the country was going to the dogs. Породить его могла только Англия, а между тем он был ею недоволен и всегда твердил, что страна идет к гибели. His principles were out of date, but there was a good deal to be said for his prejudices. Принципы его были старомодны, зато многое можно было сказать в защиту его предрассудков. When Lord Henry entered the room, he found his uncle sitting in a rough shooting coat, smoking a cheroot, and grumbling over The Times. В комнате, куда вошел лорд Г енри, дядя его сидел в толстой охотничьей куртке, с сигарой в зубах и читал "Тaймc", ворчливо выражая вслух свое недовольство этой газетой "Well, Harry," said the old gentleman, "what brings you out so early? -- А, Гарри! -- сказал почтенный старец.-- Что это ты так рано? I thought you dandies never got up till two, and were not visible till five." Я думал, что вы, денди, встаете не раньше двух часов дня и до пяти не выходите из дому. "Pure family affection, I assure you, Uncle George. -- Поверьте, дядя Джордж, меня привели к вам в такой ранний час исключительно родственные чувства. I want to get something out of you." Мне от вас коечто нужно. "Money, I suppose," said Lord Fermor, making a wry face. "Well, sit down and tell me all about it. -- Денег, вероятно? -- сказал лорд Фермер с кислым видом.-- Ладно, садись и рассказывай. Young people, nowadays, imagine that money is everything." Нынешние молодые люди воображают, что деньги -- это все. "Yes," murmured Lord Henry, settling his buttonhole in his coat; "and when they grow older they know it. -- Да, -- согласился лорд Г енри, поправляя цветок в петлице.-- А с годами они в этом убеждаются. But I don't want money. It is only people who pay their bills who want that, Uncle George, and I never pay mine. Но мне деньги не нужны, дядя Джордж, -- они нужны тем, кто имеет привычку платить долги, а я своим кредиторам никогда не плачу. Credit is the capital of a younger son, and one lives charmingly upon it. Кредит -- это единственный капитал младшего сына в семье, и на этот капитал можно отлично прожить. Besides, I always deal with Dartmoor's tradesmen, and consequently they never bother me. Кроме того, я имею дело только с поставщиками Дартмура, -- и, естественно, они меня никогда не беспокоят. What I want is information; not useful information, of course; useless information." К вам я пришел не за деньгами, а за сведениями. Разумеется, не за полезными: за бесполезными. "Well, I can tell you anything that is in an English Blue-book, Harry, although those fellows nowadays write a lot of nonsense. -- Ну что ж, от меня ты можешь узнать все, что есть в любой Синей книге Англии, хотя нынче в них пишут много ерунды. When I was in the Diplomatic, things were much better. В те времена, когда я был дипломатом, это делалось гораздо лучше. But I hear they let them in now by examination. Но теперь, говорят, дипломатов зачисляют на службу только после того, как они выдержат экзамен. What can you expect? Так чего же от них ожидать? Examinations, sir, are pure humbug from beginning to end. Экзамены, сэр, -- это чистейшая чепуха, от начала до конца. If a man is a gentleman, he knows quite enough, and if he is not a gentleman, whatever he knows is bad for him." Если ты джентльмен, так тебя учить нечему, тебе достаточно того, что ты знаешь. А если ты не джентльмен, то знания тебе только во вред. "Mr. Dorian Gray does not belong to Blue-books, Uncle George," said Lord Henry, languidly. -- Мистер Дориан Грей в Синих книгах не числится, дядя Джордж, -- небрежно заметил лорд Генри. "Mr. Dorian Gray? -- Мистер Дориан Грей? Who is he?" asked Lord Fermor, knitting his bushy white eyebrows. А кто же он такой? -- спросил лорд Фермор, хмуря седые косматые брови. "That is what I have come to learn, Uncle George. -- Вот это-то я и пришел у вас узнать, дядя Джордж. Or rather, I know who he is. He is the last Lord Kelso's grandson. Впрочем, кто он, мне известно: он -- внук последнего лорда Келсо. His mother was a Devereux; Lady Margaret Devereux. Фамилия его матери была Девере, леди Маргарет Девере. I want you to tell me about his mother. Расскажите мне, что вы знаете о ней. What was she like? Whom did she marry? Какая она была, за кого вышла замуж? You have known nearly everybody in your time, so you might have known her. Ведь вы знали в свое время весь лондонский свет, -- так, может, и ее тоже? I am very much interested in Mr. Gray at present. I have only just met him." Я только что познакомился с мистером Греем, и он меня очень интересует. "Kelso's grandson!" echoed the old gentleman.-"Kelso's grandson!... -- Внук Келсо! -- повторил старый лорд.-- Внук Келсо... Of course.... I knew his mother intimately. Как же, как же, я очень хорошо знал его мать. I believe I was at her christening. Помнится, даже был на ее крестинах. She was an extraordinarily beautiful girl, Margaret Devereux; and made all the men frantic by running away with a penniless young fellow; a mere nobody, sir, a subaltern in a foot regiment, or something of that kind. Красавица она была необыкновенная, эта Маргарет Девере, и все мужчины бесновались, когда она убежала с каким-то молодчиком, полнейшим ничтожеством без гроша за душой, -он был офицерик пехотного полка или что-то в таком роде. Certainly. I remember the whole thing as if it happened yesterday. Да, да, помню все, как будто это случилось вчера. The poor chap was killed in a duel at Spa, a few months after the marriage. Бедняга был убит на дуэли в Спа через несколько месяцев после того, как они поженились. There was an ugly story about it. Насчет этого ходили тогда скверные слухи. They said Kelso got some rascally adventurer, some Belgian brute, to insult his son-in-law in public; paid him, sir, to do it, paid him; and that the fellow spitted his man as if he had been a pigeon. Говорили, что Келсо подослал какого-то прохвоста, бельгийского авантюриста, чтобы тот публично оскорбил его зятя... понимаешь, подкупил его, заплатил подлецу, -- и тот на дуэли насадил молодого человека на свою шпагу, как голубя на вертел. The thing was hushed up, but, egad, Kelso ate his chop alone at the club for some time afterwards. Дело замяли, но, ейбогу, после этого Келсо долгое время ел в клубе свой бифштекс в полном одиночестве. He brought his daughter back with him, I was told, and she never spoke to him again. Мне рассказывали, что дочь он привез домой, но с тех пор она не говорила с ним до самой смерти. Oh, yes; it was a bad business. Да, скверная история! The girl died too; died within a year. И дочь умерла очень скоро -- года не прошло. So she left a son, did she? Так ты говоришь, после нее остался сын? I had forgotten that. А я и забыл об этом. What sort of boy is he? Что он собой представляет? If he is like his mother he must be a good-looking chap." Если похож на мать, так, наверное, красивый малый. "He is very good-looking," assented Lord Henry. -- Да, очень красивый, -- подтвердил лорд Генри. "I hope he will fall into proper hands," continued the old man. "He should have a pot of money waiting for him if Kelso did the right thing by him. -- Надеюсь, он попадет в хорошие руки, -продолжал лорд Фермор.-- Если Келсо его не обидел в завещании, у него, должно быть, куча денег. His mother had money too. Да и у Маргарет было свое состояние. All the Selby property came to her, through her grandfather. Все поместье Селби перешло к ней от деда. Her grandfather hated Kelso, thought him a mean dog. Ее дед ненавидел Келсо, называл его скаредом. He was, too. Он и в самом деле был скряга. Came to Madrid once when I was there. Помню, он приезжал в Мадрид, когда я жил там. Egad, I was ashamed of him. Ейбогу, я краснел за него! The Queen used to ask me about the English noble who was always quarrelling with the cabmen about their fares. Королева несколько раз спрашивала меня, кто этот английский пэр, который постоянно торгуется с извозчиками. They made quite a story of it. О нем там анекдоты ходили. I didn't dare to show my face at Court for a month. Целый месяц я не решался показываться при дворе. I hope he treated his grandson better than he did the jarvies." Надеюсь, Келсо был щедрее к своему внуку, чем к мадридским извозчикам? "I don't know," answered Lord Henry. "I fancy that the boy will be well off. He is not of age yet. -- Этого я не знаю, -- отозвался лорд Генри.-- Дориан еще несовершеннолетний. Но думаю, что он будет богат. He has Selby, I know. He told me so. Селби перешло к нему, это я слышал от него самого... And... his mother was very beautiful?" Так вы говорите, его мать была очень красива? "Margaret Devereux was one of the loveliest creatures I ever saw, Harry. -- Маргарет Девере была одна из прелестнейших девушек, каких я видывал в жизни. What on earth induced her to behave as she did, I never could understand. Я никогда не мог понять, что ее толкнуло на такой странный брак. She could have married anybody she chose. Ведь она могла выйти за кого бы ни пожелала. Carlington was mad after her. Сам Карлингтон был от нее без ума. She was romantic, though. Но вся беда в том, что она обладала романтическим воображением. All the women of that family were. В их роду все женщины были романтичны. The men were a poor lot, but, egad! the women were wonderful. Мужчины немногого стоили, но женщины, ейбогу, были замечательные... Carlington went on his knees to her. Told me so himself. Карлингтон на коленях стоял перед Маргарет -он сам мне это говорил. She laughed at him, and there wasn't a girl in London at the time who wasn't after him. А ведь в Лондоне в те времена все девушки были влюблены в него. Но Маргарет только смеялась над ним... And by the way, Harry, talking about silly marriages, what is this humbug your father tells me about Dartmoor wanting to marry an American? Да, кстати о дурацких браках, -- что это за вздор молол твой отец насчет Дартмура, -- будто он хочет жениться на американке? Ain't English girls good enough for him?" Неужели англичанки для него недостаточно хороши? "It is rather fashionable to marry Americans just now, Uncle George." -- Видите ли, дядя Джордж, жениться на американках теперь очень модно. "I'll back English women against the world, Harry," said Lord Fermor, striking the table with his fist. -- Ну а я -- за англичанок и готов спорить с целым светом! -- Лорд Фермор стукнул кулаком по столу. "The betting is on the Americans." -- Ставка нынче только на американок. "They don't last, I am told," muttered his uncle. -- Я слышал, что их ненадолго хватает, -- буркнул дядя Джордж. "A long engagement exhausts them, but they are capital at a steeplechase. -- Их утомляют долгие заезды, но в скачках с препятствиями они великолепны. They take things flying. На лету берут барьеры. I don't think Dartmoor has a chance." Думаю, что Дартмуру несдобровать. "Who are her people?" grumbled the old gentleman. "Has she got any?" -- А кто ее родители? -- ворчливо осведомился лорд Фермор.-- Они у нее вообще имеются? Lord Henry shook his head. Лорд Генри покачал головой. "American girls are as clever at concealing their parents as English women are at concealing their past," he said, rising to go. -- Американские девицы так же ловко скрывают своих родителей, как английские дамы -- свое прошлое, -- сказал он, вставая. "They are pork-packers, I suppose?" -- Должно быть, папаша ее -- экспортер свинины? "I hope so, Uncle George, for Dartmoor's sake. -- Ради Дартмура, дядя Джордж, я желал бы, чтобы это было так. I am told that pork-packing is the most lucrative profession in America, after politics." Говорят, в Америке это самое прибыльное дело. Выгоднее его только политика. "Is she pretty?" -- А его американка, по крайней мере, хорошенькая? "She behaves as if she was beautiful. Most American women do. -- Как большинство американок, она изображает из себя красавицу. It is the secret of their charm." В этом -- секрет их успеха. "Why can't these American women stay in their own country? -- И отчего они не сидят у себя в Америке? They are always telling us that it is the Paradise for women." Ведь нас всегда уверяют, что там для женщин -рай. "It is. -- Так оно и есть. That is the reason why, like Eve, they are so excessively anxious to get out of it," said Lord Henry. "Good-bye, Uncle George. Потому-то они, подобно праматери Еве, и стремятся выбраться оттуда, -- пояснил лорд Генри.-- Ну, до свиданья, дядя Джордж. I shall be late for lunch, if I stop any longer. Я должен идти, иначе опоздаю к завтраку. Thanks for giving me the information I wanted. Спасибо за сведения о Дориане. I always like to know everything about my new friends, and nothing about my old ones." Я люблю знать все о своих новых знакомых и ничего -- о старых. "Where are you lunching, Harry?" -- А где ты сегодня завтракаешь, Гарри? "At Aunt Agatha's. -- У тетушки Агаты. I have asked myself and Mr. Gray. Я напросился сам и пригласил мистера Грея. He is her latest prot?g?." Он -- ее новый протеже. "Humph! tell your Aunt Agatha, Harry, not to bother me any more with her charity appeals. -- Гм!.. Так вот что, Гарри: передай своей тетушке Агате, чтобы она перестала меня атаковать воззваниями о пожертвованиях. I am sick of them. Надоели они мне до смерти. Why, the good woman thinks that I have nothing to do but to write cheques for her silly fads." Эта добрая женщина вообразила, что у меня другого дела нет, как только выписывать чеки на ее дурацкие благотворительные затеи. "All right, Uncle George, I'll tell her, but it won't have any effect. -- Хорошо, дядя Джордж, передам. Но ведь это бесполезно. Philanthropic people lose all sense of humanity. Филантропы, увлекаясь благотворительностью, теряют всякое человеколюбие. It is their distinguishing characteristic." Это их отличительная черта. The old gentleman growled approvingly, and rang the bell for his servant. Старый джентльмен одобрительно хмыкнул и позвонил лакею, чтобы тот проводил гостя. Lord Henry passed up the low arcade into Burlington Street, and turned his steps in the direction of Berkeley Square. Лорд Г енри прошел пассажем на Берлингтонстрит и направился к Берклейсквер. So that was the story of Dorian Gray's parentage. Он вспоминал то, что услышал от дяди о родных Дориана Грея. Crudely as it had been told to him, it had yet stirred him by its suggestion of a strange, almost modern romance. Даже рассказанная в общих чертах, история эта взволновала его своей необычайностью, своей почти современной романтичностью. A beautiful woman risking everything for a mad passion. Прекрасная девушка, пожертвовавшая всем ради страстной любви. A few wild weeks of happiness cut short by a hideous, treacherous crime. Несколько недель безмерного счастья, разбитого гнусным преступлением. Months of voiceless agony, and then a child born in pain. Потом -- месяцы новых страданий, рожденный в муках ребенок. The mother snatched away by death, the boy left to solitude and the tyranny of an old and loveless man. Мать унесена смертью, удел сына -- сиротство и тирания бессердечного старика. Yes; it was an interesting background. It posed the lad, made him more perfect as it were. Да, это интересный фон, он выгодно оттеняет облик юноши, придает ему еще больше очарования. Behind every exquisite thing that existed, there was something tragic. За прекрасным всегда скрыта какая-нибудь трагедия. Worlds had to be in travail, that the meanest flower might blow.... Чтобы зацвел самый скромный цветочек, миры должны претерпеть родовые муки. And how charming he had been at dinner the night before, as, with startled eyes and lips parted in frightened pleasure, he had sat opposite to him at the club, the red candleshades staining to a richer rose the wakening wonder of his face. ...Как обворожителен был Дориан вчера вечером, когда они обедали вдвоем в клубе! В его ошеломленном взоре и приоткрытых губах читались тревога и робкая радость, а в тени красных абажуров лицо казалось еще розовее и еще ярче выступала его дивная расцветающая красота. Talking to him was like playing upon an exquisite violin. Говорить с этим мальчиком было все равно что играть на редкостной скрипке. He answered to every touch and thrill of the bow.... Он отзывался на каждое прикосновение, на малейшую дрожь смычка... There was something terribly enthralling in the exercise of influence. А как это увлекательно -- проверять силу своего влияния на другого человека! No other activity was like it. Ничто не может с этим сравниться. To project one's soul into some gracious form, and let it tarry there for a moment; to hear one's own intellectual views echoed back to one with all the added music of passion and youth; to convey one's temperament into another as though it were a subtle fluid or a strange perfume; there was a real joy in that-perhaps the most satisfying joy left to us in an age so limited and vulgar as our own, an age grossly carnal in its pleasures, and grossly common in its aims.... Перелить свою душу в другого, дать ей побыть в нем; слышать отзвуки собственных мыслей, усиленные музыкой юности и страсти; передавать другому свой темперамент, как тончайший флюид или своеобразный аромат, -это истинное наслаждение, самая большая радость, быть может, какая дана человеку в паш ограниченный и пошлый век с его грубочувственными утехами и грубопримитивными стремлениями. He was a marvellous type, too, this lad, whom by so curious a chance he had met in Basil's studio; or could be fashioned into a marvellous type, at any rate. ...К тому же этот мальчик, с которым он по столь счастливой случайности встретился в мастерской Бэзила, -- замечательный тип... или, во всяком случае, из него можно сделать нечто замечательное. Grace was his, and the white purity of boyhood, and beauty such as old Greek marbles kept for us. У него есть все -- обаяние, белоснежная чистота юности и красота, та красота, какую запечатлели в мраморе древние греки. There was nothing that one could not do with him. He could be made a Titan or a toy. Из него можно вылепить что угодно, сделать его титаном -- или игрушкой. What a pity it was that such beauty was destined to fade!... Как жаль, что такой красоте суждено увянуть!.. And Basil? А Бэзил? From a psychological point of view, how interesting he was! Как психологически интересно то, что он говорил! The new manner in art, the fresh mode of looking at life, suggested so strangely by the merely visible presence of one who was unconscious of it all; the silent spirit that dwelt in dim woodland, and walked unseen in open field, suddenly showing herself, Dryad-like and not afraid, because in his soul who sought for her there had been wakened that wonderful vision to which alone are wonderful things revealed; the mere shapes and patterns of things becoming, as it were, refined, and gaining a kind of symbolical value, as though they were themselves patterns of some other and more perfect form whose shadow they made real: how strange it all was! Новая манера в живописи, новое восприятие действительности, неожиданно возникшее благодаря одному лишь присутствию человека, который об этом и не подозревает... Душа природы, обитавшая в дремучих лесах, бродившая в чистом поле, дотоле незримая и безгласная, вдруг, как Дриада, явилась художнику без всякого страха, ибо его душе, давпо ее искавшей, дана та вдохновенная прозорливость, которой только и открываются дивные тайны; и простые формы, образы вещей обрели высокое совершенство и некий символический смысл, словно являя художнику иную, более совершенную форму, которая из смутной грезы превратилась в реальность. Как это все необычайно! He remembered something like it in history. Нечто подобное бывало и в прошлые века. Was it not Plato, that artist in thought, who had first analysed it? Платон, для которого мышление было искусством, первый задумался над этим чудом. Was it not Buonarotti who had carved it in the coloured marbles of a sonnet-sequence? А Буонарроти? Разве не выразил он его в своем цикле сонетов, высеченных в цветном мраморе? But in our own century it was strange.... Но в наш век это удивительно... Yes; he would try to be to Dorian Gray what, without knowing it, the lad was to the painter who had fashioned the wonderful portrait. И лорд Генри решил, что ему следует стать для Дориана Грея тем, чем Дориан, сам того не зная, стал для художника, создавшего его великолепный портрет. He would seek to dominate him-had already, indeed, half done so. He would make that wonderful spirit his own. Он попытается покорить Дориана, -- собственно, он уже наполовину этого достиг, -- и душа чудесного юноши будет принадлежать ему. There was something fascinating in this son of Love and Death. Как щедро одарила судьба это дитя Любви и Смерти! Suddenly he stopped, and glanced up at the houses. Лорд Г енри вдруг остановился и окинул взглядом соседние дома. He found that he had passed his aunt's some distance, and, smiling to himself, turned back. Увидев, что он уже миновал дом своей тетушки и отошел от него довольно далеко, он, посмеиваясь над собой, повернул обратно. When he entered the somewhat sombre hall the butler told him that they had gone in to lunch. Когда он вошел в темноватую прихожую, дворецкий доложил ему, что все уже в столовой. He gave one of the footmen his hat and stick, and passed into the dining-room. Лорд Генри отдал одному из лакеев шляпу и трость и прошел туда. "Late as usual, Harry," cried his aunt, shaking her head at him. -- Ты, как всегда, опаздываешь, Гарри! -воскликнула его тетушка, укоризненно качая головой. He invented a facile excuse, and having taken the vacant seat next to her, looked round to see who was there. Он извинился, тут же придумав какое-то объяснение, и, сев на свободный стул рядом с хозяйкой дома, обвел глазами собравшихся гостей. Dorian bowed to him shyly from the end of the table, a flush of pleasure stealing into his cheek. С другого конца стола ему застенчиво кивнул Дориан, краснея от удовольствия. Opposite was the Duchess of Harley; a lady of admirable good-nature and good temper, much liked by everyone who knew her, and of those ample architectural proportions that in women who are not Duchesses are described by contemporary historians as stoutness. Напротив сидела герцогиня Харли, очень любимая всеми, кто ее знал, дама в высшей степени кроткого и веселого права и тех архитектурных пропорций, которые современные историки называют тучностью (когда речь идет не о герцогинях!). Next to her sat, on her right, Sir Thomas Burdon, a Radical member of Parliament, who followed his leader in public life, and in private life followed the best cooks, dining with the Tories, and thinking with the Liberals, in accordance with a wise and well-known rule. Справа от герцогини сидел сэр Томас Бэрден, член парламента, радикал. В общественной жизни он был верным сторонником своего лидера, а в частной -- сторонником хорошей кухни, то есть следовал общеизвестному мудрому правилу: "Выступай с либералами, а обедай с консерваторами". The post on her left was occupied by Mr. Erskine of Treadley, an old gentleman of considerable charm and culture, who had fallen, however, into bad habits of silence, having, as he explained once to Lady Agatha, said everything that he had to say before he was thirty. По левую руку герцогини занял место мистер Эрскин из Тредли, пожилой джентльмен, весьма культурный и приятный, но усвоивший себе дурную привычку всегда молчать в обществе, ибо, как он однажды объяснил леди Агате, еще до тридцати лет высказал все, что имел сказать. His own neighbour was Mrs. Vandeleur, one of his aunt's oldest friends, a perfect saint amongst women, but so dreadfully dowdy that she reminded one of a badly bound hymn-book. Соседкой лорда Генри за столом была миссис Ванделер, одна из давнишних приятельниц его тетушки, поистине святая женщина, но одетая так безвкусно и крикливо, что ее можно было сравнить с молитвенником в скверном аляповатом переплете. Fortunately for him she had on the other side Lord Faudel, a most intelligent middle-aged mediocrity, as bald as a Ministerial statement in the House of Commons, with whom she was conversing in that intensely earnest manner which is the one unpardonable error, as he remarked once himself, that all really good people fall into, and from which none of them ever quite escape. К счастью для лорда Генри, соседом миссис Ванделер с другой стороны оказался лорд Фаудел, мужчина средних лет, большого ума, но посредственных способностей, бесцвотпый и скучный, как отчет министра в палате общин. Беседа между ним и миссис Ванделер велась с той усиленной серьезностью, которой, по его же словам, непростительно грешат все добродетельные люди и от которой никто из них никак не может вполне освободиться. "We are talking about poor Dartmoor, Lord Henry," cried the Duchess, nodding pleasantly to him across the table. "Do you think he will really marry this fascinating young person?" -- Мы говорим о бедном Дартмуре, -- громко сказала лорду Г енри герцогиня, приветливо кивнув ему через стол.-- Как вы думаете, он в самом деле женится на этой обворожительной американке? "I believe she has made up her mind to propose to him, Duchess." -- Да, герцогиня. Ода, кажется, решила сделать ему предложение. "How dreadful!" exclaimed Lady Agatha. "Really, someone should interfere." -- Какой ужас! -- воскликнула леди Агата.--Право, следовало бы помешать этому! "I am told, on excellent authority, that her father keeps an American dry-goods store," said Sir Thomas Burdon, looking supercilious. -- Я слышал из самых верных источников, что ее отец в Америке торгует галантереей или каким-то другим убогим товаром, -- с презрительной миной объявил сэр Томас Бэрдон. "My uncle has already suggested pork-packing, Sir Thomas." -- А мой дядя утверждает, что свининой, сэр Томас. "Dry-goods! What are American dry-goods?" asked the Duchess, raising her large hands in wonder, and accentuating the verb. -- Что это еще за "убогий" товар? -осведомилась герцогиня, в удивлении поднимая полные руки. "American novels," answered Lord Henry, helping himself to some quail. -- Американские романы, -- пояснил лорд Генри, принимаясь за куропатку. The Duchess looked puzzled. Герцогиня была озадачена. "Don't mind him, my dear," whispered Lady Agatha. "He never means anything that he says." -- Не слушайте его, дорогая, -- шепнула ей леди Агата.-- Он никогда ничего не говорит серьезно. "When America was discovered," said the Radical member, and he began to give some wearisome facts. -- Когда была открыта Америка...-- начал радикал -- и дальше пошли всякие скучнейшие сведения. Like all people who try to exhaust a subject, he exhausted his listeners. Как все ораторы, которые ставят себе целью исчерпать тему, он исчерпал терпение слушателей. The Duchess sighed, and exercised her privilege of interruption. Герцогиня вздохнула и воспользовалась своей привилегией перебивать других. "I wish to goodness it never had been discovered at all!" she exclaimed. "Really, our girls have no chance nowadays. -- Было бы гораздо лучше, если бы эта Америка совсем не была открыта!воскликнула она.Ведь американки отбивают у наших девушек всех женихов. It is most unfair." Это безобразие! "Perhaps, after all, America never has been discovered," said Mr. Erskine. "I myself would say that it had merely been detected." -- Пожалуй, я сказал бы, что Америка вовсе не открыта, -- заметил мистер Эрскин.-- Она еще только обнаружена. "Oh! but I have seen specimens of the inhabitants," answered the Duchess, vaguely. "I must confess that most of them are extremely pretty. -- О, я видела представительниц ее населения, -неопределенным тоном отозвалась герцогиня.--И должна признать, что большинство из них -- прехорошенькие. And they dress well, too. И одеваются прекрасно. They get all their dresses in Paris. Все туалеты заказывают в Париже. I wish I could afford to do the same." Я, к сожалению, не могу себе этого позволить. "They say that when good Americans die they go to Paris," chuckled Sir Thomas, who had a large wardrobe of Humour's cast-off clothes. -- Есть поговорка, что хорошие американцы после смерти отправляются в Париж, -- изрек, хихикая, сэр Томас, у которого имелся в запасе большой выбор потрепанных острот. "Really! -- Вот как! And where do bad Americans go to when they die?" inquired the Duchess. А куда же отправляются после смерти дурные американцы? -- поинтересовалась герцогиня. "They go to America," murmured Lord Henry. -- В Америку, -- пробормотал лорд Генри. Sir Thomas frowned. Сэр Томас сдвинул брови. "I am afraid that your nephew is prejudiced against that great country," he said to Lady Agatha. "I have travelled all over it, in cars provided by the directors, who, in such matters, are extremely civil. I assure you that it is an education to visit it." -- Боюсь, что ваш племянник предубежден против этой великой страны, -- сказал он леди Агате.--Я изъездил ее всю вдоль и поперек, -- мне предоставляли всегда специальные вагоны, тамошние директора весьма любезны, -- и, уверяю вас, поездки в Америку имеют большое образовательное значение. "But must we really see Chicago in order to be educated?" asked Mr. Erskine, plaintively. "I don't feel up to the journey." -- Неужели же, чтобы стать образованным человеком, необходимо повидать Чикаго? -жалобно спросил мистер Эрскин.-- Я не чувствую себя в силах совершить такое путешествие. Sir Thomas waved his hand. Сэр Томас махнул рукой. "Mr. Erskine of Treadley has the world on his shelves. -- Для мистера Эрскина мир сосредоточен на его книжных полках. We practical men like to see things, not to read about them. А мы, люди дела, хотим своими глазами все видеть, не только читать обо всем. The Americans are an extremely interesting people. They are absolutely reasonable. Американцы -- очень интересный народ и обладают большим здравым смыслом. I think that is their distinguishing characteristic. Я считаю, что это их самая отличительная черта. Yes, Mr. Erskine, an absolutely reasonable people. Да, да, мистер Эрскин, это весьма здравомыслящие люди. I assure you there is no nonsense about the Americans." Поверьте мне, американец никогда не делает глупостей. "How dreadful!" cried Lord Henry. "I can stand brute force, but brute reason is quite unbearable. -- Какой ужас! -- воскликнул лорд Генри.-- Я еще могу примириться с грубой силой, но грубая, тупая рассудочность совершенно невыносима. There is something unfair about its use. Руководствоваться рассудком -- в этом есть что-то неблагородное. It is hitting below the intellect." Это значит -- предавать интеллект. "I do not understand you," said Sir Thomas, growing rather red. -- Не понимаю, что вы этим хотите сказать, -отозвался сэр Томас, побагровев. "I do, Lord Henry," murmured Mr. Erskine, with a smile. -- А я вас понял, лорд Г енри, -- с улыбкой пробормотал мнстер Эрскин. "Paradoxes are all very well in their way...." rejoined the Baronet. -- Парадоксы имеют свою прелесть, но...-- начал баронет. "Was that a paradox?" asked Mr. Erskine. "I did not think so. -- Разве это был парадокс? -- спросил мистер Эрскин.-- А я и не догадался... Perhaps it was. Впрочем, может быть, вы правы. Well, the way of paradoxes is the way of truth. Ну, так что же? Правда жизни открывается нам именно в форме парадоксов. To test Reality we must see it on the tight-rope. Чтобы постигнуть Действительность, надо видеть, как она балансирует на канате. When the Verities become acrobats we can judge them." И только посмотрев все те акробатические штуки, какие проделывает Истина, мы можем правильно судить о ней. "Dear me!" said Lady Agatha, "how you men argue! I am sure I never can make out what you are talking about. -- Господи, как мужчины любят спорить! -вздохнула леди Агата.-- Никак не могу взять в толк, о чем вы говорите. Oh! Harry, I am quite vexed with you. А на тебя, Гарри, я очень сердита. Why do you try to persuade our nice Mr. Dorian Gray to give up the East End? Зачем это ты отговариваешь нашего милого мистера Грея работать со мной в ИстЭнде? I assure you he would be quite invaluable. They would love his playing." Пойми, он мог бы оказать нам неоценимые услуги: его игра так всем нравится. "I want him to play to me," cried Lord Henry, smiling, and he looked down the table and caught a bright answering glance. -- А я хочу, чтобы он играл для меня, -- смеясь, возразил лорд Генри и, глянув туда, где сидел Дориан, встретил его ответный радостный взгляд. "But they are so unhappy in Whitechapel," continued Lady Agatha. -- Но в Уайтчепле видишь столько людского горя! -- не унималась леди Агата. "I can sympathise with everything, except suffering," said Lord Henry, shrugging his shoulders. "I cannot sympathise with that. -- Я сочувствую всему, кроме людского горя.--Лорд Генри пожал плечами.-- Ему я сочувствовать не могу. It is too ugly, too horrible, too distressing. Оно слишком безобразно, слишком ужасно и угнетает нас. There is something terribly morbid in the modern sympathy with pain. Во всеобщем сочувствии к страданиям есть нечто в высшей степени нездоровое. One should sympathise with the colour, the beauty, the joy of life. Сочувствовать надо красоте, ярким краскам и радостям жизни. The less said about life's sores the better." И как можно меньше говорить о темных ее сторонах. "Still, the East End is a very important problem," remarked Sir Thomas, with a grave shake of the head. -- Но ИстЭнд -- очень серьезная проблема, -внушительно заметил сэр Томас, качая головой. "Quite so," answered the young lord. "It is the problem of slavery, and we try to solve it by amusing the slaves." -- Несомненно, -- согласился лорд Генри.--Ведь это -- проблема рабства, и мы пытаемся разрешить ее, увеселяя рабов. The politician looked at him keenly. Старый политикан пристально посмотрел на него. "What change do you propose, then?" he asked. -- А что же вы предлагаете взамен? -- спросил он. Lord Henry laughed. Лорд Генри рассмеялся. "I don't desire to change anything in England except the weather," he answered. "I am quite content with philosophic contemplation. -- Я ничего не желал бы менять в Англии, кроме погоды, и вполне довольствуюсь философским созерцанием. But, as the nineteenth century has gone bankrupt through an over-expenditure of sympathy, I would suggest that we should appeal to Science to put us straight. Но девятнадцатый век пришел к банкротству изза того, что слишком щедро расточал сострадание. И потому, мне кажется, наставить людей на путь истинный может только Наука. The advantage of the emotions is that they lead us astray, and the advantage of Science is that it is not emotional." Эмоции хороши тем, что уводят нас с этого пути, а Наука -- тем, что она не знает эмоций. "But we have such grave responsibilities," ventured Mrs. Vandeleur, timidly. -- Но ведь на нас лежит такая ответственность! робко вмешалась миссис Ванделер. "Terribly grave," echoed Lady Agatha. -- Громадная ответственность! -- поддержала ее леди Агата. Lord Henry looked over at Mr. Erskine. Лорд Генри через стол переглянулся с мистером Эрскином. "Humanity takes itself too seriously. -- Человечество преувеличивает свою роль на земле. It is the world's original sin. Это- его первородный грех. If the caveman had known how to laugh, History would have been different." Если бы пещерные люди умели смеяться, история пошла бы по другому пути. "You are really very comforting," warbled the Duchess. "I have always felt rather guilty when I came to see your dear aunt, for I take no interest at all in the East End. -- Вы меня очень утешили, -- проворковала герцогиня.-- До сих пор, когда я бывала у вашей милой тетушки, мне всегда становилось совестно, что я не интересуюсь ИстЭндом. For the future I shall be able to look her in the face without a blush." Теперь я буду смотреть ей в глаза, не краснея. "A blush is very becoming, Duchess," remarked Lord Henry. -- Но румянец женщине очень к лицу, герцогиня, -- заметил лорд Генри. "Only when one is young," she answered. "When an old woman like myself blushes, it is a very bad sign. -- Только в молодости, -- возразила она.-- А когда краснеет такая старуха, как я, это очень дурной признак. Ah! Lord Henry, I wish you would tell me how to become young again." Ах, лорд Генри, хоть бы вы мне посоветовали, как снова стать молодой! He thought for a moment. Лорд Генри подумал с минуту. "Can you remember any great error that you committed in your early days, Duchess?" he asked, looking at her across the table. -- Можете вы, герцогиня, припомнить какую-нибудь большую ошибку вашей молодости? -- спросил он, наклонясь к ней через стол. "A great many, I fear," she cried. -- Увы, и не одну! "Then commit them over again," he said, gravely. "To get back one's youth, one has merely to repeat one's follies." -- Тогда совершите их все снова, -- сказал он серьезно.Чтобы вернуть молодость, стоит только повторить все ее безумства. "A delightful theory!" she exclaimed. "I must put it into practice." -- Замечательная теория! -- восхитилась герцогиня.-- Непременно проверю ее на практике. "A dangerous theory!" came from Sir Thomas's tight lips. -- Теория опасная! -- процедил сэр Томас сквозь плотно сжатые губы. Lady Agatha shook her head, but could not help being amused. А леди Агата покачала головой, но невольно засмеялась. Mr. Erskine listened. Мистер Эрскин слушал молча. "Yes," he continued, "that is one of the great secrets of life. -- Да, -- продолжал лорд Генри.-- Это одна из великих тайн жизни. Nowadays most people die of a sort of creeping common sense, and discover when it is too late that the only things one never regrets are one's mistakes." В наши дни большинство людей умирает от ползучей формы рабского благоразумия, и все слишком поздно спохватываются, что единственное, о чем никогда не пожалеешь, это наши ошибки и заблуждения. A laugh ran round the table. За столом грянул дружный смех. He played with the idea, and grew wilful; tossed it into the air and transformed it; let it escape and recaptured it; made it iridescent with fancy, and winged it with paradox. А лорд Генри стал своенравно играть этой мыслью, давая волю фантазии: он жонглировал ею, преображал ее, то отбрасывал, то подхватывал снова; заставлял ее искриться, украшая радужными блестками своего воображения, окрылял парадоксами. The praise of folly, as he went on, soared into a philosophy, and Philosophy herself became young, and catching the mad music of Pleasure, wearing, one might fancy, her wine-stained robe and wreath of ivy, danced like a Bacchante over the hills of life, and mocked the slow Silenus for being sober. Этот гимн безумствам воспарил до высот философии, а Философия обрела юность и, увлеченная дикой музыкой Наслаждения, как вакханка в залитом вином наряде и венке из плюща, понеслась в исступленной пляске по холмам жизни, насмехаясь над трезвостью медлительного Силена. Facts fled before her like frightened forest things. Факты уступали ей дорогу, разлетались, как испуганные лесные духи. Her white feet trod the huge press at which wise Omar sits, till the seething grape-juice rose round her bare limbs in waves of purple bubbles, or crawled in red foam over the vat's black, dripping, sloping sides. Ее обнаженные ноги поппралп гигантский камень давильни, на котором восседает мудрый Омар, и журчащий сок винограда вскипал вокруг этих белых ног волнами пурпуровых брызг, растекаясь затем красной пеной по отлогим черным стенкам чана. It was an extraordinary improvisation. То была блестящая и оригинальная импровизация. He felt that the eyes of Dorian Gray were fixed on him, and the consciousness that amongst his audience there was one whose temperament he wished to fascinate, seemed to give his wit keenness, and to lend colour to his imagination. Лорд Генри чувствовал, что Дориан Грей не сводит с него глаз, и сознание, что среди слушателей есть человек, которого ему хочется пленить, оттачивало его остроумие, придавало красочность речам. He was brilliant, fantastic, irresponsible. То, что он говорил, было увлекательно, безответственно, противоречило логике и разуму. He charmed his listeners out of themselves, and they followed his pipe laughing. Слушатели смеялись, но были невольно очарованы и покорно следовали за полетом его фантазии, как дети -- за легендарным дудочником. Dorian Gray never took his gaze off him, but sat like one under a spell, smiles chasing each other over his lips, and wonder growing grave in his darkening eyes. Дориан Грей смотрел ему в лицо не отрываясь, как завороженный, и по губам его то и дело пробегала улыбка, а в потемневших глазах восхищение сменялось задумчивостью. At last, liveried in the costume of the age, Reality entered the room in the shape of a servant to tell the Duchess that her carriage was waiting. Наконец Действительность в костюме нашего века вступила в комнату в образе слуги, доложившего герцогине, что экипаж ее подан. She wrung her hands in mock despair. Герцогиня в шутливом отчаянии заломила руки. "How annoying!" she cried. -- Экая досада! "I must go. Приходится уезжать. I have to call for my husband at the club, to take him to some absurd meeting at Willis's Rooms, where he is going to be in the chair. Я должна заехать в клуб за мужем и отвезти его на какое-то глупейшее собрание, па котором он будет председательствовать. If I am late, he is sure to be furious, and I couldn't have a scene in this bonnet. It is far too fragile. A harsh word would ruin it. Если опоздаю, он обязательно рассердится, а я стараюсь избегать сцен, когда на мне эта шляпка: она чересчур воздушна, одно резкое слово может ее погубить. No, I must go, dear Agatha. Нет, нет, не удерживайте меня, милая Агата. Good-bye, Lord Henry, you are quite delightful, and dreadfully demoralising. До свидания, лорд Генри! Вы -- прелесть, но настоящий демонискуситель. I am sure I don't know what to say about your views. Я положительно не знаю, что думать о ваших теориях. You must come and dine with us some night. Непременно приезжайте к нам обедать. Tuesday? Ну, скажем, во вторник. Are you disengaged Tuesday?" Во вторник вы никуда не приглашены? "For you I would throw over anybody, Duchess," said Lord Henry, with a bow. -- Для вас, герцогиня, я готов изменить всем, -сказал с поклоном лорд Генри. "Ah! that is very nice, and very wrong of you," she cried; "so mind you come;" and she swept out of the room, followed by Lady Agatha and the other ladies. -- О, это очень мило с вашей стороны, но и очень дурно, -- воскликнула почтенная дама.-- Так помните же, мы вас ждем.-- И она величаво выплыла из комнаты, а за ней -- леди Агата и другие дамы. When Lord Henry had sat down again, Mr. Erskine moved round, and taking a chair close to him, placed his hand upon his arm. Когда лорд Генри снова сел па свое место, мистер Эрскин, усевшись рядом, положил ему руку на плечо. "You talk books away," he said; "why don't you write one?" -- Ваши речи интереснее всяких книг, -- начал он.-- Почему вы не напишете что-нибудь ? "I am too fond of reading books to care to write them, Mr. Erskine. -- Я слишком люблю читать книги, мистер Эрскин, и потому не пишу их. I should like to write a novel certainly; a novel that would be as lovely as a Persian carpet, and as unreal. Конечно, хорошо бы написать роман, роман чудесный, как персидский ковер, и столь же фантастический. But there is no literary public in England for anything except newspapers, primers, and encyclopaedias. Но у нас в Англии читают только газеты, энциклопедические словари да учебники. Of all people in the world the English have the least sense of the beauty of literature." Англичане меньше всех народов мира понимают красоты литературы. "I fear you are right," answered Mr. Erskine. "I myself used to have literary ambitions, but I gave them up long ago. -- Боюсь, что вы правы, -- отозвался мистер Эрскин.-- Я сам когда-то мечтал стать писателем, но давно отказался от этой мысли... And now, my dear young friend, if you will allow me to call you so, may I ask if you really meant all that you said to us at lunch?" Теперь, мой молодой друг, -- если позволите вас так называть, -- я хочу задать вам один вопрос: вы действительно верите во все то, что говорили за завтраком? "I quite forget what I said," smiled Lord Henry. "Was it all very bad?" -- А я уже совершенно не помню, что говорил.--Лорд Генри улыбнулся.-- Какую-нибудь ересь? "Very bad indeed. -- Да, безусловно. In fact I consider you extremely dangerous, and if anything happens to our good Duchess we shall all look on you as being primarily responsible. На мой взгляд, вы -- человек чрезвычайно опасный, и если с нашей милой герцогиней что-нибудь стрясется, все мы будем считать вас главным виновником... But I should like to talk to you about life. Я хотел бы побеседовать с вами о жизни. The generation into which I was born was tedious. Люди моего поколения прожили жизнь скучно. Some day, when you are tired of London, come down to Treadley, and expound to me your philosophy of pleasure over some admirable Burgundy I am fortunate enough to possess." Как-нибудь , когда Лондон вам надоест, приезжайте ко мне в Тредли. Там вы изложите мне свою философию наслаждения за стаканом чудесного бургундского, которое у меня, к счастью, еще сохранилось. "I shall be charmed. -- С большим удовольствием. A visit to Treadley would be a great privilege. It has a perfect host, and a perfect library." Сочту за счастье побывать в Тредли, где такой радушный хозяин и такая замечательная библиотека. "You will complete it," answered the old gentleman, with a courteous bow. "And now I must bid good-bye to your excellent aunt. -- Вы ее украсите своим присутствием, -отозвался старый джентльмен с учтивым поклоном.-- Ну а теперь пойду прощусь с вашей добрейшей тетушкой. I am due at the Athenaeum. Мне пора в Атенеум. It is the hour when we sleep there." В этот час мы обычно дремлем там. "All of you, Mr. Erskine?" -- В полном составе, мистер Эрскин? "Forty of us, in forty arm-chairs. -- Да, сорок человек в сорока креслах. We are practising for an English Academy of Letters." Таким образом мы готовимся стать Английской академией литературы. Lord Henry laughed, and rose. Лорд Генри расхохотался. "I am going to the Park," he cried. -- Ну а я пойду в Парк, -- сказал он, вставая. As he was passing out of the door Dorian Gray touched him on the arm. У двери Дориан Грей дотронулся до его руки. "Let me come with you," he murmured. -- Можно и мне с вами? "But I thought you had promised Basil Hallward to go and see him," answered Lord Henry. -- Но вы, кажется, обещали навестить Бэзила Холлуорда? "I would sooner come with you; yes, I feel I must come with you. -- Мне больше хочется побыть с вами. Да, да, мне непременно надо пойти с вами. Do let me. Можно? And you will promise to talk to me all the time? И вы обещаете все время говорить со мной? No one talks so wonderfully as you do." Никто не говорит так интересно, как вы. "Ah! I have talked quite enough for to-day," said Lord Henry, smiling. "All I want now is to look at life. Ох, я сегодня уже достаточно наговорил! -- с улыбкой возразил лорд Генри.-- Теперь мне хочется только наблюдать жизнь. You may come and look at it with me, if you care to." Пойдемте и будем наблюдать вместе, если хотите. CHAPTER IV ГЛАВА IV One afternoon, a month later, Dorian Gray was reclining in a luxurious arm-chair, in the little library of Lord Henry's house in Mayfair. Однажды днем, месяц спустя, Дориан Грей, расположившись в удобном кресле, сидел в небольшой библиотеке лорда Г енри, в его доме на Мэйфер. It was, in its way, a very charming room, with its high-panelled wainscoting of olive-stained oak, its cream-coloured frieze and ceiling of raised plaster-work, and its brickdust felt carpet strewn with silk long-fringed Persian rugs. Это была красивая комната, с высокими дубовыми оливковозелеными панелями, желтоватым фризом и лепным потолком. По кирпичнокрасному сукну, покрывавшему пол, разбросаны были шелковые персидские коврики с длинной бахромой. On a tiny satinwood table stood a statuette by Clodion, and beside it lay a copy of "Les Cent Nouvelles," bound for Margaret of Valois by Clovis Eve, and powdered with the gilt daisies that Queen had selected for her device. На столике красного дерева стояла статуэтка Клордиона, а рядом лежал экземпляр "Les Cent Nouvelles" в переплете работы Кловиса Эв. Книга принадлежала некогда Маргарите Валуа, и переплет ее был усеян золотыми маргаритками -- этот цветок королева избрала своей эмблемой. Some large blue china jars and parrot-tulips were ranged on the mantel-shelf, and through the small leaded panels of the window streamed the apricot-coloured light of a summer day in London. На камине красовались пестрые тюльпаны в больших голубых вазах китайского фарфора. В окна с частым свинцовым переплетом вливался абрикосовый свет летнего лондонского дня. Lord Henry had not yet come in. Лорд Генри еще не вернулся. He was always late on principle, his principle being that punctuality is the thief of time. Он поставил себе за правило всегда опаздывать, считая, что пунктуальность -- вор времени. So the lad was looking rather sulky, as with listless fingers he turned over the pages of an elaborately-illustrated edition of "Manon Lescaut" that he had found in one of the bookcases. И Дориан, недовольно хмурясь, рассеянно перелистывал превосходно иллюстрированное издание "Манон Леско", найденное им в одном из книжных шкафов. The formal monotonous ticking of the Louis Quatorze clock annoyed him. Размеренно тикали часы в стиле Людовика Четырнадцатого, и даже это раздражало Дориана. Once or twice he thought of going away. Он уже несколько раз порывался уйти, не дождавшись хозяина. At last he heard a step outside, and the door opened. Наконец за дверью послышались шаги, и она отворилась. "How late you are, Harry!" he murmured. -- Как вы поздно, Гарри! -- буркнул Дориан. "I am afraid it is not Harry, Mr. Gray," answered a shrill voice. -- К сожалению, это не Г арри, мистер Г рей, -отозвался высокий и резкий голос. He glanced quickly round, and rose to his feet. Дориан поспешно обернулся и вскочил. "I beg your pardon. -- Простите! I thought--" Я думал... "You thought it was my husband. -- Вы думали, что это мой муж. It is only his wife. You must let me introduce myself. А это только его жена, -- разрешите представиться. I know you quite well by your photographs. Вас я уже очень хорошо знаю по фотографиям. I think my husband has got seventeen of them." У моего супруга их, если не ошибаюсь, семнадцать штук. "Not seventeen, Lady Henry?" -- Будто уж семнадцать, леди Генри? "Well, eighteen, then. -- Ну, не семнадцать, так восемнадцать. And I saw you with him the other night at the Opera." И потом я недавно видела вас с ним в опере. She laughed nervously as she spoke, and watched him with her vague forget-me-not eyes. Г оворя это, она как-то беспокойно посмеивалась и внимательно смотрела на Дориана своими бегающими, голубыми, как незабудки, глазами. She was a curious woman, whose dresses always looked as if they had been designed in a rage and put on in a tempest. Все туалеты этой странной женщины имели такой вид, как будто они были задуманы в припадке безумия и надеты в бурю. She was usually in love with somebody, and, as her passion was never returned, she had kept all her illusions. Леди Уоттон всегда была в кого-нибудь влюблена -- и всегда безнадежно, так что она сохранила все свои иллюзии. She tried to look picturesque, but only succeeded in being untidy. Она старалась быть эффектной, но выглядела только неряшливой. Her name was Victoria, and she had a perfect mania for going to church. Звали ее Викторией, и она до страсти любила ходить в церковь -- это превратилось у нее в манию. "That was at 'Lohengrin,' Lady Henry, I think?" -- Вероятно, на "Лоэнгрине", леди Генри? "Yes; it was at dear 'Lohengrin.' -- Да, на моем любимом "Лоэнгрине". I like Wagner's music better than anybody's. Музыку Вагнера я предпочитаю всякой другой. It is so loud that one can talk the whole time without other people hearing what one says. Она такая шумная, под нее можно болтать в театре весь вечер, не боясь, что тебя услышат посторонние. That is a great advantage: don't you think so, Mr. Gray?" Это очень удобно, не так ли, мистер Грей? The same nervous staccato laugh broke from her thin lips, and her fingers began to play with a long tortoise-shell paper-knife. Тот же беспокойный и отрывистый смешок сорвался с ее узких губ, и она принялась вертеть в руках длинный черепаховый нож для разрезания бумаги. Dorian smiled, and shook his head: Дориан с улыбкой покачал головой. "I am afraid I don't think so, Lady Henry. -- Извините, не могу с вами согласиться, леди Генри. I never talk during music, at least, during good music. Я всегда слушаю музыку внимательно и не болтаю, если она хороша. If one hears bad music, it is one's duty to drown it in conversation." Ну а скверную музыку, конечно, следует заглушать разговорами. "Ah! that is one of Harry's views, isn't it, Mr. Gray? -- Ага, это мнение Гарри, не так ли, мистер Грей? I always hear Harry's views from his friends. Я постоянно слышу мнения Гарри от его друзей. It is the only way I get to know of them. Только таким путем я их и узнаю. But you must not think I don't like good music. Ну а музыка... Вы не подумайте, что я ее не люблю. I adore it, but I am afraid of it. It makes me too romantic. Хорошую музыку я обожаю, но боюсь ее -- она настраивает меня чересчур романтично. I have simply worshipped pianists-two at a time, sometimes, Harry tells me. Пианистов я прямотаки боготворю, иногда влюбляюсь даже в двух разом -- так уверяет Гарри. I don't know what it is about them. Не знаю, что в них так меня привлекает... Perhaps it is that they are foreigners. Может быть, то, что они иностранцы? They all are, ain't they? Ведь они, кажется, все иностранцы? Even those that are born in England become foreigners after a time, don't they? Даже те, что родились в Англии, со временем становятся иностранцами, не правда ли? It is so clever of them, and such a compliment to art. Это очень разумно с их стороны и создает хорошую репутацию их искусству, делает его космополитичным. Makes it quite cosmopolitan, doesn't it? Не так ли, мистер Грей?.. You have never been to any of my parties, have you, Mr. Gray? Вы, кажется, не были еще ни на одном из моих вечеров? You must come. Приходите непременно. I can't afford orchids, but I spare no expense in foreigners. They make one's rooms look so picturesque. Орхидей я не заказываю, это мне не по средствам, но на иностранцев денег не жалею -- они придают гостиной такой живописный вид! But here is Harry!-Harry, I came in to look for you, to ask you something-I forget what it was-and I found Mr. Gray here. Ага! Вот и Гарри! Гарри, я зашла, чтобы спросить у тебя коечто, -- не помню, что именно, и застала здесь мистера Грея. We have had such a pleasant chat about music. Мы с ним очень иптересно поговорили о музыке. We have quite the same ideas. No; I think our ideas are quite different. И совершенно сошлись во мнениях... впрочем, пет -- кажется, совершенно разошлись. But he has been most pleasant. I am so glad I've seen him." Но он такой приятный собеседник, и я очень рада, что познакомилась с ним. "I am charmed, my love, quite charmed," said Lord Henry, elevating his dark crescent-shaped eyebrows and looking at them both with an amused smile. "So sorry I am late, Dorian. -- Я тоже очень рад, дорогая, очень рад, -- сказал лорд Генри, поднимая томные изогнутые брови и с веселой улыбкой глядя то на жену, то на Дориана.-- Извините, что заставил вас ждать, Дориан. I went to look after a piece of old brocade in Wardour Street, and had to bargain for hours for it. Я ходил на Уордорстрит, где присмотрел кусок старинной парчи, и пришлось торговаться за нее добрых два часа. Nowadays people know the price of everything, and the value of nothing." В наше время люди всему знают цену, но понятия пе имеют о подлинной ценности. "I am afraid I must be going," exclaimed Lady Henry, breaking an awkward silence with her silly sudden laugh. "I have promised to drive with the Duchess. -- Как ни жаль, мне придется вас покинуть! -объявила леди Г енри, прерывая наступившее неловкое молчание, и засмеяласькак всегда, неожиданно и некстати.Я обещала герцогине поехать с ней кататься. Good-bye, Mr. Gray. До свиданья, мистер Грей! Good-bye, Harry. До свиданья, Гарри. You are dining out, I suppose? Ты, вероятно, обедаешь сегодня в гостях? So am I. Я тоже. Perhaps I shall see you at Lady Thornbury's." Может быть, встретимся у леди Торнбэри? "I daresay, my dear," said Lord Henry, shutting the door behind her, as, looking like a bird of paradise that had been out all night in the rain, she flitted out of the room, leaving a faint odour of frangipanni. Then he lit a cigarette, and flung himself down on the sofa. -- Очень возможно, дорогая, -- ответил лорд Генри, закрывая за ней дверь. Когда его супруга, напоминая райскую птицу, которая целую ночь пробыла под дождем, выпорхнула из компаты, оставив после себя легкий запах жасмина, он закурил папиросу и развалился на диване. "Never marry a woman with straw-coloured hair, Dorian," he said, after a few puffs. -- Ни за что не женитесь на женщине с волосами соломенного цвета, -- сказал он после нескольких затяжек. "Why, Harry?" -- Почему, Гарри? "Because they are so sentimental." -- Они ужасно сентиментальны. "But I like sentimental people." -- А я люблю сентиментальных людей. "Never marry at all, Dorian. -- Да и вообще лучше пе женитесь, Дориан. Men marry because they are tired; women, because they are curious; both are disappointed." Мужчины женятся от усталости, женщины выходят замуж из любопытства. И тем и другим брак приносит разочарование. "I don't think I am likely to marry, Henry. -- Вряд ли я когда-нибудь женюсь, Гарри. I am too much in love. Я слишком влюблен. That is one of your aphorisms. Это тоже один из ваших афоризмов. I am putting it into practice, as I do everything that you say." Я его претворю в жизнь, как и все, что вы проповедуете. "Who are you in love with?" asked Lord Henry, after a pause. -- В кого же это вы влюблены? -- спросил лорд Генри после некоторого молчания. "With an actress," said Dorian Gray, blushing. -- В одну актрису, -- краснея, ответил Дориан Грей. Lord Henry shrugged his shoulders. Лорд Генри пожал плечами. "That is a rather commonplace d?but." -- Довольно банальное начало. "You would not say so if you saw her, Harry." -- Вы не сказали бы этого, если бы видели ее, Гарри. "Who is she?" -- Кто же она? "Her name is Sibyl Vane." -- Ее зовут Сибила Вэйн. "Never heard of her." -- Никогда не слыхал, о такой актрисе. "No one has. -- И никто еще не слыхал. People will some day, however. Но когда-нибудь о ней узнают все. She is a genius." Она гениальна. "My dear boy, no woman is a genius. -- Мой мальчик, женщины не бывают гениями. Women are a decorative sex. Они -- декоративный пол. They never have anything to say, but they say it charmingly. Им нечего сказать миру, но они говорят -- и говорят премило. Women represent the triumph of matter over mind, just as men represent the triumph of mind over morals." Женщина -- это воплощение торжествующей над духом материи, мужчина же олицетворяет собой торжество мысли над моралью. "Harry, how can you?" -- Помилуйте, Гарри!.. "My dear Dorian, it is quite true. -- Дорогой мой Дориан, верьте, это святая правда. I am analysing women at the present, so I ought to know. Я изучаю женщин, как же мне не знать! The subject is not so abstruse as I thought it was. И, надо сказать, не такой уж это трудный для изучения предмет. I find that, ultimately, there are only two kinds of women, the plain and the coloured. Я пришел к выводу, что в основном женщины делятся на две категории: ненакрашенные и накрашенные. The plain women are very useful. Первые нам очень полезны. If you want to gain a reputation for respectability, you have merely to take them down to supper. Если хотите приобрести репутацию почтенного человека, вам стоит только пригласить такую женщину поужинать с вами. The other women are very charming. Женщины второй категории очаровательны. They commit one mistake, however. They paint in order to try and look young. Но они совершают одну ошибку: красятся лишь для того, чтобы казаться моложе. Our grandmothers painted in order to try and talk brilliantly. Rouge and esprit used to go together. Наши бабушки красились, чтобы прослыть остроумными и блестящими собеседницами: в те времена "rouge" и "esprit" считались неразлучными. That is all over now. Нынче все не так. As long as a woman can look ten years younger than her own daughter, she is perfectly satisfied. Если женщина добилась того, что выглядит на десять лет моложе своей дочери, она этим вполне удовлетворяется. As for conversation, there are only five women in London worth talking to, and two of these can't be admitted into decent society. А остроумной беседы от них не жди. Во всем Лондоне есть только пять женщин , с которыми стоит поговорить, да и то двум из этих пяти не место в приличном обществе... However, tell me about your genius. Ну, всетаки расскажите мне про своего гения. How long have you known her?" Давно вы с ней знакомы? "Ah! Harry, your views terrify me." -- Ах, Гарри, ваши рассуждения приводят меня в ужас. "Never mind that. -- Пустяки. How long have you known her?" Так когда же вы с ней познакомились? "About three weeks." -- Недели три назад. "And where did you come across her?" -- И где? "I will tell you, Harry; but you mustn't be unsympathetic about it. -- Сейчас расскажу. Но не вздумайте меня расхолаживать, Гарри! After all, it never would have happened if I had not met you. You filled me with a wild desire to know everything about life. В сущности, не встреться я с вами, ничего не случилось бы: ведь это вы разбудили во мне страстное желание узнать все о жизни. For days after I met you, something seemed to throb in my veins. После нашей встречи у Бэзила я не знал покоя, во мне трепетала каждая жилка. As I lounged in the Park, or strolled down Piccadilly, I used to look at every one who passed me, and wonder, with a mad curiosity, what sort of lives they led. Шатаясь по Парку или Пикадилли, я с жадным любопытством всматривался в каждого встречного и пытался угадать, какую жизнь он ведет. Some of them fascinated me. К некоторым меня тянуло. Others filled me with terror. Другие внушали мне страх. There was an exquisite poison in the air. Словно какая-то сладкая отрава была разлита в воздухе. I had a passion for sensations.... Меня мучила жажда новых впечатлений... Well, one evening about seven o'clock, I determined to go out in search of some adventure. И вот раз вечером, часов в семь, я пошел бродить по Лондону в поисках этого нового. I felt that this grey, monstrous London of ours, with its myriads of people, its sordid sinners, and its splendid sins, as you once phrased it, must have something in store for me. Я чувствовал, что в нашем сером огромном городе с мириадами жителей, мерзкими грешниками и пленительными пороками -- так вы описывали мне его -- припасено коечто и для меня. I fancied a thousand things. Я рисовал себе тысячу вещей... The mere danger gave me a sense of delight. Даже ожидающие меня опасности я предвкушал с восторгом. I remembered what you had said to me on that wonderful evening when we first dined together, about the search for beauty being the real secret of life. Я вспоминал ваши слова, сказанные в тот чудесный вечер, когда мы в первый раз обедали вместе: "Подлинный секрет счастьяв искании красоты". I don't know what I expected, but I went out and wandered eastward, soon losing my way in a labyrinth of grimy streets and black, grassless squares. Сам не зная, чего жду, я вышел из дому и зашагал по направлению к ИстЭнду. Скоро я заблудился в лабиринте грязных улиц и унылых бульваров без зелени. About half-past eight I passed by an absurd little theatre, with great flaring gas-jets and gaudy play-bills. Около половины девятого я проходил мимо какого-то жалкого театрика с большими газовыми рожками и кричащими афишами у входа. A hideous Jew, in the most amazing waistcoat I ever beheld in my life, was standing at the entrance, smoking a vile cigar. Препротивный еврей в уморительной жилетке, какой я в жизни не видывал, стоял у входа и курил дрянную сигару. He had greasy ringlets, and an enormous diamond blazed in the centre of a soiled shirt. Волосы у него были сальные, завитые, а на грязной манишке сверкал громадный бриллиант. 'Have a box, my Lord?' he said, when he saw me, and he took off his hat with an air of gorgeous servility. "Не угодно ли ложу, милорд?" -- предложил он, увидев меня, и с подчеркнутой любезностью снял шляпу. There was something about him, Harry, that amused me. He was such a monster. Этот урод показался мне занятным. You will laugh at me, I know, but I really went in and paid a whole guinea for the stage-box. Вы, конечно, посмеетесь надо мной -- но представьте, Гарри, я вошел и заплатил целую гинею за ложу у сцены. To the present day I can't make out why I did so; and yet if I hadn't-my dear Harry, if I hadn't, I should have missed the greatest romance of my life. До сих пор не понимаю, как это вышло. А ведь не сделай я этого, -- ах, дорогой мой Гарри, не сделай я этого, я пропустил бы прекраснейший роман моей жизни!.. I see you are laughing. Вы смеетесь? It is horrid of you!" Честное слово, это возмутительно! "I am not laughing, Dorian; at least I am not laughing at you. -- Я не смеюсь, Дориан. Во всяком случае, смеюсь не над вами. But you should not say the greatest romance of your life. Но не надо говорить, что это прекраснейший роман вашей жизни. You should say the first romance of your life. Скажите лучше: "первый". You will always be loved, and you will always be in love with love. В вас всегда будут влюбляться, и вы всегда будете влюблены в любовь. A grande passion is the privilege of people who have nothing to do. Grande passion -- привилегия людей, которые проводят жизнь в праздности. That is the one use of the idle classes of a country. Это единственное, на что способны нетрудящиеся классы. Don't be afraid. There are exquisite things in store for you. Не бойтесь, у вас впереди много чудесных переживаний. This is merely the beginning." Это только начало. "Do you think my nature so shallow?" cried Dorian Gray, angrily. -- Так вы меня считаете настолько поверхностным человеком? -- воскликнул Дориан Грей. "No; I think your nature so deep." -- Наоборот, глубоко чувствующим. "How do you mean?" -- Как так? "My dear boy, the people who love only once in their lives are really the shallow people. -- Мой мальчик, поверхностными людьми я считаю как раз тех, кто любит только раз в жизни. What they call their loyalty, and their fidelity, I call either the lethargy of custom or their lack of imagination. Их так называемая верность, постоянство -- лишь летаргия привычки или отсутствие воображения. Faithfulness is to the emotional life what consistency is to the life of the intellect-simply a confession of failures. Верность в любви, как и последовательность и неизменность мыслей, -- это попросту доказательство бессилия... Faithfulness! Верность! I must analyse it some day. Когда-нибудь я займусь анализом этого чувства. The passion for property is in it. В нем -- жадность собственника. There are many things that we would throw away if we were not afraid that others might pick them up. Многое мы охотно бросили бы, если бы не боязнь, что кто-нибудь другой это подберет... But I don't want to interrupt you. Но не буду больше перебивать вас. Go on with your story." Рассказывайте дальше. "Well, I found myself seated in a horrid little private box, with a vulgar drop-scene staring me in the face. -- Так вот -- я очутился в скверной, тесной ложе у сцены, и перед глазами у меня был аляповато размалеванный занавес. I looked out from behind the curtain, and surveyed the house. Я стал осматривать зал. It was a tawdry affair, all Cupids and cornucopias, like a third-rate wedding cake. Он был отделан с мишурной роскошью, везде -купидоны и рога изобилия, как на дешевом свадебном торте. The gallery and pit were fairy full, but the two rows of dingy stalls were quite empty, and there was hardly a person in what I suppose they called the dress-circle. Галерея и задние ряды были переполнены, а первые ряды обтрепанных кресел пустовали, да и на тех местах, что здесь, кажется, называют балконом, не видно было ни души. Women went about with oranges and ginger-beer, and there was a terrible consumption of nuts going on." Между рядами ходили продавцы имбирного пива и апельсинов, и все зрители ожесточенно щелкали орехи. "It must have been just like the palmy days of the British Drama." -- Точьвточь как в славные дни расцвета британской драмы! "Just like, I should fancy, and very depressing. -- Да, наверное. Обстановка эта действовала угнетающе. I began to wonder what on earth I should do, when I caught sight of the play-bill. И я уже подумывал, как бы мне выбраться оттуда, но тут взгляд мой упал на афишу. What do you think the play was, Harry?" Как вы думаете, Гарри, что за пьеса шла в тот вечер? "I should think 'The Idiot Boy, or Dumb but Innocent.' -- Ну что-нибудь вроде "Идиот" или "Немой невиновен". Our fathers used to like that sort of piece, I believe. Деды наши любили такие пьесы. The longer I live, Dorian, the more keenly I feel that whatever was good enough for our fathers is not good enough for us. Чем дольше я живу на свете, Дориан, тем яснее вижу: то, чем удовлетворялись наши деды, для нас уже не годится. In art, as in politics, les grandp?res ont toujours tort." В искусстве, как и в политике, 1ез les grandperes ont toujours tort. "This play was good enough for us, Harry. It was 'Romeo and Juliet.' -- Эта пьеса, Г арри, и для нас достаточно хороша: это был Шекспир, "Ромео и Джульетта". I must admit that I was rather annoyed at the idea of seeing Shakespeare done in such a wretched hole of a place. Признаться, сначала мне стало обидно за Шекспира, которого играют в такой дыре. Still, I felt interested, in a sort of way. Но в то же время это меня немного заинтересовало. At any rate, I determined to wait for the first act. Во всяком случае, я решил посмотреть первое действие. There was a dreadful orchestra, presided over by a young Hebrew who sat at a cracked piano, that nearly drove me away, but at last the drop-scene was drawn up, and the play began. Заиграл ужасающий оркестр, которым управлял молодой еврей, сидевший за разбитым пианино. От этой музыки я чуть не сбежал из зала, но наконец занавес поднялся, и представление началось. Romeo was a stout elderly gentleman, with corked eyebrows, a husky tragedy voice, and a figure like a beer-barrel. Ромео играл тучный пожилой мужчина с наведенными жженой пробкой бровями и хриплым трагическим голосом. Фигурой он напоминал пивной бочонок. Mercutio was almost as bad. Меркуцио был немногим лучше. He was played by the low-comedian, who had introduced gags of his own and was on most friendly terms with the pit. Эту роль исполнял комик, который привык играть в фарсах. Он вставлял в текст отсебятину и был в самых дружеских отношениях с галеркой. They were both as grotesque as the scenery, and that looked as if it had come out of a country-booth. Оба эти актера были так же нелепы, как и декорации, и все вместе напоминало ярмарочный балаган. But Juliet! Но Джульетта!.. Harry, imagine a girl, hardly seventeen years of age, with a little flower-like face, a small Greek head with plaited coils of dark-brown hair, eyes that were violet wells of passion, lips that were like the petals of a rose. Г арри, представьте себе девушку лет семнадцати, с нежным, как цветок, личиком, с головкой гречанки, обвитой темными косами. Глаза -синие озера страсти, губы -- лепестки роз. She was the loveliest thing I had ever seen in my life. Первый раз в жизни я видел такую дивную красоту! You said to me once that pathos left you unmoved, but that beauty, mere beauty, could fill your eyes with tears. Вы сказали както, что никакой пафос вас не трогает, но красота, одна лишь красота способна вызвать у вас слезы. I tell you, Harry, I could hardly see this girl for the mist of tears that came across me. Так вот, Гарри, я с трудом мог разглядеть эту девушку, потому что слезы туманили мне глаза. And her voice-I never heard such a voice. А голос! Никогда я не слышал такого голоса! It was very low at first, with deep mellow notes, that seemed to fall singly upon one's ear. Вначале он был очень тих, но каждая его глубокая, ласкающая нота как будто отдельно вливалась в уши. Then it became a little louder, and sounded like a flute or a distant hautbois. Потом он стал громче и звучал, как флейта или далекий гобой. In the garden-scene it had all the tremulous ecstasy that one hears just before dawn when nightingales are singing. Во время сцены в саду в нем зазвенел тот трепетный восторг, что звучит перед зарей в песне соловья. There were moments, later on, when it had the wild passion of violins. Бывали мгновения, когда слышалось в нем исступленное пение скрипок. You know how a voice can stir one. Вы знаете, как может волновать чей-нибудь голос. Your voice and the voice of Sibyl Vane are two things that I shall never forget. Ваш голос и голос Сибилы Вэйн мне не забыть никогда! When I close my eyes, I hear them, and each of them says something different. I don't know which to follow. Стоит мне закрыть глаза -- и я слышу ваши голоса. Каждый из них говорит мне другое, и я не знаю, которого слушаться... Why should I not love her? Как мог я не полюбить ее? Harry, I do love her. Гарри, я ее люблю. She is everything to me in life. Она для меня все. Night after night I go to see her play. Каждый вечер я вижу ее на сцене. One evening she is Rosalind, and the next evening she is Imogen. Сегодня она -- Розалинда, завтра -- Имоджена. I have seen her die in the gloom of an Italian tomb, sucking the poison from her lover's lips. Я видел ее в Италии умирающей во мраке склепа, видел, как она в поцелуе выпила яд с губ возлюбленного. I have watched her wandering through the forest of Arden, disguised as a pretty boy in hose and doublet and dainty cap. Я следил за ней, когда она бродила по Арденнским лосам, переодетая юношей, прелестная в этом костюме -- коротком камзоле, плотно обтягивающих ноги штанах, изящной шапочке. She has been mad, and has come into the presence of a guilty king, and given him rue to wear, and bitter herbs to taste of. Безумная, приходила она к преступному королю и давала ему руту и горькие травы. She has been innocent, and the black hands of jealousy have crushed her reed-like throat. Она была невинной Дездемоной, и черные руки ревности сжимали ее тонкую, как тростник, шейку. I have seen her in every age and in every costume. Я видел ее во все века и во всяких костюмах. Ordinary women never appeal to one's imagination. Обыкновенные женщины не волнуют нашего воображения. They are limited to their century. Они не выходят за рамки своего времени. No glamour ever transfigures them. Они не способны преображаться как по волшебству. One knows their minds as easily as one knows their bonnets. One can always find them. Их души нам так же знакомы, как их шляпки. There is no mystery in any of them. В них нет тайны. They ride in the Park in the morning, and chatter at tea-parties in the afternoon. По утрам они катаются верхом в Парке, днем болтают со знакомыми за чайным столом. They have their stereotyped smile, and their fashionable manner. У них стереотипная улыбка и хорошие манеры. They are quite obvious. Они для нас -- открытая книга. But an actress! Но актриса!.. How different an actress is! Актриса -- совсем другое дело. Harry! why didn't you tell me that the only thing worth loving is an actress?" И отчего вы мне не сказали, Гарри, что любить стоит только актрису? "Because I have loved so many of them, Dorian." -- Оттого, что я любил очень многих актрис, Дориан. "Oh, yes, horrid people with dyed hair and painted faces." -- О, знаю я каких: этих ужасных женщин с крашеными волосами и размалеванными лицами. "Don't run down dyed hair and painted faces. -- Не презирайте крашеные волосы и размалеванные лица, Дориан! There is an extraordinary charm in them, sometimes," said Lord Henry. В них порой находишь какую-то удивительную прелесть. "I wish now I had not told you about Sibyl Vane." -- Право, я жалею, что рассказал вам о Сибиле Вэйн! "You could not have helped telling me, Dorian. -- Вы не могли не рассказать мне, Дориан. All through your life you will tell me everything you do." Вы всю жпзпь будете мне поверять все. "Yes, Harry, I believe that is true. -- Да, Гарри, пожалуй, вы правы. I cannot help telling you things. Я ничего но могу от вас скрыть. You have a curious influence over me. Вы имеете надо мной какую-то непонятную власть. If I ever did a crime, I would come and confess it to you. Даже если бы я когда-нибудь совершил преступление, я пришел бы и признался вам. You would understand me." Вы поняли бы меня. "People like you-the wilful sunbeams of life-don't commit crimes, Dorian. -- Такие, как вы, Дориан, -- своенравные солнечные лучи, озаряющие жизнь, -- не совершают преступлений. But I am much obliged for the compliment, all the same. А за лестное мнение обо мне спасибо! And now tell me-reach me the matches, like a good boy: thanks:-what are your actual relations with Sibyl Vane?" Ну, теперь скажите... Передайте мне спички, пожалуйста! Благодарю... Скажите, как далеко зашли ваши отношения с Сибилой Вэйн? Dorian Gray leaped to his feet, with flushed cheeks and burning eyes. Дориан вскочил, весь вспыхнув, глаза его засверкали. "Harry! -- Гарри! Sibyl Vane is sacred!" Сибила Вэйн для меня святыня! "It is only the sacred things that are worth touching, Dorian," said Lord Henry, with a strange touch of pathos in his voice. "But why should you be annoyed? -- Только святыни и стоит касаться, Дориан, -сказал лорд Генри с ноткой пафоса в голосе.И чего вы рассердились? I suppose she will belong to you some day. Ведь рано или поздно, я полагаю, она будет вашей. When one is in love, one always begins by deceiving one's self, and one always ends by deceiving others. Влюбленность начинается с того, что человек обманывает себя, а кончается тем, что он обманывает другого. That is what the world calls a romance. Это и принято называть романом. You know her, at any rate, I suppose?" Надеюсь, вы уже, по крайней мере, познакомились с нею? "Of course I know her. -- Ну, разумеется. On the first night I was at the theatre, the horrid old Jew came round to the box after the performance was over, and offered to take me behind the scenes and introduce me to her. В первый же вечер тот противный старый еврей после спектакля пришел в ложу и предложил провести меня за кулисы и познакомить с Джульеттой. I was furious with him, and told him that Juliet had been dead for hundreds of years, and that her body was lying in a marble tomb in Verona. Я вскипел и сказал ему, что Джульетта умерла несколько сот лет тому назад и прах ее покоится в мраморном склепе в Вероне. I think, from his blank look of amazement, that he was under the impression that I had taken too much champagne, or something." Он слушал меня с величайшим удивлением, -наверное, подумал, что я выпил слишком много шампанского... "I am not surprised." -- Вполне возможно. "Then he asked me if I wrote for any of the newspapers. -- Затем он спросил, не пишу ли я в газетах. I told him I never even read them. Я ответил, что даже не читаю их. He seemed terribly disappointed at that, and confided to me that all the dramatic critics were in a conspiracy against him, and that they were every one of them to be bought." Он, видимо, был сильно разочарован и сообщил мне, что все театральные критики в заговоре против него и все они продажны. "I should not wonder if he was quite right there. -- Пожалуй, в этом он совершенно прав. But, on the other hand, judging from their appearance, most of them cannot be at all expensive." Впрочем, судя по их виду, большинство критиков продаются за недорогую цену. "Well, he seemed to think they were beyond his means," laughed Dorian. "By this time, however, the lights were being put out in the theatre, and I had to g°. -- Ну, и он, повидимому, находит, что ему они не по карману, -- сказал Дориан со смехом.Пока мы так беседовали, в театре стали уже гасить огни, и мне пора было уходить. He wanted me to try some cigars that he strongly recommended. I declined. Еврей настойчиво предлагал мне еще какие-то сигары, усиленно их расхваливая, но я и от них отказался. The next night, of course, I arrived at the place again. В следующий вечер я, конечно, опять пришел в театр. When he saw me he made me a low bow, and assured me that I was a munificent patron of art. Увидев меня, еврей отвесил низкий поклон и объявил, что я щедрый покровитель искусства. He was a most offensive brute, though he had an extraordinary passion for Shakespeare. Пренеприятный субъект, -- однако, надо вам сказать, он страстный поклонник Шекспира. He told me once, with an air of pride, that his five bankruptcies were entirely due to 'The Bard,' as he insisted on calling him. Он с гордостью сказал мне, что пять раз прогорал только изза своей любви к "барду" (так он упорно величает Шекспира) . He seemed to think it a distinction." Он, кажется, считает это своей великой заслугой. "It was a distinction, my dear Dorian-a great distinction. -- Это и в самом деле заслуга, дорогой мой, великая заслуга! Most people become bankrupt through having invested too heavily in the prose of life. Большинство людей становятся банкротами изза чрезмерного пристрастия не к Шекспиру, а к прозе жизни. To have ruined one's self over poetry is an honour. И разориться изза любви к поэзии -- это честь... But when did you first speak to Miss Sibyl Vane?" Ну, так когда же вы впервые заговорили с мисс Сибилой Вэйн? "The third night. -- В третий вечер. She had been playing Rosalind. Она тогда играла Розалинду. I could not help going round. Я наконец сдался и пошел к ней за кулисы. I had thrown her some flowers, and she had looked at me; at least I fancied that she had. До того я бросил ей цветы, и она на меня взглянула... По крайней мере, так мне показалось... The old Jew was persistent. He seemed determined to take me behind, so I consented. А старый еврей все приставал ко мне -- он, видимо, решил во что бы то ни стало свести меня к Сибиле. И я пошел... It was curious my not wanting to know her, wasn't it?" Не правда ли, это странно, что мне так не хотелось с ней знакомиться? "No; I don't think so." -- Нет, ничуть не странно. "My dear Harry, why?" -- А почему же, Гарри? -- Объясню как-нибудь потом. "I will tell you some other time. Now I want to know about the girl." Сейчас я хочу дослушать ваш рассказ об этой девушке. "Sibyl? -- О Сибиле? Oh, she was so shy, and so gentle. Она так застенчива и мила. There is something of a child about her. В ней много детского. Her eyes opened wide in exquisite wonder when I told her what I thought of her performance, and she seemed quite unconscious of her power. Когда я стал восторгаться ее игрой, она с очаровательным изумлением широко открыла глаза -- она совершенно не сознает, какой у нее талант! I think we were both rather nervous. Оба мы в тот вечер были, кажется, порядком смущены. The old Jew stood grinning at the doorway of the dusty greenroom, making elaborate speeches about us both, while we stood looking at each other like children. Еврей торчал в дверях пыльного фойе и, ухмыляясь, красноречиво разглагольствовал, а мы стояли и молча смотрели друг на друга, как дети! He would insist on calling me 'My Lord,' so I had to assure Sibyl that I was not anything of the kind. Старик упорно величал меня "милордом", и я поторопился уверить Сибилу, что я вовсе не лорд. She said quite simply to me, Она сказала простодушно: ' You look more like a prince. "Вы скорее похожи на принца. I must call you Prince Charming.'" Я буду называть вас "Прекрасный Принц". "Upon my word, Dorian, Miss Sibyl knows how to pay compliments." -- Клянусь честью, мисс Сибила умеет говорить комплименты! "You don't understand her, Harry. She regarded me merely as a person in a play. -- Нет, Гарри, вы не понимаете: для нее я -все равно что герой какой-то пьесы. She knows nothing of life. Она совсем не знает жизни. She lives with her mother, a faded tired woman who played Lady Capulet in a sort of magenta dressing-wrapper on the first night, and looks as if she had seen better days." Живет с матерью, замученной, увядшей женщиной, которая в первый вечер играла леди Капулетти в каком-то красном капоте. Заметно, что эта женщина знавала лучшие дни. "I know that look. -- Встречал я таких... It depresses me," murmured Lord Henry, examining his rings. Они на меня всегда наводят тоску, -- вставил лорд Генри, разглядывая свои перстни. "The Jew wanted to tell me her history, but I said it did not interest me." -- Еврей хотел рассказать мне ее историю, но я не стал слушать, сказал, что меня это не интересует. "You were quite right. -- И правильно сделали. There is always something infinitely mean about other people's tragedies." В чужих драмах есть что-то безмерно жалкое. "Sibyl is the only thing I care about. -- Меня интересует только сама Сибила. What is it to me where she came from? Какое мне дело до ее семьи и происхождения? From her little head to her little feet, she is absolutely and entirely divine. В ней все -- совершенство, все божественно -- от головы до маленьких ножек. Every night of my life I go to see her act, and every night she is more marvellous." Я каждый вечер хожу смотреть ее на сцене, и с каждым вечером она кажется мне все чудеснее. "That is the reason, I suppose, that you never dine with me now. -- Так вот почему вы больше не обедаете со мной по вечерам! I thought you must have some curious romance on hand. Я так и думал, что у вас какой-нибудь роман. You have; but it is not quite what I expected." Однако это не совсем то, чего я ожидал. "My dear Harry, we either lunch or sup together every day, and I have been to the Opera with you several times," said Dorian, opening his blue eyes in wonder. -- Гарри, дорогой, ведь мы каждый день --либо завтракаем, -- либо ужинаем вместе! И, кроме того, я несколько раз ездил с вами в оперу, -удивленно возразил Дориан. "You always come dreadfully late." -- Да, но вы всегда бессовестно опаздываете. "Well, I can't help going to see Sibyl play," he cried, "even if it is only for a single act. -- Что поделаешь! Я должен видеть Сибилу каждый вечер, хотя бы в одном акте. I get hungry for her presence; and when I think of the wonderful soul that is hidden away in that little ivory body, I am filled with awe." Я уже не могу жить без нее. И когда я подумаю о чудесной душе, заключенной в этом хрупком теле, словно выточенном из слоновой кости, меня охватывает благоговейный трепет. "You can dine with me to-night, Dorian, can't you?" -- А сегодня, Дориан, вы не могли бы пообедать со мной? He shook his head. Дориан покачал головой. "To-night she is Imogen," he answered, "and to-morrow night she will be Juliet." -- Сегодня она -- Имоджена. Завтра вечером будет Джульеттой. "When is she Sibyl Vane?" -- А когда же она бывает Сибилой Вэйн? "Never." -- Никогда. "I congratulate you." -- Ну, тогда вас можно поздравить! "How horrid you are! -- Ах, Гарри, как вы несносны! She is all the great heroines of the world in one. Поймите, в ней живут все великие героини мира! She is more than an individual. Она более чем одно существо. You laugh, but I tell you she has genius. Смеетесь? А я вам говорю: она -- гений. I love her, and I must make her love me. Я люблю ее: я сделаю все, чтобы и она полюбила меня. You, who know all the secrets of life, tell me how to charm Sibyl Vane to love me! Вот вы постигли все тайны жизни -- так научите меня, как приворожить Сибилу Вэйн! I want to make Romeo jealous. Я хочу быть счастливым соперником Ромео, заставить его ревновать. I want the dead lovers of the world to hear our laughter, and grow sad. I want a breath of our passion to stir their dust into consciousness, to wake their ashes into pain. Хочу, чтобы все жившие когда-то на земле влюбленные услышали в своих могилах наш смех и опечалились, чтобы дыхание нашей страсти потревожило их прах, пробудило его и заставило страдать. My God, Harry, how I worship her!" Боже мой, Гарри, если бы вы знали, как я ее обожаю! He was walking up and down the room as he spoke. Так говорил Дориан, в волнении шагая из угла в угол. Hectic spots of red burned on his cheeks. На щеках его пылал лихорадочный румянец. He was terribly excited. Он был сильно возбужден. Lord Henry watched him with a subtle sense of pleasure. Лорд Генри наблюдал за ним с тайным удовольствием. How different he was now from the shy, frightened boy he had met in Basil Hallward's studio! Как непохож был Дориан теперь на того застенчивого и робкого мальчика, которого он встретил в мастерской Бэзила Холлуорда! His nature had developed like a flower, had borne blossoms of scarlet flame. Все его существо раскрылось, как цветок, расцвело пламенноалым цветом. Out of its secret hiding-place had crept his Soul, and Desire had come to meet it on the way. Душа вышла из своего тайного убежища, и Желание поспешило ей навстречу. "And what do you propose to do?" said Lord Henry, at last. -- Что же вы думаете делать? -- спросил наконец лорд Генри. "I want you and Basil to come with me some night and see her act. -- Я хочу, чтобы вы и Бэзил как-нибудь поехали со мной в театр и увидели ее на сцене. I have not the slightest fear of the result. You are certain to acknowledge her genius. Ничуть не сомневаюсь, что и вы оцените ее талант. Then we must get her out of the Jew's hands. Потом надо будет вырвать ее из рук этого еврея. She is bound to him for three years-at least for two years and eight months-from the present time. Она связана контрактом на три года, -впрочем, теперь осталось уже только два года и восемь месяцев. I shall have to pay him something, of course. Конечно, я заплачу ему. When all that is settled, I shall take a West End theatre and bring her out properly. Когда все будет улажено, я сниму какой-нибудь театр в ВестЭнде и покажу ее людям во всем блеске. She will make the world as mad as she has made me." Она сведет с ума весь свет, точно так же как свела меня. "That would be impossible, my dear boy?" -- Ну, это вряд ли, милый мой! "Yes, she will. -- Вот увидите! She has not merely art, consummate art-instinct, in her, but she has personality also; and you have often told me that it is personalities, not principles, that move the age." В ней чувствуется не только замечательное артистическое чутье, но и яркая индивидуальность! И ведь вы не раз твердили мне, что в наш век миром правят личности, а не идеи. "Well, what night shall we go?" -- Хорошо, когда же мы отправимся в театр? "Let me see. -- Сейчас соображу... To-day is Tuesday. Сегодня вторник. Let us fix to-morrow. Давайте завтра! She plays Juliet to-morrow." Завтра она играет Джульетту. "All right. -- Отлично. The Bristol at eight o'clock; and I will get Basil." Встретимся в восемь в "Бристоле". Я привезу Бэзила. "Not eight, Harry, please. Half-past six. -- Только не в восемь, Гарри, а в половине седьмого. We must be there before the curtain rises. Мы должны попасть в театр до поднятия занавеса. You must see her in the first act, where she meets Romeo." Я хочу, чтобы вы ее увидели в той сцене, когда она в первый раз встречается с Ромео. "Half-past six! -- В половине седьмого! What an hour! В такую рань! It will be like having a meat-tea, or reading an English novel. Да это все равно что унизиться до чтения английского романа. It must be seven. Нет, давайте в семь. No gentleman dines before seven. Ни один порядочный человек не обедает раньше семи. Shall you see Basil between this and then? Может, вы перед этим съездите к Бэзилу? Or shall I write to him?" Или просто написать ему? "Dear Basil! -- Милый Бэзил! I have not laid eyes on him for a week. Вот уже целую неделю я не показывался ему на глаза. It is rather horrid of me, as he has sent me my portrait in the most wonderful frame, specially designed by himself, and, though I am a little jealous of the picture for being a whole month younger than I am, I must admit that I delight in it. Это просто бессовестно -- ведь он прислал мне мой портрет в великолепной раме, заказанной по его рисунку... Правда, я немножко завидую этому портрету, который на целый месяц моложе меня, но, признаюсь, я от него в восторге. Perhaps you had better write to him. Пожалуй, лучше будет, если вы напишете Бэзилу. I don't want to see him alone. He says things that annoy me. Я не хотел бы с ним встретиться с глазу на глаз -- все, что он говорит, нагоняет на меня скуку. He gives me good advice." Он постоянно дает мне добрые советы. Lord Henry smiled. Лорд Генри улыбнулся. "People are very fond of giving away what they need most themselves. -- Некоторые люди очень охотно отдают то, что им самим крайне необходимо. It is what I call the depth of generosity." Вот что я называю верхом великодушия! "Oh, Basil is the best of fellows, but he seems to me to be just a bit of a Philistine. -- Бэзил -- добрейшая душа, но, помоему, он немного филистер. Since I have known you, Harry, I have discovered that." Я это понял, когда узнал вас, Гарри. "Basil, my dear boy, puts everything that is charming in him into his work. -- Видите ли, мой друг, Бэзил все, что в нем есть лучшего, вкладывает в свою работу. The consequence is that he has nothing left for life but his prejudices, his principles, and his common-sense. Таким образом, для жизни ему остаются только предрассудки, моральные правила и здравый смысл. The only artists I have ever known, who are personally delightful, are bad artists. Из всех художников, которых я знавал, только бездарные были обаятельными людьми. Good artists exist simply in what they make, and consequently are perfectly uninteresting in what they are. Талантливые живут своим творчеством и поэтому сами по себе совсем неинтересны. A great poet, a really great poet, is the most unpoetical of all creatures. But inferior poets are absolutely fascinating. Великий поэт -- подлинно великий -- всегда оказывается самым прозаическим человеком, А второстепенные -- обворожительны. The worse their rhymes are, the more picturesque they look. Чем слабее их стихи, тем эффектнее наружность и манеры. The mere fact of having published a book of second-rate sonnets makes a man quite irresistible. Если человек выпустил сборник плохих сонетов, можно заранее сказать, что он совершенно неотразим. He lives the poetry that he cannot write. Он вносит в свою жизнь ту поэзию, которую не способен внести в свои стихи. The others write the poetry that they dare not realise." А поэты другого рода изливают на бумаге поэзию, которую не имеют смелости внести в жизнь. "I wonder is that really so, Harry?" said Dorian Gray, putting some perfume on his handkerchief out of a large gold-topped bottle that stood on the table. "It must be, if you say it. -- Не знаю, верно ли это, Гарри, -- промолвил Дориан Грей, смачивая свой носовой платок духами из стоявшего на столе флакона с золотой пробкой.-- Должно быть, верно, раз вы так говорите... And now I am off. Imogen is waiting for me. Ну, я ухожу, меня ждет Имоджена. Don't forget about to-morrow. Не забудьте же о завтрашней встрече. Good-bye." До свиданья. As he left the room, Lord Henry's heavy eyelids drooped, and he began to think. Оставшись один, лорд Генри задумался, опустив тяжелые веки. Certainly few people had ever interested him so much as Dorian Gray, and yet the lad's mad adoration of some one else caused him not the slightest pang of annoyance or jealousy. Несомненно, мало кто интересовал его так, как Дориан Грей, однако то, что юноша страстно любил кого-то другого, не вызывало в душе лорда Генри ни малейшей досады или ревности. He was pleased by it. It made him a more interesting study. Напротив, он был даже рад этому: теперь Дориан становится еще более любопытным объектом для изучения. He had been always enthralled by the methods of natural science, but the ordinary subject-matter of that science had seemed to him trivial and of no import. Лорд Генри всегда преклонялся перед научными методами естествоиспытателей, но область их исследований находил скучной и незначительной. And so he had begun by vivisecting himself, as he had ended by vivisecting others. Свои собственные исследования он начал с вивисекции над самим собой, затем стал производить вивисекцию над другими. Human life-that appeared to him the one thing worth investigating. Жпзнь человеческая -- вот что казалось ему единственно достойным изучения. Compared to it there was nothing else of any value. В сравнении с нею все остальное ничего не стоило. It was true that as one watched life in its curious crucible of pain and pleasure, one could not wear over one's face a mask of glass, nor keep the sulphurous fumes from troubling the brain, and making the imagination turbid with monstrous fancies and misshapen dreams. И, разумеется, наблюдатель, изучающий кипение жизни в ее своеобразном горниле радостей и страданий, не может при этом защитить лицо стеклянной маской и уберечься от удушливых паров, дурманящих мозг и воображение чудовищными образами, жуткими кошмарами. There were poisons so subtle that to know their properties one had to sicken of them. There were maladies so strange that one had to pass through them if one sought to understand their nature. В этом горниле возникают яды столь тонкие, что изучить их свойства можно лишь тогда, когда сам отравишься ими, и гнездятся болезни столь странные, что понять их природу можно, лишь переболев ими. And, yet, what a great reward one received! А всетаки какая великая награда ждет отважного исследователя! How wonderful the whole world became to one! Каким необычайным предстанет перед ним мир! To note the curious hard logic of passion, and the emotional coloured life of the intellect-to observe where they met, and where they separated, at what point they were in unison, and at what point they were at discord-there was a delight in that! Постигнуть удивительно жестокую логику страсти и расцвеченную эмоциями жизнь интеллекта, узнать, когда та и другая сходятся и когда расходятся, в чем они едины и когда наступает разладчто за наслаждение! What matter what the cost was? Не все ли равно, какой ценой оно покупается? One could never pay too high a price for any sensation. За каждое новое неизведанное ощущение не жаль заплатить чем угодно. He was conscious-and the thought brought a gleam of pleasure into his brown agate eyes-that it was through certain words of his, musical words said with musical utterance, that Dorian Gray's soul had turned to this white girl and bowed in worship before her. Лорд Г енри понимал (и при этой мысли его темные глаза весело заблестели), что именно его речи, музыка этих речей, произнесенных его певучим голосом, обратили душу Дориана к прелестной девушке и заставили его преклониться перед ней. To a large extent the lad was his own creation. He had made him premature. Да, мальчик был в значительной мере его созданием и благодаря ему так рано пробудился к жизни. That was something. А это разве не достижение? Ordinary people waited till life disclosed to them its secrets, but to the few, to the elect, the mysteries of life were revealed before the veil was drawn away. Обыкновенные люди ждут, чтобы жизнь сама открыла им свои тайны, а немногим избранникам тайны жизни открываются раньше, чем поднимется завеса. Sometimes this was the effect of art, and chiefly of the art of literature, which dealt immediately with the passions and the intellect. Иногда этому способствует искусство (и главным образом литература), воздействуя непосредственно на ум и чувства. But now and then a complex personality took the place and assumed the office of art; was indeed, in its way, a real work of art, Life having its elaborate masterpieces, just as poetry has, or sculpture, or painting. Но бывает, что роль искусства берет на себя в этом случае какой-нибудь человек сложной души, который и сам представляет собой творение искусства, -- ибо Жизнь, подобно поэзии, или скульптуре, или живописи, также создает свои шедевры. Yes, the lad was premature. Да, Дориан рано созрел. He was gathering his harvest while it was yet spring. Весна его еще не прошла, а он уже собирает урожай. The pulse and passion of youth were in him, but he was becoming self-conscious. В нем весь пыл и жизнерадостность юности, но при этом он уже начинает разбираться в самом себе. It was delightful to watch him. Наблюдать его -- истинное удовольствие! With his beautiful face, and his beautiful soul, he was a thing to wonder at. Этот мальчик с прекрасным лицом и прекрасной душой вызывает к себе живой интерес. It was no matter how it all ended, or was destined to end. Не все ли равно, чем все кончится, какая судьба ему уготована? He was like one of those gracious figures in a pageant or a play, whose joys seem to be remote from one, but whose sorrows stir one's sense of beauty, and whose wounds are like red roses. Он подобен тем славным героям пьес или мистерий, чьи радости нам чужды, но чьи страдания будят в нас любовь к прекрасному. Их раны -- красные розы. Soul and body, body and soul-how mysterious they were! Душа и тело, тело и душа -- какая это загадка! There was animalism in the soul, and the body had its moments of spirituality. В душе таятся животные инстинкты, а телу дано испытать минуты одухотворяющие. The senses could refine, and the intellect could degrade. Чувственные порывы способны стать утонченными, а интеллект -- отупеть. Who could say where the fleshly impulse ceased, or the physical impulse began? Кто может сказать, когда умолкает плоть и начинает говорить душа? How shallow were the arbitrary definitions of ordinary psychologists! Как поверхностны и произвольны авторитетные утверждения психологов! And yet how difficult to decide between the claims of the various schools! И при всем том -- как трудно решить, которая из школ ближе к истине! Was the soul a shadow seated in the house of sin? Действительно ли душа человека -- лишь тень, заключенная в греховную оболочку? Or was the body really in the soul, as Giordano Bruno thought? Или, как полагал Джордано Бруно, тело заключено в духе? The separation of spirit from matter was a mystery, and the union of spirit with matter was a mystery also. Расставание души с телом -- такая же непостижимая загадка, как их слияние. He began to wonder whether we could ever make psychology so absolute a science that each little spring of life would be revealed to us. Лорд Г енри задавал себе вопрос, сможет ли когда-нибудь психология благодаря нашим усилиям стать абсолютно точной наукой, раскрывающей малейшие побуждения, каждую сокровенную черту нашей внутренней жизни? As it was, we always misunderstood ourselves, and rarely understood others. Сейчас мы еще не понимаем самих себя и редко понимаем других. Experience was of no ethical value. It was merely the name men gave to their mistakes. Опыт не имеет никакого морального значения; опытом люди называют свои ошибки. Moralists had, as a rule, regarded it as a mode of warning, had claimed for it a certain ethical efficacy in the formation of character, had praised it as something that taught us what to follow and showed us what to avoid. Моралисты, как правило, всегда видели в опыте средство предостережения и считали, что он влияет на формирование характера. Они славили опыт, ибо он учит нас, чему надо следовать и чего избегать. But there was no motive power in experience. Но опыт не обладает движущей силой. It was as little of an active cause as conscience itself. В нем так же мало действенного, как и в человеческом сознании. All that it really demonstrated was that our future would be the same as our past, and that the sin we had done once, and with loathing, we would do many times, and with joy. По существу, он только свидетельствует, что наше грядущее обычно бывает подобно нашему прошлому и что грех, совершенный однажды с содроганием, мы повторяем в жизни много раз -но уже с удовольствием. It was clear to him that the experimental method was the only method by which one could arrive at any scientific analysis of the passions; and certainly Dorian Gray was a subject made to his hand, and seemed to promise rich and fruitful results. Лорду Г енри было ясно, что только экспериментальным путем можно прийти к научному анализу страстей. А Дориап Грей -под рукой, он, несомненно, подходящий объект, и изучение его обещает дать богатейшие результаты. His sudden mad love for Sibyl Vane was a psychological phenomenon of no small interest. Его мгновенно вспыхнувшая безумная любовь к Сибиле Вэйн -- очень интересное психологическое явление. There was no doubt that curiosity had much to do with it, curiosity and the desire for new experiences; yet it was not a simple but rather a very complex passion. Конечно, немалую роль тут сыграло любопытство -- да, любопытство и жажда новых ощущений. What there was in it of the purely sensuous instinct of boyhood had been transformed by the workings of the imagination, changed into something that seemed to the lad himself to be remote from sense, and was for that very reason all the more dangerous. Однако эта любовь -- чувство не примитивное, а весьма сложное. То, что в ней порождено чисто чувственными инстинктами юности, самому Дориану представляется чем-то возвышенным, далеким от чувственности, -- и по этой причине оно еще опаснее. It was the passions about whose origin we deceived ourselves that tyrannised most strongly over us. Именно те страсти, природу которых мы неверно понимаем, сильнее всего властвуют над нами. Our weakest motives were those of whose nature we were conscious. А слабее всего бывают чувства, происхождение которых нам понятно. It often happened that when we thought we were experimenting on others we were really experimenting on ourselves. И часто человек воображает, будто он производит опыт над другими, тогда как в действительности производит опыт над самим собой. While Lord Henry sat dreaming on these things, a knock came to the door, and his valet entered, and reminded him it was time to dress for dinner. Так размышлял лорд Генри, когда раздался стук в дверь. Вошел камердинер и напомнил ему, что пора переодеваться к обеду. He got up and looked out into the street. Лорд Генри встал и выглянул на улицу. The sunset had smitten into scarlet gold the upper windows of the houses opposite. Закатное солнце обливало пурпуром и золотом верхние окна в доме напротив, и стекла сверкали, как листы раскаленного металла. The panes glowed like plates of heated metal. Небо над крышами было блеклорозовое. The sky above was like a faded rose. He thought of his friend's young fiery-coloured life, and wondered how it was all going to end. А лорд Генри думал о пламенной юности своего нового друга и пытался угадать, какая судьба ждет Дориана. When he arrived home, about half-past twelve o'clock, he saw a telegram lying on the hall table. Вернувшись домой около половины первого ночи, он увидел на столе в прихожей телеграмму. He opened it, and found it was from Dorian Gray. It was to tell him that he was engaged to be married to Sibyl Vane. Дориан Грей извещал его о своей помолвке с Сибилой Вэйн. CHAPTER V ГЛАВА V "Mother, mother, I am so happy!" whispered the girl, burying her face in the lap of the faded, tired-looking woman who, with back turned to the shrill intrusive light, was sitting in the one arm-chair that their dingy sitting-room contained. "I am so happy!" she repeated, "and you must be happy too!" -- Мама, мама, я так счастлива! -- шептала девушка, прижимаясь щекой к коленям женщины с усталым, поблекшим лицом, которая сидела спиной к свету, в единственном кресле убогой и грязноватой гостиной.-- Я так счастлива, -- повторила Сибила.-- И ты тоже должна радоваться! Mrs. Vane winced, and put her thin bismuth-whitened hands on her daughter's head. Миссис Вэйн судорожно обняла набеленными худыми руками голову дочери. "Happy!" she echoed, "I am only happy, Sibyl, when I see you act. -- Радоваться? -- отозвалась она.-- Я радуюсь, Сибила, только тогда, когда вижу тебя'на сцене. You must not think of anything but your acting. Ты не должна думать ни о чем, кроме театра. Mr. Isaacs has been very good to us, and we owe him money." Мистер Айзекс сделал нам много добра. И мы еще до сих пор не вернули ему его деньги... The girl looked up and pouted. Девушка подняла голову и сделала недовольную гримаску. "Money, mother?" she cried, "what does money matter? -- Деньги? -- воскликнула она.-- Ах, мама, какие пустяки! Love is more than money." Любовь важнее денег. "Mr. Isaacs has advanced us fifty pounds to pay off our debts, and to get a proper outfit for James. -- Мистер Айзекс дал нам вперед пятьдесят фунтов, чтобы мы могли уплатить долги и как следует снарядить в дорогу Джеймса. You must not forget that, Sibyl. Не забывай этого, Сибила. Fifty pounds is a very large sum. Пятьдесят фунтов -- большие деньги. Mr. Isaacs has been most considerate." Мистер Айзекс к нам очень внимателен... "He is not a gentleman, mother, and I hate the way he talks to me," said the girl, rising to her feet, and going over to the window. -- Но он не джентльмен, мама! И мне противна его манера разговаривать со мной, -- сказала девушка, вставая и подходя к окну. "I don't know how we could manage without him," answered the elder woman, querulously. -- Не знаю, что бы мы стали делать, если бы не он, -- ворчливо возразила мать. Sibyl Vane tossed her head and laughed. Сибила откинула голову и рассмеялась. "We don't want him any more, mother. -- Он нам больше не нужен, мама. Prince Charming rules life for us now." Теперь нашей жизнью будет распоряжаться Прекрасный Принц. Then she paused. Она вдруг замолчала. A rose shook in her blood, and shadowed her cheeks. Кровь прилила к ее лицу, розовой тенью покрыла щеки. Quick breath parted the petals of her lips. От учащенного дыхания раскрылись лепестки губ. They trembled. Они трепетали. Some southern wind of passion swept over her, and stirred the dainty folds of her dress. Знойный ветер страсти налетел и, казалось, даже шевельнул мягкие складки платья. "I love him," she said, simply. -- Я люблю его, -- сказала Сибила просто. "Foolish child! foolish child!" was the parrot-phrase flung in answer. -- Глупышка! Ох, глупышка! -- как попугай твердила мать в ответ. The waving of crooked, false-jewelled fingers gave grotesqueness to the words. И движения ее скрюченных пальцев, унизанных дешевыми перстнями, придавали этим словам что-то жутконелепое. The girl laughed again. Девушка снова рассмеялась. The joy of a caged bird was in her voice. Радость плененной птицы звенела в ее смехе. Her eyes caught the melody, and echoed it in radiance; then closed for a moment, as though to hide their secret. Той же радостью сияли глаза, и Сибила на мгновение зажмурила их, словно желая скрыть свою тайну. When they opened, the mist of a dream had passed across them. Когда же она их снова открыла, они были затуманены мечтой. Thin-lipped wisdom spoke at her from the worn chair, hinted at prudence, quoted from that book of cowardice whose author apes the name of common sense. Узкогубая мудрость взывала к ней из обтрепанного кресла, проповедуя благоразумие и осторожность, приводя сентенции из книги трусости, выдающей себя за здравый смысл. She did not listen. Сибила не слушала. She was free in her prison of passion. Добровольная пленница Любви, она в эти минуты была не одна. Her prince, Prince Charming, was with her. Ее принц, Прекрасный Принц, был с нею. She had called on Memory to remake him. Она призвала Память, и Память воссоздала его образ. She had sent her soul to search for him, and it had brought him back. Она выслала душу свою па поиски, и та привела его. His kiss burned again upon her mouth. Her eyelids were warm with his breath. Его поцелуй еще пылал на ее губах, веки еще согревало его дыхание. Then Wisdom altered its method and spoke of espial and discovery. Мудрость между тем переменила тактику и заговорила о необходимости проверить, навести справки... This young man might be rich. Этот молодой человек, должно быть, богат. If so, marriage should be thought of. Если так, надо подумать о браке... Against the shell of her ear broke the waves of worldly cunning. The arrows of craft shot by her. Но волны житейской хитрости разбивались об уши Сибилы, стрелы коварства летели мимо. She saw the thin lips moving, and smiled. Она видела только, как шевелятся узкие губы, и улыбалась. Suddenly she felt the need to speak. Вдруг она почувствовала потребность заговорить. The wordy silence troubled her. Насыщенное словами молчание тревожило ее. "Mother, mother," she cried, "why does he love me so much? -- Мама, мама, -- воскликнула она.-- За что он так любит меня? I know why I love him. I love him because he is like what Love himself should be. Я знаю, за что я полюбила его: он прекрасен, как сама Любовь. But what does he see in me? Но что он нашел во мне? I am not worthy of him. Ведь я его не стою... And yet-why, I cannot tell-though I feel so much beneath him, I don't feel humble. А всетаки, -- пе знаю отчего, -- хотя я совсем его недостойна, я ничуть не стыжусь этого. I feel proud, terribly proud. Я горда, ох, как горда своей любовью! Mother, did you love my father as I love Prince Charming?" Мама, ты моего отца тоже любила так, как я люблю Прекрасного Принца? The elder woman grew pale beneath the coarse powder that daubed her cheeks, and her dry lips twitched with a spasm of pain. Лицо старой женщины побледнело под толстым слоем дешевой пудры, сухие губы искривила судорожная гримаса боли. Sibyl rushed to her, flung her arms round her neck, and kissed her. Сибила подбежала к матери, обняла ее и поцеловала. "Forgive me, mother. -- Прости, мамочка! I know it pains you to talk about our father. Знаю, тебе больно вспоминать об отце. But it only pains you because you loved him so much. Это потому, что ты горячо его любила. Don't look so sad. Ну, не будь же так печальна! I am as happy to-day as you were twenty years ago. Сегодня я счастлива, как ты была двадцать лет назад. Ah! let me be happy for ever!" Ах, не мешай мне стать счастливой на всю жизнь! "My child, you are far too young to think of falling in love. -- Дитя мое, ты слишком молода, чтобы влюбляться. Besides, what do you know of this young man? И притом -- что тебе известно об этом молодом человеке? You don't even know his name. Ты даже имени его пе знаешь. The whole thing is most inconvenient, and really, when James is going away to Australia, and I have so much to think of, I must say that you should have shown more consideration. Все это в высшей степени неприлично. Право, в такое время, когда Джеймс уезжает от нас в Австралию и у меня столько забот, тебе следовало бы проявить больше чуткости... However, as I said before, if he is rich...." Впрочем, если окажется, что он богат... "Ah! Mother, mother, let me be happy!" -- Ах, мама, мама, не мешай моему счастью! Mrs. Vane glanced at her, and with one of those false theatrical gestures that so often become a mode of second nature to a stage-player, clasped her in her arms. Миссис Вэйн взглянула на дочь -- и заключила ее в объятия. Это был один из тех театральных жестов, которые у актеров часто становятся как бы "второй натурой". At this moment the door opened, and a young lad with rough brown hair came into the room. He was thick-set of figure, and his hands and feet were large, and somewhat clumsy in movement. В эту минуту дверь отворилась, и в комнату вошел коренастый, несколько неуклюжий юноша с взлохмаченными темными волосами и большими руками и ногами. He was not so finely bred as his sister. В нем не было и следа того тонкого изящества, которое отличало его сестру. One would hardly have guessed the close relationship that existed between them. Трудно было поверить, что они в таком близком родстве. Mrs. Vane fixed her eyes on him, and intensified the smile. Миссис Вэйн устремила глаза на сына, и улыбка ее стала шире. She mentally elevated her son to the dignity of an audience. She felt sure that the tableau was interesting. Сын в эту минуту заменял ей публику, и она чувствовала, что они с дочерью представляют интересное зрелище. "You might keep some of your kisses for me, Sibyl, I think," said the lad, with a good-natured grumble. -- Ты могла бы оставить и для меня несколько поцелуев, Сибила, -- сказал юноша с шутливым упреком. "Ah! but you don't like being kissed, Jim," she cried. "You are a dreadful old bear." And she ran across the room and hugged him. -- Да ты же не любишь целоваться, Джим, -отозвалась Сибила. Тыугрюмый старый медведь!Она подскочила к брату и обняла его. James Vane looked into his sister's face with tenderness. Джеймс Вэйн нежно заглянул ей в глаза. "I want you to come out with me for a walk, Sibyl. -- Пойдем погуляем напоследок, Сибила. I don't suppose I shall ever see this horrid London again. Наверное, я никогда больше не вернусь в этот противный Лондон. I am sure I don't want to." И вовсе не жалею об этом. "My son, don't say such dreadful things," murmured Mrs. Vane, taking up a tawdry theatrical dress, with a sigh, and beginning to patch it. -- Сын мой, не говори таких ужасных вещей! -пробормотала миссис Вэйн со вздохом и, достав какой-то мишурный театральный наряд, принялась .чинить его. She felt a little disappointed that he had not joined the group. It would have increased the theatrical picturesqueness of the situation. Она была несколько разочарована тем, что Джеймс не принял участия в трогательной сцеве, -- ведь эта сцена тогда была бы еще эффектнее. "Why not, mother? I mean it." -- А почему не говорить, раз это правда, мама? "You pain me, my son. -- Ты очень огорчаешь меня, Джеймс. I trust you will return from Australia in a position of affluence. Я надеюсь, что ты вернешься из Австралии состоятельным человеком. I believe there is no society of any kind in the Colonies, nothing that I would call society; so when you have made your fortune you must come back and assert yourself in London." В колониях не найдешь хорошего общества. Да, ничего похожего на приличное общество там и в помине нет... Так что, когда наживешь состояние, возвращайся па родину и устраивайся в Лондоне. "Society!" muttered the lad. "I don't want to know anything about that. -- "Хорошее общество", подумаешь! -- буркнул Джеймс.-- Очень оно мне нужно! I should like to make some money to take you and Sibyl off the stage. Мне бы только заработать денег, чтобы ты и Сибила могли уйти из театра. I hate it." Ненавижу я его! "Oh, Jim!" said Sibyl, laughing, "how unkind of you! But are you really going for a walk with me? -- Ах, Джеймс, какой же ты ворчун! -- со смехом сказала Сибила.-- Так ты вправду хочешь погулять со мной? That will be nice! Чудесно! I was afraid you were going to say good-bye to some of your friends-to Tom Hardy, who gave you that hideous pipe, or Ned Langton, who makes fun of you for smoking it. А я боялась, что ты уйдешь прощаться со своими товарищами, с Томом Харди, который подарил тебе эту безобразную трубку, или Недом Лэнгтоном, который насмехается над тобой, когда ты куришь. It is very sweet of you to let me have your last afternoon. Очень мило, что ты решил провести последний день со мной. Where shall we go? Куда же мы пойдем? Let us go to the Park." Давай сходим в Парк! "I am too shabby," he answered, frowning. "Only swell people go to the Park." -- Нет, я слишком плохо одет, -- возразил Джеймс, нахмурившись.-- В Парке гуляет только шикарная публика. "Nonsense, Jim," she whispered, stroking the sleeve of his coat. -- Глупости, Джим! -- шепнула Сибила, поглаживая рукав его потрепанного пальто. He hesitated for a moment. "Very well," he said at last, "but don't be too long dressing." -- Ну, ладно, -- сказал Джеймс после минутного колебания.-- Только ты одевайся поскорее. She danced out of the door. One could hear her singing as she ran upstairs. Сибила выпорхнула из комнаты, и слышно было, как она поет, взбегая по лестнице. Her little feet pattered overhead. Потом ее ножки затопотали где-то наверху. He walked up and down the room two or three times. Джеймс несколько раз прошелся из угла в угол. Then he turned to the still figure in the chair. Затем повернулся к неподвижной фигуре в кресле и спросил: "Mother, are my things ready?" he asked. -- Мама, у тебя все готово? "Quite ready, James," she answered, keeping her eyes on her work. -- Все готово, Джеймс, -- ответила она, не поднимая глаз от шитья. For some months past she had felt ill at ease when she was alone with this rough, stern son of hers. Последние месяцы миссис Вэйн бывало как-то не по себе, когда она оставалась наедине со своим суровым и грубоватым сыном. Her shallow secret nature was troubled when their eyes met. Ограниченная и скрытная женщина приходила в смятение, когда их глаза встречались. She used to wonder if he suspected anything. Часто задавала она себе вопрос, не подозревает ли сын что-нибудь . The silence, for he made no other observation, became intolerable to her. Джеймс не говорил больше ни слова, и это молчание стало ей невтерпеж. She began to complain. Тогда она пустила в ход упреки и жалобы. Women defend themselves by attacking, just as they attack by sudden and strange surrenders. Женщины, защищаясь, всегда переходят в наступление. А их наступление часто кончается внезапной и необъяснимой сдачей. "I hope you will be contented, James, with your sea-faring life," she said. "You must remember that it is your own choice. -- Дай бог, чтобы тебе понравилась жизнь моряка, Джеймс, -- начала миссис Вэйн.-- Не забывай, что ты сам этого захотел. You might have entered a solicitor's office. А ведь мог бы поступить в контору какого-нибудь адвоката. Solicitors are a very respectable class, and in the country often dine with the best families." Адвокаты -- весьма почтенное сословие, в провинции их часто приглашают в самые лучшие дома. "I hate offices, and I hate clerks," he replied. "But you are quite right. I have chosen my own life. -- Не терплю контор и чиновников, -- отрезал Джеймс.-- Что я сам сделал выбор -- это верно. Свою жизнь я проживу так, как мне нравится. All I say is, watch over Sibyl. А тебе, мама, на прощанье скажу одно: береги Сибилу. Don't let her come to any harm. Смотри, чтобы с ней не случилось беды! Mother, you must watch over her." Ты должна охранять ее! "James, you really talk very strangely. -- Не понимаю, зачем ты это говоришь, Джеймс. Of course I watch over Sibyl." Разумеется, я Сибилу оберегаю. "I hear a gentleman comes every night to the theatre, and goes behind to talk to her. -- Я слышал, что какой-то господин каждый вечер бывает в театре и ходит за кулисы к Сибиле. Is that right? Это правда? What about that?" Что ты на это скажешь? "You are speaking about things you don't understand, James. -- Ах, Джеймс, в этих вещах ты ничего не смыслишь. In the profession we are accustomed to receive a great deal of most gratifying attention. Мы, актеры, привыкли, чтобы нам оказывали самое любезное внимание. I myself used to receive many bouquets at one time. Меня тоже когда-то засыпали букетами. That was when acting was really understood. В те времена люди умели ценить наше искусство. As for Sibyl, I do not know at present whether her attachment is serious or not. Ну а что касается Сибилы... Я еще не знаю, прочно ли ее чувство, серьезно ли оно. But there is no doubt that the young man in question is a perfect gentleman. Но этот молодой человек, без сомнения, настоящий джентльмен. He is always most polite to me. Он всегда так учтив со мной. Besides, he has the appearance of being rich, and the flowers he sends are lovely." И по всему заметно, что богат, -- он посылает Сибиле чудесные цветы. "You don't know his name, though," said the lad, harshly. -- Но ты даже имени его не знаешь! -- сказал юноша резко. "No," answered his mother, with a placid expression in her face. "He has not yet revealed his real name. -- Нет, не знаю, -- с тем же безмятежным спокойствием ответила мать.-- Он не открыл еще нам своего имени. I think it is quite romantic of him. Это очень романтично. He is probably a member of the aristocracy." Наверное, он из самого аристократического круга. James Vane bit his lip. Джеймс Вэйп прикусил губу. "Watch over Sibyl, mother," he cried, "watch over her." -- Береги Сибилу, мама! -- сказал он опять настойчиво.-- Смотри за ней хорошенько! "My son, you distress me very much. -- Сын мой, ты меня очень обижаешь. Sibyl is always under my special care. Разве я мало забочусь о Сибиле? Of course, if this gentleman is wealthy, there is no reason why she should not contract an alliance with him. Конечно, если этот джентльмен богат, почему ей не выйти за него? I trust he is one of the aristocracy. Я уверена, что он знатного рода. He has all the appearance of it, I must say. Это по всему видно. It might be a most brilliant marriage for Sibyl. Сибила может сделать блестящую партию. They would make a charming couple. His good looks are really quite remarkable; everybody notices them." И они будут прелестной парой, -- он замечательно красив, его красота всем бросается в глаза. The lad muttered something to himself, and drummed on the window-pane with his coarse fingers. Джеймс проворчал что-то себе под нос, барабаня пальцами по стеклу. He had just turned round to say something, when the door opened, and Sibyl ran in. Он обернулся к матери и хотел что-то еще сказать, но в эту минуту дверь отворилась и вбежала Сибила. "How serious you both are!" she cried. "What is the matter?" -- Что это у вас обоих такой серьезный вид? -воскликнула она.-- В чем дело? "Nothing," he answered. "I suppose one must be serious sometimes. -- Ни в чем, -- сказал Джеймс.-- Не все же смеяться, иной раз надо и серьезным быть. Good-bye, mother; I will have my dinner at five o'clock. Ну, прощай, мама. Я приду обедать к пяти. Everything is packed, except my shirts, so you need not trouble." Все уложено, кроме рубашек, так что ты не беспокойся. "Good-bye, my son," she answered, with a bow of strained stateliness. -- До свиданья, сын мой, -- отозвалась миссис Вэйн и величественно, но с натянутым видом кивнула Джеймсу. She was extremely annoyed at the tone he had adopted with her, and there was something in his look that had made her feel afraid. Ее сильно раздосадовал тон, каким он говорил с ней, а выражение его глаз пугало ее. "Kiss me, mother," said the girl. -- Поцелуй меня, мама, -- сказала Сибила. Her flower-like lips touched the withered cheek, and warmed its frost. Ее губы, нежные, как цветочные лепестки, коснулись увядшей щеки и согрели ее. "My child! my child!" cried Mrs. Vane, looking up to the ceiling in search of an imaginary gallery. -- О дитя мое, дитя мое! -- воскликнула миссис Вэйн, поднимая глаза к потолку в поисках воображаемой галерки. "Come, Sibyl," said her brother, impatiently. -- Ну, пойдем, Сибила! -- нетерпеливо позвал Джеймс. He hated his mother's affectations. Он пе выносил аффектации, к которой так склонна была его мать. They went out into the flickering wind-blown sunlight, and strolled down the dreary Euston Road. Брат и сестра вышли на улицу, где солнечный свет спорил с ветром, нагонявшим тучки, и пошли по унылой ЮстонРод. The passers-by glanced in wonder at the sullen, heavy youth, who, in coarse, ill-fitting clothes, was in the company of such a graceful, refined-looking girl. Прохожие удивленно посматривали на угрюмого и нескладного паренька в дешевом, плохо сшитом костюме, шедшего с такой изящной и грациозной девушкой. He was like a common gardener walking with a rose. Он напоминал деревенщинусадовника с прелестной розой. Jim frowned from time to time when he caught the inquisitive glance of some stranger. По временам Джим хмурился, перехватывая чей-нибудь любопытный взгляд. He had that dislike of being stared at which comes on geniuses late in life, and never leaves the commonplace. Он терпеть не мог, когда на него глазели, -чувство, знакомое гениям только на закате жизни, но никогда не оставляющее людей заурядных. Sibyl, however, was quite unconscious of the effect she was producing. Сибила же совершенно не замечала, что ею любуются. Her love was trembling in laughter on her lips. В ее смехе звенела радость любви. She was thinking of Prince Charming, and, that she might think of him all the more, she did not talk of him but prattled on about the ship in which Jim was going to sail, about the gold he was certain to find, about the wonderful heiress whose life he was to save from the wicked, red-shirted bushrangers. Она думала о Прекрасном Принце, но, чтобы ничто не мешало ей упиваться этими мыслями, не говорила о нем, а болтала о корабле, на котором будет плавать Джеймс, о золоте, которое он непременно найдет в Австралии, о воображаемой красивой п богатой девушке, которую он спасет, освободив из рук разбойников в красных рубахах. For he was not to remain a sailor, or a super-cargo, or whatever he was going to be. Сибила и мысли не допускала, что Джеймс на всю жизнь останется простым матросом, или третьим помощником капитана, или кем-либо в таком роде. Oh, no! Нет, нет! A sailor's existence was dreadful. Жизнь моряка ужасна! Fancy being cooped up in a horrid ship, with the hoarse, hump-backed waves trying to get in, and a black wind blowing the masts down, and tearing the sails into long screaming ribands! Сидеть, как птица в клетке, на каком-нибудь противном корабле, когда его то и дело атакуют с хриплым ревом горбатые волны, а злой ветер гнет мачты и рвет паруса на длинные свистящие ленты! He was to leave the vessel at Melbourne, bid a polite good-bye to the captain, and go off at once to the gold-fields. Как только корабль прибудет в Мельбурн, Джеймсу следует вежливо сказать капитану "прости" и высадиться на берег и сразу же отправиться на золотые прииски. Before a week was over he was to come across a large nugget of pure gold, the largest nugget that had ever been discovered, and bring it down to the coast in a waggon guarded by six mounted policemen. Недели не пройдет, как он найдет большущий самородок чистого золота, какого еще никто никогда не находил, и перевезет его на побережье в фургоне под охраной шести конных полицейских. The bushrangers were to attack them three times, and be defeated with immense slaughter. Скрывающиеся в зарослях бандиты трижды нападут на них, произойдет кровопролитная схватка, и бандиты будут отброшены... Or, no. He was not to go to the gold-fields at all. They were horrid places, where men got intoxicated, and shot each other in bar-rooms, and used bad language. Или нет, не надо никаких золотых приисков, там ужас что творится, люди отравляют друг друга, в барах стрельба, ругань. He was to be a nice sheep-farmer, and one evening, as he was riding home, he was to see the beautiful heiress being carried off by a robber on a black horse, and give chase, and rescue her. Лучше Джеймсу стать мирным фермером, разводить овец. И в один прекрасный вечер, когда он верхом будет возвращаться домой, он увидит, как разбойник на черном коне увозит прекрасную знатную девушку, пустится за ним в погоню и спасет красавицу. Of course she would fall in love with him, and he with her, and they would get married, and come home, and live in an immense house in London. Ну а потом она, конечно, влюбится в него, а он -в нее, и они поженятся, вернутся в Лондон и будут жить здесь, в большущем доме. Yes, there were delightful things in store for him. Да, да, Джеймса ждут впереди чудесные приключения. But he must be very good, and not lose his temper, or spend his money foolishly. Только он должен быть хорошим, не кипятиться и не транжирить денег. She was only a year older than he was, but she knew so much more of life. -- Ты слушайся меня, Джеймс. Хотя я старше тебя только на год, я гораздо лучше знаю жизнь... He must be sure, also, to write to her by every mail, and to say his prayers each night before he went to sleep. God was very good, and would watch over him. Да смотри же, пиши мне с каждой почтой! И молись перед сном каждый вечер, а я тоже буду молиться за тебя. She would pray for him, too, and in a few years he would come back quite rich and happy. И через несколько лет ты вернешься богатым и счастливым. The lad listened sulkily to her, and made no answer. Джеймс слушал сестру угрюмо и молча. He was heart-sick at leaving home. С тяжелым сердцем уезжал он из дому. Yet it was not this alone that made him gloomy and morose. Да и не только предстоящая разлука удручала его и заставляла сердито хмуриться. Inexperienced though he was, he had still a strong sense of the danger of Sibyl's position. При всей своей неопытности юноша остро чувствовал, что Сибиле угрожает опасность. This young dandy who was making love to her could mean her no good. От этого светского щеголя, который вздумал за ней ухаживать, добра не жди! He was a gentleman, and he hated him for that, hated him through some curious race-instinct for which he could not account, and which for that reason was all the more dominant within him. Он был аристократ -- и Джеймс ненавидел его, ненавидел безотчетно, в силу какого-то классового инстинкта, ему самому непонятного и потому еще более властного. He was conscious also of the shallowness and vanity of his mother's nature, and in that saw infinite peril for Sibyl and Sibyl's happiness. Притом Джеймс, зная легкомыслие и пустое тщеславие матери, чуял в этом грозную опасность для Сибилы и ее счастья. Children begin by loving their parents; as they grow older they judge them; sometimes they forgive them. В детстве мы любим родителей. Став взрослыми, судим их. И бывает, что мы их прощаем. His mother! Мать! He had something on his mind to ask of her, something that he had brooded on for many months of silence. Джеймсу давно хотелось задать ей один вопрос -вопрос, который мучил его вот уже много месяцев. A chance phrase that he had heard at the theatre, a whispered sneer that had reached his ears one night as he waited at the stage-door, had set loose a train of horrible thoughts. Фраза, случайно услышанная в театре, глумливое шушуканье, донесшееся до него раз вечером, когда он ждал мать у входа за кулисы, подняли в голове Джеймса целую бурю мучительных догадок. He remembered it as if it had been the lash of a hunting-crop across his face. Воспоминание об этом и сейчас ожгло его, как удар хлыста по лицу. His brows knit together into a wedge-like furrow, and with a twitch of pain he bit his under-lip. Он сдвинул брови так, что между ними прорезалась глубокая морщина, и с гримасой боли судорожно прикусил нижнюю губу. "You are not listening to a word I am saying, Jim," cried Sibyl, "and I am making the most delightful plans for your future. -- Да ты совсем меня не слушаешь, Джим! -воскликнула вдруг Сибила.-- А я-то стараюсь, строю для тебя такие чудесные планы на будущее. Do say something." Ну, скажи же что-нибудь ! "What do you want me to say?" -- Что мне сказать? "Oh! that you will be a good boy, and not forget us," she answered, smiling at him. -- Хотя бы, что ты будешь паймальчиком и не забудешь вас, -- сказала Сибила с улыбкой. He shrugged his shoulders. Джеймс пожал плечами. "You are more likely to forget me, than I am to forget you, Sibyl." -- Скорее ты забудешь меня, чем я тебя, Сибила. She flushed. Сибила покраснела. "What do you mean, Jim?" she asked. -- Почему ты так думаешь, Джим? "You have a new friend, I hear. -- Да вот, говорят, у тебя появился новый знакомый. Who is he? Кто он? Why have you not told me about him? Почему ты мне ничего о нем не рассказала? He means you no good." Это знакомство к добру не приведет. "Stop, Jim!" she exclaimed. -- Перестань, Джим! "You must not say anything against him. Не смей дурно говорить о нем! I love him." Я его люблю. "Why, you don't even know his name," answered the lad. "Who is he? -- Господи, да тебе даже имя его неизвестно! -возразил Джеймс.Кто он такой? I have a right to know." Я, кажется, имею право это знать. "He is called Prince Charming. -- Его зовут Прекрасный Принц. Don't you like the name? Разве тебе не нравится это имя? Oh! you silly boy! you should never forget it. Ты его запомни, глупый мальчик. If you only saw him, you would think him the most wonderful person in the world. Если бы ты увидел моего Принца, ты понял бы, что лучше его нет никого на свете. Some day you will meet him: when you come back from Australia. Вот вернешься из Австралии, и тогда я вас познакомлю. You will like him so much. Он тебе очень понравится, Джим. Everybody likes him, and I... love him. Он всем нравится, а я... я люблю его. I wish you could come to the theatre to-night. Как жаль, что ты сегодня вечером не сможешь быть в театре. He is going to be there, and I am to play Juliet. Он обещал приехать. И я сегодня играю Джульетту. Oh! how I shall play it! О, как я ее сыграю! Fancy, Jim, to be in love and play Juliet! To have him sitting there! Ты только представь себе, Джим, -- играть Джульетту, когда сама влюблена и когда он сидит перед тобой. To play for his delight! Играть для него! I am afraid I may frighten the company, frighten or enthrall them. Я даже боюсь, что испугаю всех зрителей. Испугаю или приведу в восторг! To be in love is to surpass one's self. Любовь возносит человека над самим собой... Poor dreadful Mr. Isaacs will be shouting 'genius' to his loafers at the bar. Этот бедный Урод, мистер Айзеке, опять будет кричать в баре своим собутыльникам, что я гений. He has preached me as a dogma; to-night he will announce me as a revelation. I feel it. Он верит в меня, а сегодня будет на меня молиться. And it is all his, his only, Prince Charming, my wonderful lover, my god of graces. И это сделал мой Прекрасный Принц, моя чудесная любовь, бог красоты! But I am poor beside him. Я так жалка по сравнению с ним... Poor? What does that matter? Ну, так что же? When poverty creeps in at the door, love flies in through the window. Пословица говорит: нищета вползает через дверь, а любовь влетает в окно. Our proverbs want re-writing. Наши пословицы следовало бы переделать. They were made in winter, and it is summer now; spring-time for me, I think, a very dance of blossoms in blue skies." Их придумывали зимой, а теперь лето... Нет, для меня теперь весна, настоящий праздник цветов под голубым небом. "He is a gentleman," said the lad, sullenly. -- Он -- знатный человек, -- сказал Джеймс мрачно. "A Prince!" she cried, musically. "What more do you want?" -- Он -- принц! -- пропела Сибила.-- Чего тебе еще? "He wants to enslave you." -- Он хочет сделать тебя своей рабой. "I shudder at the thought of being free." -- А я дрожу при мысли о свободе. "I want you to beware of him." -- Остерегайся его, Сибила! "To see him is to worship him, to know him is to trust him." -- Кто его увидел, боготворит его, а кто узнал -верит ему. "Sibyl, you are mad about him." -- Сибила, да он тебя совсем с ума свел! She laughed, and took his arm. Сибила рассмеялась и взяла брата под руку. "You dear old Jim, you talk as if you were a hundred. -- Джим, милый мой, ты рассуждаешь, как столетний старик. Some day you will be in love yourself. Then you will know what it is. Когда-нибудь сам влюбишься, тогда поймешь, что это такое. Don't look so sulky. Ну, не дуйся же! Surely you should be glad to think that, though you are going away, you leave me happier than I have ever been before. Ты бы радоваться должен, что, уезжая, оставляешь меня такой счастливой. Life has been hard for us both, terribly hard and difficult. Нам с тобой тяжело жилось, ужасно тяжело и трудно. But it will be different now. А теперь все пойдет подругому. You are going to a new world, and I have found one. Ты едешь, чтобы увидеть новый мир, а мне он открылся здесь, в Лондоне... Here are two chairs; let us sit down and see the smart people go by." Вот два свободных места, давай сядем и будем смотреть на нарядную публику. They took their seats amidst a crowd of watchers. Они уселись среди толпы отдыхающих, которые глазели на прохожих. The tulip-beds across the road flamed like throbbing rings of fire. На клумбах у дорожки тюльпаны пылали дрожащими языками пламени. A white dust, tremulous cloud of orris-root it seemed, hung in the panting air. В воздухе висела белая пыль, словно зыбкое облако ароматной пудры. The brightly-coloured parasols danced and dipped like monstrous butterflies. Огромными пестрыми бабочками порхали и качались над головами зонтики ярких цветов. She made her brother talk of himself, his hopes, his prospects. Сибила настойчиво расспрашивала брата, желая, чтобы он поделился с нею своими планами и надеждами. He spoke slowly and with effort. Джеймс отвечал медленно и неохотно. They passed words to each other as players at a game pass counters. Они обменивались словами, как игроки обмениваются фишками. Sibyl felt oppressed. She could not communicate herjoy. Сибилу угнетало то, что она не может заразить Джеймса своей радостью. A faint smile curving that sullen mouth was all the echo she could win. After some time she became silent. Единственным откликом, который ей удалось вызвать, была легкая улыбка на его хмуром лице. Suddenly she caught a glimpse of golden hair and laughing lips, and in an open carriage with two ladies Dorian Gray drove past. Вдруг перед ней промелькнули золотистые волосы, знакомые улыбающиеся губы: мимо в открытом экипаже проехал с двумя дамами Дориан Грей. She started to her feet. Сибила вскочила. "There he is!" she cried. -- Он! "Who?" said Jim Vane. -- Кто? -- спросил Джим. "Prince Charming," she answered, looking after the victoria. -- Прекрасный Принц! -- ответила она, провожая глазами коляску. He jumped up, and seized her roughly by the arm. Тут и Джим вскочил и крепко схватил ее за руку. "Show him to me. -- Где? Which is he? Который? Point him out. Да покажи же! I must see him!" he exclaimed; but at that moment the Duke of Berwick's four-in-hand came between, and when it had left the space clear, the carriage had swept out of the Park. Я должен его увидеть! Но в эту минуту запряженный четверкой экипаж герцога Бервикского заслонил все впереди, а когда он проехал, коляска Дориана была уже далеко. "He is gone," murmured Sibyl, sadly. "I wish you had seen him." -- Уехал! -- огорченно прошептала Сибила.--Как жаль, что ты его не видел! "I wish I had, for as sure as there is a God in heaven, if he ever does you any wrong I shall kill him." -- Да, жаль. Потому что, если он тебя обидит, клянусь богом, я отыщу и убью его. She looked at him in horror. Сибила в ужасе посмотрела на брата. He repeated his words. А он еще раз повторил свои слова. They cut the air like a dagger. The people round began to gape. Они просвистели в воздухе, как кинжал, и люди стали оглядываться на Джеймса. A lady standing close to her tittered. Стоявшая рядом дама захихикала. "Come away, Jim; come away," she whispered. -- Пойдем отсюда, Джим, пойдем! -- шепнула Сибила. He followed her doggedly, as she passed through the crowd. He felt glad at what he had said. Она стала пробираться через толпу, и Джим, повеселевший после того, как облегчил душу, пошел за нею. When they reached the Achilles Statue she turned round. Когда они дошли до статуи Ахилла, девушка обернулась. There was pity in her eyes that became laughter on her lips. She shook her head at him. Она с сожалением посмотрела на брата и покачала головой, а на губах ее трепетал смех. "You are foolish, Jim, utterly foolish; a bad-tempered boy, that is all. -- Ты дурачок, Джим, настоящий дурачок и злой мальчишкавот и все. How can you say such horrible things? Ну, можно ли говорить такие ужасные вещи! You don't know what you are talking about. Ты сам не понимаешь, что говоришь. You are simply jealous and unkind. Ты попросту ревнуешь и потому несправедлив к нему. Ah! I wish you would fall in love. Ах, как бы я хотела, чтобы и ты полюбил кого-нибудь ! Love makes people good, and what you said was wicked." Любовь делает человека добрее, а ты сказал злые слова! "I am sixteen," he answered, "and I know what I am about. -- Мне уже шестнадцать лет, -- возразил Джим.--И я знаю, что говорю. Mother is no help to you. Мать тебе не опора. She doesn't understand how to look after you. Она не сумеет уберечь тебя. I wish now that I was not going to Australia at all. Экая досада, что я уезжаю! I have a great mind to chuck the whole thing up. I would, if my articles hadn't been signed." Не подпиши я контракта, я послал бы к черту Австралию и остался бы с тобой. "Oh, don't be so serious, Jim. -- Полно, Джим! You are like one of the heroes of those silly melodramas mother used to be so fond of acting in. Ты точьвточь как герои тех дурацких мелодрам, в которых мама любила играть. I am not going to quarrel with you. Но я не хочу с тобой спорить. I have seen him, and oh! to see him is perfect happiness. Ведь я только что видела его, а видеть его -- это такое счастье! We won't quarrel. Не будем ссориться! I know you would never harm anyone I love, would you?" Я уверена, что ты никогда не причинишь зла человеку, которого я люблю, -- правда, Джим? "Not as long as you love him, I suppose," was the sullen answer. -- Пока ты его любишь, пожалуй, -- был угрюмый ответ. "I shall love him for ever!" she cried. -- Я буду любить его вечно, -- воскликнула Сибила. "And he?" -- А он тебя? "For ever, too!" -- И он тоже. "He had better." -- Ну, тото. Пусть только попробует изменить! She shrank from him. Сибила невольно отшатнулась от брата. Then she laughed and put her hand on his arm. Но затем рассмеялась и положила ему руку на плечо. He was merely a boy. Ведь он в ее глазах был еще мальчик. At the Marble Arch they hailed an omnibus, which left them close to their shabby home in the Euston Road. У Мраморной Арки они сели в омнибус, и он довез их до грязного, запущенного дома на ЮстонРод, где они жили. It was after five o'clock, and Sibyl had to lie down for a couple of hours before acting. Был уже шестой час, а Сибиле полагалось перед спектаклем полежать часдругой. Jim insisted that she should do so. He said that he would sooner part with her when their mother was not present. Джим настоял, чтобы она легла, объяснив, что он предпочитает проститься с нею в ее комнате, пока мать внизу. She would be sure to make a scene, and he detested scenes of every kind. Мать непременно разыграла бы при прощании трагическую сцену, а он терпеть не может сцен. In Sibyl's own room they parted. И они простились в комнате Сибилы. There was jealousy in the lad's heart, and a fierce, murderous hatred of the stranger who, as it seemed to him, had come between them. В сердце юноши кипела ревность и бешеная ненависть к чужаку, который, как ему казалось, встал между ним и сестрой. Yet, when her arms were flung round his neck, and her fingers strayed through his hair, he softened, and kissed her with real affection. Однако, когда Сибила обвила руками его шею и провела пальчиками по его волосам, Джим размяк и поцеловал ее с искренней нежностью. There were tears in his eyes as he went downstairs. Когда он потом шел вниз по лестнице, глаза его были полны слез. His mother was waiting for him below. Внизу дожидалась мать. She grumbled at his unpunctuality, as he entered. Она побранила его за опоздание. He made no answer, but sat down to his meagre meal. Джеймс ничего не ответил и принялся за скудный обед. The flies buzzed round the table, and crawled over the stained cloth. Мухи жужжали над столом, ползали по грязной скатерти. Through the rumble of omnibuses, and the clatter of street-cabs, he could hear the droning voice devouring each minute that was left to him. Под грохот омнибусов и кебов Джеймс слушал монотонный голос, отравлявший ему последние оставшиеся минуты. After some time, he thrust away his plate, and put his head in his hands. Скоро он отодвинул в сторону тарелку и подпер голову руками. He felt that he had a right to know. Он твердил себе, что имеет право знать. It should have been told to him before, if it was as he suspected. Если правда то, что он подозревает, -- мать давно должна была сказать ему об этом. Leaden with fear, his mother watched him. Цепенея от страха, миссис Вэйн тайком наблюдала за ним. Words dropped mechanically from her lips. A tattered lace handkerchief twitched in her fingers. Слова механически слетали с ее губ, пальцы комкали грязный кружевной платочек. When the clock struck six, he got up, and went to the door. Когда часы пробили шесть, Джим встал и направился к двери. Then he turned back, and looked at her. Но по дороге остановился и оглянулся на мать. Their eyes met. In hers he saw a wild appeal for mercy. Взгляды их встретились, и в глазах ее он прочел горячую мольбу о пощаде. It enraged him. Это только подлило масла в огонь. "Mother, I have something to ask you," he said. -- Мама, я хочу задать тебе один вопрос, -- начал он. Her eyes wandered vaguely about the room. She made no answer. Мать молчала, ее глаза забегали по сторонам. "Tell me the truth. I have a right to know. Were you married to my father?" -- Скажи мне правду, я имею право знать: ты была замужем за моим отцом? She heaved a deep sigh. У миссис Вэйн вырвался глубокий вздох. It was a sigh of relief. То был вздох облегчения. The terrible moment, the moment that night and day, for weeks and months, she had dreaded, had come at last, and yet she felt no terror. Страшная минута, которой она с такой тревогой ждала днем и ночью в течение многих месяцев, наконец наступила, -- и вдруг ее страх исчез. Indeed in some measure it was a disappointment to her. Она даже была этим несколько разочарована. The vulgar directness of the question called for a direct answer. Грубая прямота вопроса требовала столь же прямого ответа. The situation had not been gradually led up to. Решительная сцена без постепенной подготовки! It was crude. It reminded her of a bad rehearsal. Это было нескладно, напоминало плохую репетицию. "No," she answered, wondering at the harsh simplicity of life. -- Нет, -- отвечала она, удивляясь про себя тому, что в жизни все так грубо и просто. "My father was a scoundrel then?" cried the lad, clenching his fists. -- Значит, он был подлец? -- крикнул юноша, сжимая кулаки. She shook her head. Мать покачала головой. "I knew he was not free. -- Нет. Я знала, что он не свободен. We loved each other very much. Но мы крепко любили друг друга. If he had lived, he would have made provision for us. Если бы он не умер, он бы нас обеспечил. Don't speak against him, my son. Не осуждай его, сынок. He was your father, and a gentleman. Он был твой отец и джентльмен. Indeed he was highly connected." Да, да, он был знатного рода. An oath broke from his lips. У Джеймса вырвалось проклятие. "I don't care for myself," he exclaimed, "but don't let Sibyl.... -- Мне-то все равно, -- воскликнул он.-- Но ты смотри, чтобы с Сибилой не случилось того же! It is a gentleman, isn't it, who is in love with her, or says he is? Highly connected, too, I suppose." Ведь тот, кто в нее влюблен или притворяется влюбленным, тоже, наверное, "джентльмен знатного рода"? For a moment a hideous sense of humiliation came over the woman. На одно мгновение миссис Вэйн испытала унизительное чувство стыда. Her head drooped. She wiped her eyes with shaking hands. Г олова ее поникла, она отерла глаза трясущимися руками. "Sibyl has a mother," she murmured; "I had none." -- У Сибилы есть мать, -- прошептала она.А у меня ее не было. The lad was touched. Джеймс был тронут. He went towards her, and stooping down he kissed her. Он подошел к матери и, наклонись, поцеловал ее. "I am sorry if I have pained you by asking about my father," he said, "but I could not help it. -- Прости, мама, если я этими расспросами об отце сделал тебе больно, -- сказал он.-- Но я не мог удержаться. I must go now. Ну, мне пора. Good-bye. Прощай! Don't forget that you will only have one child now to look after, and believe me that if this man wrongs my sister, I will find out who he is, track him down, and kill him like a dog. И помни: теперь тебе надо заботиться об одной только Спбиле. Можешь мне поверить, если этот человек обидит мою сестру, я узнаю, кто он, разыщу его и убью, как собаку. I swear it." Клянусь! The exaggerated folly of the threat, the passionate gesture that accompanied it, the mad melodramatic words, made life seem more vivid to her. She was familiar with the atmosphere. Преувеличенная страстность угрозы и энергичныежесты, которыми сопровождалась эта мелодраматическая тирада, пришлись миссис Вэйн по душе, они словно окрашивали жизнь в более яркие краски. She breathed more freely, and for the first time for many months she really admired her son. Сейчас она почувствовала себя в своей стихии и вздохнула свободнее. Впервые за долгое время она восхищалась сыном. She would have liked to have continued the scene on the same emotional scale, but he cut her short. Ей хотелось продлить эту волнующую сцену, но Джим круто оборвал разговор. Trunks had to be carried down, and mufflers looked for. Нужно было снести вниз чемоданы, разыскать запропастившийся куда-то теплый шарф. The lodging-house drudge bustled in and out. Слуга меблированных комнат, где они жили, суетился, то вбегая, то убегая. There was the bargaining with the cabman. Потом пришлось торговаться с извозчиком... The moment was lost in vulgar details. Момент был упущен, испорчен вульгарными мелочами. It was with a renewed feeling of disappointment that she waved the tattered lace handkerchief from the window, as her son drove away. И миссис Вэйн с удвоенным чувством разочарования махала из окна грязным кружевным платочком вслед уезжавшему сыну. She was conscious that a great opportunity had been wasted. Какая прекрасная возможность упущена! She consoled herself by telling Sibyl how desolate she felt her life would be, now that she had only one child to look after. Впрочем, она немного утешилась, объявив Сибиле, что теперь, когда на ее попечении осталась одна лишь дочь, в жизни ее образуется большая пустота. She remembered the phrase. It had pleased her. Эта фраза ей понравилась, и она решила запомнить ее. Of the threat she said nothing. Об угрозе Джеймса она умолчала. It was vividly and dramatically expressed. Правда, высказана была эта угроза очень эффектно и драматично, но лучше было о ней не поминать. She felt that they would all laugh at it some day. Миссис Вэйн надеялась, что когда-нибудь они все дружно посмеются над нею. CHAPTER VI ГЛАВА VI "I suppose you have heard the news, Basil?" said Lord Henry that evening, as Hallward was shown into a little private room at the Bristol where dinner had been laid for three. -- Ты, верно, уже слышал новость, Бэзил? -такими словами лорд Генри встретил в этот вечер Холлуорда, вошедшего в указанный ему лакеем отдельный кабинет ресторана "Бристоль", где был сервирован обед на троих. "No, Harry," answered the artist, giving his hat and coat to the bowing waiter. "What is it? Nothing about politics, I hope? -- Нет, Гарри. А что за новость? -- спросил художник, отдавая пальто и шляпу почтительно ожидавшему лакею.-- Надеюсь, не политическая? They don't interest me. Политикой я не интересуюсь. There is hardly a single person in the House of Commons worth painting; though many of them would be the better for a little white-washing." В палате общин едва ли найдется хоть один человек, на которого художнику стоило бы расходовать краски. Правда, многие из них очень нуждаются в побелке. "Dorian Gray is engaged to be married," said Lord Henry, watching him as he spoke. -- Дориан Грей собирается жениться, -- сказал лорд Генри, внимательно глядя на Холлуорда. Hallward started, and then frowned. Холлуорд вздрогнул и нахмурился. "Dorian engaged to be married!" he cried. "Impossible!" -- Дориан! Женится! -- воскликнул он.-- Не может быть! "It is perfectly true." -- Однако это сущая правда. "To whom?" -- На ком же? "To some little actress or other." -- На какой-то актриске. "I can't believe it. -- Что-то мне не верится. Dorian is far too sensible." Дориан не так безрассуден. "Dorian is far too wise not to do foolish things now and then, my dear Basil." -- Дориан настолько умен, мой милый Бэзил, что не может время от времени не делать глупостей. "Marriage is hardly a thing that one can do now and then, Harry." -- Но брак не из тех "глупостей", которые делают "время от времени", Гарри! "Except in America," rejoined Lord Henry, languidly. "But I didn't say he was married. -- Так думают в Англии, но не в Америке, -лениво возразил лорд Генри. -- Впрочем, я не говорил, что Дориан женится. I said he was engaged to be married. Я сказал только, что он собирается жениться. There is a great difference. Это далеко не одно и то же. I have a distinct remembrance of being married, but I have no recollection at all of being engaged. Я, например, явно помню, что женился, но совершенно не припоминаю, чтобы я собирался это сделать. I am inclined to think that I never was engaged." И склонен думать, что такого намерения у меня никогда не было. "But think of Dorian's birth, and position, and wealth. -- Да ты подумай, Гарри, из какой семьи Дориан, как он богат, какое положение занимает в обществе! It would be absurd for him to marry so much beneath him." Такой неравный брак простонапросто безумие! "If you want to make him marry this girl tell him that, Basil. -- Если хочешь, чтобы он женился на этой девушке, скажи ему то, что ты сейчас сказал мне, Бэзил! He is sure to do it, then. Тогда он наверняка женится на ней. Whenever a man does a thoroughly stupid thing, it is always from the noblest motives." Самые нелепые поступки человек совершает всегда из благороднейших побуждений. "I hope the girl is good, Harry. -- Хоть бы это оказалась хорошая девушка! I don't want to see Dorian tied to some vile creature, who might degrade his nature and ruin his intellect." Очень печально, если Дориан навсегда будет связан с какой-нибудь дрянью и этот брак заставит его умственно и нравственно опуститься. "Oh, she is better than good-she is beautiful," murmured Lord Henry, sipping a glass of vermouth and orange-bitters. "Dorian says she is beautiful; and he is not often wrong about things of that kind. -- Хорошая ли она девушка? Она -- красавица, а это гораздо важнее, -- бросил лорд Генри, потягивая из стакана вермут с померанцевой.--Дориан утверждает, что она красавица, а в этих вещах он редко ошибается. Your portrait of him has quickened his appreciation of the personal appearance of other people. Портрет, который ты написал, научил его ценить красоту других людей. It has had that excellent effect, amongst others. Да, да, и в этом отношении портрет весьма благотворно повлиял на него... We are to see her to-night, if that boy doesn't forget his appointment." Сегодня вечером мы с тобой увидим его избранницу, если только мальчик не забыл про наш уговор. "Are you serious?" -- Ты все это серьезно говоришь, Гарри? "Quite serious, Basil. -- Совершенно серьезно, Бэзил. I should be miserable if I thought I should ever be more serious than I am at the present moment." Не дай бог, чтобы мне пришлось говорить когда-нибудь еще серьезнее, чем сейчас. "But do you approve of it, Harry?" asked the painter, walking up and down the room, and biting his lip. "You can't approve of it, possibly. -- Но неужели ты одобряешь это, Гарри, -продолжал художник, шагая по комнате и кусая губы.-- Не может быть! It is some silly infatuation." Это просто какоето глупое увлечение. "I never approve, or disapprove, of anything now. It is an absurd attitude to take towards life. -- А я никогда ничего не одобряю и не порицаю, -это нелепейший подход к жизни. We are not sent into the world to air our moral prejudices. Мы посланы в сей мир не для того, чтобы проповедовать свои моральные предрассудки. I never take any notice of what common people say, and I never interfere with what charming people do. Я не придаю никакого значения тому, что говорят пошляки, и никогда не вмешиваюсь в жизнь людей мне приятных. If a personality fascinates me, whatever mode of expression that personality selects is absolutely delightful to me. Если человек мне нравится, то все, в чем он себя проявляет, я нахожу прекрасным. Dorian Gray falls in love with a beautiful girl who acts Juliet, and proposes to marry her. Дориан Грей влюбился в красивую девушку, которая играет Джульетту, и хочет жениться на ней. Why not? Почему бы и нет? If he wedded Messalina he would be none the less interesting. Женись он хотя бы на Мессалине -- от этого он не станет менее интересен. You know I am not a champion of marriage. Ты знаешь, я не сторонник брака. The real drawback to marriage is that it makes one unselfish. Главный вред брака в том, что он вытравливает из человека эгоизм. And unselfish people are colourless. They lack individuality. А люди неэгоистичные бесцветны, они утрачивают свою индивидуальность. Still, there are certain temperaments that marriage makes more complex. Правда, есть люди, которых брачная жизнь делает сложнее. They retain their egotism, and add to it many other egos. Сохраняя свое "я", они дополняют его множеством чужих "я". They are forced to have more than one life. They become more highly organised, and to be highly organised is, I should fancy, the object of man's existence. Такой человек вынужден жить более чем одной жизнью и становится личностью высокоорганизованной, а это, я полагаю, и есть цель нашего существования. Besides, every experience is of value, and, whatever one may say against marriage, it is certainly an experience. Кроме того, всякое переживание ценно, и что бы ни говорили против брака, -- это ведь, безусловно, какое-то новое переживание, новый опыт. I hope that Dorian Gray will make this girl his wife, passionately adore her for six months, and then suddenly become fascinated by someone else. Надеюсь, что Дориан женится на этой девушке, будет с полгода страстно обожать ее, а потом внезапно влюбится в другую. He would be a wonderful study." Тогда будет очень интересно понаблюдать его. "You don't mean a single word of all that, Harry; you know you don't. -- Ты все это говоришь не всерьез, Гарри. If Dorian Gray's life were spoiled, no one would be sorrier than yourself. Ведь, если жизнь Дориана будет разбита, ты больше всех будешь этим огорчен. You are much better than you pretend to be." Право, ты гораздо лучше, чем хочешь казаться. Lord Henry laughed. Лорд Генри расхохотался. "The reason we all like to think so well of others is that we are all afraid for ourselves. -- Все мы готовы верить в других по той простой причине, что боимся за себя. The basis of optimism is sheer terror. В основе оптимизма лежит чистейший страх. We think that we are generous because we credit our neighbour with the possession of those virtues that are likely to be a benefit to us. Мы приписываем нашим ближним те добродетели, из которых можем извлечь выгоду для себя, и воображаем, что делаем это из великодушия. We praise the banker that we may overdraw our account, and find good qualities in the highwayman in the hope that he may spare our pockets. Хвалим банкира, потому что хочется верить, что он увеличит нам кредит в своем банке, и находим хорошие черты даже у разбойника с большой дороги, в надежде что он пощадит наши карманы. I mean everything that I have said. Поверь, Бэзил, все, что я говорю, я говорю вполне серьезно. I have the greatest contempt for optimism. Больше всего на свете я презираю оптимизм... As for a spoiled life, no life is spoiled but one whose growth is arrested. Ты боишься, что жизнь Дориана будет разбита, а, помоему, разбитой можно считать лишь ту жизнь, которая остановилась в своем развитии. If you want to mar a nature, you have merely to reform it. Исправлять и переделывать человеческую натуру -- значит, только портить ее. As for marriage, of course that would be silly, but there are other and more interesting bonds between men and women. Ну а что касается женитьбы Дориана... Конечно, это глупость. Но есть иные, более интересные формы близости между мужчиной и женщиной. I will certainly encourage them. They have the charm of being fashionable. И я неизменно поощряю их... But here is Dorian himself. А вот и сам Дориан! He will tell you more than I can." От него ты узнаешь больше, чем от меня. "My dear Harry, my dear Basil, you must both congratulate me!" said the lad, throwing off his evening cape with its satin-lined wings and shaking each of his friends by the hand in turn. "I have never been so happy. -- Гарри, Бэзил, дорогие мои, можете меня поздравить! -- сказал Дориан, сбросив подбитый шелком плащ и пожимая руки друзьям.-- Никогда еще я не был так счастлив. Of course it is sudden; all really delightful things are. Разумеется, все это довольно неожиданно, как неожиданны все чудеса в жизни. And yet it seems to me to be the one thing I have been looking for all my life." Но, мне кажется, я всегда искал и ждал именно этого. He was flushed with excitement and pleasure, and looked extraordinarily handsome. Он порозовел от волнения и радости и был в эту минуту удивительно красив. "I hope you will always be very happy, Dorian," said Hallward, "but I don't quite forgive you for not having let me know of your engagement. -- Желаю вам большого счастья на всю жизнь, Дориан, -- сказал Холлуорд.-- А почему же вы не сообщили мне о своей помолвке? Это непростительно. You let Harry know." Ведь Гарри вы известили. "And I don't forgive you for being late for dinner," broke in Lord Henry, putting his hand on the lad's shoulder, and smiling as he spoke. "Come, let us sit down and try what the new chef here is like, and then you will tell us how it all came about." -- А еще непростительнее то, что вы опоздали к обеду, -- вмешался лорд Генри, с улыбкой положив руку на плечо Дориана.-- Ну, давайте сядем за стол и посмотрим, каков новый здешний шефповар. И потом вы нам расскажете все по порядку. "There is really not much to tell," cried Dorian, as they took their seats at the small round table. "What happened was simply this. After I left you yesterday evening, Harry, I dressed, had some dinner at that little Italian restaurant in Rupert Street you introduced me to, and went down at eight o'clock to the theatre. -- Да тут и рассказывать почти нечего, -отозвался Дориан, когда они уселись за небольшой круглый стол.-- Вот как все вышло: вчера вечером, уйдя от вас, Г арри, я переоделся, пообедал в том итальянском ресторанчике на Рупертстрит, куда вы меня водили, а в восемь часов отправился в театр. Sibyl was playing Rosalind. Сибила играла Розалинду. Of course the scenery was dreadful, and the Orlando absurd. Декорации были, конечно, ужасные, Орландо просто смешон. But Sibyl! Но Сибила! You should have seen her! Ах, если бы вы ее видели! When she came on in her boy's clothes she was perfectly wonderful. В костюме мальчика она просто загляденье. She wore a moss-coloured velvet jerkin with cinnamon sleeves, slim brown cross-gartered hose, a dainty little green cap with a hawk's feather caught in a jewel, and a hooded cloak lined with dull red. На ней была зеленая бархатная куртка с рукавами цвета корицы, коричневые короткие штаны, плотно обтягивавшие ноги, изящная зеленая шапочка с соколиным пером, прикрепленным блестящей пряжкой, и плащ с капюшоном на темнокрасной подкладке. She had never seemed to me more exquisite. Никогда еще она не казалась мне такой прелестной! She had all the delicate grace of that Tanagra figurine that you have in your studio, Basil. Своей хрупкой грацией она напоминала танагрскую статуэтку, которую я видел у вас в студии, Бэзил. Her hair clustered round her face like dark leaves round a pale rose. Волосы обрамляли ее личико, как темные листья -- бледную розу. As for her acting-well, you shall see her to-night. А ее игра... ну, да вы сами сегодня увидите. She is simply a born artist. Она просто рождена для сцены. I sat in the dingy box absolutely enthralled. Я сидел в убогой ложе совершенно очарованный. I forgot that I was in London and in the nineteenth century. Забыл, что я в Лондоне, что у нас теперь девятнадцатый век. I was away with my love in a forest that no man had ever seen. Я был с моей возлюбленной далеко, в дремучем лесу, где не ступала нога человека... After the performance was over I went behind, and spoke to her. После спектакля я пошел за кулисы и говорил е нею. As we were sitting together, suddenly there came into her eyes a look that I had never seen there before. Мы сидели рядом, и вдруг в ее глазах я увидел выражение, какого никогда не замечал раньше. My lips moved towards hers. Губы мои нашли ее губы. We kissed each other. Мы поцеловались... I can't describe to you what I felt at that moment. Не могу вам передать, что я чувствовал в этот миг. It seemed to me that all my life had been narrowed to one perfect point of rose-coloured joy. Казалось, вся моя жизнь сосредоточилась в этой чудесной минуте. She trembled all over, and shook like a white narcissus. Сибила вся трепетала, как белый нарцисс на стебле... Then she flung herself on her knees and kissed my hands. И вдруг опустилась на колени и стала целовать мои руки. I feel that I should not tell you all this, but I can't help it. Знаю, мне не следовало бы рассказывать вам все это, но я не могу удержаться... Of course our engagement is a dead secret. She has not even told her own mother. Помолвка наша, разумеется, -- строжайший секрет, Сибила даже матери ничего не сказала. I don't know what my guardians will say. Не знаю, что запоют мои опекуны. Lord Radley is sure to be furious. Лорд Рэдли, наверное, ужасно разгневается. I don't care. Пусть сердится, мне все равно! I shall be of age in less than a year, and then I can do what I like. Меньше чем через год я буду совершеннолетний и смогу делать что хочу. I have been right, Basil, haven't I, to take my love out of poetry, and to find my wife in Shakespeare's plays? Ну, скажите, Бэзил, разве не прекрасно, что любить меня научила поэзия, что жену я нашел в драмах Шекспира? Lips that Shakespeare taught to speak have whispered their secret in my ear. Губы, которые Шекспир учил говорить, прошептали мне на ухо свою тайну. I have had the arms of Rosalind around me, and kissed Juliet on the mouth." Меня обнимали руки Розалинды, и я целовал Джульетту. "Yes, Dorian, I suppose you were right," said Hallward, slowly. -- Да, Дориан, мне кажется, вы правы, -- с расстановкой отозвался Холлуорд. "Have you seen her to-day?" asked Lord Henry. -- А сегодня вы с ней виделись? -- спросил лорд Генри. Dorian Gray shook his head. Дориан Грей покачал головой. "I left her in the forest of Arden, I shall find her in an orchard in Verona." -- Я оставил ее в Арденнских лесах -- и встречу снова в одном из садов Вероны. Lord Henry sipped his champagne in a meditative manner. Лорд Генри в задумчивости отхлебнул глоток шампанского. "At what particular point did you mention the word marriage, Dorian? -- А когда же именно вы заговорили с нею о браке, Дориан? And what did she say in answer? И что она ответила? Perhaps you forgot all about it." Или вы уже не помните? "My dear Harry, I did not treat it as a business transaction, and I did not make any formal proposal. -- Дорогой мой, я не делал ей официального предложения, потому что для меня это был не деловой разговор. I told her that I loved her, and she said she was not worthy to be my wife. Я сказал, что люблю ее, а она ответила, что недостойна быть моей женой. Not worthy! Недостойна! Why, the whole world is nothing to me compared with her." Господи, да для меня весь мир -- ничто в сравнении с ней! "Women are wonderfully practical," murmured Lord Henry-"much more practical than we are. -- Женщины в высшей степени практичный парод, -- пробормотал Генри.-- Они много практичнее нас. In situations of that kind we often forget to say anything about marriage, and they always remind us." Мужчина в такие моменты частенько забывает поговорить о браке, а женщина всегда напомнит ему об этом... Hallward laid his hand upon his arm. Холлуорд жестом остановил его. "Don't, Harry. You have annoyed Dorian. -- Перестань, Гарри, ты обижаешь Дориана. He is not like other men. He would never bring misery upon anyone. His nature is too fine for that." Он не такой, как другие, он слишком благороден, чтобы сделать женщину несчастной. Lord Henry looked across the table. Лорд Генри посмотрел через стол на Дориана. "Dorian is never annoyed with me," he answered. "I asked the question for the best reason possible, for the only reason, indeed, that excuses one for asking any question-simple curiosity. -- Дориан на меня никогда не сердится, -возразил он.-- Я задал ему этот вопрос из самого лучшего побуждения, единственного, которое оправдывает какие бы то ни было вопросы: из простого любопытства. I have a theory that it is always the women who propose to us, and not we who propose to the women. Хотел проверить свое наблюдение, что обычно не мужчина женщине, аона ему делает предложение. Except, of course, in middle-class life. Только в буржуазных кругах бывает иначе. But then the middle classes are not modern." Но буржуазия ведь отстала от века. Dorian Gray laughed, and tossed his head. Дориан Грей рассмеялся и покачал головой. "You are quite incorrigible, Harry; but I don't mind. It is impossible to be angry with you. -- Вы неисправимы, Гарри, но сердиться на вас невозможно. When you see Sibyl Vane you will feel that the man who could wrong her would be a beast, a beast without a heart. Когда увидите Сибилу Вэйн, вы поймете, что обидеть ее способен только негодяй, человек без сердца. I cannot understand how anyone can wish to shame the thing he loves. Я не понимаю, как можно позорить ту, кого любишь. I love Sibyl Vane. I want to place her on a pedestal of gold, and to see the world worship the woman who is mine. Я люблю Сибилу -- и хотел бы поставить ее на золотой пьедестал, видеть весь мир у ног моей любимой. What is marriage? Что такое брак? An irrevocable vow. Нерушимый обет. You mock at it for that. Вам это смешно? Ah! don't mock. Не смейтесь, Гарри! It is an irrevocable vow that I want to take. Именно такой обет хочу я дать. Her trust makes me faithful, her belief makes me good. Доверие Сибилы обязывает меня быть честным, ее вера в меня делает меня лучше! When I am with her, I regret all that you have taught me. I become different from what you have known me to be. Когда Сибила со мной, я стыжусь всего того, чему вы, Гарри, научили меня, и становлюсь совсем другим. I am changed, and the mere touch of Sibyl Vane's hand makes me forget you and all your wrong, fascinating, poisonous, delightful theories." Да, при одном прикосновении ее руки я забываю вас и ваши увлекательные, но отравляющие и неверные теории. "And those are...?" asked Lord Henry, helping himself to some salad. -- Какие именно? -- спросил лорд Г енри, принимаясь за салат. "Oh, your theories about life, your theories about love, your theories about pleasure. -- Ну, о жизни, о любви, о наслаждении... All your theories, in fact, Harry." Вообще все ваши теории, Гарри. "Pleasure is the only thing worth having a theory about," he answered, in his slow, melodious voice. "But I am afraid I cannot claim my theory as my own. -- Единственное, что стоит возвести в теорию, это наслаждение, -- медленно произнес лорд Генри своим мелодичным голосом.-- Но, к сожалению, теорию наслаждения я не вправе приписывать себе. It belongs to Nature, not to me. Автор ее не я, а Природа. Pleasure is Nature's test, her sign of approval. Наслаждение -- тот пробный камень, которым она испытывает человека, и знак ее благословения. When we are happy we are always good, but when we are good we are not always happy." Когда человек счастлив, он всегда хорош. Но не всегда хорошие люди бывают счастливы. "Ah! but what do you mean by good?" cried Basil Hallward. -- А кого ты называешь хорошим? -- воскликнул Бэзил Холлуорд. "Yes," echoed Dorian, leaning back in his chair, and looking at Lord Henry over the heavy clusters of purple-lipped irises that stood in the centre of the table, "what do you mean by good, Harry?" -- Да, -- подхватил и Дориан, откинувшись на спинку стула и глядя на лорда Генри поверх пышного букета пурпурных ирисов, стоявшего посреди стола.-- Кто, повашему, хорош, Гарри? "To be good is to be in harmony with one's self," he replied, touching the thin stem of his glass with his pale, fine-pointed fingers. "Discord is to be forced to be in harmony with others. -- Быть хорошим -- значит, жить в согласии с самим собой, -- пояснил лорд Генри, обхватив ножку бокала тонкими белыми пальцами.-- А кто принужден жить в согласии с другими, тот бывает в разладе с самим собой. One's own life-that is the important thing. Своя жизнь -- вот что самое главное. As for the lives of one's neighbours, if one wishes to be a prig or a Puritan, one can flaunt one's moral views about them, but they are not one's concern. Филистеры или пуритане могут, если им угодно, навязывать другим свои нравственные правила, но я утверждаю, что вмешиваться в жизнь наших ближних -- вовсе не наше дело. Besides, Individualism has really the higher aim. Притом у индивидуализма, несомненно, более высокие цели. Modern morality consists in accepting the standard of one's age. Современная мораль требует от нас, чтобы мы разделяли общепринятые понятия своей эпохи. I consider that for any man of culture to accept the standard of his age is a form of the grossest immorality." Я же полагаю, что культурному человеку покорно принимать мерило своего времени ни в коем случае не следует, -- это грубейшая форма безнравственности. "But, surely, if one lives merely for one's self, Harry, one pays a terrible price for doing so?" suggested the painter. -- Но согласись, Гарри, жизнь только для себя покупается слишком дорогой ценой, -- заметил художник. "Yes, we are overcharged for everything nowadays. -- Да, в нынешние времена за все приходится платить слишком дорого. I should fancy that the real tragedy of the poor is that they can afford nothing but self-denial. Пожалуй, трагедия бедняков -- в том, что только самоотречение им по средствам. Beautiful sins, like beautiful things, are the privilege of the rich." Красивые грехи, как и красивые вещи, -привилегия богатых. "One has to pay in other ways but money." -- За жизнь для себя расплачиваешься не деньгами, а другим. "What sort of ways, Basil?" -- Чем же еще, Бэзил? "Oh! I should fancy in remorse, in suffering, in... well, in the consciousness of degradation." -- Ну, мне кажется, угрызениями совести, страданиями... сознанием своего морального падения. Lord Henry shrugged his shoulders. Лорд Генри пожал плечами. "My dear fellow, mediaeval art is charming, but mediaeval emotions are out of date. One can use them in fiction, of course. -- Милый мой, средневековое искусство великолепно, но средневековые чувства и представления устарели. But then the only things that one can use in fiction are the things that one has ceased to use in fact. Конечно, для литературы они годятся, -- но ведь для романа вообще годится только то, что в жизни уже вышло из употребления. Believe me, no civilised man ever regrets a pleasure, and no uncivilised man ever knows what a pleasure is." Поверь, культурный человек никогда не раскаивается в том, что предавался наслаждениям, а человек некультурный не знает, что такое наслаждение. "I know what pleasure is," cried Dorian Gray. "It is to adore someone." -- Я теперь знаю, что такое наслаждение, -воскликнул Дориан Грей.-- Это -- обожать кого-нибудь . "That is certainly better than being adored," he answered, toying with some fruits. "Being adored is a nuisance. -- Конечно, лучше обожать, чем быть предметом обожания, -- отозвался лорд Г енри, выбирая себе фрукты.-- Терпеть чье-то обожание -- это скучно и тягостно. Women treat us just as Humanity treats its gods. They worship us, and are always bothering us to do something for them." Женщины относятся к нам, мужчинам, так же, как человечество -- к своим богам: они нам поклоняются -- и надоедают, постоянно требуя чегото. "I should have said that whatever they ask for they had first given to us," murmured the lad, gravely. "They create Love in our natures. They have a right to demand it back." -- Помоему, они требуют лишь того, что первые дарят нам, -- сказал Дориан тихо и серьезно.-- Они пробуждают в нас Любовь и вправе ждать ее от нас. "That is quite true, Dorian," cried Hallward. -- Вот это совершенно верно, Дориан! -воскликнул Холлуорд. "Nothing is ever quite true," said Lord Henry. -- Есть ли что абсолютно верное на свете? -возразил лорд Генри. "This is," interrupted Dorian. "You must admit, Harry, that women give to men the very gold of their lives." -- Да, есть, Гарри, -- сказал Дориан Грей.-- Вы же не станете отрицать, что женщины отдают мужчинам самое драгоценное в жизни. "Possibly," he sighed, "but they invariably want it back in such very small change. -- Возможно, -- согласился лорд Генри со вздохом.-- Но они неизменно требуют его обратно -- и все самой мелкой монетой. That is the worry. В том-то и горе! Women, as some witty Frenchman once put it, inspire us with the desire to do masterpieces, and always prevent us from carrying them out." Как сказал один остроумный француз, женщины вдохновляют нас на великие дела, но вечно мешают нам их творить. "Harry, you are dreadful! -- Гарри, вы несносный циник. I don't know why I like you so much." Право, не понимаю, за что я вас так люблю! "You will always like me, Dorian," he replied. .-- Вы всегда будете меня любить, Дориан... "Will you have some coffee, you fellows?-Waiter, bring coffee, and fine-champagne, and some cigarettes. Кофе хотите, друзья?.. Принесите нам кофе, коньяк и папиросы... No: don't mind the cigarettes; I have some. Впрочем, папирос не нужно: у меня есть. Basil, I can't allow you to smoke cigars. You must have a cigarette. Бэзил, я не дам тебе курить сигары, возьми папиросу! A cigarette is the perfect type of a perfect pleasure. It is exquisite, and it leaves one unsatisfied. Папиросы -- это совершеннейший вид высшего наслаждения, тонкого и острого, но оставляющего нас неудовлетворенными. What more can one want? Чего еще желать?.. Yes, Dorian, you will always be fond of me. Да, Дориан, вы всегда будете любить меня. I represent to you all the sins you have never had the courage to commit." В ваших глазах я -- воплощение всех грехов, которые у вас не хватает смелости совершить. "What nonsense you talk, Harry!" cried the lad, taking a light from a fire-breathing silver dragon that the waiter had placed on the table. "Let us go down to the theatre. -- Вздор вы говорите, Гарри! -- воскликнул молодой человек, зажигая папиросу от серебряного огнедышащего дракона, которого лакей поставил на стол.-- Едемтека лучше в театр. When Sibyl comes on the stage you will have a new ideal of life. Когда вы увидите Сибилу на сцене, жизнь представится вам совсем иной. She will represent something to you that you have never known." Она откроет вам нечто такое, чего вы не знали до сих пор. "I have known everything," said Lord Henry, with a tired look in his eyes, "but I am always ready for a new emotion. I am afraid, however, that, for me at any rate, there is no such thing. -- Я все изведал и узнал, -- возразил лорд Г енри, и глаза его приняли усталое выражение.-- Я всегда рад новым впечатлениям, боюсь, однако, что мне уже их ждать нечего. Still, your wonderful girl may thrill me. Впрочем, быть может, ваша чудодевушка и расшевелит меня. I love acting. It is so much more real than life. Я люблю сцену, на ней все гораздо правдивее, чем в жизни. Let us go. Едем! Dorian, you will come with me. Дориан, вы со мной. I am so sorry, Basil, but there is only room for two in the brougham. Мне очень жаль, Бэзил, что в моем кабриолете могут поместиться только двое. You must follow us in a hansom." Вам придется ехать за нами в кебе. They got up and put on their coats, sipping their coffee standing. Они встали изза стола и, надев пальто, допили кофе стоя. The painter was silent and preoccupied. There was a gloom over him. Художник был молчалив и рассеян, им овладело уныние. He could not bear this marriage, and yet it seemed to him to be better than many other things that might have happened. Не по душе ему был этот брак, хотя он понимал, что с Дорианом могло случиться многое похуже. After a few minutes, they all passed downstairs. Через несколько минут все трое сошли вниз. He drove off by himself, as had been arranged, and watched the flashing lights of the little brougham in front of him. Как было решено, Холлуорд ехал один за экипажем лорда Генри. A strange sense of loss came over him. Глядя на мерцавшие впереди фонари, он испытывал новое чувство утраты. He felt that Dorian Gray would never again be to him all that he had been in the past. Он понимал, что никогда больше Дориан Г рей не будет для него тем, чем был. Life had come between them.... Жизнь встала между ними... His eyes darkened, and the crowded, flaring streets became blurred to his eyes. Глаза Холлуорда затуманились, и ярко освещенные людные улвцы расплывались перед ним мутными пятнами. When the cab drew up at the theatre, it seemed to him that he had grown years older. К тому времени, когда кеб подкатил к театру, художнику уже казалось, что он сегодня постарел на много лет. CHAPTER VII ГЛАВА VII For some reason or other, the house was crowded that night, and the fat Jew manager who met them at the door was beaming from ear to ear with an oily, tremulous smile. В этот вечер театр почему-то был полон, и толстый директор, встретивший Дориана и его друзей у входа, сиял и ухмылялся до ушей приторной, заискивающей улыбкой. He escorted them to their box with a sort of pompous humility, waving his fat jewelled hands, and talking at the top of his voice. Он проводил их в ложу весьма торжественно и подобострастно, жестикулируя пухлыми руками в перстнях и разглагольствуя во весь голос. Dorian Gray loathed him more than ever. He felt as if he had come to look for Miranda and had been met by Caliban. Дориан наблюдал за ним с еще большим отвращением, чем всегда, испытывая чувства влюбленного, который пришел за Мирандой, а наткнулся на Калибана. Lord Henry, upon the other hand, rather liked him. Зато лорду Генри еврей, видимо, понравился. At least he declared he did, and insisted on shaking him by the hand, and assuring him that he was proud to meet a man who had discovered a real genius and gone bankrupt over a poet. Так он, во всяком случае, объявил и непременно захотел пожать ему руку, уверив его, что гордится знакомством с человеком, который открыл подлинный талант и разорился изза любви к поэту. Hallward amused himself with watching the faces in the pit. Холлуорд рассматривал публику партера. The heat was terribly oppressive, and the huge sunlight flamed like a monstrous dahlia with petals of yellow fire. Жара стояла удушающая, и большая люстра пылала, как гигантский георгин с огненными лепестками. The youths in the gallery had taken off their coats and waistcoats and hung them over the side. На галерке молодые люди, сняв пиджаки и жилеты, развесили их на барьере. They talked to each other across the theatre, and shared their oranges with the tawdry girls who sat beside them. Они переговаривались через весь зал и угощали апельсинами безвкусно разодетых девиц, сидевших с ними рядом. Some women were laughing in the pit. В партере громко хохотали какие-то женщины. Their voices were horribly shrill and discordant. Их визгливые голоса резали слух. The sound of the popping of corks came from the bar. Из буфета доносилось щелканье пробок. "What a place to find one's divinity in!" said Lord Henry. -- Ив таком месте вы нашли свое божество! -сказал лорд Генри. "Yes!" answered Dorian Gray. "It was here I found her, and she is divine beyond all living things. -- Да, -- отозвался Дориан Грей.-- Здесь я нашел ее, богиню среди простых смертных. When she acts you will forget everything. Когда она играет, забываешь все на свете. These common, rough people, with their coarse faces and brutal gestures, become quite different when she is on the stage. Это неотесанное простонародье, люди с грубыми лицами и вульгарными манерами, совершенно преображаются, когда она на сцене. They sit silently and watch her. Они сидят, затаив дыхание, и смотрят на нее. They weep and laugh as she wills them to do. Они плачут и смеются по ее воле. She makes them as responsive as a violin. She spiritualises them, and one feels that they are of the same flesh and blood as one's self." Она делает их чуткими, как скрипка, она их одухотворяет, и тогда я чувствую -- это люди из той же плоти и крови, что и я. "The same flesh and blood as one's self! -- Из той же плоти и крови? Oh, I hope not!" exclaimed Lord Henry, who was scanning the occupants of the gallery through his opera-glass. Ну, надеюсь, что нет! -- воскликнул лорд Генри, разглядывавший в бинокль публику на галерке. "Don't pay any attention to him, Dorian," said the painter. "I understand what you mean, and I believe in this girl. -- Не слушайте его, Дориан, -- сказал художник.--Я понимаю, что вы хотите сказать, и верю в эту девушку. Anyone you love must be marvellous, and any girl that has the effect you describe must be fine and noble. Если вы ее полюбили, значит, она хороша. И, конечно, девушка, которая так влияет на людей, обладает душой прекрасной и возвышенной. To spiritualise one's age-that is something worth doing. Облагораживать свое поколение -- это немалая заслуга. If this girl can give a soul to those who have lived without one, if she can create the sense of beauty in people whose lives have been sordid and ugly, if she can strip them of their selfishness and lend them tears for sorrows that are not their own, she is worthy of all your adoration, worthy of the adoration of the world. Если ваша избранница способна вдохнуть душу в тех, кто до сих пор существовал без души, если она будит любовь к прекрасному в людях, чья жизнь грязна и безобразна, заставляет их отрешиться от эгоизма и проливать слезы сострадания к чужому горю, -- она достойна вашей любви, и мир должен преклоняться перед ней. This marriage is quite right. Хорошо, что вы женитесь на ней. I did not think so at first, but I admit it now. Я раньше был другого мнения, но теперь вижу, что это хорошо. The gods made Sibyl Vane for you. Сибилу Вэйн боги создали для вас. Without her you would have been incomplete." Без нее жизнь ваша была бы неполна. "Thanks, Basil," answered Dorian Gray, pressing his hand. "I knew that you would understand me. -- Спасибо, Бэзил, -- сказал Дориан Грей, пожимая ему руку.-- Я знал, что вы меня поймете. Harry is so cynical, he terrifies me. А Гарри просто в ужас меня приводит своим цинизмом... But here is the orchestra. Ага, вот и оркестр! It is quite dreadful, but it only lasts for about five minutes. Он прескверный, но играет только каких-нибудь пять минут. Then the curtain rises, and you will see the girl to whom I am going to give all my life, to whom I have given everything that is good in me." Потом поднимется занавес, и вы увидите ту, которой я отдам всю жизнь, которой я уже отдал лучшее, что есть во мне. A quarter of an hour afterwards, amidst an extraordinary turmoil of applause, Sibyl Vane stepped on to the stage. Через четверть часа на сцену под гром рукоплесканий вышла Сибила Вэйн. Yes, she was certainly lovely to look at-one of the loveliest creatures, Lord Henry thought, that he had ever seen. Ею и в самом деле можно было залюбоваться, и даже лорд Генри сказал себе, что никогда еще не видывал девушки очаровательнее. There was something of the fawn in her shy grace and startled eyes. В ее застенчивой грации и робком выражении глаз было чтото, напоминавшее молодую лань. A faint blush, like the shadow of a rose in a mirror of silver, came to her cheeks as she glanced at the crowded, enthusiastic house. Когда она увидела переполнявшую зал восторженную толпу, на щеках ее вспыхнул легкий румянец, как тень розы в серебряном зеркале. She stepped back a few paces, and her lips seemed to tremble. Она отступила на несколько шагов, и губы ее дрогнули. Basil Hallward leaped to his feet and began to applaud. Бэзил Холлуорд вскочил и стал аплодировать. Motionless, and as one in a dream, sat Dorian Gray, gazing at her. Дориан сидел неподвижно, как во сне, и не сводил с нее глаз. Lord Henry peered through his glasses, murmuring, А лорд Генри все смотрел в бинокль и бормотал: "Charming! charming!" "Прелесть! Прелесть!" The scene was the hall of Capulet's house, and Romeo in his pilgrim's dress had entered with Mercutio and his other friends. Сцена представляла зал в доме Капулетти. Вошел Ромео в одежде монаха, с ним Меркуцио и еще несколько приятелей. The band, such as it was, struck up a few bars of music, and the dance began. Снова заиграл скверный оркестр, и начались танцы. Through the crowd of ungainly, shabbily-dressed actors, Sibyl Vane moved like a creature from a finer world. В толпе неуклюжих и убого одетых актеров Сибила Вэйн казалась существом из другого, высшего мира. Her body swayed, while she danced, as a plant sways in the water. Когда она танцевала, стан ее покачивался, как тростник над водой. The curves of her throat were the curves of a white lily. Her hands seemed to be made of cool ivory. Шея изгибом напоминала белоснежную лилию, а руки были словно выточены из слоновой кости. Yet she was curiously listless. Однако она оставалась до странности безучастной. She showed no sign of joy when her eyes rested on Romeo. Лицо ее не выразило никакой радости, когда она увидела Ромео. The few words she had to speak- И первые слова Джульетты: Good pilgrim, you do wrong your hand too much, Which mannerly devotion shows in this; For saints have hands that pilgrims' hands do touch, And palm to palm is holy palmers' kiss- with the brief dialogue that follows, were spoken in a thoroughly artificial manner. Любезный пилигрим, ты строг чрезмерно К своей руке: лишь благочестье в ней. Есть руки у святых: их может, верно, Коснуться пилигрим рукой своей как и последовавшие за ними реплики во время короткого диалога, прозвучали фальшиво. Голос был дивный, но интонации совершенно неверные. The voice was exquisite, but from the point of view of tone it was absolutely false. It was wrong in colour. It took away all the life from the verse. It made the passion unreal. И этот неверно взятый тон делал стихи неживыми, выраженное в них чувство -неискренним. Dorian Gray grew pale as he watched her. Дориан Грей смотрел, слушал -- и лицо его становилось все бледнее. He was puzzled and anxious. Он был поражен, встревожен. Neither of his friends dared to say anything to him. Ни лорд Г енри, ни Холлуорд не решались заговорить с ним. She seemed to them to be absolutely incompetent. They were horribly disappointed. Сибила Вэйн казалась им совершенно бездарной, и они были крайне разочарованы. Yet they felt that the true test of any Juliet is the balcony scene of the second act. They waited for that. Понимая, однако, что подлинный пробный камень для всякой актрисы, играющей Джульетту, -- это сцена на балконе во втором акте, они выжидали. If she failed there, there was nothing in her. Если Сибиле и эта сцена не удастся, значит, у нее нет даже искры таланта. She looked charming as she came out in the moonlight. That could not be denied. Она была обворожительно хороша, когда появилась на балконе в лунном свете, -- этого нельзя было отрицать. But the staginess of her acting was unbearable, and grew worse as she went on. Но игра ее была нестерпимо театральна -- и чем дальше, тем хуже. Her gestures became absurdly artificial. She over-emphasised everything that she had to say. Жесты были искусственны до нелепости, произносила она все с преувеличенным пафосом. The beautiful passage- Великолепный монолог: Thou knowest the mask of night is on my face, Else would a maiden blush bepaint my cheek For that which thou hast heard me speak to-night- was declaimed with the painful precision of a schoolgirl who has been taught to recite by some second-rate professor of elocution. Мое лицо под маской ночи скрыто, Но все оно пылает от стыда За то, что ты подслушал нынче ночью, -- она произнесла с неуклюжей старательностью ученицы, обученной каким-нибудь второразрядным учителем декламации. When she leaned over the balcony and came to those wonderful lines- А когда, наклонясь через перила балкона, дошла до следующих дивных строк: Although I joy in thee, I have no joy of this contract to-night: It is too rash, too unadvised, too sudden; Too like the lightning, which doth cease to be Ere one can say, Нет, не клянись. Хоть радость ты моя, Но сговор наш ночной мне не на радость. Он слишком скор, внезапен, необдуман, Как молния, что исчезает раньше, Чем скажем мы: "It lightens." "Вот молния!" Sweet, good-night! О милый, Спокойной ночи! This bud of love by summer's ripening breath May prove a beauteous flower when next we meet- she spoke the words as though they conveyed no meaning to her. Пусть росток любви В дыханье теплом лета расцветет Цветком прекрасным в миг, когда мы снова Увидимся...-- она проговорила их так механически, словно смысл их не дошел до нее. It was not nervousness. Этого нельзя было объяснить нервным волнением. Indeed, so far from being nervous, she was absolutely self-contained. Напротив, Сибила, казалось, вполне владела собой. It was simply bad art. Это была попросту очень плохая игра. She was a complete failure. Видимо, актриса была совершенно бездарна. Even the common, uneducated audience of the pit and gallery lost their interest in the play. Даже некультурная публика задних рядов и галерки утратила всякий интерес к тому, что происходило на сцене. They got restless, and began to talk loudly and to whistle. Все зашумели, заговорили громко, послышались даже свистки. The Jew manager, who was standing at the back of the dress-circle, stamped and swore with rage. Еврейантрепренер, стоявший за скамьями балкона, топал ногами и яростно бранился. The only person unmoved was the girl herself. И только девушка на сцене оставалась ко всему безучастна. When the second act was over there came a storm of hisses, and Lord Henry got up from his chair and put on his coat. Когда окончилось второе действие, в зале поднялась буря шиканья. Лорд Генри встал и надел пальто. "She is quite beautiful, Dorian," he said, "but she can't act. -- Она очень красива, Дориан, -- сказал он.-- Но играть не умеет. Let us go." Пойдемте! "I am going to see the play through," answered the lad, in a hard, bitter voice. "I am awfully sorry that I have made you waste an evening, Harry. -- Нет, я досижу до конца, -- возразил Дориан резко и с горечью.-- Мне очень совестно, что вы изза меня потеряли вечер, Гарри. I apologise to you both." Прошу прощения у вас обоих. "My dear Dorian, I should think Miss Vane was ill," interrupted Hallward. "We will come some other night." -- Дорогой мой, мисс Вэйн, наверное, сегодня нездорова, -- перебил его Холлу орд.-- Мы придем как-нибудь в другой раз. "I wish she were ill," he rejoined. "But she seems to me to be simply callous and cold. -- Хотел бы я думать, что она больна, -- возразил Дориан.-- Но вижу, что она просто холодна и бездушна. She has entirely altered. Она совершенно изменилась. Last night she was a great artist. Вчера еще она была великой артисткой. This evening she is merely a commonplace, mediocre actress." А сегодня -- только самая заурядная средняя актриса. "Don't talk like that about anyone you love, Dorian. -- Не надо так говорить о любимой женщине, Дориан. Love is a more wonderful thing than Art." Любовь выше искусства. "They are both simply forms of imitation," remarked Lord Henry. "But do let us go. -- И любовь и искусство -- только формы подражания, -- сказал лорд Генри.-- Ну, пойдемте, Бэзил. Dorian, you must not stay here any longer. И вам, Дориан, тоже де советую здесь оставаться. It is not good for one's morals to see bad acting. Смотреть плохую игру вредно для души... Besides, I don't suppose you will want your wife to act. So what does it matter if she plays Juliet like a wooden doll? Наконец, вряд ли вы захотите, чтобы ваша жена оставалась актрисой, -- так не все ли вам равно, что она играет Джульетту, как деревянная кукла? She is very lovely, and if she knows as little about life as she does about acting, she will be a delightful experience. Она очень мила. И если в жизни она понимает так же мало, как в искусстве, то более близкое знакомство с ней доставит вам много удовольствия. There are only two kinds of people who are really fascinating-people who know absolutely everything, and people who know absolutely nothing. Только два сорта людей понастоящему интересны -- те, кто знает о жизни все решительно, и те, кт© ничего о ней не знает... Good heavens, my dear boy, don't look so tragic! Ради бога, дорогой мой мальчик, не принимайте этого так трагично! The secret of remaining young is never to have an emotion that is unbecoming. Секрет сохранения молодости в том, чтобы избегать волнений, от которых дурнеешь. Come to the club with Basil and myself. Поедемтека со мной и Бэзилом в клуб! We will smoke cigarettes and drink to the beauty of Sibyl Vane. Мы будем курить и пить за Сибилу Вэйн. She is beautiful. Она красавица. What more can you want?" Чего вам еще? "Go away, Harry," cried the lad. "I want to be alone. -- Уходите, Гарри, -- крикнул Дориан.-- Я хочу побыть один. Basil, you must go. Бэзил, и вы уходите. Ah! can't you see that my heart is breaking?" Неужели вы не видите, что у меня сердце разрывается на части? The hot tears came to his eyes. К глазам его подступили горячие слезы, губы дрожали. His lips trembled, and, rushing to the back of the box, he leaned up against the wall, hiding his face in his hands. Отойдя в глубь ложи, он прислонился к стене и закрыл лицо руками. "Let us go, Basil," said Lord Henry, with a strange tenderness in his voice; and the two young men passed out together. -- Пойдем, Бэзил, -- промолвил лорд Генри с неожиданной для него теплотой. И оба вышли из ложи. A few moments afterwards the footlights flared up, and the curtain rose on the third act. Через несколько минут снова вспыхнули огни рампы, занавес поднялся, и началось третье действие. Dorian Gray went back to his seat. Дориан Грей вернулся на свое место. He looked pale, and proud, and indifferent. Он был бледен, и на лице его застыло выражение высокомерного равнодушия. The play dragged on, and seemed interminable. Спектакль продолжался; казалось, ему не будет конца. Half of the audience went out, tramping in heavy boots, and laughing. Зал наполовину опустел, люди уходили, стуча тяжелыми башмаками и пересмеиваясь. The whole thing was a fiasco. Провал был полный. The last act was played to almost empty benches. Последнее действие шло почти при пустом зале. The curtain went down on a titter, and some groans. Наконец занавес опустился под хихиканье и громкий ропот. As soon as it was over, Dorian Gray rushed behind the scenes into the greenroom. Как только окончился спектакль, Дориан Грей помчался за кулисы. The girl was standing there alone, with a look of triumph on her face. Her eyes were lit with an exquisite fire. There was a radiance about her. Сибила стояла одна в своей уборной. Лицо ее светилось торжеством, глаза ярко блестели, от нее словно исходило сияние. Her parted lips were smiling over some secret of their own. Полуоткрытые губы улыбались какой-то одной ей ведомой тайне. When he entered, she looked at him, and an expression of infinite joy came over her. Когда вошел Дориан Грей, она посмотрела на него с невыразимой радостью и воскликнула: "How badly I acted to-night, Dorian!" she cried. -- Как скверно я сегодня играла, Дориан! "Horribly!" he answered, gazing at her in amazement-"horribly! It was dreadful. -- Ужасно! -- подтвердил он, глядя на нее в полном недоумении.-- Отвратительно! Are you ill? Вы не больны? You have no idea what it was. You have no idea what I suffered." Вы и представить себе не можете, как это было ужасно и как я страдал! The girl smiled. Девушка все улыбалась. "Dorian," she answered, lingering over his name with long-drawn music in her voice, as though it were sweeter than honey to the red petals of her mouth-"Dorian, you should have understood. -- Дориан.-- Она произнесла его имя певуче и протяжно, упиваясь им, словно оно было слаще меда для алых лепестков ее губ.-- Дориан, как же вы не поняли? But you understand now, don't you?" Но сейчас вы уже понимаете, да? "Understand what?" he asked, angrily. -- Что тут понимать? -- спросил он с раздражением. "Why I was so bad to-night. -- Да то, почему я так плохо играла сегодня... Why I shall always be bad. И всегда буду плохо играть. Why I shall never act well again." Никогда больше не смогу играть так, как прежде. He shrugged his shoulders. Дориан пожал плечами. "You are ill, I suppose. -- Вы, должно быть, заболели. When you are ill you shouldn't act. Вам не следовало играть, если вы нездоровы. You make yourself ridiculous. Ведь вы становитесь посмешищем. My friends were bored. Моим друзьям было нестерпимо скучно. I was bored." Да и мне тоже. She seemed not to listen to him. Сибила, казалось, не слушала его. She was transfigured with joy. An ecstasy of happiness dominated her. Она была в каком-то экстазе счастья, совершенно преобразившем ее. "Dorian, Dorian," she cried, "before I knew you, acting was the one reality of my life. It was only in the theatre that I lived. -- Дориан, Дориан! -- воскликнула она.-- Пока я вас не знала, я жила только на сцене. I thought that it was all true. Мне казалось, что это -- моя настоящая жизнь. I was Rosalind one night, and Portia the other. Один вечер я была Розалиндой, другой -Порцией. The joy of Beatrice was my joy, and the sorrows of Cordelia were mine also. Радость Беатриче была моей радостью, и страдания Корделии -- моими страданиями. I believed in everything. Я верила всему. The common people who acted with me seemed to me to be godlike. Те жалкие актеры, что играли со мной, казались мне божественными, размалеванные кулисы составляли мой мир. The painted scenes were my world. Я жила среди призраков и считала их живыми людьми. I knew nothing but shadows, and I thought them real. Но ты пришел, любимый, и освободил мою душу из плена. You came-oh, my beautiful love!-and you freed my soul from prison. Ты показал мне настоящую жизнь. You taught me what reality really is. И сегодня у меня словно открылись глаза. To-night, for the first time in my life, I saw through the hollowness, the sham, the silliness of the empty pageant in which I had always played. Я увидела всю мишурность, фальшь и нелепость той бутафории, которая меня окружает на сцене. To-night, for the first time, I became conscious that the Romeo was hideous, and old, and painted, that the moonlight in the orchard was false, that the scenery was vulgar, and that the words I had to speak were unreal, were not my words, were not what I wanted to say. Сегодня вечером я впервые увидела, что Ромео стар, безобразен, накрашен, что лунный свет в саду не настоящий и сад этот -- не сад, а убогие декорации. И слова, которые я произносила, были не настоящие, не мои слова, не то, что мне хотелось бы говорить. You had brought me something higher, something of which all art is but a reflection. Благодаря тебе я узнала то, что выше искусства. You had made me understand what love really is. Я узнала любовь настоящую. My love! my love! Искусство -- только ее бледное отражение. Prince Charming! Prince of life! О радость моя, мой Прекрасный Принц! I have grown sick of shadows. Мне надоело жить среди теней. You are more to me than all art can ever be. Ты мне дороже, чем все искусство мира. What have I to do with the puppets of a play? Что мне эти марионетки, которые окружают меня на сцене? When I came on to-night, I could not understand how it was that everything had gone from me. Когда я сегодня пришла в театр, я просто удивилась: все сразу стало мне таким чужим! I thought that I was going to be wonderful. I found that I could do nothing. Думала, что буду играть чудесно, -- а оказалось, что ничего у меня не выходит. Suddenly it dawned on my soul what it all meant. The knowledge was exquisite to me. И вдруг я душой поняла, отчего это так, и мне стало радостно. I heard them hissing, and I smiled. Я слышала в зале шиканье -- и только улыбалась. What could they know of love such as ours? Что они знают о такой любви, как наша? Take me away, Dorian-take me away with you, where we can be quite alone. Возьми меня отсюда, Дориан, уведи меня туда, где мы будем совсем одни. I hate the stage. Я теперь ненавижу театр. I might mimic a passion that I do not feel, but I cannot mimic one that burns me like fire. Я могла изображать на сцене любовь, которой не знала, по не могу делать это теперь, когда любовь сжигает меня, как огонь. Oh, Dorian, Dorian, you understand now what it signifies? Ах, Дориан, Дориан, ты меня понимаешь? Even if I could do it, it would be profanation for me to play at being in love. Ведь мне сейчас играть влюбленную -- это профанация! You have made me see that." Благодаря тебе я теперь это знаю. He flung himself down on the sofa, and turned away his face. Дориан порывистым движением отвернулся от Сибилы и сел на диван. "You have killed my love," he muttered. -- Вы убили мою любовь, -- пробормотал он, не поднимая глаз. She looked at him in wonder, and laughed. Сибила удивленно посмотрела на него и рассмеялась. He made no answer. Дориан молчал. She came across to him, and with her little fingers stroked his hair. Она подошла к нему и легко, одними пальчиками коснулась его волос. She knelt down and pressed his hands to her lips. Потом стала на колени и прильнула губами к его рукам. He drew them away, and a shudder ran through him. Но Дориан вздрогнул, отдернул руки. Then he leaped up, and went to the door. Потом, вскочив с дивана, шагнул к двери. "Yes," he cried, "you have killed my love. -- Да, да, -- крикнул он, -- вы убили мою любовь! You used to stir my imagination. Now you don't even stir my curiosity. Раньше вы волновали мое воображение, -- теперь вы не вызываете во мне никакого интереса. You simply produce no effect. Вы мне просто безразличны. I loved you because you were marvellous, because you had genius and intellect, because you realised the dreams of great poets and gave shape and substance to the shadows of art. Я вас полюбил, потому что вы играли чудесно, потому что я видел в вас талант, потому что вы воплощали в жизнь мечты великих поэтов, облекали в живую, реальную форму бесплотные образы искусства. You have thrown it all away. А теперь все это кончено. You are shallow and stupid. Вы оказались только пустой и ограниченной женщиной. My God! how mad I was to love you! Боже, как я был глуп!.. What a fool I have been! Каким безумием была моя любовь к вам! You are nothing to me now. Сейчас вы для меня ничто. I will never see you again. Я не хочу вас больше видеть. I will never think of you. I will never mention your name. Я никогда и не вспомню о вас, имени вашего не произнесу. You don't know what you were to me, once. Если бы вы могли понять, чем вы были для меня... Why, once.... О господи, да я... Oh, I can't bear to think of it! Нет, об этом и думать больно. I wish I had never laid eyes upon you! Лучше бы я вас никогда не знал! You have spoiled the romance of my life. Вы испортили самое прекрасное в моей жизни. How little you can know of love, if you say it mars your art! Как мало вы знаете о любви, если можете говорить, что она убила в вас артистку! Without your art you are nothing. Да ведь без вашего искусства вы -- ничто! I would have made you famous, splendid, magnificent. Я хотел сделать вас великой, знаменитой. The world would have worshipped you, and you would have borne my name. Весь мир преклонился бы перед вами, и вы носили бы мое имя. What are you now? А что вы теперь? A third-rate actress with a pretty face." Третьеразрядная актриса с хорошеньким личиком. The girl grew white, and trembled. Сибила побледнела и вся дрожала. She clenched her hands together, and her voice seemed to catch in her throat. Сжав руки, она прошептала с трудом, словно слова застревали у нее в горле: "You are not serious, Dorian?" she murmured. -- Вы ведь не серьезно это говорите, Дориан? "You are acting." Вы словно играете. "Acting! -- Играю? I leave that to you. You do it so well," he answered bitterly. Нет, играть я предоставляю вам, -- вы это делаете так хорошо! -- едко возразил Дориан. She rose from her knees, and, with a piteous expression of pain in her face, came across the room to him. She put her hand upon his arm, and looked into his eyes. Девушка поднялась с колен и подошла к нему. С трогательным выражением душевной муки она положила ему руку на плечо и заглянула в глаза. He thrust her back. Но Дориан оттолкнул ее и крикнул: "Don't touch me!" he cried. -- Не трогайте меня! A low moan broke from her, and she flung herself at his feet, and lay there like a trampled flower. У Сибилы вырвался глухой стон, и она упала к его ногам. Как затоптанный цветок, лежала она на полу. "Dorian, Dorian, don't leave me!" she whispered. "I am so sorry I didn't act well. -- Дориан, Дориан, не покидайте меня! -- шептала она с мольбой.-- Я так жалею, что плохо играла сегодня. I was thinking of you all the time. Это оттого, что я все время думала о вас. But I will try-indeed, I will try. Я попробую опять... Да, да, я постараюсь... It came so suddenly across me, my love for you. Любовь пришла так неожиданно. I think I should never have known it if you had not kissed me-if we had not kissed each other. Я, наверное, этого и не знала бы, если бы вы меня не поцеловали... если бы мы не поцеловались тогда... Kiss me again, my love. Поцелуй меня еще раз, любимый! Don't go away from me. I couldn't bear it. Не уходи, я этого не переживу... Oh! don't go away from me. Не бросай меня! My brother.... Мой брат... No; never mind. He didn't mean it. He was in jest.... Нет, нет, он этого не думал, он просто пошутил... But you, oh! can't you forgive me for to-night? Ох, неужели ты не можешь меня простить? I will work so hard, and try to improve. Я буду работать изо всех сил и постараюсь играть лучше. Don't be cruel to me because I love you better than anything in the world. Не будь ко мне жесток, я люблю тебя больше всего на свете. After all, it is only once that I have not pleased you. Ведь я только раз не угодила тебе. But you are quite right, Dorian. I should have shown myself more of an artist. Ты, конечно, прав, Дориан, -- мне не следовало забывать, что я артистка... It was foolish of me; and yet I couldn't help it. Это было глупо, но я ничего не могла с собой поделать. Oh, don't leave me, don't leave me." Не покидай меня, Дориан, не уходи!.. A fit of passionate sobbing choked her. She crouched on the floor like a wounded thing, and Dorian Gray, with his beautiful eyes, looked down at her, and his chiselled lips curled in exquisite disdain. Захлебываясь бурными слезами, она корчилась на полу, как раненое животное, а Дориан Грей смотрел на нее сверху с усмешкой высокомерного презрения на красиво очерченных губах. There is always something ridiculous about the emotions of people whom one has ceased to love. В страданиях тех, кого разлюбили, всегда есть что-то смешное. Sibyl Vane seemed to him to be absurdly melodramatic. Her tears and sobs annoyed him. И слова и слезы Сибилы казались Дориану нелепомелодраматичными и только раздражали его. "I am going," he said at last, in his calm, clear voice. "I don't wish to be unkind, but I can't see you again. -- Ну, я ухожу, -- сказал он наконец спокойно и громко.-- Не хотел бы я быть бессердечным, но я не могу больше встречаться с вами. You have disappointed me." Вы меня разочаровали. She wept silently, and made no answer, but crept nearer. Сибила тихо плакала и ничего не отвечала, но подползла ближе. Her little hands stretched blindly out, and appeared to be seeking for him. Она, как слепая, протянула вперед руки, словно ища его. He turned on his heel, and left the room. Но он отвернулся и вышел. In a few moments he was out of the theatre. Через несколько минут он был уже на улице. Where he went to he hardly knew. Он шел, едва сознавая, куда идет. He remembered wandering through dimly-lit streets, past gaunt black-shadowed archways and evil-looking houses. Смутно вспоминалось ему потом, что он бродил по каким-то плохо освещенным улицам мимо домов зловещего вида, под высокими арками, где царила черная тьма. Women with hoarse voices and harsh laughter had called after him. Женщины с резким смехом хриплыми голосами зазывали его. Drunkards had reeled by cursing, and chattering to themselves like monstrous apes. Шатаясь, брели пьяные, похожие на больших обезьян, бормоча чтото про себя или грубо ругаясь. He had seen grotesque children huddled upon doorsteps, and heard shrieks and oaths from gloomy courts. Дориан видел жалких, заморенных детей, прикорнувших на порогах домов, слышал пронзительные крики и брань, доносившиеся из мрачных дворов. As the dawn was just breaking he found himself close to Covent Garden. На рассвете он очутился вблизи КовентГардена. The darkness lifted, and, flushed with faint fires, the sky hollowed itself into a perfect pearl. Мрак рассеялся, и пронизанное бледными огнями небо сияло над землей, как чудесная жемчужина. Huge carts filled with nodding lilies rumbled slowly down the polished empty street. По словно отполированным мостовым еще безлюдных улиц медленно громыхали большие телеги, полные лилий, покачивавшихся на длинных стеблях. The air was heavy with the perfume of the flowers, and their beauty seemed to bring him an anodyne for his pain. Воздух был напоен ароматом этих цветов. Прелесть их утоляла душевную муку Дориана. He followed into the market, and watched the men unloading their waggons. Шагая за возами, он забрел на рынок. Стоял и смотрел, как их разгружали. A white-smocked carter offered him some cherries. Один возчик в белом балахоне предложил ему вишен. He thanked him, and wondered why he refused to accept any money for them, and began to eat them listlessly. Дориан поблагодарил и стал рассеянно есть их, удивляясь про себя тому, что возчик отказался взять деньги. They had been plucked at midnight, and the coldness of the moon had entered into them. Вишни были сорваны в полночь, и от них словно исходила прохлада лунного света. A long line of boys carrying crates of striped tulips, and of yellow and red roses, defiled in front of him, threading their way through the huge jade-green piles of vegetables. Мимо Дориана прошли длинной вереницей мальчики с корзинами полосатых тюльпанов и желтых и красных роз, прокладывая себе дорогу между высокими грудами нежнозеленых овощей. Under the portico, with its grey sun-bleached pillars, loitered a troop of draggled bareheaded girls, waiting for the auction to be over. Под портиком, между серыми, залитыми солнцем колоннами, слонялись простоволосые и обтрепанные девицы. Others crowded round the swinging doors of the coffee-house in the Piazza. Другая группа их теснилась у дверей кафе на Пьяцце. The heavy cart-horses slipped and stamped upon the rough stones, shaking their bells and trappings. Неповоротливые ломовые лошади спотыкались на неровной мостовой, дребезжали сбруей и колокольцами. Some of the drivers were lying asleep on a pile of sacks. Некоторые возчики спали на мешках. Iris-necked, and pink-footed, the pigeons ran about picking up seeds. Розовоногие голуби с радужными шейками суетились вокруг, клюя рассыпанное зерно. After a little while, he hailed a hansom, and drove home. Наконец Дориан кликнул извозчика и поехал домой. For a few moments he loitered upon the doorstep, looking round at the silent Square with its blank, close-shuttered windows, and its staring blinds. Минутудругую он постоял в дверях, озирая тихую площадь, окна домов, наглухо закрытые ставнями или пестрыми шторами. The sky was pure opal now, and the roofs of the houses glistened like silver against it. Небо теперь было чистейшего опалового цвета, и на его фоне крыши блестели, как серебро. From some chimney opposite a thin wreath of smoke was rising. It curled, a violet riband, through the nacre-coloured air. Из трубы соседнего дома поднималась тонкая струя дыма и лиловатой лентой вилась в перламутровом воздухе. In the huge gilt Venetian lantern, spoil of some Doge's barge, that hung from the ceiling of the great oak-panelled hall of entrance, lights were still burning from three flickering jets: thin blue petals of flame they seemed, rimmed with white fire. В большом золоченом венецианском фонаре, некогда похищенном, вероятно, с гондолы какого-нибудь дожа и висевшем теперь на потолке в просторном холле с дубовыми панелями, еще горели три газовых рожка, мерцая узкими голубыми лепестками в обрамлении белого огня. He turned them out, and, having thrown his hat and cape on the table, passed through the library towards the door of his bedroom, a large octagonal chamber on the ground floor that, in his new-born feeling for luxury, he had just had decorated for himself, and hung with some curious Renaissance tapestries that had been discovered stored in a disused attic at Selby Royal. Дориан погасил их и, бросив на столик шляпу и плащ, прошел через библиотеку к двери в спальню, большую осьмиугольную комнату в первом этаже, которую он, в своем новом увлечении роскошью, недавно отделал заново и увешал стены редкими гобеленами времен Ренессанса, найденными на чердаке его дома в Селби. As he was turning the handle of the door, his eye fell upon the portrait Basil Hallward had painted of him. В ту минуту, когда он уже взялся аа ручку двери, взгляд его упал на портрет, написанный Бэзилом Холлуордом. He started back as if in surprise. Then he went on into his own room, looking somewhat puzzled. Дориан вздрогнул и отступил, словно чем-то пораженный, затем вошел в спальню. After he had taken the buttonhole out of his coat, he seemed to hesitate. Однако, вынув бутоньерку из петлицы, он остановился в нерешительности -- что-то его, видимо, смущало. Finally he came back, went over to the picture, and examined it. В конце концов он вернулся в библиотеку и, подойдя к своему портрету, долго всматривался в него. In the dim arrested light that struggled through the cream-coloured silk blinds, the face appeared to him to be a little changed. При слабом свете, затененном желтыми шелковыми шторами, лицо на портрете показалось ему изменившимся. The expression looked different. One would have said that there was a touch of cruelty in the mouth. Выражение было какое-то другое, -- в складке рта чувствовалась жестокость. It was certainly strange. Как странно! He turned round, and, walking to the window, drew up the blind. Отвернувшись от портрета, Дориан подошел к окну и раздвинул шторы. The bright dawn flooded the room, and swept the fantastic shadows into dusky corners, where they lay shuddering. Яркий утренний свет залил комнату и разогнал причудливые тени, прятавшиеся по сумрачным углам. But the strange expression that he had noticed in the face of the portrait seemed to linger there, to be more intensified even. Однако в лице портрета попрежнему заметна была какая-то странная перемена, она даже стала явственнее. The quivering, ardent sunlight showed him the lines of cruelty round the mouth as clearly as if he had been looking into a mirror after he had done some dreadful thing. В скользивших по полотну ярких лучах солнца складка жестокости у рта видна была так отчетливо, словно Дориан смотрелся в зеркало после какого-то совершенного им преступления. He winced, and, taking up from the table an oval glass framed in ivory Cupids, one of Lord Henry's many presents to him, glanced hurriedly into its polished depths. Он вздрогнул и, торопливо взяв со стола овальное ручное зеркало в украшенной купидонами рамке слоновой кости (один из многочисленных подарков лорда Г енри), погляделся в него. No line like that warped his red lips. Нет, его алые губы не безобразила такая складка, как на портрете. What did it mean? Что же это могло значить? He rubbed his eyes, and came close to the picture, and examined it again. Дориан протер глаза и, подойдя к портрету вплотную, снова стал внимательно рассматривать его. There were no signs of any change when he looked into the actual painting, and yet there was no doubt that the whole expression had altered. Краска, несомненно, была нетронута, никаких следов подрисовки. А между тем выражение лица явно изменилось. It was not a mere fancy of his own. The thing was horribly apparent. Нет, это ему не почудилось -- страшная перемена бросалась в глаза. He threw himself into a chair, and began to think. Сев в кресло, Дориан усиленно размышлял. Suddenly there flashed across his mind what he had said in Basil Hallward's studio the day the picture had been finished. И вдруг в его памяти всплыли слова, сказанные им в мастерской Бэзила Холлуорда в тот день, когда портрет был окончен. Yes, he remembered it perfectly. Да, он их отлично г помнил. He had uttered a mad wish that he himself might remain young, and the portrait grow old; that his own beauty might be untarnished, and the face on the canvas bear the burden of his passions and his sins; that the painted image might be seared with the lines of suffering and thought, and that he might keep all the delicate bloom and loveliness of his then just conscious boyhood. Он тогда высказал безумное желание, чтобы портрет старел вместо него, а он оставался вечно молодым, чтобы его красота не поблекла, а печать страстей и пороков ложилась на лицо портрета. Да, он хотел, чтобы следы страданий и тяжких дум бороздили лишь его изображение на полотне, а сам он сохранил весь нежный цвет и прелесть своей, тогда еще впервые осознанной, юности. Surely his wish had not been fulfilled? Неужели его желание исполнилось? Such things were impossible. Нет, таких чудес не бывает! It seemed monstrous even to think of them. Страшно даже и думать об этом. And, yet, there was the picture before him, with the touch of cruelty in the mouth. А между тем -- вот перед ним его портрет со складкой жестокости у губ. Cruelty! Жестокость? Had he been cruel? Разве он поступил жестоко? It was the girl's fault, not his. Виноват во всем пе он, виновата Сибила. He had dreamed of her as a great artist, had given his love to her because he had thought her great. Он воображал ее великой артисткой и за это полюбил. Then she had disappointed him. А она его разочаровала. She had been shallow and unworthy. Она оказалась ничтожеством, недостойным его любви. And, yet, a feeling of infinite regret came over him, as he thought of her lying at his feet sobbing like a little child. He remembered with what callousness he had watched her. Однако сейчас он с безграничной жалостью вспомнил ту минуту, когда она лежала у его ног и плакала, как ребенок, вспомнил, с каким черствым равнодушием смотрел тогда на нее. Why had he been made like that? Why had such a soul been given to him? Зачем он так создан, зачем ему дана такая душа?.. But he had suffered also. Однако разве и он не страдал? During the three terrible hours that the play had lasted, he had lived centuries of pain, aeon upon aeon of torture. За те ужасные три часа, пока шел спектакль, он пережил столетия терзаний, вечность мук. His life was well worth hers. Его жизнь, уж во всяком случае, равноценна ее жизни. She had marred him for a moment, if he had wounded her for an age. Пусть он ранил Сибилу навек -- но и она на время омрачила его жизнь. Besides, women were better suited to bear sorrow than men. Притом женщины переносят горе легче, чем мужчины, так уж они создалы! They lived on their emotions. They only thought of their emotions. Они живут одними чувствами, только ими и заняты. When they took lovers, it was merely to have someone with whom they could have scenes. Они и любовников заводят лишь для того, чтобы было кому устраивать сцены. Lord Henry had told him that, and Lord Henry knew what women were. Так говорит лорд Генри, а лорд Генри знает женщин. Why should he trouble about Sibyl Vane? К чему же тревожить себя мыслями о Сибиле Вэйп? She was nothing to him now. Ведь она больше для него не существует. But the picture? Ну а портрет? What was he to say of that? Как тут быть? It held the secret of his life, and told his story. Портрет храпит тайну его жизни и может всем ее поведать. It had taught him to love his own beauty. Would it teach him to loathe his own soul? Портрет научил его любить собственную красоту, -- неужели тот же портрет заставит его возненавидеть собственную душу? Would he ever look at it again? Как ему и смотреть теперь на это полотно? No; it was merely an illusion wrought on the troubled senses. Нет, нет, все это только обман чувств, вызванный душевным смятением. The horrible night that he had passed had left phantoms behind it. Он пережил ужасную ночь -- вот ему и мерещится чтото. Suddenly there had fallen upon his brain that tiny scarlet speck that makes men mad. В мозгу его появилось то багровое пятнышко, которое делает человека безумным. The picture had not changed. It was folly to think so. Портрет ничуть не изменился, и воображать это -- просто сумасшествие. Yet it was watching him, with its beautiful marred face and its cruel smile. Но человек на портрете смотрел на него с жестокой усмешкой, портившей прекрасное лицо. Its bright hair gleamed in the early sunlight. Its blue eyes met his own. Золотистые волосы сияли в лучах утреннего солнца, голубые глаза встречались с глазами живого Дориана. A sense of infinite pity, not for himself, but for the painted image of himself, came over him. Чувство беспредельной жалости проснулось в сердце Дориана -- жалости не к себе, а к своему портрету. It had altered already, and would alter more. Человек на полотне уже изменился и будет меняться все больше! Its gold would wither into grey. Потускнеет золото кудрей и сменится сединой. Its red and white roses would die. Увянут белые и алые розы юного лица. For every sin that he committed, a stain would fleck and wreck its fairness. Каждый грех, совершенный им, Дорианом, будет ложиться пятном на портрет, портя его красоту... But he would not sin. Нет, нет, он не станет больше грешить! The picture, changed or unchanged, would be to him the visible emblem of conscience. Будет ли портрет меняться или нет, -- все равно этот портрет станет как бы его совестью. He would resist temptation. Надо отныне бороться с искушениями. He would not see Lord Henry any more-would not, at any rate, listen to those subtle poisonous theories that in Basil Hallward's garden had first stirred within him the passion for impossible things. И больше не встречаться с лордом Г енри -- или, по крайней мере, не слушать его опасных, как тонкий яд, речей, которые когда-то в саду Бэзила Холлуорда впервые пробудили в нем, Дориане, жажду невозможного. He would go back to Sibyl Vane, make her amends, marry her, try to love her again. И Дориан решил вернуться к Сибиле Вэйн, загладить свою вину. Он женится на Сибиле и постарается снова полюбить ее. Yes, it was his duty to do so. Да, это его долг. She must have suffered more than he had. Она, наверное, сильно страдала, больше, чем он. Poor child! Бедняжка! He had been selfish and cruel to her. Он поступил с ней, как бессердечный эгоист. The fascination that she had exercised over him would return. They would be happy together. Любовь вернется, они будут счастливы. His life with her would be beautiful and pure. Жизнь его с Сибилой будет чиста и прекрасна. He got up from his chair, and drew a large screen right in front of the portrait, shuddering as he glanced at it. Он встал с кресла и, с содроганием взглянув последний раз на портрет, заслонил его высоким экраном. "How horrible!" he murmured to himself, and he walked across to the window and opened it. -- Какой ужас! -- пробормотал он про себя и, подойдя к окну, распахнул его. When he stepped out on to the grass, he drew a deep breath. Он вышел в сад, на лужайку, и жадно вдохнул всей грудью свежий утренний воздух. The fresh morning air seemed to drive away all his sombre passions. He thought only of Sibyl. Казалось, ясное утро рассеяло все темные страсти, и Дориан думал теперь только о Сибиле. A faint echo of his love came back to him. В сердце своем он слышал слабый отзвук прежней любви. He repeated her name over and over again. Он без конца твердил имя возлюбленной. The birds that were singing in the dew-drenched garden seemed to be telling the flowers about her. И птицы, заливавшиеся в росистом саду, как будто рассказывали о ней цветам. CHAPTER VIII ГЛАВА VIII It was long past noon when he awoke. Когда Дориан проснулся, было далеко за полдень. His valet had crept several times on tiptoe into the room to see if he was stirring, and had wondered what made his young master sleep so late. Его слуга уже несколько раз на цыпочках входил в спальню -- посмотреть, не зашевелился ли молодой хозяин, и удивлялся тому, что он сегодня спит так долго. Finally his bell sounded, and Victor came softly in with a cup of tea, and a pile of letters, on a small tray of old S?vres china, and drew back the olive-satin curtains, with their shimmering blue lining, that hung in front of the three tall windows. Наконец из спальни раздался звонок, и Виктор, бесшумно ступая, вошел туда с чашкой чаю и целой пачкой писем на подносе старого севрского фарфора. Он раздвинул зеленые шелковые портьеры на блестящей синей подкладке, закрывавшие три высоких окна. "Monsieur has well slept this morning," he said, smiling. -- Вы сегодня хорошо выспались, мосье, -- сказал он c улыбкой. "What o'clock is it, Victor?" asked Dorian Gray, drowsily. -- А который час, Виктор? -- сонно спросил Дориан. "One hour and a quarter, Monsieur." -- Четверть второго, мосье. How late it was! He sat up, and, having sipped some tea, turned over his letters. -- Ого, как поздно! -- Дориан сел в постели и, попивая чай, стал разбирать письма. One of them was from Lord Henry, and had been brought by hand that morning. Одно было от лорда Г енри, его принес посыльный сегодня утром. He hesitated for a moment, and then put it aside. The others he opened listlessly. После минутного колебания Дориан отложил его в сторону и бегло просмотрел остальные письма. They contained the usual collection of cards, invitations to dinner, tickets for private views, programmes of charity concerts, and the like, that are showered on fashionable young men every morning during the season. Это были, как всегда, приглашения на обеды, билеты на закрытые вернисажи, программы благотворительных концертов и так далее -обычная корреспонденция, которой засыпают светского молодого человека в разгаре сезона. There was a rather heavy bill, for a chased silver Louis-Quinze toilet-set, that he had not yet had the courage to send on to his guardians, who were extremely old-fashioned people and did not realise that we live in an age when unnecessary things are our only necessities; and there were several very courteously worded communiations from Jermyn Street money-lenders offering to advance any sum of money at a moment's notice and at the most reasonable rates of interest. Был здесь и счет на довольно крупную сумму -- за туалетный прибор чеканного серебра в стиле Людовика Пятнадцатого (счет этот Дориан не решился послать своим опекунам, людям старого закала, крайне отсталым, которые не понимали, что в наш век только бесполезные вещи и необходимы человеку), было и несколько писем от ростовщиков с Джерминстрит, в весьма учтивых выражениях предлагавших ссудить какую угодно сумму по первому требованию и за самые умеренные проценты. After about ten minutes he got up, and, throwing on an elaborate dressing-gown of silk-embroidered cashmere wool, passed into the onyx-paved bathroom. Минут через десять Дориан встал и, накинув элегантный кашемировый халат, расшитый шелком, прошел в облицованную ониксом ванную комнату. The cool water refreshed him after his long sleep. После долгого сна холодная вода очень освежила его. He seemed to have forgotten all that he had gone through. Он, казалось, уже забыл обо всем, пережитом вчера. A dim sense of having taken part in some strange tragedy came to him once or twice, but there was the unreality of a dream about it. Только раздругой мелькнуло воспоминание, что он был участником какой-то необычайной драмы, но вспоминалось это смутно, как сон. As soon as he was dressed, he went into the library and sat down to a light French breakfast, that had been laid out for him on a small round table close to the open window. Одевшись, он прошел в библиотеку и сел за круглый столик у раскрытого окна, где для него был приготовлен легкий завтрак на французский манер. It was an exquisite day. День стоял чудесный. The warm air seemed laden with spices. Теплый воздух был насыщен пряными ароматами. A bee flew in, and buzzed round the blue-dragon bowl that, filled with sulphur-yellow roses, stood before him. В комнату влетела пчела и, жужжа, кружила над стоявшей перед Дорианом синей китайской вазой с желтыми розами. He felt perfectly happy. И Дориан чувствовал себя совершенно счастливым. Suddenly his eye fell on the screen that he had placed in front of the portrait, and he started. Но вдруг взгляд его остановился на экране, которым он накануне заслонил портрет, -- и он вздрогнул. "Too cold for Monsieur?" asked his valet, putting an omelette on the table. "I shut the window?" -- Мосье холодно? -- спросил лакей, подававший ему в эту минуту омлет.-- Не закрыть ли окно? Dorian shook his head. Дориан покачал головой. "I am not cold," he murmured. -- Нет, мне не холодно. Was it all true? Так неужели же все это было на самом деле? Had the portrait really changed? И портрет действителБно изменился? Or had it been simply his own imagination that had made him see a look of evil where there had been a look of joy? Или это игра расстроенного воображения, и ему просто показалось, что злобное выражение сменило радостную улыбку на лице портрета? Surely a painted canvas could not alter? Ведь не могут же меняться краски на полотне! The thing was absurd. Какой вздор! It would serve as a tale to tell Basil some day. It would make him smile. Надо будет как-нибудь рассказать Бэзилу -- это его изрядно позабавит! And, yet, how vivid was his recollection of the whole thing! Однако как живо помнится все! First in the dim twilight, and then in the bright dawn, he had seen the touch of cruelty round the warped lips. Сначала в полумраке, потом в ярком свете утра он увидел ее, эту черту жестокости, искривившую рот. He almost dreaded his valet leaving the room. И сейчас он чуть не со страхом ждал той минуты, когда лакей уйдет из комнаты. He knew that when he was alone he would have to examine the portrait. Он знал, что, оставшись один, не выдержит, непременно примется снова рассматривать портрет. He was afraid of certainty. И боялся узнать правду. When the coffee and cigarettes had been brought and the man turned to go, he felt a wild desire to tell him to remain. Когда лакей, подав кофе и папиросы, шагнул к двери, Дориану страстно захотелось остановить его. As the door was closing behind him he called him back. И не успела еще дверь захлопнуться, как он вернул Виктора. The man stood waiting for his orders. Лакей стоял, ожидая приказаний. Dorian looked at him for a moment. Дориан с минуту смотрел на него молча. "I am not at home to anyone, Victor," he said, with a sigh. -- Кто бы ни пришел, меня нет дома, Виктор, -сказал он наконец со вздохом. The man bowed and retired. Лакей поклонился и вышел. Then he rose from the table, lit a cigarette, and flung himself down on a luxuriously-cushioned couch that stood facing the screen. Тогда Дориан встал изза стола, закурил папиросу и растянулся на кушетке против экрана, скрывавшего портрет. The screen was an old one, of gilt Spanish leather, stamped and wrought with a rather florid Louis-Quatorze pattern. Экран был старинный, из позолоченной испанской кожи с тисненым, пестро раскрашенным узором в стиле Людовика Четырнадцатого. He scanned it curiously, wondering if ever before it had concealed the secret of a man's life. Дориан пристально всматривался в него, спрашивая себя, доводилось ли этому экрану когда-нибудь прежде скрывать тайну человеческой жизни. Should he move it aside, after all? Что же -- отодвинуть его? Why not let it stay there? А не лучше ли оставить на месте? What was the use of knowing? Зачем узнавать? If the thing was true, it was terrible. Будет ужасно, если все окажется правдой. If it was not true, why trouble about it? А если нет, -- так незачем и беспокоиться. But what if, by some fate or deadlier chance, eyes other than his spied behind, and saw the horrible change? Ну а если по роковой случайности чей-либо посторонний глаз заглянет за этот экран и увидит страшную перемену? What should he do if Basil Hallward came and asked to look at his own picture? Как быть, если Бэзил Холлуорд придет и захочет взглянуть на свою работу? Basil would be sure to do that. А Бэзил непременно захочет... No; the thing had to be examined, and at once. Нет, портрет во что бы то ни стало надо рассмотреть еще раз -- и немедленно. Anything would be better than this dreadful state of doubt. Нет ничего тягостнее мучительной неизвестности. He got up, and locked both doors. Дориан встал и запер на ключ обе двери. At least he would be alone when he looked upon the mask of his shame. Он хотел, по крайней мере, быть один, когда увидит свой позор! Then he drew the screen aside, and saw himself face to face. Он отодвинул в сторону экран и стоял теперь лицом к лицу с самим собой. It was perfectly true. The portrait had altered. Да, сомнений быть не могло: портрет изменился. As he often remembered afterwards, and always with no small wonder, he found himself at first gazing at the portrait with a feeling of almost scientific interest. Позднее Дориан частои всякий раз с немалым удивлением -- вспоминал, что в первые минуты он смотрел на портрет с почти объективным интересом. That such a change should have taken place was incredible to him. And yet it was a fact. Казалось невероятным, что такая перемена может произойти, -- а между тем она была налицо. Was there some subtle affinity between the chemical atoms, that shaped themselves into form and colour on the canvas, and the soul that was within him? Неужели же есть какое-то непостижимое сродство между его душой и химическими атомами, образующими на полотне формы и краски? Could it be that what that soul thought, they realized?-that what it dreamed, they made true? Возможно ли, что эти атомы отражают на полотне все движения души, делают ее сны явью? Or was there some other, more terrible reason? Или тут кроется иная, еще более страшная причина? He shuddered, and felt afraid, and, going back to the couch, lay there, gazing at the picture in sickened horror. Задрожав при этой мысли, Дориан отошел и снова лег на кушетку. Отсюда он с ужасом, не отрываясь, смотрел на портрет. One thing, however, he felt that it had done for him. Утешало его только сознание, что коечему портрет уже научил его. It had made him conscious how unjust, how cruel, he had been to Sibyl Vane. Он помог ему понять, как несправедлив, как жесток он был к Сибиле Вэйн. It was not too late to make reparation for that. Исправить это еще не поздно. She could still be his wife. Сибила станет его женой. His unreal and selfish love would yield to some higher influence, would be transformed into some nobler passion, and the portrait that Basil Hallward had painted of him would be a guide to him through life, would be to him what holiness is to some, and conscience to others, and the fear of God to us all. Его эгоистичная и, быть может, надуманная любовь под ее влиянием преобразится в чувство более благородное, и портрет, написанный Бэзилом, всегда будет указывать ему путь в жизни, руководить им, как одними руководит добродетель, другими -- совесть и всеми людьми -- страх перед богом. There were opiates for remorse, drugs that could lull the moral sense to sleep. В жизни существуют наркотики против угрызений совести, средства, усыпляющие нравственное чутье. But here was a visible symbol of the degradation of sin. Но здесь перед его глазами -- видимый символ разложения, наглядные последствия греха. Here was an ever-present sign of the ruin men brought upon their souls. И всегда будет перед ним это доказательство, что человек способен погубить собственную душу. Three o'clock struck, and four, and the half-hour rang its double chime, but Dorian Gray did not stir. Пробило три часа, четыре. Прошло еще полчаса, а Дориан не двигался с места. He was trying to gather up the scarlet threads of life, and to weave them into a pattern; to find his way through the sanguine labyrinth of passion through which he was wandering. Он пытался собрать воедино алые нити жизни, соткать из них какой-то узор, отыскать свой путь в багровом лабиринте страстей, где он блуждал. He did not know what to do, or what to think. Он не знал, что думать, что делать. Finally, he went over to the table, and wrote a passionate letter to the girl he had loved, imploring her forgiveness, and accusing himself of madness. Наконец он подошел к столу и стал писать пылкое письмо любимой девушке, в котором молил о прощении и называл себя безумцем. He covered page after page with wild words of sorrow, and wilder words of pain. Страницу за страницей исписывал он словами страстного раскаяния и еще более страстной муки. There is a luxury in self-reproach. В самобичевании есть своего рода сладострастие. When we blame ourselves we feel that no one else has a right to blame us. И когда мы сами себя виним, мы чувствуем, что никто другой не вправе более винить нас. It is the confession, not the priest, that gives us absolution. Отпущение грехов дает нам не священник, а сама исповедь. When Dorian had finished the letter, he felt that he had been forgiven. Написав это письмо Сибиле, Дориан уже чувствовал себя прощенным. Suddenly there came a knock to the door, and he heard Lord Henry's voice outside. Неожиданно постучали в дверь, и он услышал голос лорда Генри. "My dear boy, I must see you. -- Дориан, мне необходимо вас увидеть. Let me in at once. Впустите меня сейчас же! I can't bear your shutting yourself up like this." Что это вы вздумали запираться? He made no answer at first, but remained quite still. Дориан сначала не отвечал и не трогался с места. The knocking still continued, and grew louder. Но стук повторился, еще громче и настойчивее. Yes, it was better to let Lord Henry in, and to explain to him the new life he was going to lead, to quarrel with him if it became necessary to quarrel, to part if parting was inevitable. Он решил, что, пожалуй, лучше впустить лорда Генри. Надо объяснить ему, что он, Дориан, отныне начнет новую жизнь. Он не остановится и перед ссорой с Г арри или даже перед окончательным разрывом, если это окажется неизбежным. He jumped up, drew the screen hastily across the picture, and unlocked the door. Он вскочил, поспешно закрыл портрет экраном и только после этого отпер дверь. "I am so sorry for it all, Dorian," said Lord Henry, as he entered. "But you must not think too much about it." -- Ужасно все это неприятно, Дориан, -- сказал лорд Генри, как только вошел.-- Но вы старайтесь поменьше думать о том, что случилось. "Do you mean about Sibyl Vane?" asked the lad. -- Вы хотите сказать -- о Сибиле Вэйн?спросил Дориан. "Yes, of course," answered Lord Henry, sinking into a chair, and slowly pulling off his yellow gloves. "It is dreadful, from one point of view, but it was not your fault. -- Да, конечно. Лорд Генри сел и стал медленно снимать желтые перчатки.-- Вообще говоря, это ужасно, но вы не виноваты. Tell me, did you go behind and see her, after the play was over?" "Yes." Скажите... вы после спектакля ходили к ней за кулисы? -- Да. "I felt sure you had. -- Я так и думал. Did you make a scene with her?" И вы поссорились? "I was brutal, Harry-perfectly brutal. -- Я был жесток, Гарри, бесчеловечно жесток! But it is all right now. Но сейчас все уже в порядке. I am not sorry for anything that has happened. It has taught me to know myself better." Я не жалею о том, что произошло, -- это помогло мне лучше узнать самого себя. "Ah, Dorian, I am so glad you take it in that way! -- Я очень, очень рад, Дориан, что вы так отнеслись к этому. I was afraid I would find you plunged in remorse, and tearing that nice curly hair of yours." Я боялся, что вы терзаетесь угрызениями совести и в отчаянии рвете на себе свои золотые кудри. "I have got through all that," said Dorian, shaking his head, and smiling. "I am perfectly happy now. -- Через все это я уже прошел, -- отозвался Дориан, с улыбкой тряхнув головой.-- И сейчас я совершенно счастлив. I know what conscience is, to begin with. Вопервых, я понял, что такое совесть. It is not what you told me it was. Это вовсе не то, что вы говорили, Гарри. It is the divinest thing in us. Она -- самое божественное в нас. Don't sneer at it, Harry, any more-at least not before me. И вы не смейтесь больше над этим -- по крайней мере, при мне. I want to be good. Я хочу быть человеком с чистой совестью. I can't bear the idea of my soul being hideous." Я не могу допустить, чтобы душа моя стала уродливой. "A very charming artistic basis for ethics, Dorian! -- Какая прекрасная эстетическая основа нравственности, Дориан! I congratulate you on it. Поздравляю вас. But how are you going to begin?" А с чего же вы намерены начать? "By marrying Sibyl Vane." -- С женитьбы на Сибиле Вэйн. "Marrying Sibyl Vane!" cried Lord Henry, standing up, and looking at him in perplexed amazement. "But, my dear Dorian--" -- На Сибиле Вэйн! -- воскликнул лорд Генри, вставая и в величайшем ' удивлении и замешательстве глядя на Дориана.-- Дорогой мой, но она... "Yes, Harry, I know what you are going to say. Something dreadful about marriage. -- Ах, Гарри, знаю, что вы хотите сказать: какую-нибудь гадость о браке. Don't say it. Не надо! Don't ever say things of that kind to me again. Никогда больше не говорите мне таких вещей. Two days ago I asked Sibyl to marry me. Два дня тому назад я просил Сибилу быть моей женой. I am not going to break my word to her. И я своего слова не нарушу. She is to be my wife!" Она будет моей женой. "Your wife! -- Вашей женой? Dorian!... Дориан! Didn't you get my letter? Да разве вы не получили моего письма? I wrote to you this morning, and sent the note down, by my own man." Я его написал сегодня утром, и мой слуга отнес его вам. "Your letter? -- Письмо? Oh, yes, I remember. Ах да... I have not read it yet, Harry. Я его еще не читал, Гарри. I was afraid there might be something in it that I wouldn't like. Боялся найти в нем что-нибудь такое, что мне будет не по душе. You cut life to pieces with your epigrams." Вы своими эпиграммами кромсаете жизнь на куски. "You know nothing then?" -- Так вы ничего еще не знаете? "What do you mean?" -- О чем? Lord Henry walked across the room, and, sitting down by Dorian Gray, took both his hands in his own, and held them tightly. Лорд Г енри прошелся по комнате, затем, сев рядом с Дорианом, крепко сжал его руки в своих. "Dorian," he said, "my letter-don't be frightened-was to tell you that Sibyl Vane is dead." -- Дориан, в письме я... не пугайтесь... я вам сообщал, что Сибила Вэйн... умерла. A cry of pain broke from the lad's lips, and he leaped to his feet, tearing his hands away from Lord Henry's grasp. Г орестный крик вырвался у Дориана. Он вскочил и высвободил руки из рук лорда Генри. "Dead! -- Умерла! Sibyl dead! Сибила умерла! It is not true! Неправда! It is a horrible lie! Это ужасная ложь! How dare you say it?" Как вы смеете лгать мне! "It is quite true, Dorian," said Lord Henry, gravely. "It is in all the morning papers. -- Это правда, Дориан, -- сказал лорд Генри серьезно.-- Об этом сообщают сегодня все газеты. I wrote down to you to ask you not to see anyone till I came. Я вам писал, чтобы вы до моего прихода никого не принимали. There will have to be an inquest, of course, and you must not be mixed up in it. Наверное, будет следствие, и надо постараться, чтобы вы не были замешаны в этой истории. Things like that make a man fashionable in Paris. But in London people are so prejudiced. В Париже подобные истории создают человеку известность, но в Лондоне у людей еще так много предрассудков. Here, one should never make one's d?but with a scandal. Здесь никак не следует начинать свою карьеру со скандала. One should reserve that to give an interest to one's old age. Скандалы приберегают на старость, когда бывает нужно подогреть интерес к себе. I suppose they don't know your name at the theatre? Надеюсь, в театре не знали, кто вы такой? If they don't, it is all right. Если нет, тогда все в порядке. Did anyone see you going round to her room? Видел кто-нибудь , как вы входили в уборную Сибилы? That is an important point." Это очень важно. Dorian did not answer for a few moments. He was dazed with horror. Дориан некоторое время не отвечал -- он обомлел от ужаса. Finally he stammered in a stifled voice, Наконец пробормотал, запинаясь, сдавленным голосом: "Harry, did you say an inquest? -- Вы сказали -- следствие? What did you mean by that? Что это значит? Did Sibyl--? Разве Сибила... Oh, Harry, I can't bear it! Ох, Гарри, я этого не вынесу!.. But be quick. Отвечайте скорее! Tell me everything at once." Скажите мне все! "I have no doubt it was not an accident, Dorian, though it must be put in that way to the public. -- Не приходится сомневаться, Дориан, что это не просто несчастный случай, но надо, чтобы публика так думала. It seems that as she was leaving the theatre with her mother, about half-past twelve or so, she said she had forgotten something upstairs. А рассказывают вот что: когда девушка в тот вечер уходила с матерью из театра -- кажется, около половины первого, она вдруг сказала, что забыла что-то наверху. They waited some time for her, but she did not come down again. Ее некоторое время ждали, но она не возвращалась. They ultimately found her lying dead on the floor of her dressing-room. В конце концов ее нашли мертвой на полу в уборной. She had swallowed something by mistake, some dreadful thing they use at theatres. Она по ошибке проглотила какое-то ядовитое снадобье, которое употребляют в театре для гримировки. I don't know what it was, but it had either prussic acid or white lead in it. Не помню, что именно, но в него входит не то синильная кислота, не то свинцовые белила. I should fancy it was prussic acid, as she seems to have died instantaneously." Вернее всего, синильная кислота, так как смерть наступила мгновенно. "Harry, Harry, it is terrible!" cried the lad. -- Боже, боже, какой ужас! -- простонал Дориан. "Yes; it is very tragic, of course, but you must not get yourself mixed up in it. -- Да... Это поистине трагедия, но нельзя, чтобы вы оказались в нее замешанным... I see by The Standard that she was seventeen. Я читал в "Стандарде", что Сибиле Вэйн было семнадцать лет. I should have thought she was almost younger than that. А на вид ей можно было дать еще меньше. She looked such a child, and seemed to know so little about acting. Она казалась совсем девочкой, притом играла еще так неумело. Dorian, you mustn't let this thing get on your nerves. Дориан, не принимайте этого близко к сердцу! You must come and dine with me, and afterwards we will look in at the Opera. Непременно поезжайте со мной обедать, а потом мы с вами заглянем в оперу. It is a Patti night, and everybody will be there. Сегодня поет Патти, и весь свет будет в театре. You can come to my sister's box. Мы зайдем в ложу моей сестры. She has got some smart women with her." Сегодня с нею приедут несколько эффектных женщин. "So I have murdered Sibyl Vane," said Dorian Gray, half to himself-"murdered her as surely as if I had cut her little throat with a knife. -- Значит, я убил Сибилу Вэйн, -- сказал Дориан Грей словно про себя.-- Все равно что перерезал ей ножом горло. Yet the roses are not less lovely for all that. The birds sing just as happily in my garden. И, несмотря на это, розы все так же прекрасны, птицы все так же весело поют в моем саду. And to-night I am to dine with you, and then go on to the Opera, and sup somewhere, I suppose, afterwards. А сегодня вечером я обедаю с вами и поеду в оперу, потом куда-нибудь ужинать... How extraordinarily dramatic life is! Как необычайна и трагична жизнь! If I had read all this in a book, Harry, I think I would have wept over it. Прочти я все это в книге, Гарри, я, верно, заплакал бы. Somehow, now that it has happened actually, and to me, it seems far too wonderful for tears. А сейчас, когда это случилось на самом деле и случилось со мной, я так потрясен, что и слез нет. Here is the first passionate love-letter I have ever written in my life. Вот лежит написанное мною страстное любовное письмо, первое в жизни любовное письмо. Strange, that my first passionate love-letter should have been addressed to a dead girl. Не странно ли, что это первое письмо я писал мертвой? Can they feel, I wonder, those white silent people we call the dead? Хотел бы я знать, чувствуют они что-нибудь , эти безмолвные, бледные люди, которых мы называем мертвецами? Sibyl! Сибила!.. Can she feel, or know, or listen? Знает ли она все, может ли меня слышать, чувствовать что-нибудь ? Oh, Harry, how I loved her once! Ах, Гарри, как я ее любил когдато! It seems years ago to me now. Мне кажется сейчас, что это было много лет назад. She was everything to me. Тогда она была для меня всем на свете. Then came that dreadful night-was it really only last night?-when she played so badly, and my heart almost broke. Потом наступил этот страшный вечер -- неужели он был только вчера? -- когда она играла так скверно, что у меня сердце чуть не разорвалось. She explained it all to me. Она мне потом все объяснила. It was terribly pathetic. But I was not moved a bit. I thought her shallow. Это было так трогательно... но меня ничуть не тронуло, и я назвал ее глупой. Suddenly something happened that made me afraid. I can't tell you what it was, but it was terrible. Потом случилось коечто... не могу вам рассказать что, но это было страшно. I said I would go back to her. И я решил вернуться к Сибиле. I felt I had done wrong. Я понял, что поступил дурно... And now she is dead. А теперь она умерла... My God! my God! Боже, боже! Harry, what shall I do? Гарри, что мне делать? You don't know the danger I am in, and there is nothing to keep me straight. Вы не знаете, в какой я опасности! И теперь некому удержать меня от падения. She would have done that for me. Она могла бы сделать это. She had no right to kill herself. Она не имела права убивать себя. It was selfish of her." Это эгоистично! "My dear Dorian," answered Lord Henry, taking a cigarette from his case, and producing a gold-latten matchbox, "the only way a woman can ever reform a man is by boring him so completely that he loses all possible interest in life. -- Милый Дориан, -- отозвался лорд Г енри, доставая папиросу из портсигара.-- Женщина может сделать мужчину праведником только одним способом: надоесть ему так, что он утратит всякий интерес к жизни. If you had married this girl you would have been wretched. Если бы вы женились на этой девушке, вы были бы несчастны. Of course you would have treated her kindly. One can always be kind to people about whom one cares nothing. Разумеется, вы обращались бы с ней хорошо, -это всегда легко, если человек тебе безразличен. But she would have soon found out that you were absolutely indifferent to her. Но она скоро поняла бы, что вы ее больше не любите. And when a woman finds that out about her husband, she either becomes dreadfully dowdy, or wears very smart bonnets that some other woman's husband has to pay for. А когда женщина почувствует, что ее муж равнодушен к ней, она начинает одеваться слишком кричаще и безвкусно или у нее появляются очень нарядные шляпки, за которые платит чужой муж. I say nothing about the social mistake, which would have been abject, which, of course, I would not have allowed, but I assure you that in any case the whole thing would have been an absolute failure." Не говоря уже об унизительности такого неравного брака, который я постарался бы не допустить, -- я вас уверяю, что при всех обстоятельствах ваш брак с этой девушкой был бы крайне неудачен. "I suppose it would," muttered the lad, walking up and down the room, and looking horribly pale. "But I thought it was my duty. -- Пожалуй, вы правы, -- пробормотал Дориан. Он был мертвеннобледен и беспокойно шагал из угла в угол.-- Но я считал, что обязан жениться. It is not my fault that this terrible tragedy has prevented my doing what was right. И не моя вина, если эта страшная драма помешала мне выполнить долг. I remember your saying once that there is a fatality about good resolutions-that they are always made too late. Вы как-то сказали, что над благими решениями тяготеет злой рок: они всегда принимаются слишком поздно. Mine certainly were." Так случилось и со мной. "Good resolutions are useless attempts to interfere with scientific laws. -- Благие намерения -- попросту бесплодные попытки идти против природы. Their origin is pure vanity. Their result is absolutely nil. Порождены они бывают всегда чистейшим самомнением, и ничего ровно из этих попыток не выходит. They give us, now and then, some of those luxurious sterile emotions that have a certain charm for the weak. Они только дают нам иногда блаженные, но пустые ощущения, которые тешат людей слабых. That is all that can be said for them. Вот и все. They are simply cheques that men draw on a bank where they have no account." Благие намерения -- это чеки, которые люди выписывают на банк, где у них нет текущего счета. "Harry," cried Dorian Gray, coming over and sitting down beside him, "why is it that I cannot feel this tragedy as much as I want to? -- Гарри, -- воскликнул Дориан Грей, подходя и садясь рядом с лордом Генри.-- Почему я страдаю не так сильно, как хотел бы? I don't think I am heartless. Неужели у меня нет сердца? Do you?" Как вы думаете? "You have done too many foolish things during the last fortnight to be entitled to give yourself that name, Dorian," answered Lord Henry, with his sweet, melancholy smile. -- Назвать вас человеком без сердца никак нельзя после всех безумств, которые вы натворили за последние две недели, -- ответил лорд Генри, ласково и меланхолически улыбаясь. The lad frowned. Дориан нахмурил брови. "I don't like that explanation, Harry," he rejoined, "but I am glad you don't think I am heartless. -- Мне не нравится такое объяснение, Г арри. Но я рад, что вы меня не считаете бесчувственным. I am nothing of the kind. I know I am not. Я не такой, знаю, что не такой! And yet I must admit that this thing that has happened does not affect me as it should. И все же -- то, что случилось, не подействовало на меня так, как должно было бы подействовать. It seems to me to be simply like a wonderful ending to a wonderful play. Оно для меня -- как бы необычайная развязка какой-то удивительной пьесы. It has all the terrible beauty of a Greek tragedy, a tragedy in which I took a great part, but by which I have not been wounded." В нем -- жуткая красота греческой трагедии, трагедии, в которой я сыграл видную роль, но которая не ранила моей души. "It is an interesting question," said Lord Henry, who found an exquisite pleasure in playing on the lad's unconscious egotism-"an extremely interesting question. -- Это любопытное обстоятельство, -- сказал лорд Г енри. Ему доставляло острое наслаждение играть на бессознательном эгоизме юноши.--Да, очень любопытное. I fancy that the true explanation is this. It often happens that the real tragedies of life occur in such an inartistic manner that they hurt us by their crude violence, their absolute incoherence, their absurd want of meaning, their entire lack of style. И, думаю, объяснить это можно вот как: частенько подлинные трагедии в жизни принимают такую неэстетическую форму, что оскорбляют нас своим грубым неистовством, крайней нелогичностью и бессмысленностью, полным отсутствием изящества. They affect us just as vulgarity affects us. Они нам претят, как все вульгарное. They give us an impression of sheer brute force, and we revolt against that. Мы чуем в них одну лишь грубую животную силу и восстаем против нее. Sometimes, however, a tragedy that possesses artistic elements of beauty crosses our lives. Но случается, что мы в жизни наталкиваемся на драму, в которой есть элементы художественной красоты. If these elements of beauty are real, the whole thing simply appeals to our sense of dramatic effect. Если красота эта -- подлинная, то драматизм события нас захватывает. Suddenly we find that we are no longer the actors, but the spectators of the play. И мы неожиданно замечаем, что мы уже более не действующие лица, а только зрители этой трагедии. Or rather we are both. Или, вернее, то и другое вместе. We watch ourselves, and the mere wonder of the spectacle enthralls us. Мы наблюдаем самих себя, и самая необычайность такого зрелища нас увлекает. In the present case, what is it that has really happened? Что, в сущности, произошло? Someone has killed herself for love of you. Девушка покончила с собой изза любви к вам. I wish that I had ever had such an experience. Жалею, что в моей жизни не было ничего подобного. It would have made me in love with love for the rest of my life. Я тогда поверил бы в любовь и вечно преклонялся бы перед нею. The people who have adored me-there have not been very many, but there have been some-have always insisted on living on, long after I had ceased to care for them, or they to care for me. Но все, кто любил меня, -- таких было не очень много, но они были, -- упорно жили и здравствовали еще много лет после того, как я разлюбил их, а опи -- меня. They have become stout and tedious, and when I meet them they go in at once for reminiscences. Эти женщины растолстели, стали скучны и несносны. Когда мы встречаемся, они сразу же ударяются в воспоминания. That awful memory of woman! What a fearful thing it is! Ах, эта ужасающая женская память, что за наказание! And what an utter intellectual stagnation it reveals! И какую косность, какой душевный застой она обличает! One should absorb the colour of life, but one should never remember its details. Человек должен вбирать в себя краски жизни, но никогда не помнить деталей. Details are always vulgar." Детали всегда банальны. "I must sow poppies in my garden," sighed Dorian. -- Придется посеять маки в моем саду, -- со вздохом промолвил Дориан. "There is no necessity," rejoined his companion. "Life has always poppies in her hands. -- В этом нет необходимости, -- возразил его собеседник.-- У жизни маки для нас всегда наготове. Of course, now and then things linger. Правда, порой мы долго не можем забыть. I once wore nothing but violets all through one season, as a form of artistic mourning for a romance that would not die. Я когда-то в течение целого сезона носил в петлице только фиалкиэто было нечто вроде траура по любви, которая не хотела умирать. Ultimately, however, it did die. Но в конце концов она умерла. I forget what killed it. Не помню, что ее убило. I think it was her proposing to sacrifice the whole world for me. Вероятно, обещание любимой женщины пожертвовать для меня всем на свете. That is always a dreadful moment. It fills one with the terror of eternity. Это всегда страшная минута: она внушает человеку страх перед вечностью. Well-would you believe it?-a week ago, at Lady Hampshire's, I found myself seated at dinner next the lady in question, and she insisted on going over the whole thing again, and digging up the past, and raking up the future. Так вот, можете себе представить, -- на прошлой неделе на обеде у леди Хэмпшайр моей соседкой за столом оказалась эта самая дама, и она во что бы то ни стало хотела начать все сначала, раскопать прошлое и расчистить дорогу будущему. I had buried my romance in a bed of asphodel. She dragged it out again, and assured me that I had spoiled her life. Я похоронил этот роман в могиле под асфоделями, а она снова вытащила его на свет божий и уверяла меня, что я разбил ей жизнь. I am bound to state that she ate an enormous dinner, so I did not feel any anxiety. Должен констатировать, что за обедом она уписывала все с чудовищным аппетитом, так что я за нее ничуть не тревожусь. But what a lack of taste she showed! Но какова бестактность! Какое отсутствие вкуса! The one charm of the past is that it is the past. Ведь вся прелесть прошлого в том, что оно -прошлое. But women never know when the curtain has fallen. А женщины никогда не замечают, что занавес опустился. They always want a sixth act, and as soon as the interest of the play is entirely over they propose to continue it. Им непременно подавай шестой акт! Они желают продолжать спектакль, когда всякий интерес к нему уже пропал. If they were allowed their own way, every comedy would have a tragic ending, and every tragedy would culminate in a farce. Если бы дать им волю, каждая комедия имела бы трагическую развязку, а каждая трагедия перешла бы в фарс. They are charmingly artificial, but they have no sense of art. Женщины в жизни -- прекрасные актрисы, но у них нет никакого артистического чутья. You are more fortunate than I am. Вы оказались счастливее меня, Дориан. I assure you, Dorian, that not one of the women I have known would have done for me what Sibyl Vane did for you. Клянусь вам, ни одна из женщин, с которыми я был близок, не сделала бы. изза меня того, что сделала изза вас Сибила Вэйн. Ordinary women always console themselves. Обыкновенные женщины всегда утешаются. Some of them do it by going in for sentimental colours. Одни -- тем, что носят сентиментальные цвета. Never trust a woman who wears mauve, whatever her age may be, or a woman over thirty-five who is fond of pink ribbons. It always means that they have a history. Не доверяйте женщине, которая, не считаясь со своим возрастом, носит платья цвета mauve или в тридцать пять лет питает пристрастие к розовым лентам: это, несомненно, женщина с прошлым. Others find a great consolation in suddenly discovering the good qualities of their husbands. Другие неожиданно открывают всякие достоинства в своих законных мужьях -- и это служит им великим утешением. They flaunt their conjugal felicity in one's face, as if it were the most fascinating of sins. Они выставляют напоказ свое супружеское счастье, как будто оно -- самый соблазнительный адюльтер. Religion consoles some. Некоторые ищут утешения в религии. Its mysteries have all the charm of a flirtation, a woman once told me; and I can quite understand it. Таинства религии имеют для них всю прелесть флирта -- так мне когда-то сказала одна женщина, и я этому охотно верю. Besides, nothing makes one so vain as being told that one is a sinner. Кроме того, ничто так не льстит женскому тщеславию, как репутация грешницы. Conscience makes egotists of us all. Совесть делает всех нас эгоистами... Yes; there is really no end to the consolations that women find in modern life. Да, да, счету нет утешениям, которые находят себе женщины в наше время. Indeed, I have not mentioned the most important one." А я не упомянул еще о самом главном... "What is that, Harry?" said the lad, listlessly. -- О чем, Гарри? -- спросил Дориан рассеянно. "Oh, the obvious consolation. -- Ну, как же! Taking someone else's admirer when one loses one's own. Самое верное утешение -- отбить поклонника у другой, когда теряешь своего. In good society that always whitewashes a woman. В высшем свете это всегда реабилитирует женщину. But really, Dorian, how different Sibyl Vane must have been from all the women one meets! Подумайте, Дориан, как непохожа была Сибила Вэйн на тех женщин, каких мы встречаем в жизни! There is something to me quite beautiful about her death. В ее смерти есть что-то удивительно прекрасное. I am glad I am living in a century when such wonders happen. Я рад, что живу в эпоху, когда бывают такие чудеса. They make one believe in the reality of the things we all play with, such as romance, passion, and love." Они вселяют в нас веру в существование настоящей любви, страсти, романтических чувств, над которыми мы привыкли только подсмеиваться. "I was terribly cruel to her. -- Я был страшно жесток с ней. You forget that." Это вы забываете. "I am afraid that women appreciate cruelty, downright cruelty, more than anything else. They have wonderfully primitive instincts. -- Пожалуй, жестокость, откровенная жестокость женщинам милее всего: в них удивительно сильны первобытные инстинкты. We have emancipated them, but they remain slaves looking for their masters, all the same. Мы им дали свободу, а они все равно остались рабынями, ищущими себе господина. They love being dominated. Они любят покоряться... I am sure you were splendid. Я уверен, что вы были великолепны. I have never seen you really and absolutely angry, but I can fancy how delightful you looked. Никогда не видел вас в сильном гневе, но представляю себе, как вы были интересны! And, after all, you said something to me the day before yesterday that seemed to me at the time to be merely fanciful, but that I see now was absolutely true, and it holds the key to everything." И, наконец, позавчера вы мне сказали одну вещь... тогда я подумал, что это просто ваша фантазия, а сейчас вижу, что вы были абсолютно правы, и этим все объясняется. "What was that, Harry?" -- Что я сказал, Гарри? "You said to me that Sibyl Vane represented to you all the heroines of romance-that she was Desdemona one night, and Ophelia the other; that if she died as Juliet, she came to life as Imogen." -- Что в Сибиле Вэйн вы видите всех романтических героинь. Один вечер она -Дездемона, другой -- Офелия, и, умирая Джульеттой, воскресает в образе Имоджены. "She will never come to life again now," muttered the lad, burying his face in his hands. -- Теперь она уже не воскреснет, -- прошептал Дориан, закрывая лицо руками. "No, she will never come to life. -- Нет, не воскреснет. She has played her last part. Она сыграла свою последнюю роль. But you must think of that lonely death in the tawdry dressing-room simply as a strange lurid fragment from some Jacobean tragedy, as a wonderful scene from Webster, or Ford, or Cyril Tourneur. Но пусть ее одинокая смерть в жалкой театральной уборной представляется вам как бы необычайным и мрачным отрывком из какой-нибудь трагедии семнадцатого века или сценой из Уэбстера, Форда или Сирила Турнера. The girl never really lived, and so she has never really died. Эта девушка, в сущности, не жилаи, значит, не умерла. To you at least she was always a dream, a phantom that flitted through Shakespeare's plays and left them lovelier for its presence, a reed through which Shakespeare's music sounded richer and more full ofjoy. Для вас, во всяком случае, она была только грезой, видением, промелькнувшим в пьесах Шекспира и сделавшим их еще прекраснее, она была свирелью, придававшей музыке Шекспира еще больше очарования и жизнерадостности. The moment she touched actual life, she marred it, and it marred her, and so she passed away. При первом же столкновении с действительной жизнью она была ранена и ушла из мира. Mourn for Ophelia, if you like. Оплакивайте же Офелию, если хотите. Put ashes on your head because Cordelia was strangled. Посыпайте голову пеплом, горюя о задушенной Корделии. Cry out against Heaven because the daughter of Brabantio died. Кляните небеса за то, что погибла дочь Брабанцио. But don't waste your tears over Sibyl Vane. Но не лейте напрасно слез о Сибиле Вэйн. She was less real than they are." Она была еще менее реальна, чем они все. There was a silence. Наступило молчание. The evening darkened in the room. Вечерний сумрак окутал комнату. Noiselessly, and with silver feet, the shadows crept in from the garden. Бесшумно вползли из сада среброногие тени. The colours faded wearily out of things. Медленно выцветали все краски. After some time Dorian Gray looked up. Немного погодя Дориан Грей поднял глаза. "You have explained me to myself, Harry," he murmured, with something of a sigh of relief. "I felt all that you have said, but somehow I was afraid of it, and I could not express it to myself. -- Вы мне помогли понять себя, Гарри, -- сказал он тихо, со вздохом, в котором чувствовалось облегчение.-- Мне и самому так казалось, но меня это как-то пугало, и я не все умел себе объяснить. How well you know me! Как хорошо вы меня знаете! But we will not talk again of what has happened. Но не будем больше говорить о случившемся. It has been a marvellous experience. That is all. Это было удивительное переживание -- вот и все. I wonder if life has still in store for me anything as marvellous." Не знаю, суждено ли мне в жизни испытать еще что-нибудь столь же необыкновенное. "Life has everything in store for you, Dorian. -- У вас все впереди, Дориан. There is nothing that you, with your extraordinary good looks, will not be able to do." При такой красоте для вас нет ничего невозможного. "But suppose, Harry, I became haggard, and old, and wrinkled? -- А если я стану изможденным, старым, сморщенным? What then?" Что тогда? "Ah, then," said Lord Henry, rising to go-"then, my dear Dorian, you would have to fight for your victories. As it is, they are brought to you. -- Ну, тогда, -- лорд Генри встал, собираясь уходить.-- Тогда, мой милый, вам придется бороться за каждую победу, а сейчас они сами плывут к вам в руки. No, you must keep your good looks. Нет, нет, вы должны беречь свою красоту. Она нам нужна. We live in an age that reads too much to be wise, and that thinks too much to be beautiful. We cannot spare you. В наш век люди слишком много читают, это мешает им быть мудрыми, и слишком много думают, а это мешает им быть красивыми. And now you had better dress, and drive down to the club. Ну, однако, вам пора одеваться и ехать в клуб. We are rather late, as it is." Мы и так уже опаздываем. "I think I shall join you at the Opera, Harry. -- Лучше я приеду прямо в оперу, Гарри. I feel too tired to eat anything. Я так устал, что мне не хочется есть. What is the number of your sister's box?" Какой номер ложи вашей сестры? "Twenty-seven, I believe. -- Кажется, двадцать семь. It is on the grand tier. You will see her name on the door. Она в бельэтаже, и на дверях вы прочтете фамилию сестры. But I am sorry you won't come and dine." Но очень жаль, Дориан, что вы не хотите со мной пообедать. "I don't feel up to it," said Dorian, listlessly. "But I am awfully obliged to you for all that you have said to me. -- Право, я не в силах, -- сказал Дориан устало.--Я вам очень, очень признателен, Гарри, за все, что вы сказали. You are certainly my best friend. Знаю, что у меня нет друга вернее. No one has ever understood me as you have." Никто не понимает меня так, как вы. "We are only at the beginning of our friendship, Dorian," answered Lord Henry, shaking him by the hand. "Good-bye. -- И это еще только начало нашей дружбы, -подхватил лорд Генри, пожимая ему руку.-- До свиданья. I shall see you before nine-thirty, I hope. Надеюсь увидеть вас не позднее половины десятого. Remember, Patti is singing." Помнитепоет Патти. As he closed the door behind him, Dorian Gray touched the bell, and in a few minutes Victor appeared with the lamps and drew the blinds down. Когда лорд Генри вышел и закрыл за собой дверь, Дориан позвонил, и через несколько минут появился Виктор. Он принес лампы и опустил шторы. He waited impatiently for him to go. Дориан с нетерпением дожидался его ухода. The man seemed to take an interminable time over everything. Ему казалось, что слуга сегодня бесконечно долго копается. As soon as he had left, he rushed to the screen, and drew it back. Как только Виктор ушел, Дориан Грей подбежал к экрану и отодвинул его. No; there was no further change in the picture. Никаких новых перемен в портрете не произошло. It had received the news of Sibyl Vane's death before he had known of it himself. Видно, весть о смерти Сибилы Вэйн дошла до него раньше, чем узнал о ней он, Дориан. It was conscious of the events of life as they occurred. Этот портрет узнавал о событиях его жизни, как только они происходили. The vicious cruelty that marred the fine lines of the mouth had, no doubt, appeared at the very moment that the girl had drunk the poison, whatever it was. И злобная жестокость исказила красивый рот в тот самый миг, когда девушка выпила яд. Or was it indifferent to results? Did it merely take cognizance of what passed within the soul? Или, может быть, на портрете отражаются не деяния живого Дориана Грея, а только то, что происходит в его душе? He wondered, and hoped that some day he would see the change taking place before his very eyes, shuddering as he hoped it. Размышляя об этом, Дориан Грей спрашивал себя: а что, если в один прекрасный день портрет изменится у него на глазах? Он и желал этого, и содрогался при одной мысли об этом. Poor Sibyl! what a romance it had all been! Бедная Сибила! Как все это романтично! She had often mimicked death on the stage. Then Death himself had touched her, and taken her with him. Она часто изображала смерть на сцене, и вот Смерть пришла и унесла ее. How had she played that dreadful last scene? Как сыграла Сибила эту последнюю страшную сцену? Had she cursed him, as she died? Проклинала его, умирая? No; she had died for love of him, and love would always be a sacrament to him now. Нет, она умерла от любви к нему, и отныне Любовь будет всегда для него святыней. She had atoned for everything, by the sacrifice she had made of her life. Сибила, отдав жизнь, все этим искупила. He would not think any more of what she had made him go through, on that horrible night at the theatre. Он не станет больше вспоминать, сколько он изза нее выстрадал в тот ужасный вечер в театре. When he thought of her, it would be as a wonderful tragic figure sent on to the world's stage to show the supreme reality of Love. Она останется в его памяти как дивный трагический образ, посланный на великую арену жизни, чтобы явить миру высшую сущность Любви. A wonderful tragic figure? Дивный трагический образ? Tears came to his eyes as he remembered her childlike look, and winsome fanciful ways, and shy tremulous grace. При воспоминании о детском личике Сибилы, об ее пленительной живости и застенчивой грации Дориан почувствовал на глазах слезы. He brushed them away hastily, and looked again at the picture. Он торопливо смахнул их и снова посмотрел на портрет. He felt that the time had really come for making his choice. Он говорил себе, что настало время сделать выбор. Or had his choice already been made? Или выбор уже сделан? Yes, life had decided that for him-life, and his own infinite curiosity about life. Да, сама жизнь решила за него -- жизнь и его безграничный интерес к ней. Eternal youth, infinite passion, pleasures subtle and secret, wild joys and wilder sins-he was to have all these things. Вечная молодость, неутолимая страсть, наслаждения утонченные и запретные, безумие счастья и еще более исступленное безумие греха -- все будет ему дано, все он должен изведать! The portrait was to bear the burden of his shame: that was all. А портрет пусть несет бремя его позора -- вот и все. A feeling of pain crept over him as he thought of the desecration that was in store for the fair face on the canvas. На миг он ощутил боль в сердце при мысли, что прекрасное лицо на портрете будет обезображено. Once, in boyish mockery of Narcissus, he had kissed, or feigned to kiss, those painted lips that now smiled so cruelly at him. Как-то раз он, дурашливо подражая Нарциссу, поцеловал -- вернее, сделал вид, что целует эти нарисованные губы, которые сейчас так зло усмехались ему. Morning after morning he had sat before the portrait, wondering at its beauty, almost enamoured of it, as it seemed to him at times. Каждое утро он подолгу простаивал перед портретом, любуясь им. Иногда он чувствовал, что почти влюблен в него. Was it to alter now with every mood to which he yielded? И неужели же теперь каждая слабость, которой он, Дориан, поддастся, будет отражаться на этом портрете? Was it to become a monstrous and loathsome thing, to be hidden away in a locked room, to be shut out from the sunlight that had so often touched to brighter gold the waving wonder of its hair? Неужели он станет чудовищно безобразным и его придется прятать под замок, вдали от солнца, которое так часто золотило его чудесные кудри? The pity of it! the pity of it! Как жаль! Как жаль! For a moment he thought of praying that the horrible sympathy that existed between him and the picture might cease. Одну минуту Дориану Грею хотелось помолиться о том, чтобы исчезла эта сверхъестественная связь между ним и портретом. It had changed in answer to a prayer; perhaps in answer to a prayer it might remain unchanged. Перемена в портрете возникла потому, что он когда-то пожелал этого, -- так, быть может, после новой молитвы портрет перестанет меняться? And, yet, who, that knew anything about Life, would surrender the chance of remaining always young, however fantastic that chance might be, or with what fateful consequences it might be fraught? Но... Разве человек, хоть немного узнавший жизнь, откажется от возможности остаться вечно молодым, как бы ни была эфемерна эта возможность и какими бы роковыми последствиями она ни грозила? Besides, was it really under his control? Притом -- разве это действительно в его власти? Had it indeed been prayer that had produced the substitution? Разве и в самом деле его мольба вызвала такую перемену? Might there not be some curious scientific reason for it all? Не объясняется ли эта перемена какими-то неведомыми законами науки? If thought could exercise its influence upon a living organism, might not thought exercise an influence upon dead and inorganic things? Если мысль способна влиять на живой организм, так, быть может, она оказывает действие и на мертвые, неодушевленные предметы? Nay, without thought or conscious desire, might not things external to ourselves vibrate in unison with our moods and passions, atom calling to atom in secret love of strange affinity? Более того, даже без участия нашей мысли или сознательной воли не может ли то, что вне нас, звучать в унисон с нашими настроениями и чувствами, и атом -- стремиться к атому под влиянием какого-то таинственного тяготения плп удивительного сродства?.. But the reason was of no importance. Впрочем, не все ли равно, какова причина? He would never again tempt by a prayer any terrible power. Никогда больше он не станет призывать на помощь какие-то страшные, неведомые силы. If the picture was to alter, it was to alter. That was all. Если портрету суждено меняться, пусть меняется. Why inquire too closely into it? Зачем так глубоко в это вдумываться? For there would be a real pleasure in watching it. Ведь наблюдать этот процесс будет истинным наслаждением! He would be able to follow his mind into its secret places. Портрет даст ему возможность изучать самые сокровенные свои помыслы. This portrait would be to him the most magical of mirrors. Портрет станет для него волшебным зеркалом. As it had revealed to him his own body, so it would reveal to him his own soul. В этом зеркале он когда-то впервые понастоящему увидел свое лицо, а теперь увидит свою душу. And when winter came upon it, he would still be standing where spring trembles on the verge of summer. И когда для его двойника на полотне наступит зима, он, живой Дориан Грей, будет все еще оставаться на волнующепрекрасной грани весны и лета. When the blood crept from its face, and left behind a pallid mask of chalk with leaden eyes, he would keep the glamour of boyhood. Когда с лица на портрете сойдут краски и оно станет мертвенной меловой маской с оловянными глазами, лицо живого Дориана будет попрежнему сохранять весь блеск юности. Not one blossom of his loveliness would ever fade. Not one pulse of his life would ever weaken. Да, цвет его красоты не увянет, пульс жизни никогда не ослабнет. Like the gods of the Greeks, he would be strong, and fleet, and joyous. Подобно греческим богам, он будет вечно сильным, быстроногим и жизнерадостным. What did it matter what happened to the coloured image on the canvas? Не все ли равно, что станется с его портретом? He would be safe. That was everything. Самому-то ему ничто не угрожает, а только это и важно. He drew the screen back into its former place in front of the picture, smiling as he did so, and passed into his bedroom, where his valet was already waiting for him. Дориан Грей, улыбаясь, поставил экран на прежнее место перед портретом, и пошел в спальню, где его ждал камердинер. An hour later he was at the Opera, and Lord Henry was leaning over his chair. Через час он был уже в опере, и лорд Генри сидел позади, облокотясь на его кресло. CHAPTER IX ГЛАВА IX As he was sitting at breakfast next morning, Basil Hallward was shown into the room. На другое утро, когда Дориан сидел за завтраком, пришел Бэзил Холлуорд. "I am so glad I have found you, Dorian," he said, gravely. "I called last night, and they told me you were at the Opera. -- Очень рад, что застал вас, Дориан, -- сказал он серьезным тоном.-- Я заходил вчера вечером, но мне сказали, что вы в опере. Of course I knew that was impossible. Разумеется, я не поверил и жалел, что не знаю, где вы находитесь. But I wish you had left word where you had really gone to. Я весь вечер ужасно тревожился и, признаться, даже боялся, как бы за одним несчастьем не последовало второе. I passed a dreadful evening, half afraid that one tragedy might be followed by another. Вам надо было вызвать меня телеграммой, как только вы узнали... I think you might have telegraphed for me when you heard of it first. Я прочел об этом случайно в вечернем выпуске I read of it quite by chance in a late edition of The Globe, that I picked up at the club. "Глоба", который попался мне под руку в клубе... I came here at once, and was miserable at not finding you. Тотчас поспешил к вам, да, к моему великому огорчению, не застал вас дома. I can't tell you how heartbroken I am about the whole thing. И сказать вам не могу, до чего меня потрясло это несчастье! I know what you must suffer. Понимаю, как вам тяжело... But where were you? А где же вы вчера были? Did you go down and see the girl's mother? Вероятно, ездили к ее матери? For a moment I thought of following you there. They gave the address in the paper. В первую минуту я хотел поехать туда вслед за вами -- адрес я узнал из газеты. Somewhere in the Euston Road, isn't it? Это, помнится, где-то на ЮстонРод? But I was afraid of intruding upon a sorrow that I could not lighten. Но я побоялся, что буду там лишний, -- чем можно облегчить такое горе? Poor woman! Несчастная мать! What a state she must be in! Воображаю, в каком она состоянии! And her only child, too! Ведь это ее единственная дочь? What did she say about it all?" Что она говорила? "My dear Basil, how do I know?" murmured Dorian Gray, sipping some pale-yellow wine from a delicate gold-beaded bubble of Venetian glass, and looking dreadfully bored. "I was at the Opera. -- Мой милый Бэзил, откуда мне знать? -процедил Дориан Грей с недовольным и скучающим видом, потягивая желтоватое вино из красивого, усеянного золотыми бусинками венецианского бокала.-- Я был в опере. You should have come on there. Напрасно и вы туда не приехали. I met Lady Gwendolen, Harry's sister, for the first time. We were in her box. Я познакомился вчера с сестрой Г арри, леди Гвендолен, мы сидели у нее в ложе. She is perfectly charming; and Patti sang divinely. Обворожительная женщина! И Патти пела божественно. Don't talk about horrid subjects. Не будем говорить о неприятном. If one doesn't talk about a thing, it has never happened. О чем не говоришь, того как будто и не было. It is simply expression, as Harry says, that gives reality to things. Вот и Гарри всегда твердит, что только слова придают реальность явлениям. I may mention that she was not the woman's only child. There is a son, a charming fellow, I believe. Ну а что касается матери Сибилы... Она не одна, у нее есть еще сын, и, кажется, славный малый. But he is not on the stage. Но он не актер. He is a sailor, or something. Он моряк или что-то в этом роде. And now, tell me about yourself and what you are painting." Ну, расскажитека лучше о себе. Что вы сейчас пишете? "You went to the Opera?" said Hallward, speaking very slowly, and with a strained touch of pain in his voice. "You went to the Opera while Sibyl Vane was lying dead in some sordid lodging? -- Вы... были... в опере? -- с расстановкой переспросил Бэзил, и в его изменившемся голосе слышалось глубокое огорчение.-- Вы поехали в оперу в то время, как Сибила Вэйн лежала мертвая в какой-то грязной каморке? You can talk to me of other women being charming, and of Patti singing divinely, before the girl you loved has even the quiet of a grave to sleep in? Вы можете говорить о красоте других женщин и о божественном пении Патти, когда девушка, которую вы любили, еще даже не обрела покой в могиле? Why, man, there are horrors in store for that little white body of hers!" Эх, Дориан, вы бы хоть подумали о тех ужасах, через которые еще предстоит пройти ее бедному маленькому телу! "Stop, Basil! -- Перестаньте, Бэзил! I won't hear it!" cried Dorian, leaping to his feet. "You must not tell me about things. Я не хочу ничего слушать! -- крикнул Дориан и вскочил.-- Не говорите больше об этом. What is done is done. Что было, то было. What is past is past." Что прошло, то уже прошлое. "You call yesterday the past?" -- Вчерашний день для вас уже прошлое? "What has the actual lapse of time got to do with it? -- При чем тут время? It is only shallow people who require years to get rid of an emotion. Только людям ограниченным нужны годы, чтобы отделаться от какого-нибудь чувства или впечатления. A man who is master of himself can end a sorrow as easily as he can invent a pleasure. А человек, умеющий собой владеть, способен покончить с печалью так же легко, как найти новую радость. I don't want to be at the mercy of my emotions. Я не желаю быть рабом своих переживаний. I want to use them, to enjoy them, and to dominate them." Я хочу ими насладиться, извлечь из них все, что можно. Хочу властвовать над своими чувствами. "Dorian, this is horrible! -- Дориан, это ужасно! Something has changed you completely. Что-то сделало вас совершенно другим человеком. You look exactly the same wonderful boy who, day after day, used to come down to my studio to sit for his picture. На вид вы все тот же славный мальчик, что каждый день приходил ко мне в мастерскую позировать. But you were simple, natural, and affectionate then. You were the most unspoiled creature in the whole world. Но тогда вы были простодушны, непосредственны и добры, вы были самый неиспорченный юноша на свете. Now, I don't know what has come over you. А сейчас... Не понимаю, что на вас нашло! You talk as if you had no heart, no pity in you. Вы рассуждаете, как человек без сердца, не знающий жалости. It is all Harry's influence. Все это -- влияние Гарри. I see that." Теперь мне ясно... The lad flushed up, and, going to the window, looked out for a few moments on the green, flickering, sun-lashed garden. Дориан покраснел и, отойдя к окну, с минуту смотрел на зыбкое море зелени в облитом солнцем саду. "I owe a great deal to Harry, Basil," he said, at last-"more than I owe to you. -- Я обязан Гарри многим, -- сказал он наконец.--Больше, чем вам, Бэзил. You only taught me to be vain." Вы только разбудили во мне тщеславие. "Well, I am punished for that, Dorian-or shall be some day." -- Что же, я за это уже наказан, Дориан... или буду когданибудь наказан. "I don't know what you mean, Basil," he exclaimed, turning round. "I don't know what you want. -- Не понимаю я ваших слов, Бэзил, -- воскликнул Дориан, обернувшись.-- И не знаю, чего вы от меня хотите. What do you want?" Ну, скажите, что вам нужно? "I want the Dorian Gray I used to paint," said the artist, sadly. -- Мне нужен тот Дориан Грей, которого я писал, -- с грустью ответил художник. "Basil," said the lad, going over to him, and putting his hand on his shoulder, "you have come too late. -- Бэзил, -- Дориан подошел и положил ему руку на плечо, -- вы пришли слишком поздно. Yesterday when I heard that Sibyl Vane had killed herself--" Вчера, когда я узнал, что Сибила покончила с собой... -- Покончила с собой! "Killed herself! Господи помилуй! Good heavens! is there no doubt about that?" cried Hallward, looking up at him with an expression of horror. Неужели? -- ахнул Холлуорд, в ужасе глядя на Дориана. "My dear Basil! Surely you don't think it was a vulgar accident? -- А вы думали, мой друг, что это просто несчастный случай? Of course she killed herself." Конечно, нет! Она лишила себя жизни. The elder man buried his face in his hands. Художник закрыл лицо руками. "How fearful," he muttered, and a shudder ran through him. -- Это страшно! -- прошептал он, вздрогнув. "No," said Dorian Gray, "there is nothing fearful about it. -- Нет, -- возразил Дориан Грей.-- Ничего в этом нет страшного. It is one of the great romantic tragedies of the age. Это -- одна из великих романтических трагедий нашего времени. As a rule, people who act lead the most commonplace lives. Обыкновенные актеры, как правило, ведут жизнь самую банальную. They are good husbands, or faithful wives, or something tedious. Все они -- примерные мужья или примерные жены, -- словом, скучные люди. You know what I mean-middle-class virtue, and all that kind of thing. Понимаете -- мещанская добродетель и все такое. How different Sibyl was! Как непохожа на них была Сибила! She lived her finest tragedy. Она пережила величайшую трагедию. She was always a heroine. Она всегда оставалась героиней. The last night she played-the night you saw her-she acted badly because she had known the reality of love. В последний вечер, тот вечер, когда вы видели ее на сцене, она играла плохо оттого, что узнала любовь настоящую. When she knew its unreality, she died, as Juliet might have died. А когда мечта оказалась несбыточной, она умерла, как умерла некогда Джульетта. She passed again into the sphere of art. Она снова перешла из жизни в сферы искусства. There is something of the martyr about her. Ее окружает ореол мученичества. Her death has all the pathetic uselessness of martyrdom, all its wasted beauty. Да, в ее смерти -- весь пафос напрасного мученичества, вся его бесполезная красота... But, as I was saying, you must not think I have not suffered. Однако не думайте, Бэзил, что я не страдал. If you had come in yesterday at a particular moment-about half-past five, perhaps, or a quarter to six-you would have found me in tears. Вчера был такой момент... Если бы вы пришли около половины шестого... или без четверти шесть, вы застали бы меня в слезах. Even Harry, who was here, who brought me the news, in fact, had no idea what I was going through. Даже Г арри -- он-то и принес мне эту весть -- не подозревает, что я пережил. I suffered immensely. Я страдал ужасно. Then it passed away. А потом это прошло. I cannot repeat an emotion. Не могу я то же чувство переживать снова. No one can, except sentimentalists. И никто не может, кроме очень сентиментальных людей. And you are awfully unjust, Basil. Вы ужасно несправедливы ко мне, Бэзил. You come down here to console me. That is charming of you. Вы пришли меня утешать, это очень мило с вашей стороны. You find me consoled, and you are furious. Но застали меня уже утешившимся -- и злитесь. How like a sympathetic person! Вот оно, людское сочувствие! You remind me of a story Harry told me about a certain philanthropist who spent twenty years of his life in trying to get some grievance redressed, or some unjust law altered-I forget exactly what it was. Я вспоминаю анекдот, рассказанный Г арри, про одного филантропа, который двадцать лет жизни потратил на борьбу с какими-то злоупотреблениями или несправедливым законом -- я забыл уже, с чем именно. Finally he succeeded, and nothing could exceed his disappointment. В конце концов он добился своего -- и тут наступило жестокое разочарование. He had absolutely nothing to do, almost died of ennui, and became a confirmed misanthrope. Ему больше решительно нечего было делать, он умирал со скуки и превратился в убежденного мизантропа. And besides, my dear old Basil, if you really want to console me, teach me rather to forget what has happened, or to see it from the proper artistic point of view. Такто, дорогой друг! Если вы действительно хотите меня утешить, научите, как забыть то, что случилось, или смотреть на это глазами художника. Was it not Gautier who used to write about la consolation des arts? Кажется, Г отье писал об утешении, которое мы находим в искусстве? I remember picking up a little vellum-covered book in your studio one day and chancing on that delightful phrase. Помню, однажды у вас в мастерской мне попалась под руку книжечка в веленевой обложке, и, листая ее, я наткнулся на это замечательное выражение: consolation des arts. Well, I am not like that young man you told me of when we were down at Marlow together, the young man who used to say that yellow satin could console one for all the miseries of life. Право, я нисколько не похож на того молодого человека, про которого вы мне рассказывали, когда мы вместе ездили к Марло. Он уверял, что желтый атлас может служить человеку утешением во всех жизненных невзгодах. I love beautiful things that one can touch and handle. Я люблю красивые вещи, которые можно трогать, держать в руках. Old brocades, green bronzes, lacquer-work, carved ivories, exquisite surroundings, luxury, pomp, there is much to be got from all these. Старинная парча, зеленая бронза, изделия из слоновой кости, красивое убранство комнат, роскошь, пышность -- все это доставляет столько удовольствия! But the artistic temperament that they create, or at any rate reveal, is still more to me. Но для меня всего ценнее тот инстинкт художника, который они порождают или хотя бы выявляют в человеке. To become the spectator of one's own life, as Harry says, is to escape the suffering of life. Стать, как говорит Гарри, зрителем собственной жизни -- это значит уберечь себя от земных страданий. I know you are surprised at my talking to you like this. Знаю, вас удивят такие речи. You have not realised how I have developed. Вы еще не уяснили себе, насколько я созрел. I was a schoolboy when you knew me. I am a man now. Когда мы познакомились, я был мальчик, сейчас я -- мужчина. I have new passions, new thoughts, new ideas. У меня появились новые увлечения, новые мысли и взгляды. I am different, but you must not like me less. Да, я стал другим, однако я не хочу, Бэзил, чтобы вы меня за это разлюбили. I am changed, but you must always be my friend. Я переменился, но вы должны навсегда остаться моим другом. Of course I am very fond of Harry. Конечно, я очень люблю Гарри. But I know that you are better than he is. Но я знаю, что вы лучше его. You are not stronger-you are too much afraid of life-but you are better. Вы не такой сильный человек, как он, потому что слишком боитесь жизни, но вы лучше. And how happy we used to be together! И как нам бывало хорошо вместе! Don't leave me, Basil, and don't quarrel with me. Не оставляйте же меня, Бэзил, и не спорьте со мной. I am what I am. There is nothing more to be said." Я таков, какой я есть, -- ничего с этим не поделаешь. The painter felt strangely moved. Холлуорд был невольно тронут. The lad was infinitely dear to him, and his personality had been the great turning-point in his art. Этот юноша был ему бесконечно дорог, и знакомство с ним стало как бы поворотным пунктом в его творчестве художника. He could not bear the idea of reproaching him any more. After all, his indifference was probably merely a mood that would pass away. У него не хватило духу снова упрекать Дориана, и он утешался мыслью, что черствость этого мальчика -- лишь минутное настроение. There was so much in him that was good, so much in him that was noble. Ведь у Дориана так много хороших черт, так много в нем благородства! "Well, Dorian," he said, at length, with a sad smile, "I won't speak to you again about this horrible thing, after to-day. I only trust your name won't be mentioned in connection with it. -- Ну, хорошо, Дориан, -- промолвил он наконец с грустной улыбкой.-- Не стану больше говорить об этой страшной истории. II хочу надеяться, что ваше имя не будет связано с нею. The inquest is to take place this afternoon. Следствие назначено на сегодня. Have they summoned you?" Вас не вызывали? Dorian shook his head and a look of annoyance passed over his face at the mention of the word "inquest." Дориан отрицательно покачал головой и досадливо поморщился при слове "следствие". There was something so crude and vulgar about everything of the kind. Он находил, что во всех этих подробностях есть что-то грубое, пошлое. "They don't know my name," he answered. -- Моя фамилия там никому не известна, -пояснил он. "But surely she did?" -- Но девушкато, наверное, ее знала? "Only my Christian name, and that I am quite sure she never mentioned to anyone. -- Нет, только имя. И потом я совершенно уверен, что она не называла его никому. She told me once that they were all rather curious to learn who I was, and that she invariably told them my name was Prince Charming. Она мне рассказывала, что в театре все очень интересуются, кто я такой, но на их вопросы она отвечает только, что меня зовут Прекрасный Принц. It was pretty of her. Это очень трогательно, правда? You must do me a drawing of Sibyl, Basil. Нарисуйте мне Сибилу, Бэзил. I should like to have something more of her than the memory of a few kisses and some broken pathetic words." Мне хочется сохранить на память о ней нечто большее, чем воспоминания о нескольких поцелуях и нежных словах. "I will try and do something, Dorian, if it would please you. -- Ладно, попробую, Дориан, если вам этого так хочется. But you must come and sit to me yourself again. Но вы и сами снова должны мне позировать. I can't get on without you." Я не могу обойтись без вас. "I can never sit to you again, Basil. -- Никогда больше я не буду вам позировать, Бэзил. It is impossible!" he exclaimed, starting back. Это невозможно! -- почти крикнул Дориан, отступая. The painter stared at him. Художник удивленно посмотрел на него. "My dear boy, what nonsense!" he cried. -- Это еще что за фантазия, Дориан? "Do you mean to say you don't like what I did of you? Неужели вам не нравится портрет, который я написал? Where is it? А кстати, где он? Why have you pulled the screen in front of it? Зачем его : заслонили экраном? Let me look at it. Я хочу на него взглянуть. It is the best thing I have ever done. Ведь это моя лучшая работа. Do take the screen away, Dorian. Уберитека ширму, Дориан. It is simply disgraceful of your servant hiding my work like that. Какого черта ваш лакей вздумал запрятать портрет в угол? I felt the room looked different as I came in." То-то я, как вошел, сразу почувствовал, что в комнате словно чего-то недостает. "My servant has nothing to do with it, Basil. -- Мой лакей тут ни при чем, Бэзил. You don't imagine I let him arrange my room for me? Неужели вы думаете, что я позволяю ему по своему вкусу переставлять вещи в комнатах? He settles my flowers for me sometimes-that is all. Он только цветы иногда выбирает для меня -- и больше ничего. No; I did it myself. The light was too strong on the portrait." А экран перед портретом я сам поставил: в этом месте слишком резкое освещение. "Too strong! -- Слишком резкое? Surely not, my dear fellow? Не может быть, мой милый. It is an admirable place for it. Помоему, самое подходящее. Let me see it." Дайтека взглянуть. And Hallward walked towards the corner of the room. И Холлуорд направился в тот угол, где стоял портрет. A cry of terror broke from Dorian Gray's lips, and he rushed between the painter and the screen. Крик ужаса вырвался у Дориана. Одним скачком опередив Холлуорда, он стал между ним и экраном. "Basil," he said, looking very pale, "you must not look at it. -- Бэзил, -- сказал он, страшно побледнев, -- не смейте! I don't wish you to." Я не хочу, чтобы вы на него смотрели. "Not look at my own work! you are not serious. -- Вы шутите! Мне запрещается смотреть на мое собственное произведение? Why shouldn't I look at it?" exclaimed Hallward, laughing. Это еще почему? -- воскликнул Холлуорд со смехом. "If you try to look at it, Basil, on my word of honour I will never speak to you again as long as I live. -- Только попытайтесь, Бэзил, -- и даю вам слово, что на всю жизнь перестану с вами встречаться. I am quite serious. Я говорю совершенно серьезно. I don't offer any explanation, and you are not to ask for any. Объяснять ничего не буду, и вы меня ни о чем не спрашивайте. But, remember, if you touch this screen, everything is over between us." Но знайте -- если вы только тронете экран, между нами все кончено. Hallward was thunderstruck. He looked at Dorian Gray in absolute amazement. Холлуорд стоял как громом пораженный и во все глаза смотрел на Дориана. He had never seen him like this before. The lad was actually pallid with rage. His hands were clenched, and the pupils of his eyes were like disks of blue fire. Никогда еще он не видел его таким: лицо Дориана побелело от гнева, руки были сжаты в кулаки, зрачки метали синие молнии. He was trembling all over. Он весь дрожал. "Dorian!" -- Дориан! "Don't speak!" -- Молчите, Бэзил! "But what is the matter? -- Господи, да что это с вами? Of course I won't look at it if you don't want me to," he said, rather coldly, turning on his heel, and going over towards the window. "But, really, it seems rather absurd that I shouldn't see my own work, especially as I am going to exhibit it in Paris in the autumn. Не хотите, так я, разумеется, не ставу смотреть, -- сказал художник довольно сухо и, круто повернувшись, отошел к окну.-- Но это просто дико -- запрещать мне смотреть на мою собственную картину! Имейте в виду, осенью я хочу послать ее в Париж на выставку, и, наверное, понадобится перед этим заново покрыть ее лаком. I shall probably have to give it another coat of varnish before that, so I must see it some day, and why not to-day?" Значит, осмотреть ее я все равно должен, -- так почему бы не сделать этого сейчас? "To exhibit it? -- На выставку? You want to exhibit it?" exclaimed Dorian Gray, a strange sense of terror creeping over him. Вы хотите ее выставить? -- переспросил Дориан Грей, чувствуя, как в душу его закрадывается безумный страх. Was the world going to be shown his secret? Значит, все узнают его тайну? Were people to gape at the mystery of his life? Люди будут с любопытством глазеть на самое сокровенное в его жизни? That was impossible. Немыслимо! Something-he did not know what-had to be done at once. Что-то надо тотчас же сделать, как-то это предотвратить. Но как? "Yes; I don't suppose you will object to that. George Petit is going to collect all my best pictures for a special exhibition in the Rue de S?ze, which will open the first week in October. -- Да, в Париже. Надеюсь, против этого вы не станете возражать? -- говорил между тем художник.-- Жорж Пти намерен собрать все мои лучшие работы и устроить специальную выставку на улице Сэз. Откроется она в первых числах октября. The portrait will only be away a month. Портрет увезут не более как на месяц. I should think you could easily spare it for that time. Думаю, что вы вполне можете на такое короткое время с ним расстаться. In fact, you are sure to be out of town. Как раз в эту пору вас тоже не будет в Лондоне. And if you keep it always behind a screen, you can't care much about it." И потом -- если вы держите его за ширмой, значит, не так уж дорожите им. Dorian Gray passed his hand over his forehead. There were beads of perspiration there. Дориан Грей провел рукой по лбу, покрытому крупными каплями пота. He felt that he was on the brink of a horrible danger. Он чувствовал себя на краю гибели. "You told me a month ago that you would never exhibit it," he cried. -- Но всего лишь месяц назад вы говорили, что ни за что его не выставите! "Why have you changed your mind? Почему же вы передумали? You people who go in for being consistent have just as many moods as others have. Вы из тех людей, которые гордятся своим постоянством, а на самом деле и у вас все зависит от настроения. The only difference is that your moods are rather meaningless. Разница только та, что эти ваши настроения -просто необъяснимые прихоти. You can't have forgotten that you assured me most solemnly that nothing in the world would induce you to send it to any exhibition. Вы торжественно уверяли меня, что ни за что на свете не пошлете мой портрет на выставку, -- вы это, конечно, помните? You told Harry exactly the same thing." И Гарри вы говорили то же самое. He stopped suddenly, and a gleam of light came into his eyes. Дориан вдруг умолк, и в глазах его блеснул огонек. He remembered that Lord Henry had said to him once, half seriously and half in jest, Он вспомнил, как лорд Генри сказал ему раз полушутя: "If you want to have a strange quarter of an hour, get Basil to tell you why he won't exhibit your picture. "Если хотите провести презанятные четверть часа, заставьте Бэзила объяснить вам, почему он не хочет выставлять ваш портрет. He told me why he wouldn't, and it was a revelation to me." Мне он это рассказал, и для меня это было настоящим откровением". Yes, perhaps Basil, too, had his secret. Ага, так, может быть, и у Бэзила есть своя тайна! He would ask him and try. Надо выведать ее. "Basil," he said, coming over quite close, and looking him straight in the face, "we have each of us a secret. -- Бэзил, -- начал он, подойдя к Холлуорду очень близко и глядя ему в глаза, -- у каждого из нас есть свой секрет. Let me know yours and I shall tell you mine. Откройте мне ваш, и я вам открою свой. What was your reason for refusing to exhibit my picture?" Почему вы не хотели выставлять мой портрет? The painter shuddered in spite of himself. Художник вздрогнул и невольно отступил. "Dorian, if I told you, you might like me less than you do, and you would certainly laugh at me. -- Дориан, если я вам это скажу, вы непременно посмеетесь надо мной и, пожалуй, будете меньше любить меня. I could not bear your doing either of those two things. А с этим я не мог бы примириться. If you wish me never to look at your picture again, I am content. Раз вы требуете, чтобы я не пытался больше увидеть ваш портрет, пусть будет так. I have always you to look at. Ведь у меня остаетесь вы, -- я смогу всегда видеть вас. If you wish the best work I have ever done to be hidden from the world, I am satisfied. Вы хотите скрыть от всех лучшее, что я создал в жизни? Ну что ж, я согласен. Your friendship is dearer to me than any fame or reputation." Ваша дружба мне дороже славы. "No, Basil, you must tell me," insisted Dorian Gray. "I think I have a right to know." -- Нет, вы всетаки ответьте на мой вопрос, Бэзил, -- настаивал Дориан Грей.-- Мне кажется, я имею право знать. His feeling of terror had passed away, and curiosity had taken its place. Страх его прошел и сменился любопытством. He was determined to find out Basil Hallward's mystery. Он твердо решил узнать тайну Холлуорда. "Let us sit down, Dorian," said the painter, looking troubled. "Let us sit down. And just answer me one question. -- Сядемте, Дориан, -- сказал тот, не умея скрыть своего волнения.И прежде всего ответьте мне на один вопрос. Have you noticed in the picture something curious?-something that probably at first did not strike you, but that revealed itself to you suddenly?" Вы не приметили в портрете ничего особенного? Ничего такого, что сперва, быть может, в глаза не бросалось, но потом внезапно открылось вам? "Basil!" cried the lad, clutching the arms of his chair with trembling hands, and gazing at him with wild, startled eyes. -- Ох, Бэзил! -- вскрикнул Дориан, дрожащими руками сжимая подлокотники кресла и в диком испуге глядя на художника. "I see you did. -- Вижу, что заметили. Don't speak. Wait till you hear what I have to say. Не надо ничего говорить, Дориан, сначала выслушайте меня. Dorian, from the moment I met you, your personality had the most extraordinary influence over me. I was dominated, soul, brain, and power by you. You became to me the visible incarnation of that unseen ideal whose memory haunts us artists like an exquisite dream. С первой нашей встречи я был словно одержим вами. Вы имели какую-то непонятную власть над моей душой, мозгом, талантом, были для меня воплощением того идеала, который всю жизнь витает перед художником как дивная мечта. I worshipped you. Я обожал вас. I grew jealous of everyone to whom you spoke. Стоило вам заговорить с кем-нибудь , -- и я уже ревновал к нему. I wanted to have you all to myself. I was only happy when I was with you. Я хотел сохранить вас для себя одного и чувствовал себя счастливым, только когда вы бывали со мной. When you were away from me you were still present in my art.... И даже если вас не было рядом, вы незримо присутствовали в моем воображении, когда я творил. Of course I never let you know anything about this. It would have been impossible. You would not have understood it. Конечно, я никогда, ни единым словом не обмолвился об этом -- ведь вы ничего не поняли бы. I hardly understood it myself. Да я и сам не очень-то понимал это. I only knew that I had seen perfection face to face, and that the world had become wonderful to my eyes-too wonderful, perhaps, for in such mad worships there is peril, the peril of losing them, no less than the peril of keeping them.... Я чувствовал только, что вижу перед собой совершенство, и оттого мир представлялся мне чудесным, -- пожалуй, слишком чудесным, ибо такие восторги душе опасны. Не знаю, что страшнее -- власть их над душой или их утрата. Weeks and weeks went on, and I grew more and more absorbed in you. Проходили недели, а я был все так же или еще больше одержим вами. Then came a new development. Наконец мне пришла в голову новая идея. I had drawn you as Paris in dainty armour, and as Adonis with huntsman's cloak and polished boar-spear. Я уже ранее написал вас Парисом в великолепных доспехах и Адонисом в костюме охотника, со сверкающим копьем в руках. Crowned with heavy lotus-blossoms you had sat on the prow of Adrian's barge, gazing across the green turbid Nile. В венке из тяжелых цветов лотоса вы сидели на носу корабля императора Адриана и глядели на мутные волны зеленого Нила. You had leant over the still pool of some Greek woodland, and seen in the water's silent silver the marvel of your own face. Вы склонялись над озером в одной из рощ Греции, любуясь чудом своей красоты в недвижном серебре его тихих вод. And it had all been what art should be, unconscious, ideal, and remote. Эти образы создавались интуитивно, как того требует наше искусство, были идеальны, далеки от действительности. One day, a fatal day I sometimes think, I determined to paint a wonderful portrait of you as you actually are, not in the costume of dead ages, but in your own dress and in your own time. Но в один прекрасный день, -- роковой день, как мне кажется иногда, -- я решил написать ваш портрет, написать вас таким, какой вы есть, не в костюме прошлых веков, а в обычной вашей одежде и в современной обстановке. Whether it was the Realism of the method, or the mere wonder of your own personality, thus directly presented to me without mist or veil, I cannot tell. But I know that as I worked at it, every flake and film of colour seemed to me to reveal my secret. И вот... Не знаю, что сыграло тут роль, реалистическая манера письма или обаяние вашей индивидуальности, которая предстала передо мной теперь непосредственно, ничем не замаскированная, -- но, когда я писал, мне казалось, что каждый мазок, каждый удар кисти вое больше раскрывает мою тайну. I grew afraid that others would know of my idolatry. И я боялся, что, увидев портрет, люди поймут, как я боготворю вас, Дориан. I felt, Dorian, that I had told too much, that I had put too much of myself into it. Я чувствовал, что в этом портрете выразил слишком много, вложил в него слишком много себя. Then it was that I resolved never to allow the picture to be exhibited. Вот тогда-то я и решил ни за что не выставлять его. You were a little annoyed; but then you did not realise all that it meant to me. Вам было досадно -- ведь вы не подозревали, какие у меня на то серьезные причины. Harry, to whom I talked about it, laughed at me. А Гарри, когда я заговорил с ним об этом, высмеял меня. But I did not mind that. Ну, да это меня ничуть не задело. When the picture was finished, and I sat alone with it, I felt that I was right.... Когда портрет был окончен, я, глядя на него, почувствовал, что я прав... Well, after a few days the thing left my studio, and as soon as I had got rid of the intolerable fascination of its presence it seemed to me that I had been foolish in imagining that I had seen anything in it, more than that you were extremely good-looking, and that I could paint. А через несколько дней он был увезен из моей мастерской, и, как только я освободился от его неодолимых чар, мне показалось, что все это лишь моя фантазия, что в портрете люди увидят только вашу удивительную красоту и мой талант художника, больше ничего. Even now I cannot help feeling that it is a mistake to think that the passion one feels in creation is ever really shown in the work one creates. Даже и сейчас мне кажется, что я заблуждался, что чувства художника не отражаются в его творении. Art is always more abstract than we fancy. Искусство гораздо абстрактнее, чем мы думаем. Form and colour tell us of form and colour-that is all. Форма и краски говорят нам лишь о форме и красках -- и больше ни о чем. It often seems to me that art conceals the artist far more completely than it ever reveals him. Мне часто приходит в голову, что искусство в гораздо большей степени скрывает художника, чем раскрывает его... And so when I got this offer from Paris I determined to make your portrait the principal thing in my exhibition. Поэтому, когда я получил предложение из Парижа, я решил, что ваш портрет будет гвоздем моей выставки. It never occurred to me that you would refuse. Мог ли я думать, что вы станете возражать? I see now that you were right. The picture cannot be shown. Ну а теперь я вижу, что вы правы, портрет выставлять не следует. You must not be angry with me, Dorian, for what I have told you. Не сердитесь на меня, Дориан. As I said to Harry, once, you are made to be worshipped." Перед вами нельзя не преклоняться -- вы созданы для этого. Я так и сказал тогда Гарри. Dorian Gray drew a long breath. Дориан Грей с облегчением перевел дух. The colour came back to his cheeks, and a smile played about his lips. Щеки его снова порозовели. Губы улыбались. The peril was over. Опасность миновала. He was safe for the time. Пока ему ничто не грозит! Yet he could not help feeling infinite pity for the painter who had just made this strange confession to him, and wondered if he himself would ever be so dominated by the personality of a friend. Он невольно испытывал глубокую жалость к художнику, сделавшему ему такое странное признание, и спрашивал себя, способен ли и он когда-нибудь оказаться всецело во власти чужой души? Lord Henry had the charm of being very dangerous. But that was all. К лорду Генри его влечет, как влечет человека все очень опасное, -- и только. He was too clever and too cynical to be really fond of. Лорд Генри слишком умен и слишком большой циник, чтобы его можно было любить. Would there ever be someone who would fill him with a strange idolatry? Встретит ли он, Дориан, человека, который станет его кумиром? Was that one of the things that life had in store? Суждено ли ему в жизни испытать и это тоже? "It is extraordinary to me, Dorian," said Hallward, "that you should have seen this in the portrait. Did you really see it?" -- Очень мне странно, Дориан, что вы сумели увидеть это в портрете, -- сказал Бэзил Холлуорд.-- Вы и вправду это заметили? "I saw something in it," he answered, "something that seemed to me very curious." -- Коечто я заметил. И оно меня сильно поразило. "Well, you don't mind my looking at the thing now?" -- Ну а теперь вы мне дадите взглянуть на портрет? Dorian shook his head. Дориан покачал головой. "You must not ask me that, Basil. -- Нет, нет, и не просите, Бэзил. I could not possibly let you stand in front of that picture." Я не позволю вам даже подойти близко. "You will some day, surely?" -- Так, может, потом когда-нибудь ? "Never." -- Никогда. "Well, perhaps you are right. -- Что ж, может, вы и правы. And now good-bye, Dorian. Ну, прощайте, Дориан. You have been the one person in my life who has really influenced my art. Вы -- единственный человек, который понастоящему имел влияние на мое творчество. Whatever I have done that is good, I owe to you. Ah! you don't know what it cost me to tell you all that I have told you." И всем, что я создал ценного, я обязан вам... если бы вы знали, чего мне стоило сказать вам все то, что я сказал! "My dear Basil," said Dorian, "what have you told me? -- Да что же вы мне сказали такого, дорогой Бэзил? Simply that you felt that you admired me too much. Только то, что вы мною слишком восхищались? That is not even a compliment." Право, это даже не комплимент. "It was not intended as a compliment. -- А я и не собирался говорить вам комплименты. It was a confession. Это была исповедь. Now that I have made it, something seems to have gone out of me. И после нее я словно чего-то лишился. Perhaps one should never put one's worship into words." Пожалуй, никогда не следует выражать свои чувства словами. "It was a very disappointing confession." -- Исповедь ваша, Бэзил, обманула мои ожидания. "Why, what did you expect, Dorian? -- Как так? Чего же вы ожидали, Дориан? You didn't see anything else in the picture, did you? There was nothing else to see?" Разве вы заметили в портрете еще что-то другое? "No; there was nothing else to see. -- Нет, ничего. Why do you ask? Почему вы спрашиваете? But you mustn't talk about worship. It is foolish. А о преклонении вы больше не говорите -- это глупо. You and I are friends, Basil, and we must always remain so." Мы с вами друзья, Бэзил, и должны всегда оставаться друзьями. "You have got Harry," said the painter, sadly. -- У вас есть Гарри, -- сказал Холлуорд уныло. "Oh, Harry!" cried the lad, with a ripple of laughter. "Harry spends his days in saying what is incredible, and his evenings in doing what is improbable. -- Ах, Гарри! -- Дориан рассмеялся.-- Гарри днем занят тем, что говорит невозможные вещи, а по вечерам творит невероятные вещи. Just the sort of life I would like to lead. Такая жизнь как раз в моем вкусе. But still I don't think I would go to Harry if I were in trouble. Но в тяжелую минуту я вряд ли пришел бы к Гарри. I would sooner go to you, Basil." Скорее к вам, Бэзил. "You will sit to me again?" -- И вы опять будете мне позировать? "Impossible!" -- Нет, этого я никак не могу! "You spoil my life as an artist by refusing, Dorian. -- Своим отказом вы губите меня как художника. No man came across two ideal things. Никто не встречает свой идеал дважды в жизни. Few come across one." Да и один раз редко кто его находит. "I can't explain it to you, Basil, but I must never sit to you again. -- Не могу вам объяснить причины, Бэзил, но мне нельзя больше вам позировать. There is something fatal about a portrait. Есть что-то роковое в каждом портрете. It has a life of its own. Он живет своей особой жизнью... I will come and have tea with you. Я буду приходить к вам пить чай. That will be just as pleasant." Это не менее приятно. "Pleasanter for you, I am afraid," murmured Hallward, regretfully. "And now good-bye. -- Для вас, пожалуй, даже приятнее, -- огорченно буркнул Холлуорд.-- До свидания, Дориан. I am sorry you won't let me look at the picture once again. Очень жаль, что вы не дали мне взглянуть на портрет. But that can't be helped. Ну, да что поделаешь! I quite understand what you feel about it." Я вас вполне понимаю. As he left the room, Dorian Gray smiled to himself. Когда он вышел, Дориан усмехнулся про себя. Poor Basil! how little he knew of the true reason! Бедный Бэзил, как он в своих догадках далек от истины! And how strange it was that, instead of having been forced to reveal his own secret, he had succeeded, almost by chance, in wresting a secret from his friend! И не странно ли, что ему, Дориану, не только не пришлось открыть свою тайну, но удалось случайно выведать тайну друга! How much that strange confession explained to him! После исповеди Бэзила Дориану многое стало ясно. The painter's absurd fits of jealousy, his wild devotion, his extravagant panegyrics, his curious reticences-he understood them all now, and he felt sorry. Нелепые вспышки ревности и страстная привязанность к нему художника, восторженные дифирамбы, а по временам странная сдержанность и скрытность -- все теперь было понятно. И Дориану стало грустно. There seemed to him to be something tragic in a friendship so coloured by romance. Что-то трагичное было в такой дружбе, окрашенной романтической влюбленностью. He sighed, and touched the bell. Он вздохнул и позвонил лакею. The portrait must be hidden away at all costs. Портрет надо во что бы то ни стало убрать отсюда! He could not run such a risk of discovery again. Нельзя рисковать тем, что тайна раскроется. It had been mad of him to have allowed the thing to remain, even for an hour, in a room to which any of his friends had access. Безумием было бы и на один час оставить портрет в комнате, куда может прийти любой из друзей и знакомых. CHAPTER X ГЛАВАХ When his servant entered, he looked at him steadfastly, and wondered if he had thought of peering behind the screen. Когда Виктор вошел, Дориан пристально посмотрел на него, пытаясь угадать, не вздумал ли он заглянуть за экран. The man was quite impassive, and waited for his orders. Лакей с самым невозмутимым видом стоял, ожидая приказаний. Dorian lit a cigarette, and walked over to the glass and glanced into it. Дориан закурил папиросу и, подойдя к зеркалу, поглядел в него. He could see the reflection of Victor's face perfectly. В зеркале ему было отчетливо видно лицо Виктора. It was like a placid mask of servility. На этом лице не выражалось ничего, кроме спокойной услужливости. There was nothing to be afraid of, there. Значит, опасаться нечего. Yet he thought it best to be on his guard. Все же он решил, что надо быть настороже. Speaking very slowly, he told him to tell the housekeeper that he wanted to see her, and then to go to the frame-maker and ask him to send two of his men round at once. Медленно отчеканивая слова, он приказал Виктору позвать к нему экономку, а затем сходить в багетную мастерскую и попросить хозяина немедленно прислать ему двоих рабочих. It seemed to him that as the man left the room his eyes wandered in the direction of the screen. Ему показалось, что лакей, выходя из комнаты, покосился на экран. Or was that merely his own fancy? Или это только его фантазия? After a few moments, in her black silk dress, with old-fashioned thread mittens on her wrinkled hands, Mrs. Leaf bustled into the library. Через несколько минут в библиотеку торопливо вошла миссис Лиф в черном шелковом платье и старомодных нитяных митенках на морщинистых руках. He asked her for the key of the schoolroom. Дориан спросил у нее ключ от бывшей классной комнаты. "The old schoolroom, Mr. Dorian?" she exclaimed. "Why, it is full of dust. -- От старой классной, мистер Дориан? -воскликнула она.-- Да там полно пыли! I must get it arranged, and put straight before you go into it. Я сперва велю ее прибрать и все привести в порядок. It is not fit for you to see, sir. А сейчас вам туда и заглянуть нельзя! It is not, indeed." Никак нельзя! "I don't want it put straight, Leaf. -- Не нужно мне, чтобы ее убирали, Лиф. I only want the key." Мне только ключ нужен. "Well, sir, you'll be covered with cobwebs if you go into it. -- Господи, да вы будете весь в паутине, сэр, если туда войдете. Why, it hasn't been opened for nearly five years, not since his lordship died." Ведь вот уже пять лет комнату не открывали -- со дня смерти его светлости. He winced at the mention of his grandfather. He had hateful memories of him. При упоминании о старом лорде Дориана передернуло: у пего остались очень тягостные воспоминания о покойном деде. "That does not matter," he answered. "I simply want to see the place-that is all. -- Пустяки, -- ответил он.-- Мне нужно только на минуту заглянуть туда, и больше ничего. Give me the key." Дайте мне ключ. "And here is the key, sir," said the old lady, going over the contents of her bunch with tremulously uncertain hands. -- Вот, возьмите, сэр.-- Старушка неловкими дрожащими руками перебирала связку ключей.--Вот этот. "Here is the key. Сейчас сниму его с кольца. I'll have it off the bunch in a moment. Но вы же не думаете перебираться туда, сэр? But you don't think of living up there, sir, and you so comfortable here?" Здесь внизу у вас так уютно! "No, no," he cried, petulantly. "Thank you, Leaf. That will do." -- Нет, нет, -- перебил Дориан нетерпеливо.--Спасибо, Лиф, можете идти. She lingered for a few moments, and was garrulous over some detail of the household. Экономка еще на минуту замешкалась, чтобы поговорить о каких-то хозяйственных делах. He sighed, and told her to manage things as she thought best. Дориан со вздохом сказал ей, что но всем полагается на нее. She left the room, wreathed in smiles. Наконец она ушла очень довольная. As the door closed, Dorian put the key in his pocket, and looked round the room. Как только дверь за ней захлопнулась, Дориан сунул ключ в карман и окинул взглядом комнату. His eye fell on a large, purple satin coverlet heavily embroidered with gold, a splendid piece of late seventeenth-century Venetian work that his grandfather had found in a convent near Bologna. Ему попалось на глаза атласное покрывало, пурпурное, богато расшитое золотом, -великолепный образец венецианского искусства конца XVII века, -- привезенное когда-то его дедом из монастыря близ Болоньи. Yes, that would serve to wrap the dreadful thing in. Да, этим покрывалом можно закрыть страшный портрет! It had perhaps served often as a pall for the dead. Быть может, опо некогда служило погребальным покровом. Now it was to hide something that had a corruption of its own, worse than the corruption of death itself-something that would breed horrors and yet would never die. Теперь эта ткань укроет картину разложения, более страшного, чем разложение трупа, ибо оно будет порождать ужасы, и ему не будет конца. What the worm was to the corpse, his sins would be to the painted image on the canvas. Как черви пожирают мертвое тело, так пороки Дориана Грея будут разъедать его изображение на полотне. They would mar its beauty, and eat away its grace. Они изгложут его красоту, уничтожат очарование. They would defile it, and make it shameful. Они осквернят его и опозорят. And yet the thing would still live on. И всетаки портрет будет цел. It would be always alive. Он будет жить вечно. He shuddered, and for a moment he regretted that he had not told Basil the true reason why he had wished to hide the picture away. При этой мысли Дориан вздрогнул и на миг пожалел, что не сказал правду Холлуорду. Basil would have helped him to resist Lord Henry's influence, and the still more poisonous influences that came from his own temperament. Бэзил поддержал бы его в борьбе с влиянием лорда Г енри и с еще более опасным влиянием его собственного темперамента. The love that he bore him-for it was really love-had nothing in it that was not noble and intellectual. Любовь, которую питает к нему Бэзил (а это, несомненно, самая настоящая любовь), -чувство благородное и возвышенное. It was not that mere physical admiration of beauty that is born of the senses, and that dies when the senses tire. Это не обыкновенное физическое влечение к красоте, порожденное чувственными инстинктами и умирающее, когда они ослабевают в человеке. It was such love as Michael Angelo had known, and Montaigne, and Winckelmann, and Shakespeare himself. Нет, это любовь такая, какую знали Микеланджело, и Монтень, и Викельман, и Шекспир. Yes, Basil could have saved him. Да, Бэзил мог бы спасти его. But it was too late now. Но теперь уже поздно. The past could always be annihilated. Regret, denial, or forgetfulness could do that. But the future was inevitable. Прошлое всегда можно изгладить раскаянием, забвением или отречением, будущее же неотвратимо. There were passions in him that would find their terrible outlet, dreams that would make the shadow of their evil real. Дориан чувствовал, что в нем бродят страсти, которые найдут себе ужасный выход, и смутные грезы, которые омрачат его жизнь, если осуществятся. He took up from the couch the great purple-and-gold texture that covered it, and, holding it in his hands, passed behind the screen. Он снял с кушетки пурпурнозолотое покрывало и, держа его в обеих руках, зашел за экран. Was the face on the canvas viler than before? Не стало ли еще противнее лицо на портрете? It seemed to him that it was unchanged; and yet his loathing of it was intensified. Нет, никаких новых изменений не было заметно. И всетаки Дориан смотрел на него теперь с еще большим отвращением. Gold hair, blue eyes, and rose-red lips-they all were there. Золотые кудри, голубые глаза и розовые губы -все как было. It was simply the expression that had altered. Изменилось только выражение лица. That was horrible in its cruelty. Оно ужасало своей жестокостью. Compared to what he saw in it of censure or rebuke, how shallow Basil's reproaches about Sibyl Vane had been!-how shallow, and of what little account! В сравнении с этим обвиняющим лицом как ничтожны были укоры Бэзила, как пусты и ничтожны! His own soul was looking out at him from the canvas and calling him to judgment. С портрета на Дориана смотрела его собственная душа и призывала его к ответу. A look of pain came across him, and he flung the rich pall over the picture. С гримасой боли Дориан поспешно набросил на портрет роскошное покрывало. As he did so, a knock came to the door. He passed out as his servant entered. В эту минуту раздался стук в дверь, и он вышел изза экрана как раз тогда, когда в комнату вошел лакей. "The persons are here, Monsieur." -- Люди здесь, мосье. He felt that the man must be got rid of at once. He must not be allowed to know where the picture was being taken to. Дориан подумал, что Виктора надо услать сейчас же, чтобы он не знал, куда отнесут портрет. There was something sly about him, and he had thoughtful, treacherous eyes. У Виктора глаза умные, и в них светится хитрость, а может, и коварство. Ненадежный человек! Sitting down at the writing-table, he scribbled a note to Lord Henry, asking him to send him round something to read, and reminding him that they were to meet at eight-fifteen that evening. И, сев за стол, Дориан написал записку лорду Г енри, в которой просил прислать что-нибудь почитать и напоминал, что они сегодня должны встретиться в четверть девятого. "Wait for an answer," he said, handing it to him, "and show the men in here." -- Передайте лорду Генри и подождите ответа, -- сказал он Виктору, вручая ему записку.-- А рабочих приведите сюда. In two or three minutes there was another knock, and Mr. Hubbard himself, the celebrated frame-maker of South Audley Street, came in with a somewhat rough-looking young assistant. Через дветри минуты в дверь снова постучали, появился мистер Хаббард собственной персоной, знаменитый багетный мастер с СаутОдлистрит, и с ним его помощник, довольно неотесанный парень. Mr. Hubbard was a florid, red-whiskered little man, whose admiration for art was considerably tempered by the inveterate impecuniosity of most of the artists who dealt with him. Мистер Хаббард представлял собой румяного человечка с рыжими бакенбардами. Его поклонение искусству значительно умерялось хроническим безденежьем большинства его клиентов -- художников. As a rule, he never left his shop. He waited for people to come to him. Он не имел обыкновения ходить на дом к заказчикам, он ждал, чтобы они сами пришли к нему в мастерскую. But he always made an exception in favour of Dorian Gray. Но для Дориана Грея он всегда делал исключение. There was something about Dorian that charmed everybody. В Дориане было что-то такое, что всех располагало к нему. It was a pleasure even to see him. Приятно было даже только смотреть на него. "What can I do for you, Mr. Gray?" he said, rubbing his fat freckled hands. "I thought I would do myself the honour of coming round in person. -- Чем могу служить, мистер Грей? -осведомился почтенный багетчик, потирая пухлые веснушчатые руки.-- Я полагал, что мне следует лично явиться к вам. I have just got a beauty of a frame, sir. Я как раз приобрел чудесную раму, сэр. Picked it up at a sale. Она мне досталась на распродаже. Old Florentine. Came from Fonthill, I believe. Старинная флорентийская -- должно быть, из Фонтхилла. Admirably suited for a religious subject, Mr. Gray." Замечательно подойдет для картины с религиозным сюжетом, мистер Грей! "I am so sorry you have given yourself the trouble of coming round, Mr. Hubbard. -- Извините, что побеспокоил вас, мистер Хаббард. I shall certainly drop in and look at the frame-though I don't go in much at present for religious art-but to-day I only want a picture carried to the top of the house for me. Я зайду, конечно, взглянуть на раму, хотя сейчас не особенно увлекаюсь религиозной живописью. Но сегодня мне требуется только перенести картину на верхний этаж. It is rather heavy, so I thought I would ask you to lend me a couple of your men." Она довольно тяжелая, поэтому я и попросил вас прислать людей. "No trouble at all, Mr. Gray. -- Помилуйте, мистер Грей, какое же беспокойство? I am delighted to be of any service to you. Я очень рад, что могу вам быть полезен. Which is the work of art, sir?" Где картина, сэр? "This," replied Dorian, moving the screen back. "Can you move it, covering and all, just as it is? -- Вот она, -- ответил Дориан, отодвигая в сторону экран.-- Можно ее перенести как есть, не снимая покрывала? I don't want it to get scratched going upstairs." Я боюсь, как бы ее не исцарапали при переноске. "There will be no difficulty, sir," said the genial frame-maker, beginning, with the aid of his assistant, to unhook the picture from the long brass chains by which it was suspended. "And, now, where shall we carry it to, Mr. Gray?" -- Ничего тут нет трудного, сэр, -- услужливо сказал багетчик и с помощью своего подручного начал снимать портрет с длинных медных цепей, на которых он висел.-- А куда же прикажете ее перенести, мистер Грей? "I will show you the way, Mr. Hubbard, if you will kindly follow me. -- Я вам покажу дорогу, мистер Хаббард. Будьте добры следовать за мной. Or perhaps you had better go in front. Или, пожалуй, лучше вы идите вперед. I am afraid it is right at the top of the house. К сожалению, это на самом верху. We will go up by the front staircase, as it is wider." Мы пройдем по главной лестнице, она шире. He held the door open for them, and they passed out into the hall and began the ascent. Он распахнул перед ними дверь, и они прошли в холл, а оттуда стали подниматься по лестнице наверх. The elaborate character of the frame had made the picture extremely bulky, and now and then, in spite of the obsequious protests of Mr. Hubbard, who had the true tradesman's spirited dislike of seeing a gentleman doing anything useful, Dorian put his hand to it so as to help them. Изза украшений массивной рамы портрет был чрезвычайно громоздким, и время от времени Дориан пытался помогать рабочим, несмотря на подоютрастные протесты мистера Хаббарда, который, как все люди его сословия, не мог допустить, чтобы знатный джентльмен делал что-либо поле зное. "Something of a load to carry, sir," gasped the little man, when they reached the top landing. And he wiped his shiny forehead. "I am afraid it is rather heavy," murmured Dorian, as he unlocked the door that opened into the room that was to keep for him the curious secret of his life and hide his soul from the eyes of men. -- Груз немалый, сэр, -- сказал он, тяжело дыша, когда они добрались до верхней площадки, и отер потную лысину. -- Да, довольнотаки тяжелый, -- буркнул в ответ Дориан, отпирая дверь комнаты, которая отныне должна была хранить его странную тайну и скрывать его душу от людских глаз. He had not entered the place for more than four years-not, indeed, since he had used it first as a play-room when he was a child, and then as a study when he grew somewhat older. Больше четырех лет он не заходил сюда. Когда он был ребенком, здесь была его детская, потом, когда подрос, -- классная комната. It was a large, well-proportioned room, which had been specially built by the last Lord Kelso for the use of the little grandson whom, for his strange likeness to his mother, and also for other reasons, he had always hated and desired to keep at a distance. Эту большую, удобную комнату покойный лорд Келсо специально пристроил для маленького внука, которого он за поразительное сходство с матерью или по каким-то другим причинам терпеть не мог и старался держать подальше от себя. It appeared to Dorian to have but little changed. Дориан подумал, что с тех пор в комнате ничего не переменилось. There was the huge Italian cassone, with its fantastically-painted panels and its tarnished gilt mouldings, in which he had so often hidden himself as a boy. Так же стоял здесь громадный итальянский сундук -- cassone -- с причудливо расписанными стенками и потускневшими от времени золочеными украшениями, в нем часто прятался маленький Дориан. There the satinwood bookcase filled with his dog-eared schoolbooks. On the wall behind it was hanging the same ragged Flemish tapestry, where a faded king and queen were playing chess in a garden, while a company of hawkers rode by, carrying hooded birds on their gauntleted wrists. На месте был и книжный шкаф красного дерева, набитый растрепанными учебниками, а на стене рядом висел все тот же ветхий фламандский гобелен, на котором сильно вылинявшие король и королева играли в шахматы в саду, а мимо вереницей проезжали на конях сокольничьи, держа на своих латных рукавицах соколов в клобучках. How well he remembered it all! Как все это было знакомо Дориану! Every moment of his lonely childhood came back to him as he looked round. Каждая минута его одинокого детства вставала перед ним, пока он осматривался кругом. He recalled the stainless purity of his boyish life, and it seemed horrible to him that it was here the fatal portrait was to be hidden away. Он вспомнил непорочную чистоту той детской жизни, и жутко ему стало при мысли, что именно здесь будет стоять роковой портрет. How little he had thought, in those dead days, of all that was in store for him! Не думал он в те безвозвратные дни, что его ожидает такое будущее! But there was no other place in the house so secure from prying eyes as this. Но в доме нет другого места, где портрет был бы так надежно укрыт от любопытных глаз. He had the key, and no one else could enter it. Ключ теперь в руках у него, Дориана, и никто другой не может проникнуть сюда. Beneath its purple pall, the face painted on the canvas could grow bestial, sodden, and unclean. Пусть лицо портрета под своим пурпурным саваном становится скотски тупым, жестоким и порочным. What did it matter? Что за беда? No one could see it. Ведь никто этого не увидит. He himself would not see it. Да и сам он не будет этого видеть. Why should he watch the hideous corruption of his soul? К чему наблюдать отвратительное разложение своей души? He kept his youth-that was enough. Он сохранит молодость -- и этого довольно. And, besides, might not his nature grow finer, after all? Впрочем, разве он не может исправиться? There was no reason that the future should be so full of shame. Разве позорное будущее так уж неизбежно? Some love might come across his life, and purify him, and shield him from those sins that seemed to be already stirring in spirit and in flesh-those curious unpictured sins whose very mystery lent them their subtlety and their charm. Быть может, в жизнь его войдет большая любовь и очистит его, убережет от новых грехов, рождающихся в душе и теле, -- тех неведомых, еще никем не описанных грехов, которым самая таинственность их придает коварное очарование. Perhaps, some day, the cruel look would have passed away from the scarlet sensitive mouth, and he might show to the world Basil Hallward's masterpiece. Быть может, настанет день, когда этот алый чувственный рот утратит жестокое выражение и можно будет показать миру шедевр Бэзила Холлуорда?.. No; that was impossible. Нет, на это надежды нет. Hour by hour, and week by week, the thing upon the canvas was growing old. Ведь с каждым часом, с каждой неделей человек на полотне будет становиться старше. It might escape the hideousness of sin, but the hideousness of age was in store for it. Если даже на нем не отразятся тайные преступления и пороки, -- безобразных следов времени ему не избежать. The cheeks would become hollow or flaccid. Щеки его станут дряблыми или ввалятся. Yellow crow's-feet would creep round the fading eyes and make them horrible. Желтые "гусиные лапки" лягут вокруг потускневших глаз и уничтожат их красоту. The hair would lose its brightness, the mouth would gape or droop, would be foolish or gross, as the mouths of old men are. Волосы утратят блеск, рот, как всегда у стариков, будет бессмысленно полуоткрыт, губы безобразно отвиснут. There would be the wrinkled throat, the cold, blue-veined hands, the twisted body, that he remembered in the grandfather who had been so stern to him in his boyhood. Морщинистая шея, холодные руки со вздутыми синими венами, сгорбленная спина -- все будет как у его покойного деда, который был так суров к нему. The picture had to be concealed. There was no help for it. Да, портрет надо спрятать, ничего не поделаешь! "Bring it in, Mr. Hubbard, please," he said, wearily, turning round. "I am sorry I kept you so long. -- Несите сюда, мистер Хаббард, -- устало сказал Дориан, обернувшись.-- Извините, что задержал вас. I was thinking of something else." Я задумался о другом и забыл, что вы ждете. "Always glad to have a rest, Mr. Gray," answered the frame-maker, who was still gasping for breath. "Where shall we put it, sir?" -- Ничего, мистер Грей, я рад был передохнуть, -отозвался багетчик, все еще не отдышавшийся.--Куда прикажете поставить картину,сэр? "Oh, anywhere. -- Куда-нибудь , все равно. Here: this will do. Ну, хотя бы тут. I don't want to have it hung up. Вешать не надо. Just lean it against the wall. Просто прислоните ее к стене. Thanks." Вот так, спасибо. "Might one look at the work of art, sir?" -- Нельзя ли взглянуть на это произведение искусства, сэр? Dorian started. Дориан вздрогнул. "It would not interest you, Mr. Hubbard," he said, keeping his eye on the man. -- Не стоит. Оно вряд ли вам понравится, мистер Хаббард, -- сказал он, в упор глядя на багетчика. He felt ready to leap upon him and fling him to the ground if he dared to lift the gorgeous hanging that concealed the secret of his life. "I shan't trouble you any more now. Он готов был кинуться на него и повалить его на пол, если тот посмеет приподнять пышную завесу, скрывающую тайну его жизни.Ну, не буду больше утруждать вас. I am much obliged for your kindness in coming round." Очень вам признателен, что вы были так любезны и пришли сами. "Not at all, not at all, Mr. Gray. -- Не за что, мистер Грей, не за что! Ever ready to do anything for you, sir." Я всегда к вашим услугам, сэр! And Mr. Hubbard tramped downstairs, followed by the assistant, who glanced back at Dorian with a look of shy wonder in his rough, uncomely face. He had never seen anyone so marvellous. Мистер Хаббард, тяжело ступая, стал спускаться с лестницы, а за ним -- его подручный, который то и дело оглядывался на Дориана с выражением робкого восхищения на грубоватом лице: он в жизни не видел таких обаятельных и красивых людей. When the sound of their footsteps had died away, Dorian locked the door, and put the key in his pocket. Как только внизу затих шум шагов, Дориан запер дверь и ключ положил в карман. He felt safe now. Теперь он чувствовал себя в безопасности. No one would ever look upon the horrible thing. Ничей глаз не увидит больше страшный портрет. No eye but his would ever see his shame. Он один будет лицезреть свой позор. On reaching the library he found that it was just after five o'clock, and that the tea had been already broughtup. Вернувшись в библиотеку, он увидел, что уже шестой час и чай подан. On a little table of dark perfumed wood thickly encrusted with nacre, a present from Lady Radley, his guardian's wife, a pretty professional invalid, who had spent the preceding winter in Cairo, was lying a note from Lord Henry, and beside it was a book bound in yellow paper, the cover slightly torn and the edges soiled. A copy of the third edition of The St. James's Gazette had been placed on the tea-tray. На столике темного душистого дерева, богато инкрустированном перламутром (это был подарок леди Рэдли, жены его опекуна, дамы, вечно занятой своими болезнями и прошлую зиму жившей в Каире), лежала записка от лорда Генри и рядом с неюкнижка в желтой, немного потрепанной обложке, а на чайном подносе -третий выпуск "СентДжемской газеты". It was evident that Victor had returned. Очевидно, Виктор уже вернулся. He wondered if he had met the men in the hall as they were leaving the house, and had wormed out of them what they had been doing. Дориан спрашивал себя, не встретился ли его лакей с уходившими рабочими и не узнал ли от них, что они здесь делали. He would be sure to miss the picture-had no doubt missed it already, while he had been laying the tea-things. Виктор, разумеется, заметит, что в библиотеке нет портрета... Наверное, уже заметил, когда подавал чай. The screen had not been set back, and a blank space was visible on the wall. Экран был отодвинут, и пустое место на стене сразу бросалось в глаза. Perhaps some night he might find him creeping upstairs and trying to force the door of the room. Чего доброго, он как-нибудь ночью накроет Виктора, когда тот будет красться наверх, чтобы взломать дверь классной. It was a horrible thing to have a spy in one's house. Ужасно это -- иметь в доме шпиона! He had heard of rich men who had been blackmailed all their lives by some servant who had read a letter, or overheard a conversation, or picked up a card with an address, or found beneath a pillow a withered flower or a shred of crumpled lace. Дориану приходилось слышать о том, как богатых людей всю жизнь шантажировал кто-нибудь из слуг, которому удалось прочесть письмо или подслушать разговор, подобрать визитную карточку с адресом, найти у хозяина под подушкой увядший цветок или обрывок смятого кружева... He sighed, and, having poured himself out some tea, opened Lord Henry's note. При этой мысли Дориан вздохнул и, налив себе чаю, распечатал письмо. It was simply to say that he sent him round the evening paper, and a book that might interest him, and that he would be at the club at eight-fifteen. Лорд Г енри писал, что посылает вечернюю газету и книгу, которая, верно, заинтересует Дориана, а в четверть девятого будет ожидать его в клубе. He opened The St. James's languidly, and looked through it. Дориан рассеянно взял газету и стал ее просматривать. A red pencil-mark on the fifth page caught his eye. На пятой странице ему бросилась в глаза заметка, отчеркнутая красным карандашом. It drew attention to the following paragraph:- Он прочел следующее: "Inquest on an Actress.-An inquest was held this morning at the Bell Tavern, Hoxton Road, by Mr. Danby, the District Coroner, on the body of Sibyl Vane, a young actress recently engaged at the Royal Theatre, Holborn. "Следствие по делу о смерти актрисы. Сегодня утром в БэллТэверн на ХокстонРод участковым следователем, мистером Дэнби, произведено было дознание о смерти молодой актрисы Сибилы Вэйн, последнее время выступавшей в Холборнском Королевском театре. A verdict of death by misadventure was returned. Следствием установлена смерть от несчастного случая. Considerable sympathy was expressed for the mother of the deceased, who was greatly affected during the giving of her own evidence, and that of Dr. Birrell, who had made the post-mortem examination of the deceased." Глубокое сочувствие вызывала мать покойной, которая была в сильном волнении, когда давали показания она и доктор Бирелл, производивший вскрытие тела Сибилы Вэйн". He frowned, and, tearing the paper in two, went across the room and flung the pieces away. Дориан, нахмурившись, разорвал газету и выбросил клочки в корзину. How ugly it all was! Как все это противно! And how horribly real ugliness made things! Как ужасны эти отвратительные подробности! He felt a little annoyed with Lord Henry for having sent him the report. Он рассердился на лорда Генри, приславшего ему эту заметку. And it was certainly stupid of him to have marked it with red pencil. Victor might have read it. А еще глупее то, что он обвел ее красным карандашом: ведь Виктор мог ее прочесть. The man knew more than enough English for that. Для этого он достаточно знает английский язык. Perhaps he had read it, and had begun to suspect something. Да, может быть, лакей уже прочел и что-то подозревает... And, yet, what did it matter? А впрочем, к чему беспокоиться? What had Dorian Gray to do with Sibyl Vane's death? Какое отношение имеет Дориан Грей к смерти Сибилы Вэйн? There was nothing to fear. Dorian Gray had not killed her. Ему бояться нечего -- он ее не убивал. His eye fell on the yellow book that Lord Henry had sent him. Взгляд Дориана случайно остановился на желтой книжке, присланной лордом Генри. What was it, he wondered. He went towards the little pearl-coloured octagonal stand, that had always looked to him like the work of some strange Egyptian bees that wrought in silver, and taking up the volume, flung himself into an arm-chair, and began to turn over the leaves. "Интересно, что это за книга?" -- подумал он и подошел к столику, на котором она лежала. Осьмиугольный, выложенный перламутром столик казался ему работой каких-то неведомых египетских пчел, лепивших свои соты из серебра. Взяв книгу, Дориан уселся в кресло и стал ее перелистывать. After a few minutes he became absorbed. Не прошло и нескольких минут, как он уже погрузился в чтение. It was the strangest book that he had ever read. Странная то была книга, никогда еще он не читал такой! It seemed to him that in exquisite raiment, and to the delicate sound of flutes, the sins of the world were passing in dumb show before him. Казалось, под нежные звуки флейты грехи всего мира в дивных одеяниях проходят перед ним безгласной чередой. Things that he had dimly dreamed of were suddenly made real to him. Многое, о чем он только смутно грезил, вдруг на его глазах облеклось плотью. Things of which he had never dreamed were gradually revealed. Многое, что ему и во сне не снилось, сейчас открывалось перед ним. It was a novel without a plot, and with only one character, being, indeed, simply a psychological study of a certain young Parisian, who spent his life trying to realise in the nineteenth century all the passions and modes of thought that belonged to every century except his own, and to sum up, as it were, in himself the various moods through which the world-spirit had ever passed, loving for their mere artificiality those renunciations that men have unwisely called virtue, as much as those natural rebellions that wise men still call sin. То был роман без сюжета, вернее -психологический этюд. Единственный герой его, молодой парижанин, всю жизнь был занят только тем, что в XIX веке пытался воскресить страсти и умонастроения всех прошедших веков, чтобы самому пережить все то, через что прошла мировая душа. Его интересовали своей искусственностью те формы отречения, которые люди безрассудно именуют добродетелями, и в такой же мере -- те естественные порывы возмущения против них, которые мудрецы все еще называют пороками. The style in which it was written was that curious jewelled style, vivid and obscure at once, full of argot and of archaisms, of technical expressions and of elaborate paraphrases, that characterises the work of some of the finest artists of the French school of Symbolistes. Книга была написана своеобразным чеканным слогом, живым, ярким и в то же время туманным, изобиловавшим всякими арго и архаизмами, техническими терминами и изысканными парафразами. В таком стиле писали тончайшие художники французской школы символистов. There were in it metaphors as monstrous as orchids, and as subtle in colour. Встречались здесь метафоры, причудливые, как орхидеи, и столь же нежных красок. The life of the senses was described in the terms of mystical philosophy. Чувственная жизнь человека описывалась в терминах мистической философии. One hardly knew at times whether one was reading the spiritual ecstasies of some mediaeval saint or the morbid confessions of a modern sinner. Порой трудно было решить, что читаешь -описание религиозных экстазов какого-нибудь средневекового святого или бесстыдные признания современного грешника. It was a poisonous book. Это была отравляющая книга. The heavy odour of incense seemed to cling about its pages and to trouble the brain. Казалось, тяжелый запах курений поднимался от ее страниц и дурманил мозг. The mere cadence of the sentences, the subtle monotony of their music, so full as it was of complex refrains and movements elaborately repeated, produced in the mind of the lad, as he passed from chapter to chapter, a form of reverie, a malady of dreaming, that made him unconscious of the falling day and creeping shadows. Самый ритм фраз, вкрадчивая монотонность их музыки, столь богатой сложными рефренами и нарочитыми повторами, склоняла к болезненной мечтательности. И, глотая одну главу за другой, Дориан не заметил, как день склонился к вечеру и в углах комнаты залегли тени. Cloudless, and pierced by one solitary star, a copper-green sky gleamed through the windows. Безоблачное малахитовое небо, на котором прорезалась одинокая звезда, мерцало за окном. He read on by its wan light till he could read no more. А Дориан все читал при его неверном свете, пока еще можно было разбирать слова. Then, after his valet had reminded him several times of the lateness of the hour, he got up, and, going into the next room, placed the book on the little Florentine table that always stood at his bedside, and began to dress for dinner. Наконец, после неоднократных напоминаний лакея, что уже поздно, он встал, прошел в соседнюю комнату и, положив книгу на столик флорентийской работы, стоявший у кровати, стал переодеваться к обеду. It was almost nine o'clock before he reached the club, where he found Lord Henry sitting alone, in the morning-room, looking very much bored. Было уже около девяти, когда он приехал в клуб. Лорд Генри сидел один, дожидаясь его, с весьма недовольным и скучающим видом. "I am so sorry, Harry," he cried, "but really it is entirely your fault. Ради бога, простите, Гарри! -- воскликнул Дориан.-- Но, в сущности, опоздал я по вашей вине. That book you sent me so fascinated me that I forgot how the time was going." Книга, которую вы мне прислали, так меня околдовала, что я и не заметил, как прошел день. "Yes: I thought you would like it," replied his host, rising from his chair. -- Я так и знал, что она вам понравится, -отозвался лорд Генри, вставая. "I didn't say I liked it, Harry. -- Я не говорил, что она мне нравится. I said it fascinated me. Я сказал: "околдовала". There is a great difference." Это далеко не одно и то же. "Ah, you have discovered that?" murmured Lord Henry. -- Ага, вы уже поняли разницу? -- проронил лорд Генри. And they passed into the dining-room. Они направились в столовую. CHAPTER XI ГЛАВА XI For years, Dorian Gray could not free himself from the influence of this book. В течение многих лет Дориан Грей не мог освободиться от влияния этой книги. Or perhaps it would be more accurate to say that he never sought to free himself from it. Вернее говоря, он вовсе не старался от него освободиться. He procured from Paris no less than nine large-paper copies of the first edition, and had them bound in different colours, so that they might suit his various moods and the changing fancies of a nature over which he seemed, at times, to have almost entirely lost control. Он выписал из Парижа целых девять экземпляров, роскошно изданных, и заказал для них переплеты разных цветов, -- цвета эти должны были гармонировать с его настроениями и прихотями изменчивой фантазии, с которой он уже почти не мог совладать. The hero, the wonderful young Parisian, in whom the romantic and the scientific temperaments were so strangely blended, became to him a kind of prefiguring type of himself. And, indeed, the whole book seemed to him to contain the story of his own life, written before he had lived it. Герой книги, молодой парижанин, в котором так своеобразно сочетались романтичность и трезвый ум ученого, казался Дориану прототипом его самого, а вся книга -- историей его жизни, написанной раньше, чем он ее пережил. In one point he was more fortunate than the novel's fantastic hero. В одном Дориан был счастливее героя этого романа. He never knew-never, indeed, had any cause to know-that somewhat grotesque dread of mirrors, and polished metal surfaces, and still water, which came upon the young Parisian so early in his life, and was occasioned by the sudden decay of a beauty that had once, apparently, been so remarkable. Он никогда не испытывал, и ему не суждено было никогда испытать болезненный страх перед зеркалами, блестящей поверхностью металлических предметов и водной гладью, -страх, который с ранних лет узнал молодой парижанин, когда внезапно утратил свою поразительную красоту. It was with an almost cruel joy-and perhaps in nearly every joy, as certainly in every pleasure, cruelty has its place-that he used to read the latter part of the book, with its really tragic, if somewhat over-emphasised, account of the sorrow and despair of one who had himself lost what in others, and in the world, he had most dearly valued. Последние главы книги, в которых с подлинно трагическим, хотя и несколько преувеличенным пафосом описывались скорбь и отчаяние человека, потерявшего то, что он больше всего ценил в других людях и в окружающем мире, Дориан читал с чувством, похожим на злорадство, -- впрочем, в радости, как и во всяком наслаждении, почти всегда есть нечто жестокое. For the wonderful beauty that had so fascinated Basil Hallward, and many others besides him, seemed never to leave him. Да, Дориан радовался, ибо его чудесная красота, так пленявшая Бэзила Холлуорда и многих других, не увядала и, повидимому, была ему дана на всю жизнь. Even those who had heard the most evil things against him, and from time to time strange rumours about his mode of life crept through London and became the chatter of the clubs, could not believe anything to his dishonour when they saw him. He had always the look of one who had kept himself unspotted from the world. Даже те, до кого доходили темные слухи о Дориане Грее (а такие слухи об его весьма подозрительном образе жизни время от времени ходили по всему Лондону и вызывали толки в клубах), не могли поверить бесчестившим его сплетням: ведь он казался человеком, которого не коснулась грязь жизни. Men who talked grossly became silent when Dorian Gray entered the room. Люди, говорившие непристойности, умолкали, когда входил Дориан Грей. There was something in the purity of his face that rebuked them. Безмятежная ясность его лица была для них как бы смущающим укором. His mere presence seemed to recall to them the memory of the innocence that they had tarnished. Одно уж его присутствие напоминало им об утраченной чистоте. They wondered how one so charming and graceful as he was could have escaped the stain of an age that was at once sordid and sensual. И они удивлялись тому, что этот обаятельный человек сумел избежать дурного влияния нашего века, века безнравственности и низменных страстей. Often, on returning home from one of those mysterious and prolonged absences that gave rise to such strange conjecture among those who were his friends, or thought that they were so, he himself would creep upstairs to the locked room, open the door with the key that never left him now, and stand, with a mirror, in front of the portrait that Basil Hallward had painted of him, looking now at the evil and ageing face on the canvas, and now at the fair young face that laughed back at him from the polished glass. Часто, вернувшись домой после одной из тех длительных и загадочных отлучек, которые вызывали подозрения у его друзей или тех, кто считал себя таковыми, Дориан, крадучись, шел наверх, в свою бывшую детскую, и, отперев дверь ключом, с которым никогда не расставался, подолгу стоял с зеркалом в руках перед портретом, глядя то на отталкивающее и все более старевшее лицо на полотне, то на прекрасное юное лицо, улыбавшееся ему в зеркале. The very sharpness of the contrast used to quicken his sense of pleasure. Чем разительнее становился контраст между тем и другим, тем острее Дориан наслаждался им. He grew more and more enamoured of his own beauty, more and more interested in the corruption of his own soul. Он все сильнее влюблялся в собственную красоту и все с большим интересом наблюдал разложение своей души. He would examine with minute care, and sometimes with a monstrous and terrible delight, the hideous lines that seared the wrinkling forehead, or crawled around the heavy sensual mouth, wondering sometimes which were the more horrible, the signs of sin or the signs of age. С напряженным вниманием, а порой и с каким-то противоестественным удовольствием разглядывал он уродливые складки, бороздившие морщинистый лоб и ложившиеся вокруг отяжелевшего чувственного рта, и норой задавал себе вопрос, что страшнее и омерзительнее -- печать порока или печать возраста? He would place his white hands beside the coarse bloated hands of the picture, and smile. Он приближал свои белые руки к огрубевшим и дряблым рукам на портрете -- и, сравнивая их, улыбался. He mocked the misshapen body and the failing limbs. Он издевался над этим обезображенным, изношенным телом. There were moments, indeed, at night, when, lying sleepless in his own delicately-scented chamber, or in the sordid room of the little ill-famed tavern near the Docks, which, under an assumed name, and in disguise, it was his habit to frequent, he would think of the ruin he had brought upon his soul, with a pity that was all the more poignant because it was purely selfish. Правда, иногда по ночам, когда он лежал без сна в своей благоухающей тонкими духами спальне или в грязной каморке подозрительного притона близ доков, куда он часто ходил переодетый и под вымышленным именем, -Дориан Г рей думал о том, что он погубил свою душу, думал с отчаянием, тем более мучительным, что оно было вполне эгоистично. But moments such as these were rare. Но такие минуты бывали редко. That curiosity about life which Lord Henry had first stirred in him, as they sat together in the garden of their friend, seemed to increase with gratification. Любопытство к жизни, которое впервые пробудил в нем лорд Г енри в тот день, когда они сидели вдвоем в саду их общего друга Холлуорда, становилось тем острее, чем усерднее Дориан удовлетворял его. The more he knew, the more he desired to know. Чем больше он узнавал, тем больше жаждал узнать. He had mad hungers that grew more ravenous as he fed them. Этот волчий голод становился тем неутолимее, чем больше он утолял его. Yet he was not really reckless, at any rate in his relations to society. Однако Дориан не отличался безрассудной смелостью и легкомыслием -- во всяком случае, он не пренебрегал мнением общества и соблюдал приличия. Once or twice every month during the winter, and on each Wednesday evening while the season lasted, he would throw open to the world his beautiful house and have the most celebrated musicians of the day to charm his guests with the wonders of their art. Зимой -- раза два в месяц, а в остальное время года -- каждую среду двери его великолепного дома широко раскрывались для гостей, и здесь самые известные и "модные" в то время музыканты пленяли их чудесами своего искусства. His little dinners, in the settling of which Lord Henry always assisted him, were noted as much for the careful selection and placing of those invited, as for the exquisite taste shown in the decoration of the table, with its subtle symphonic arrangements of exotic flowers, and embroidered cloths, and antique plate of gold and silver. Его обеды, в устройстве которых ему всегда помогал лорд Г енри, славились тщательным подбором приглашенных, а также изысканным убранством стола, представлявшим собой настоящую симфонию экзотических цветов, вышитых скатертей, старинной золотой и серебряной посуды. Indeed, there were many, especially among the very young men, who saw, or fancied that they saw, in Dorian Gray the true realisation of a type of which they had often dreamed in Eton or Oxford days, a type that was to combine something of the real culture of the scholar with all the grace and distinction and perfect manner of a citizen of the world. И много было (особенно среди зеленой молодежи) людей, видевших в Дориане Грее тот идеал, о котором они мечтали в студенческие годы, -- сочетание подлинной культурности ученого с обаянием и утонченной благовоспитанностью светского человека, "гражданина мира". To them he seemed to be of the company of those whom Dante describes as having sought to "make themselves perfect by the worship of beauty." Он казался им одним из тех, кто, как говорит Данте, "стремится облагородить душу поклонением красоте". Like Gautier, he was one for whom "the visible world existed." Одним из тех, для кого, по словам Готье, и создан видимый мир. And, certainly, to him Life itself was the first, the greatest, of the arts, and for it all the other arts seemed to be but a preparation. И, несомненно, для Дориана сама Жизнь была первым и величайшим из искусств, а все другие искусства -- только преддверием к ней. Fashion, by which what is really fantastic becomes for a moment universal, and Dandyism, which, in its own way, is an attempt to assert the absolute modernity of beauty, had, of course, their fascination for him. Конечно, он отдавал дань и Моде, которая на время может осуществить любую фантазию, добившись всеобщего ее признания, и Дендизму, как своего рода стремлению доказать абсолютность условного понятия о Красоте. His mode of dressing, and the particular styles that from time to time he affected, had their marked influence on the young exquisites of the Mayfair balls and Pall Mall club windows, who copied him in everything that he did, and tried to reproduce the accidental charm of his graceful, though to him only half-serious, fopperies. Его манера одеваться, те моды, которыми он время от времени увлекался, оказывали заметное влияние на молодых щеголей, блиставших на балах в Мэйфере и в клубах ПэллМэлла. Они подражали ему во всем, пытаясь достигнуть такого же изящества даже в случайных мелочах, которым сам Дориан не придавал никакого значения. For, while he was but too ready to accept the position that was almost immediately offered to him on his coming of age, and found, indeed, a subtle pleasure in the thought that he might really become to the London of his own day what to imperial Neronian Rome the author of the Дориан весьма охотно занял то положение в обществе, какое было ему предоставлено по достижении совершеннолетия, и его радовала мысль, что он может стать для Лондона наших дней тем, чем для Рима времен императора Нерона был автор "Satyricon" once had been, yet in his inmost heart he desired to be something more than a mere arbiter elegantiarum, to be consulted on the wearing of a jewel, or the knotting of a necktie, or the conduct of a cane. "Сатирикона". Но в глубине души он желал играть роль более значительную, чем простой "arbiter elegantiarum" у которого спрашивают совета, какие надеть драгоценности, как завязать галстук или носить трость. He sought to elaborate some new scheme of life that would have its reasoned philosophy and its ordered principles, and find in the spiritualising of the senses its highest realisation. Он мечтал создать новую философию жизни, у которой будет свое разумное обоснование, свои последовательные принципы, и высший смысл жизни видел в одухотворении чувств и ощущений. The worship of the senses has often, and with much justice, been decried, men feeling a natural instinct of terror about passions and sensations that seem stronger than themselves, and that they are conscious of sharing with the less highly organised forms of existence. Культ жизни чувственной часто и вполне справедливо осуждался, ибо люди инстинктивно боятся страстей и ощущений, которые могут оказаться сильнее их, и, как мы знаем, свойственны и существам низшим. But it appeared to Dorian Gray that the true nature of the senses had never been understood, and that they had remained savage and animal merely because the world had sought to starve them into submission or to kill them by pain, instead of aiming at making them elements of a new spirituality, of which a fine instinct for beauty was to be the dominant characteristic. Но Дориану Грею казалось, что истинная природа этих чувств еще до сих пор не понята и они остаются животными и необузданными лишь потому, что люди всегда старались их усмирить, не давая им пищи, или убить страданием, вместо того чтобы видеть в них элементы новой духовной жизни, в которой преобладающей чертой должно быть высокоразвитое стремление к Красоте. As he looked back upon man moving through History, he was haunted by a feeling of loss. Оглядываясь на путь человечества в веках, Дориан не мог отделаться от чувства глубокого сожаления. So much had been surrendered! and to such little purpose! Как много упущено, сколько уступок сделано -- и ради какой ничтожной цели! There had been mad wilful rejections, monstrous forms of self-torture and self-denial, whose origin was fear, and whose result was a degradation infinitely more terrible than that fancied degradation from which, in their ignorance, they had sought to escape, Nature, in her wonderful irony, driving out the anchorite to feed with the wild animals of the desert and giving to the hermit the beasts of the field as his companions. Бессмысленное, упрямое отречение, уродливые формы самоистязания и самоограничения, в основе которых лежал страх, а результатом было вырождение, безмерно более страшное, чем так называемое "падение", от которого люди в своем неведении стремились спастись. Недаром же Природа с великолепной иронией всегда гнала анахоретов в пустыню к диким зверям, давала святым отшельникам в спутники жизни четвероногих обитателей лесов и полей. Yes: there was to be, as Lord Henry had prophesied, a new Hedonism that was to recreate life, and to save it from that harsh, uncomely puritanism that is having, in our own day, its curious revival. Да, прав был лорд Г енри, предсказывая рождение нового гедонизма, который должен перестроить жизнь, освободив ее от сурового и нелепого пуританства, неизвестно почему возродившегося в наши дни. It was to have its service of the intellect, certainly; yet, it was never to accept any theory or system that would involve the sacrifice of any mode of passionate experience. Конечно, гедонизм этот будет прибегать к услугам интеллекта, но никакими теориями или учениями не станет подменять многообразный опыт страстей. Its aim, indeed, was to be experience itself, and not the fruits of experience, sweet or bitter as they might be. Цель гедонизма -- именно этот опыт сам по себе, а не плоды его, горькие или сладкие. Of the asceticism that deadens the senses, as of the vulgar profligacy that dulls them, it was to know nothing. В нашей жизни не должно быть места аскетизму, умерщвляющему чувства, так же как и грубому распутству, притупляющему их. But it was to teach man to concentrate himself upon the moments of a life that is itself but a moment. Г едонизм научит людей во всей полноте переживать каждое мгновение жизни, ибо и сама жизнь -- лишь преходящее мгновение. There are few of us who have not sometimes wakened before dawn, either after one of those dreamless nights that make us almost enamoured of death, or one of those nights of horror and misshapen joy, when through the chambers of the brain sweep phantoms more terrible than reality itself, and instinct with that vivid life that lurks in all grotesques, and that lends to Gothic art its enduring vitality, this art being, one might fancy, especially the art of those whose minds have been troubled with the malady of reverie. Кто из нас не просыпался порой до рассвета после сна без сновидений, столь сладкого, что нам становился почти желанным вечный сон смерти, или после ночи ужаса и извращенной радости, когда в клетках мозга возникают видения страшнее самой действительности, живые и яркие, как всякая фантастика, исполненные той властной силы, которая делает таким живучим готическое искусство, как будто созданное для тех, кто болен мечтательностью? Всем памятны эти пробуждения. Gradually white fingers creep through the curtains, and they appear to tremble. Постепенно белые пальцы рассвета пробираются сквозь занавески, и кажется, будто занавески дрожат. In black fantastic shapes, dumb shadows crawl into the corners of the room, and crouch there. Черные причудливые тени бесшумно уползли в углы комнаты и притаились там. Outside, there is the stirring of birds among the leaves, or the sound of men going forth to their work, or the sigh and sob of the wind coming down from the hills, and wandering round the silent house, as though it feared to wake the sleepers, and yet must needs call forth sleep from her purple cave. А за окном среди листвы уже шумят птицы, на улице слышны шаги идущих на работу людей, порой вздохи и завывания ветра, который налетает с холмов и долго бродит вокруг безмолвного дома, словно боясь разбудить спящих, но все же вынужден прогнать сон из его пурпурного убежища. Veil after veil of thin dusky gauze is lifted, and by degrees the forms and colours of things are restored to them, and we watch the dawn remaking the world in its antique pattern. Одна за другой поднимаются легкие, как вуаль, завесы мрака, все вокруг медленно обретает прежние формы и краски, и на ваших глазах рассвет возвещает окружающему миру его обычный вид. The wan mirrors get back their mimic life. Тусклые зеркала снова начинают жить своей отраженной жизнью. The flameless tapers stand where we had left them, and beside them lies the half-cut book that we had been studying, or the wired flower that we had worn at the ball, or the letter that we had been afraid to read, or that we had read too often. Потушенные свечи стоят там, где их оставили накануне, а рядом -- не до конца разрезанная книга, которую вчера читали, или увядший цветок, вчера вечером на балу украшавший вашу петлицу, или письмо, которое вы боялись прочесть или перечитывали слишком часто. Nothing seems to us changed. Ничто как будто не изменилось. Out of the unreal shadows of the night comes back the real life that we had known. Из призрачных теней ночи снова встает знакомая действительность. We have to resume it where we had left off, and there steals over us a terrible sense of the necessity for the continuance of energy in the same wearisome round of stereotyped habits, or a wild longing, it may be, that our eyelids might open some morning upon a world that had been refashioned anew in the darkness for our pleasure, a world in which things would have fresh shapes and colours, and be changed, or have other secrets, a world in which the past would have little or no place, or survive, at any rate, in no conscious form of obligation or regret, the remembrance even of joy having its bitterness, and the memories of pleasure their pain. Надо продолжать жизнь с того, на чем она вчера остановилась, и мы с болью сознаем, что обречены непрерывно тратить силы, вертясь все в том же утомительном кругу привычных стереотипных занятий. Иногда мы в эти минуты испытываем страстное желание, открыв глаза, увидеть новый мир, преобразившийся за ночь, нам на радость, мир, в котором все приняло новые формы и оделось живыми, светлыми красками, мир, полный перемен и новых тайн, мир, где прошлому нет места или отведено место весьма скромное, и если это прошлое еще живо, то, во всяком случае, не в виде обязательств или сожалений, ибо даже в воспоминании о счастье есть своя горечь, а память о минувших наслаждениях причиняет боль. It was the creation of such worlds as these that seemed to Dorian Gray to be the true object, or amongst the true objects, of life; and in his search for sensations that would be at once new and delightful, and possess that element of strangeness that is so essential to romance, he would often adopt certain modes of thought that he knew to be really alien to his nature, abandon himself to their subtle influences, and then, having, as it were, caught their colour and satisfied his intellectual curiosity, leave them with that curious indifference that is not incompatible with a real ardour of temperament, and that indeed, according to certain modern psychologists, is often a condition of it. Именно создание таких миров представлялось Дориану Грею главной целью или одной из главных целей жизни; и в погоне за ощущениями, новыми и упоительными, которые содержали бы в себе основной элемент романтики -- необычайность, он часто увлекался идеями, заведомо чуждыми его натуре, поддаваясь их коварному влиянию, а затем, постигнув их сущность, насытив свою любознательность, отрекался от них с тем равнодушием, которое не только совместимо с пылким темпераментом, но, как утверждают некоторые современные психологи, часто является необходимым его условием. It was rumoured of him once that he was about to join the Roman Catholic communion; and certainly the Roman ritual had always a great attraction for him. Одно время в Лондоне говорили, что Дориан намерен перейти в католичество. Действительно, обрядность католической религии всегда очень нравилась ему. The daily sacrifice, more awful really than all the sacrifices of the antique world, stirred him as much by its superb rejection of the evidence of the senses as by the primitive simplicity of its elements and the eternal pathos of the human tragedy that it sought to symbolise. Таинство ежедневного жертвоприношения за литургией, более страшного своей реальностью, чем все жертвоприношения древнего мира, волновало его своим великолепным презрением к свидетельству всех наших чувств, первобытной простотой, извечным пафосом человеческой трагедии, которую оно стремится символизировать. He loved to kneel down on the cold marble pavement, and watch the priest, in his stiff flowered vestment, slowly and with white hands moving aside the veil of the tabernacle, or raising aloft the jewelled lantern-shaped monstrance with that pallid wafer that at times, one would fain think, is indeed the "panis caelestis," the bread of angels, or, robed in the garments of the Passion of Christ, breaking the Host into the chalice, and smiting his breast for his sins. Дориан любил преклонять колена на холодном мраморе церковных плит и смотреть, как священник в тяжелом парчовом облачении медленно снимает бескровными руками покров с дарохранительницы или возносит сверкающую драгоценными камнями дароносицу, похожую на стеклянный фонарь с бледной облаткой внутри, -и тогда ему хотелось верить, что это в самом деле "panis caelestis", "хлеб ангелов". Любил Дориан и тот момент, когда священник в одеянии страстей господних преломляет гостию над чашей и бьет себя в грудь, сокрушаясь о грехах своих. The fuming censers, that the grave boys, in their lace and scarlet, tossed into the air like great gilt flowers, had their subtle fascination for him. Его пленяли дымящиеся кадильницы, которые, как большие золотые цветы, качались в руках мальчиков с торжественносерьезными лицами, одетых в пурпур и кружева. As he passed out, he used to look with wonder at the black confessionals, and long to sit in the dim shadow of one of them and listen to men and women whispering through the worn grating the true story of their lives. Выходя из церкви, Дориан с интересом посматривал на темные исповедальни, а иногда подолгу сидел в их сумрачной тени, слушая, как люди шепчут сквозь ветхие решетки правду о своей жизни. But he never fell into the error of arresting his intellectual development by any formal acceptance of creed or system, or of mistaking, for a house in which to live, an inn that is but suitable for the sojourn of a night, or for a few hours of a night in which there are no stars and the moon is in travail. Однако Дориан понимал, что принять официально те или иные догматы или вероучение значило бы ставить какой-то предел своему умственному развитию, и никогда он не делал такой ошибки; он не хотел считать своим постоянным жилищем гостиницу, пригодную лишь для того, чтобы провести в ней ночь или те несколько ночных часов, когда не светят звезды и луна на ущербе. Mysticism, with its marvellous power of making common things strange to us, and the subtle antinomianism that always seems to accompany it, moved him for a season; and for a season he inclined to the materialistic doctrines of the Darwinismus movement in Germany, and found a curious pleasure in tracing the thoughts and passions of men to some pearly cell in the brain, or some white nerve in the body, delighting in the conception of the absolute dependence of the spirit on certain physical conditions, morbid or healthy, normal or diseased. Одно время он был увлечен мистицизмом, его дивным даром делать простое таинственным и необычайным, и всегда сопутствующей ему сложной парадоксальностью. В другой период своей жизни Дориан склонялся к материалистическим теориям немецкого дарвинизма, и ему доставляло своеобразное удовольствие сводить все мысли и страсти людские к функции какой-нибудь клетки серого вещества мозга или белых нервных волокон: так заманчива была идея абсолютной зависимости духа от физических условий, патологических или здоровых, нормальных или ненормальных! Yet, as has been said of him before, no theory of life seemed to him to be of any importance compared with life itself. Однако все теории, все учения о жизни были для Дориана ничто по сравнению с самой жизнью. He felt keenly conscious of how barren all intellectual speculation is when separated from action and experiment. Он ясно видел, как бесплодны всякие отвлеченные умозаключения, не связанные с опытом и действительностью. He knew that the senses, no less than the soul, have their spiritual mysteries to reveal. Он знал, что чувственная жизнь человека точно так же, как духовная, имеет свои священные тайны, которые ждут открытия. And so he would now study perfumes, and the secrets of their manufacture, distilling heavily-scented oils, and burning odorous gums from the East. Он принялся изучать действие различных запахов, секреты изготовления ароматических веществ. Перегонял благовонные масла, жег душистые смолы Востока. He saw that there was no mood of the mind that had not its counterpart in the sensuous life, and set himself to discover their true relations, wondering what there was in frankincense that made one mystical, and in ambergris that stirred one's passions, and in violets that woke the memory of dead romances, and in musk that troubled the brain, and in champak that stained the imagination; and seeking often to elaborate a real psychology of perfumes, and to estimate the several influences of sweet-smelling roots, and scented pollen-laden flowers, or aromatic balms, and of dark and fragrant woods, of spikenard that sickens, of hovenia that makes men mad, and of aloes that are said to be able to expel melancholy from the soul. Он приходил к заключению, что всякое душевное настроение человека связано с какими-то чувственными восприятиями, и задался целью открыть их истинные соотношения. Почему, например, запах ладана настраивает людей мистически, а серая амбра разжигает страсти? Почему аромат фиалок будит воспоминания об умершей любви, мускус туманит мозг, а чампак развращает воображение? Мечтая создать науку о психологическом влиянии запахов, Дориан изучал действие разных пахучих корней и трав, душистых цветов в пору созревания их пыльцы, ароматных бальзамов, редких сортов душистого дерева, нарда, который расслабляет, ховении, от запаха которой можно обезуметь, алоэ, который, как говорят, исцеляет душу от меланхолии. At another time he devoted himself entirely to music, and in a long latticed room, with a vermilion-and-gold ceiling and walls of olive-green lacquer, he used to give curious concerts, in which mad gypsies tore wild music from little zithers, or grave yellow-shawled Tunisians plucked at the strained strings of monstrous lutes, while grinning negroes beat monotonously upon copper drums, and, crouching upon scarlet mats, slim turbaned Indians blew through long pipes of reed or brass, and charmed, or feigned to charm, great hooded snakes and horrible horned adders. Был в жизни Дориана и такой период, когда он весь отдавался музыке, и тогда в его доме, в длинной зале с решетчатыми окнами, где потолок был расписан золотом и киноварью, а стены покрыты оливковозеленым лаком, устраивались необыкновенные концерты: лихие цыгане исторгали дикие мелодии из своих маленьких цитр, величавые тунисцы в желтых шалях перебирали туго натянутые струны огромных лютней, негры, скаля зубы, монотонно ударяли в медные барабаны, а стройные, худощавые индийцы в чалмах сидели, поджав под себя ноги, на красных циновках и, наигрывая на длинных дудках, камышовых и медных, зачаровывали (или делали вид, что зачаровывают) больших ядовитых кобр и отвратительных рогатых ехидн. The harsh intervals and shrill discords of barbaric music stirred him at times when Schubert's grace, and Chopin's beautiful sorrows, and the mighty harmonies of Beethoven himself, fell unheeded on his ear. Резкие переходы и пронзительные диссонансы этой варварской музыки волновали Дориана в такие моменты, Когда прелесть музыки Шуберта, дивные элегии Шопена и даже могучие симфонии Бетховена не производили на него никакого впечатления. He collected together from all parts of the world the strangest instruments that could be found, either in the tombs of dead nations or among the few savage tribes that have survived contact with Western civilisations, and loved to touch and try them. Он собирал музыкальные инструменты всех стран света, даже самые редкие и старинные, какие можно найти только в гробницах вымерших народов или у немногих еще существующих диких племен, уцелевших при столкновении с западной цивилизацией. Он любил пробовать все эти инструменты. He had the mysterious juruparis of the Rio Negro Indians, that women are not allowed to look at, and that even youths may not see till they have been subjected to fasting and scourging, and the earthen jars of the Peruvians that have the shrill cries of birds, and flutes of human bones such as Alfonso de Ovalle heard in Chili, and the sonorous green jaspers that are found near Cuzco and give forth a note of singular sweetness. В его коллекции был таинственный "джурупарис" индейцев РиоНегро, на который женщинам смотреть запрещено, и даже юношам это дозволяется лишь после поста и бичевания плоти; были перуанские глиняные кувшины, издающие звуки, похожие на пронзительные крики птиц, и те флейты из человеческих костей, которым некогда внимал в Чили Альфонсо де Овалле, и поющая зеленая яшма, находимая близ Куцко и звенящая удивительно приятно. He had painted gourds filled with pebbles that rattled when they were shaken; the long clarin of the Mexicans, into which the performer does not blow, but through which he inhales the air; the harsh ture of the Amazon tribes, that is sounded by the sentinels who sit all day long in high trees, and can be heard, it is said, at a distance of three leagues; the teponaztli, that has two vibrating tongues of wood, and is beaten with sticks that are smeared with an elastic gum obtained from the milky juice of plants; the yotl-bells of the Aztecs, that are hung in clusters like grapes; and a huge cylindrical drum, covered with the skins of great serpents, like the one that Bernal Diaz saw when he went with Cortes into the Mexican temple, and of whose doleful sound he has left us so vivid a description. Были в коллекции Дориана и раскрашенные тыквы, наполненные камешками, которые гремят при встряхивании, и длинный мексиканский кларнет, -- в него музыкант не дует, а во время игры втягивает в себя воздух; и резко звучащий "туре" амазонских племен, -им подают сигналы часовые, сидящие весь день на высоких деревьях, и звук этого инструмента слышен за три лье; и "тепонацли" с двумя вибрирующими деревянными языками, по которому ударяют палочками, смазанными камедью из млечного сока растений; и колокольчики ацтеков, "иотли", подвешенные гроздьями наподобие винограда; и громадный барабан цилиндрической формы, обтянутый змеиной кожей, какой видел некогда в мексиканском храме спутник Кортеца, Бернал Диац, так живо описавший жалобные звуки этого барабана. The fantastic character of these instruments fascinated him, and he felt a curious delight in the thought that Art, like Nature, has her monsters, things of bestial shape and with hideous voices. Дориана эти инструменты интересовали своей оригинальностью, и он испытывал своеобразное удовлетворение при мысли, что Искусство, как и Природа, создает иногда уродов, оскорбляющих глаз и слух человеческий своими формами и голосами. Yet, after some time, he wearied of them, and would sit in his box at the Opera, either alone or with Lord Henry, listening in rapt pleasure to Однако они ему скоро надоели. И по вечерам, сидя в своей ложе в опере, один или с лордом Генри, Дориан снова с восторгом слушал "Tannh?user," and seeing in the prelude to that great work of art a presentation of the tragedy of his own soul. "Тангейзера", и ему казалось, что в увертюре к этому великому произведению звучит трагедия его собственной души. On one occasion he took up the study of jewels, and appeared at a costume ball as Anne de Joyeuse, Admiral of France, in a dress covered with five hundred and sixty pearls. Затем у него появилась новая страсть: драгоценные камни. На одном балемаскараде он появился в костюме французского адмирала АнндеЖуайез, и на его камзоле было нашито пятьсот шестьдесят жемчужин. This taste enthralled him for years, and, indeed, may be said never to have left him. Это увлечение длилось много лет, -- даже, можно сказать, до конца его жизни. He would often spend a whole day settling and resettling in their cases the various stones that he had collected, such as the olive-green chrysoberyl that turns red by lamp-light, the cymophane with its wire-like line of silver, the pistachio-coloured peridot, rose-pink and wine-yellow topazes, carbuncles of fiery scarlet with tremulous four-rayed stars, flame-red cinnamon-stones, orange and violet spinels, and amethysts with their alternate layers of ruby and sapphire. Он способен был целые дни перебирать и раскладывать по футлярам свою коллекцию. Здесь были оливковозеленые хризобериллы, которые при свете лампы становятся красными, кимофаны с серебристыми прожилками, фисташковые перидоты, густорозовые и золотистые, как вино, топазы, карбункулы, пламенноалые, с мерцающими внутри четырехконечными звездочками, огненнокрасные венисы, оранжевые и фиолетовые шпинели, аметисты, отливавшие то рубином, то сапфиром. He loved the red gold of the sunstone, and the moonstone's pearly whiteness, and the broken rainbow of the milky opal. Дориана пленяло червонное золото солнечного камня, и жемчужная белизна лунного камня, и радужные переливы в молочном опале. He procured from Amsterdam three emeralds of extraordinary size and richness of colour, and had a turquoise de la vieille roche that was the envy of all the connoisseurs. Ему достали в Амстердаме три изумруда, необыкновенно крупных и ярких, и старинную бирюзу, предмет зависти всех знатоков. He discovered wonderful stories, also, about jewels. Дориан всюду разыскивал не только драгоценные камни, но и интереснейшие легенды о них. In Alphonso's Так, например, в сочинении Альфонсо "Clericalis Disciplina" a serpent was mentioned with eyes of real jacinth, and in the romantic history of Alexander, the Conqueror of Emathia was said to have found in the vale of Jordan snakes "with collars of real emeralds growing on their backs." "Clericalis Disciplina" упоминается о змее с глазами из настоящего гиацинта, а в романтической истории Александра рассказывается, что покоритель Эматии видел в долине Иордана змей "с выросшими на их спинах изумрудными ошейниками". There was a gem in the brain of the dragon, Philostratus told us, and "by the exhibition of golden letters and a scarlet robe" the monster could be thrown into a magical sleep, and slain. В мозгу дракона, как повествует Филострат, находится драгоценный камень, "и если показать чудовищу золотые письмена и пурпурную ткань, оно уснет волшебным сном, и его можно умертвить". According to the great alchemist, Pierre de Boniface, the diamond rendered a man invisible, and the agate of India made him eloquent. По свидетельству великого алхимика Пьера де Бонифаса, алмаз может сделать человека невидимым, а индийский агат одаряет его красноречием. The cornelian appeased anger, and the hyacinth provoked sleep, and the amethyst drove away the fumes of wine. Сердолик утишает гнев, гиацинт наводит сон, аметист рассеивает винные пары. The garnet cast out demons, and the hydropicus deprived the moon of her colour. Гранат изгоняет из человека бесов, а от аквамарина бледнеет луна. The selenite waxed and waned with the moon, and the meloceus, that discovers thieves, could be affected only by the blood of kids. Селенит убывает и прибывает вместе с луной, а мелоций, изобличающий вора, теряет силу только от крови козленка. Leonardus Camillus had seen a white stone taken from the brain of a newly-killed toad, that was a certain antidote against poison. Леонард Камилл видел извлеченный из мозга только что убитой жабы белый камень, который оказался отличным противоядием. The bezoar, that was found in the heart of the Arabian deer, was a charm that could cure the plague. А безоар, который находят в сердце аравийского оленя, -- чудодейственный амулет против чумы. In the nests of Arabian birds was the aspilates, that, according to Democritus, kept the wearer from any danger by fire. В гнездах каких-то аравийских птиц попадается камень аспилат, который, как утверждает Демокрит, предохраняет от огня того, кто его носит. The King of Ceilan rode through his city with a large ruby in his hand, at the ceremony of his coronation. В день своего коронования король цейлонский проезжал по улицам столицы с большим рубином в руке. The gates of the palace of John the Priest were "made of sardius, with the horn of the horned snake inwrought, so that no man might bring poison within." Ворота дворца пресвитера Иоанна "были из сердолика, и в них был вставлен рог ехидны -для того, чтобы никто не мог внести яда во дворец". Over the gable were "two golden apples, in which were two carbuncles," so that the gold might shine by day, and the carbuncles by night. На шпиле красовались "два золотых яблока, а в них два карбункула -- для того, чтобы днем сияло золото, а ночью -- карбункулы". In Lodge's strange romance В странном романе Лоджа "A Margarite of America" it was stated that in the chamber of the queen one could behold "all the chaste ladies of the world, inchased out of silver, looking through fair mirrours of chrysolites, carbuncles, sapphires, and greene emeraults." "Жемчужина Америки" рассказывается, что в покоях королевы можно было увидеть "серебряные изображения всех целомудренных женщин мира, которые гляделись в красивые зеркала из хризолитов, карбункулов, сапфиров и зеленых изумрудов". Marco Polo had seen the inhabitants of Zipangu place rose-coloured pearls in the mouths of the dead. Марко Поло видел, как жители Чипангу кладут в рот своим мертвецам розовые жемчужины. A sea-monster had been enamoured of the pearl that the diver brought to King Perozes, and had slain the thief, and mourned for seven moons over its loss. Существует легенда о чудище морском, влюбленном в жемчужину. When the Huns lured the king into the great pit, he flung it away-Procopius tells the story-nor was it ever found again, though the Emperor Anastasius offered five hundred-weight of gold pieces for it. Когда жемчужина эта была выловлена водолазом для короля Перозе, чудище умертвило похитителя и в течение семи лун оплакивало свою утрату. Позднее, как повествует Прокопий, гунны заманили короля Перозе в западню, и он выбросил жемчужину. Ее нигде не могли найти, хотя император Анастасий обещал за нее пятьсот фунтов золота. The King of Malabar had shown to a certain Venetian a rosary of three hundred and four pearls, one for every god that he worshipped. А король малабарский показывал одному венецианцу четки из трехсот четырех жемчужин -- по числу богов, которым этот король поклонялся. When the Duke de Valentinois, son of Alexander VI., visited Louis XII. of France, his horse was loaded with gold leaves, according to Brant?me, and his cap had double rows of rubles that threw out a great light. Когда герцог Валентину а, сын Александра Шестого, приехал в гости к французскому королю Людовику Двенадцатому, его конь, если верить Брантому, был весь покрыт золотыми листьями, а шляпу герцога украшал двойной ряд рубинов, излучавших ослепительное сияние. Charles of England had ridden in stirrups hung with four hundred and twenty-one diamonds. У верхового коня Карла Английского на стременах было нашито четыреста двадцать бриллиантов. Richard II. had a coat, valued at thirty thousand marks, which was covered with balas rubies. У Ричарда Второго был плащ, весь покрытый лапами, -- он оценивался в тридцать тысяч марок. Hall described Henry VIII., on his way to the Tower previous to his coronation, as wearing "a jacket of raised gold, the placard embroidered with diamonds and other rich stones, and a great bauderike about his neck of large balasses." Холл так описывает костюм Генриха Восьмого, ехавшего в Тоуэр на церемонию своего коронования: "На короле был кафтан из золотой парчи, нагрудник, расшитый бриллиантами и другими драгоценными камнями, и широкая перевязь из крупных лалов". The favourites of James I. wore earrings of emeralds set in gold filigrane. Фаворитки Иакова Первого носили изумрудные серьги в филигранной золотой оправе. Edward II. gave to Piers Gaveston a suit of red-gold armour studded with jacinths, a collar of gold roses set with turquoise-stones, and a skull-cap parsem? with pearls. Эдвард Второй подарил Пирсу Гэйвстону доспехи червонного золота, богато украшенные гиацинтами, колет из золотых роз, усыпанный бирюзой, и шапочку, расшитую жемчугами. Henry II. wore jewelled gloves reaching to the elbow, and had a hawk-glove sewn with twelve rubies and fifty-two great orients. Генрих Второй носил перчатки, до локтя унизанные дорогими камнями, а на его охотничьей рукавице были нашиты двенадцать рубинов и пятьдесят две крупные жемчужины. The ducal hat of Charles the Rash, the last Duke of Burgundy of his race, was hung with pear-shaped pearls, and studded with sapphires. Г ерцогская шапка Карла Смелого, последнего из этой династии бургундских герцогов, была отделана грушевидным жемчугом и сапфирами. How exquisite life had once been! Как красива была когда-то жизнь! How gorgeous in its pomp and decoration! Как великолепна в своей радующей глаз пышности! Even to read of the luxury of the dead was wonderful. Даже читать об этой отошедшей в прошлое роскоши было наслаждением. Then he turned his attention to embroideries, and to the tapestries that performed the office of frescoes in the chill rooms of the Northern nations of Europe. Позднее Дориан заинтересовался вышивками и гобеленами, заменившими фрески в прохладных жилищах народов Северной Европы. As he investigated the subject-and he always had an extraordinary faculty of becoming absolutely absorbed for the moment in whatever he took up-he was almost saddened by the reflection of the ruin that Time brought on beautiful and wonderful things. Углубившись в их изучение, -- а Дориан обладал удивительной способностью уходить целиком в то, чем занимался, -- он чуть не с горестью замечал, как разрушает Время все прекрасное и неповторимое. He, at any rate, had escaped that. Сам-то он, во всяком случае, избежал этой участи. Summer followed summer, and the yellow jonquils bloomed and died many times, and nights of horror repeated the story of their shame, but he was unchanged. Проходило одно лето за другим, и много раз уже расцветали и увядали желтые жонкили, и безумные ночи вновь и вновь повторялись во всем своем ужасе и позоре, а Дориан не менялся. No winter marred his face or stained his flower-like bloom. Никакая зима не портила его лица, не убивала его цветущей прелести. How different it was with material things! Насколько же иной была судьба вещей, созданных людьми! Where had they passed to? Куда они девались? Where was the great crocus-coloured robe, on which the gods fought against the giants, that had been worked by brown girls for the pleasure of Athena? Где дивное одеяние шафранного цвета с изображением битвы богов и титанов, сотканное смуглыми девами для АфиныПаллады? Where, the huge velarium that Nero had stretched across the Colosseum at Rome, that Titan sail of purple on which was represented the starry sky, and Apollo driving a chariot drawn by white gilt-reined steeds? Где велариум, натянутый по приказу Нерона над римским Колизеем, это громадное алое полотно, на котором было изображено звездное небо и Аполлон на своей колеснице, влекомой белыми конями в золотой упряжи? He longed to see the curious table-napkins wrought for the Priest of the Sun, on which were displayed all the dainties and viands that could be wanted for a feast; the mortuary cloth of King Chilperic, with its three hundred golden bees; the fantastic robes that excited the indignation of the Bishop of Pontus, and were figured with "lions, panthers, bears, dogs, forests, rocks, hunters-all, in fact, that a painter can copy from nature;" and the coat that Charles of Orleans once wore, on the sleeves of which were embroidered the verses of a song beginning Дориан горячо жалел, что не может увидеть вышитые для жреца Солнца изумительные салфетки, на которых были изображены всевозможные лакомства и яства, какие только можно пожелать для пиров; или погребальный покров короля Хилперика, усеянный тремя сотнями золотых пчел; или возбудившие негодование епископа Понтийского фантастические одеяния -- на них изображены были "львы, пантеры, медведи, собаки, леса, скалы, охотники, -- словом, все, что художник может увидеть в природе"; или ту одежду принца Карла Орлеанского, на рукавах которой были вышиты стихи, начинавшиеся словами: "Madame, je suis tout joyeux," the musical accompaniment of the words being wrought in gold thread, and each note, of square shape in those days, formed with four pearls. "Mada me, je suis tout joyeux", и музыка к ним, причем нотные линейки вышиты были золотом, а каждый нотный знак (четырехугольный, как принято было тогда) -- четырьмя жемчужинами. He read of the room that was prepared at the palace at Rheims for the use of Queen Joan of Burgundy, and was decorated with "thirteen hundred and twenty-one parrots, made in broidery, and blazoned with the king's arms, and five hundred and sixty-one butterflies, whose wings were similarly ornamented with the arms of the queen, the whole worked in gold." Дориан прочел описание комнаты, приготовленной в Реймском дворце для королевы Иоанны Бургундской. На стенах были вышиты "тысяча триста двадцать один попугай и пятьсот шестьдесят одна бабочка, на крыльях у птиц красовался герб королевы, и все из чистого золота". Catherine de M?dicis had a mourning-bed made for her of black velvet powdered with crescents and suns. Траурное ложе Екатерины Медичи было обито черным бархатом, усеянным полумесяцами и солнцами. Its curtains were of damask, with leafy wreaths and garlands, figured upon a gold and silver ground, and fringed along the edges with broideries of pearls, and it stood in a room hung with rows of the queen's devices in cut black velvet upon cloth of silver. Полог был узорчатого шелка с венками и гирляндами зелени по золотому и серебряному фону и бахромой из жемчуга. Стояло это ложе в спальне, где стены были увешаны гербами королевы из черного бархата на серебряной парче. Louis XIV. had gold embroidered caryatides fifteen feet high in his apartment. В покоях Людовика Четырнадцатого были вышиты золотом кариатиды высотой в пятнадцать футов. The state bed of Sobieski, King of Poland, was made of Smyrna gold brocade embroidered in turquoises with verses from the Koran. Парадное ложе польского короля, Яна Собеского, стояло под шатром из золотой смирнской парчи с вышитыми бирюзой строками из Корана. Its supports were of silver gilt, beautifully chased, and profusely set with enamelled and jewelled medallions. Поддерживавшие его колонки, серебряные, вызолоченные, дивной работы, были богато украшены эмалевыми медальонами и драгоценными камнями. It had been taken from the Turkish camp before Vienna, and the standard of Mohammed had stood beneath the tremulous gilt of its canopy. Шатер этот поляки взяли в турецком лагере под Веной. Под его золоченым куполом прежде стояло знамя пророка Магомета. And so, for a whole year, he sought to accumulate the most exquisite specimens that he could find of textile and embroidered work, getting the dainty Delhi muslins, finely wrought with gold-thread palmates, and stitched over with iridescent beetles' wings; the Dacca gauzes, that from their transparency are known in the East as "woven air," and "running water," and "evening dew"; strange figured cloths from Java; elaborate yellow Chinese hangings; books bound in tawny satins or fair blue silks, and wrought with fleurs de lys, birds, and images; veils of lacis worked in Hungary point; Sicilian brocades, and stiff Spanish velvets; Georgian work with its gilt coins, and Japanese Foukousas with their green-toned golds and their marvellously-plumaged birds. В течение целого года Дориан усердно коллекционировал самые лучшие, какие только можно было найти, вышивки и ткани. У него были образцы чудесной индийской кисеи из Дели, затканной красивым узором из золотых пальмовых листьев к радужных крылышек скарабеев; газ из Дакки, за свою прозрачность получивший на Востоке названия "ткань из воздуха", "водяная струя", "вечерняя роса"; причудливо разрисованные ткани с Явы, желтые китайские драпировки тончайшей работы; книги в переплетах из атласа цвета корицы или красивого синего шелка, затканного лилиями, цветком французских королей, птицами и всякими другими рисунками; вуали из венгерского кружева, сицилийская парча и жесткий испанский бархат; грузинские изделия с золотыми цехинами и японские "фукусас" золотистозеленых тонов с вышитыми по ним птицами чудесной окраски. He had a special passion, also, for ecclesiastical vestments, as indeed he had for everything connected with the service of the Church. Особое пристрастие имел Дориан к церковным облачениям, как и ко всему, что связано с религиозными обрядами. In the long cedar chests that lined the west gallery of his house he had stored away many rare and beautiful specimens of what is really the raiment of the Bride of Christ, who must wear purple and jewels and fine linen that she may hide the pallid macerated body that is worn by the suffering that she seeks for, and wounded by self-inflicted pain. В больших кедровых сундуках, стоявших на западной галерее его дома, он хранил множество редчайших и прекраснейших одежд, достойных быть одеждами невест Христовых, ибо невеста Христова должна носить пурпур, драгоценности и тонкое полотно, чтобы укрыть свое бескровное тело, истощенное добровольными лишениями, израненное самобичеваниями. He possessed a gorgeous cope of crimson silk and gold-thread damask, figured with a repeating pattern of golden pomegranates set in six-petalled formal blossoms, beyond which on either side was the pine-apple device wrought in seed-pearls. Дориан был также обладателем великолепной ризы из малинового шелка и золотой парчи с повторяющимся узором -- золотыми плодами граната, венками из шестилепестковых цветов и вышитыми мелким жемчугом ананасами. The orphreys were divided into panels representing scenes from the life of the Virgin, and the coronation of the Virgin was figured in coloured silks upon the hood. Орарь был разделен на квадраты, и на каждом квадрате изображены сцены из жизни пресвятой девы, а ее венчание было вышито цветными шелками на капюшоне. This was Italian work of the fifteenth century. Это была итальянская работа XV века. Another cope was of green velvet, embroidered with heart-shaped groups of acanthus-leaves, from which spread long-stemmed white blossoms, the details of which were picked out with silver thread and coloured crystals. The morse bore a seraph's head in gold-thread raised work. The orphreys were woven in a diaper of red and gold silk, and were starred with medallions of many saints and martyrs, among whom was St. Sebastian. Другая риза была из зеленого бархата, на котором листья аканта, собранные сердцевидными пучками, и белые цветы па длинных стеблях вышиты были серебряными нитями и цветным бисером; на застежке золотом вышита голова серафима, а орарь ааткан ромбовидным узором, красным и золотым, и усеян медальонами с изображениями святых и великомучеников, среди них и святого Себастьяна. He had chasubles, also, of amber-coloured silk, and blue silk and gold brocade, and yellow silk damask and cloth of gold, figured with representations of the Passion and Crucifixion of Christ, and embroidered with lions and peacocks and other emblems; dalmatics of white satin and pink silk damask, decorated with tulips and dolphins and fleurs de lys; altar frontals of crimson velvet and blue linen; and many corporals, chalice-veils, and sudaria. Были у Дориана и другие облачения священников -- из шелка янтарного цвета и голубого, золотой парчи, желтой камки и глазета, на которых были изображены Страсти Господни и Распятие, вышиты львы, павлины и всякие эмблемы; были далматики из белого атласа и розового штофа с узором из тюльпанов, дельфинов и французских лилий, были покровы для алтарей из малинового бархата и голубого полотна, священные хоругви, множество антиминсов и покровы для потиров. In the mystic offices to which such things were put, there was something that quickened his imagination. Мистические обряды, для которых употреблялись эти предметы, волновали воображение Дориана. For these treasures, and everything that he collected in his lovely house, were to be to him means of forgetfulness, modes by which he could escape, for a season, from the fear that seemed to him at times to be almost too great to be borne. Эти сокровища, как и все, что собрал Дориан Грей в своем великолепно убранном доме, помогали ему хоть на время забыться, спастись от страха, который порой становился уже почти невыносимым. Upon the walls of the lonely locked room where he had spent so much of his boyhood, he had hung with his own hands the terrible portrait whose changing features showed him the real degradation of his life, and in front of it had draped the purple-and-gold pall as a curtain. В нежилой, запертой комнате, где он провел когда-то так много дней своего детства, он сам повесил на стену роковой портрет, в чьих изменившихся чертах читал постыдную правду о своей жизни, и закрыл его пурпурнозолотым покрывалом. For weeks he would not go there, would forget the hideous painted thing, and get back his light heart, his wonderful joyousness, his passionate absorption in mere existence. По нескольку недель Дориан не заглядывал сюда и забывал отвратительное лицо на полотне. В это время к нему возвращалась прежняя беззаботность, светлая веселость, страстное упоение жизнью. Then, suddenly, some night he would creep out of the house, go down to dreadful places near Blue Gate Fields, and stay there, day after day, until he was driven away. Потом он вдруг ночью, тайком ускользнув из дому, отправлялся в какие-то грязные притоны близ БлуГэйтФилдс и проводил там дни до тех пор, пока его оттуда не выгоняли. On his return he would sit in front of the picture, sometimes loathing it and himself, but filled, at other times, with that pride of individualism that is half the fascination of sin, and smiling with secret pleasure, at the misshapen shadow that had to bear the burden that should have been his own. А воротясь домой, садился перед портретом и глядел на него, порой ненавидя его и себя, порой жес той гордостью индивидуалиста, которая влечет его навстречу греху, и улыбался с тайным злорадством своему безобразному двойнику, который обречен был нести предназначенное ему, Дориану, бремя. After a few years he could not endure to be long out of England, and gave up the villa that he had shared at Trouville with Lord Henry, as well as the little white walled-in house at Algiers where they had more than once spent the winter. Через несколько лет Дориан уже не в силах был подолгу оставаться где-либо вне Англии. Он отказался от виллы в Трувиле, которую снимал вместе с лордом Г енри, и от обнесенного белой стеной домика в Алжире, где они не раз вдвоем проводили зиму. He hated to be separated from the picture that was such a part of his life, and was also afraid that during his absence someone might gain access to the room, in spite of the elaborate bars that he had caused to be placed upon the door. Он не мог выносить разлуки с портретом, который занимал такое большое место в его жизни. И, кроме того, боялся, как бы в его отсутствие в комнату, где стоял портрет, кто-нибудь не забрался, несмотря на надежные засовы, сделанные по его распоряжению. He was quite conscious that this would tell them nothing. Впрочем, Дориан был вполне уверен, что если кто и увидит портрет, то ни о чем не догадается. It was true that the portrait still preserved, under all the foulness and ugliness of the face, its marked likeness to himself; but what could they learn from that? Правда, несмотря на отталкивающие следы пороков, портрет сохранил явственное сходство с ним, но что же из этого? He would laugh at anyone who tried to taunt him. Дориан высмеял бы всякого, кто попытался бы его шантажировать. He had not painted it. What was it to him how vile and full of shame it looked? Не он писал портрет, -- так кто же станет винить его в этом постыдном безобразии? Even if he told them, would they believe it? Да если бы он и рассказал людям правду, -- разве кто поверит? Yet he was afraid. И всетаки он боялся. Sometimes when he was down at his great house in Nottinghamshire, entertaining the fashionable young men of his own rank who were his chief companions, and astounding the county by the wanton luxury and gorgeous splendour of his mode of life, he would suddenly leave his guests and rush back to town to see that the door had not been tampered with, and that the picture was still there. Порой, когда он в своем большом доме на Ноттингемшайре принимал гостей, светскую молодежь своего круга, среди которой у него было много приятелей, и развлекал их, поражая все графство расточительной роскошью и великолепием этих празднеств, он внезапно, в разгаре веселья, покидал гостей и мчался в Лондон, чтобы проверить, не взломана ли дверь классной, на месте ли портрет. What if it should be stolen? Что, если его уже украли? The mere thought made him cold with horror. Самая мысль об этом леденила кровь Дориана. Surely the world would know his secret then. Ведь тогда свет узнает его тайну! Perhaps the world already suspected it. Быть может, люди уже и так коечто подозревают? For, while he fascinated many, there were not a few who distrusted him. Да, он очаровывал многих, но немало было и таких, которые относились к нему с недоверием. He was very nearly blackballed at a West End club of which his birth and social position fully entitled him to become a member, and it was said that on one occasion when he was brought by a friend into the smoking-room of the Churchill, the Duke of Berwick and another gentleman got up in a marked manner and went out. Его чуть не забаллотировали в одном вестэндском клубе, хотя по своему рождению и положению в обществе он имел полное право стать членом этого клуба. Рассказывали также, что когда кто-то из приятелей Дориана привел его в курительную комнату Черчиллклуба, герцог Бервикский, а за ним и другой джентльмен встали и демонстративно вышли. Curious stories became current about him after he had passed his twenty-fifth year. Темные слухи стали ходить о нем, когда ему было уже лет двадцать пять. It was rumoured that he had been seen brawling with foreign sailors in a low den in the distant parts of Whitechapel, and that he consorted with thieves and coiners and knew the mysteries of their trade. Говорили, что его кто-то видел в одном из грязных притонов отдаленного квартала Уайтчепла, где у него вышла стычка с иностранными матросами, что он водится с ворами и фальшивомонетчиками и посвящен в тайны их ремесла. His extraordinary absences became notorious, and, when he used to reappear again in society, men would whisper to each other in corners, or pass him with a sneer, or look at him with cold searching eyes, as though they were determined to discover his secret. Об его странных отлучках знали уже многие, и, когда он после них снова появлялся в обществе, мужчины шептались по углам, а проходя мимо него, презрительно усмехались или устремляли на него холодные, испытующие взгляды, словно желая узнать наконец правду о нем. Of such insolences and attempted slights he, of course, took no notice, and in the opinion of most people his frank debonair manner, his charming boyish smile, and the infinite grace of that wonderful youth that seemed never to leave him, were in themselves a sufficient answer to the calumnies, for so they termed them, that were circulated about him. Дориан, разумеется, не обращал внимания на такие дерзости и знаки пренебрежения, а для большинства людей его открытое добродушие л приветливость, обаятельная, почти детская улыбка, невыразимое очарование его прекрасной неувядающей молодости были достаточным опровержением возводимой на него клеветы -так эти люди называли слухи, ходившие о Дориане. It was remarked, however, that some of those who had been most intimate with him appeared, after a time, to shun him. Однако же в свете было замечено, что люди, которые раньше считались близкими друзьями Дориана, стали его избегать. Women who had wildly adored him, and for his sake had braved all social censure and set convention at defiance, were seen to grow pallid with shame or horror if Dorian Gray entered the room. Женщины, безумно влюбленные в него, для него пренебрегшие приличиями и бросившие вызов общественному мнению, теперь бледнели от стыда и ужаса, когда Дориан Грей входил в комнату. Yet these whispered scandals only increased, in the eyes of many, his strange and dangerous charm. Впрочем, темные слухи о Дориане только придавали ему в глазах многих еще больше очарования, странного и опасного. His great wealth was a certain element of security. Притом и его богатство до некоторой степени обеспечивало ему безопасность. Society, civilised society at least, is never very ready to believe anything to the detriment of those who are both rich and fascinating. Общество -- по крайней мере, цивилизованное общество -- не очень-то склонно верить тому, что дискредитирует людей богатых и приятных. It feels instinctively that manners are of more importance than morals, and, in its opinion, the highest respectability is of much less value than the possession of a good chef. Оно инстинктивно понимает, что хорошие манеры важнее добродетели, и самого почтенного человека ценит гораздо меньше, чем того, кто имеет хорошего повара. And, after all, it is a very poor consolation to be told that the man who has given one a bad dinner, or poor wine, is irreproachable in his private life. И, в сущности, это правильно: когда вас в каком-нибудь доме угостили плохим обедом или скверным вином, то вас очень мало утешает сознание, что хозяин дома в личной жизни человек безупречно нравственный. Even the cardinal virtues cannot atone for half-cold entr?es, as Lord Henry remarked once, in a discussion on the subject; and there is possibly a good deal to be said for his view. For the canons of good society are, or should be, the same as the canons of art. Form is absolutely essential to it. Как сказал однажды лорд Г енри, когда обсуждался этот вопрос, -- самые высокие добродетели не искупают вины человека, в доме которого вам подают недостаточно горячие кушанья. И в защиту такого мнения можно сказать многое. Ибо в хорошем обществе царят -или должны бы царить -- те же законы, что в искусстве: форма здесь играет существенную роль. It should have the dignity of a ceremony, as well as its unreality, and should combine the insincere character of a romantic play with the wit and beauty that make such plays delightful to us. Ей должна быть придана внушительная торжественность и театральность церемонии, она должна сочетать в себе неискренность романтической пьесы с остроумием и блеском, так пленяющими нас в этих пьесах. Is insincerity such a terrible thing? Разве притворство -- такой уж великий грех? I think not. Вряд ли. It is merely a method by which we can multiply our personalities. Оно -- только способ придать многообразие человеческой личности. Such, at any rate, was Dorian Gray's opinion. Так, по крайней мере, думал Дориан Грей. He used to wonder at the shallow psychology of those who conceive the Ego in man as a thing simple, permanent, reliable, and of one essence. Его поражала ограниченность тех, кто представляет себе наше "я" как нечто простое, неизменное, надежное и однородное в своей сущности. To him, man was a being with myriad lives and myriad sensations, a complex multiform creature that bore within itself strange legacies of thought and passion, and whose very flesh was tainted with the monstrous maladies of the dead. Дориан видел в человеке существо с мириадом жизней и мириадом ощущений, существо сложное и многообразное, в котором заложено непостижимое наследие мыслей и страстей, и даже плоть его заражена чудовищными недугами умерших предков. He loved to stroll through the gaunt cold picture-gallery of his country house and look at the various portraits of those whose blood flowed in his veins. Дориан любил бродить по холодной и мрачной портретной галерее своего загородного дома и всматриваться в портреты тех, чья кровь текла в его жилах. Here was Philip Herbert, described by Francis Osborne, in his "Memoires on the Reigns of Queen Elizabeth and King James," as one who was "caressed by the Court for his handsome face, which kept him not long company." Вот Филипп Г ерберт, о котором Фрэнсис Осборн в своих "Мемуарах о годах царствования королевы Елизаветы и короля Иакова" рассказывает, что "он был любимцем двора за свою красоту, которая недолго его украшала". Was it young Herbert's life that he sometimes led? Дориан спрашивал себя: не является ли его собственная жизнь повторением жизни молодого Герберта? Had some strange poisonous germ crept from body to body till it had reached his own? Быть может, в их роду какой-то отравляющий микроб переходил от одного к другому, пока не попал в его собственное тело? Was it some dim sense of that ruined grace that had made him so suddenly, and almost without cause, give utterance, in Basil Hallward's studio, to the mad prayer that had so changed his life? Уж не подсознательное ли воспоминание о рано отцветшей красоте далекого предка побудило его, Дориана, неожиданно и почти без всякого повода высказать в мастерской Бэзила Холлуорда безумное желание, так изменившее всю его жизнь? Here, in gold-embroidered red doublet, jewelled surcoat, and gilt-edged ruff and wrist-bands, stood Sir Anthony Sherard, with his silver-and-black armour piled at his feet. А вот в красном камзоле с золотым шитьем, в украшенной бриллиантами короткой мантии, в брыжах с золотым кантом и таких же манжетах стоит сэр Энтони Шерард, а у ног его сложены доспехи, серебряные с чернью. What had this man's legacy been? Какое наследие оставил он своему потомку? Had the lover of Giovanna of Naples bequeathed him some inheritance of sin and shame? Может быть, от этого любовника Джованны Неаполитанской перешли к нему, Дориану, какие-то постыдные пороки? Were his own actions merely the dreams that the dead man had not dared to realise? И не являются ли его поступки только осуществленными желаниями этого давно умершего человека, при жизни не дерзнувшего их осуществить? Here, from the fading canvas, smiled Lady Elizabeth Devereux, in her gauze hood, pearl stomacher, and pink slashed sleeves. Дальше с уже выцветающего полотна улыбалась Дориану леди Елизавета Девере в кружевном чепце и расшитом жемчугом корсаже с разрезными розовыми рукавами. A flower was in her right hand, and her left clasped an enamelled collar of white and damask roses. В правой руке цветок, а в левой -- эмалевое ожерелье из белых и красных роз. On a table by her side lay a mandolin and an apple. There were large green rosettes upon her little pointed shoes. На столике около нее лежат мандолина и яблоко, на ее остроносых башмачках -- пышные зеленые розетки. He knew her life, and the strange stories that were told about her lovers. Дориану была известна жизнь этой женщины и странные истории, которые рассказывались о ее любовниках. Had he something of her temperament in him? Не унаследовал ли он и какие-то свойства ее темперамента? These oval heavy-lidded eyes seemed to look curiously at him. Ее удлиненные глаза с тяжелыми веками, казалось, глядели на него с любопытством. What of George Willoughby, with his powdered hair and fantastic patches? Ну а что досталось ему от Джорджа Уиллоуби, мужчины в напудренном парике и с забавными мушками на лице? How evil he looked! The face was saturnine and swarthy, and the sensual lips seemed to be twisted with disdain. Какое недоброе лицо, смуглое, мрачное, с ртом сладострастножестоким, в складке которого чувствуется надменное презрение. Delicate lace ruffles fell over the lean yellow hands that were so over-laden with rings. Желтые костлявые руки сплошь унизаны перстнями и полуприкрыты тонкими кружевами манжет. He had been a macaroni of the eighteenth century, and the friend, in his youth, of Lord Ferrars. Этот щеголь восемнадцатого века в молодости был другом лорда Феррарса. What of the second Lord Beckenham, the companion of the Prince Regent in his wildest days, and one of the witnesses at the secret marriage with Mrs. Fitzherbert? А второй лорд Бикингем, товарищ принцарегента в дни его самых отчаянных сумасбродств и один из свидетелей его тайного брака с миссис Фицгерберт? How proud and handsome he was, with his chestnut curls and insolent pose! Какой гордый вид у этого красавца с каштановыми кудрями, сколько дерзкого высокомерия в его позе! What passions had he bequeathed? Какие страсти оставил он в наследство потомку? The world had looked upon him as infamous. Современники считали его человеком без чести. He had led the orgies at Carlton House. Он первенствовал на знаменитых оргиях в Карлтонхаузе. The star of the Garter glittered upon his breast. На груди его сверкает орден Подвязки... Beside him hung the portrait of his wife, a pallid, thin-lipped woman in black. Рядом висит портрет его жены, узкогубой и бледной женщины в черном. Her blood, also, stirred within him. How curious it all seemed! "И ее кровь тоже течет в моих жилах, -- думал Дориан.-- Как все это любопытно!" And his mother with her Lady Hamilton face, and her moist wine-dashed lips-he knew what he had got from her. А вот мать. Женщина с лицом леди Гамильтон и влажными, словно омоченными в вине губами... He had got from her his beauty, and his passion for the beauty of others. Дориан хорошо знал, что он унаследовал от нее: свою красоту и страстную влюбленность в красоту других. She laughed at him in her loose Bacchante dress. Она улыбается ему с портрета, на котором художник изобразил ее вакханкой. There were vine leaves in her hair. В волосах ее виноградные листья. The purple spilled from the cup she was holding. Из чаши, которую она держит в руках, льется пурпурная влага. The carnations of the painting had withered, but the eyes were still wonderful in their depth and brilliancy of colour. Краски лица на портрете потускнели, но глаза сохранили удивительную глубину и яркость. They seemed to follow him wherever he went. Дориану казалось, что они следуют за ним, куда бы он ни шел. Yet one had ancestors in literature, as well as in one's own race, nearer perhaps in type and temperament, many of them, and certainly with an influence of which one was more absolutely conscious. А ведь у человека есть предки не только в роду: они у него есть и в литературе. И многие из этих литературных предков, пожалуй, ближе ему по типу и темпераменту, а влияние их, конечно, ощущается им сильнее. There were times when it appeared to Dorian Gray that the whole of history was merely the record of his own life, not as he had lived it in act and circumstance, but as his imagination had created it for him, as it had been in his brain and in his passions. В иные минуты Дориану Грею казалось, что вся история человечества -- лишь летопись его собственной жизни, не той действительной, созданной обстоятельствами, а той, которой он жил в своем воображении, покорный требованиям мозга и влечениям страстей. He felt that he had known them all, those strange terrible figures that had passed across the stage of the world and made sin so marvellous, and evil so full of subtlety. Ему были близки и понятны все те странные и страшные образы, что прошли на арене мира и сделали грех столь соблазнительным, зло -столь утонченным. It seemed to him that in some mysterious way their lives had been his own. Казалось, жизнь их каким-то таинственным образом связана с его жизнью. The hero of the wonderful novel that had so influenced his life had himself known this curious fancy. Герой увлекательной книги, которая оказала на Дориана столь большое влияние, тоже был одержим такой фантазией. In the seventh chapter he tells how, crowned with laurel, lest lightning might strike him, he had sat, as Tiberius, in a garden at Capri, reading the shameful books of Elephantis, while dwarfs and peacocks strutted round him, and the flute-player mocked the swinger of the censer; and, as Caligula, had caroused with the green-shirted jockeys in their stables and supped in an ivory manger with a jewel-frontleted horse; and, as Domitian, had wandered through a corridor lined with marble mirrors, looking round with haggard eyes for the reflection of the dagger that was to end his days, and sick with that ennui, that terrible taedium vitae, that comes on those to whom life denies nothing; and had peered through a clear emerald at the red shambles of the Circus, and then, in a litter of pearl and purple drawn by silver-shod mules, been carried through the Street of Pomegranates to a House of Gold, and heard men cry on Nero Caesar as he passed by; and, as Elagabalus, had painted his face with colours, and plied the distaff among the women, and brought the Moon from Carthage, and given her in mystic marriage to the Sun. В седьмой главе он рассказывает, как он в обличье Тиберия, увенчанный лаврами, предохраняющими от молнии, сиживал в саду на Капри и читал бесстыдные книги Элефантиды, а вокруг него важно прохаживались павлины и карлики, и флейтист дразнил кадильщика фимиама. Он был и Калигулой, бражничал в конюшнях с наездниками в зеленых туниках и ужинал из яслей слоновой кости вместе со своей лошадью, украшенной бриллиантовой повязкой на лбу. Он был Домицианом и, бродя по коридору, облицованному плитами полированного мрамора, угасшим взором искал в них отражения кинжала, которому суждено пресечь его дни, и томился тоской, 1аейшт у11ае, страшным недугом тех, кому жизнь ни в чем не отказывала. Сидя в цирке, он сквозь прозрачный изумруд любовался кровавой резней на арене, а потом на носилках, украшенных жемчугом и пурпуром, влекомых мулами с серебряными подковами, возвращался в свой Золотой дворец Гранатовой аллеей, провожаемый криками толпы, проклинавшей его, цезаря Нерона. Он был и Гелиогабалом, который, раскрасив себе лицо, сидел за прялкой вместе с женщинами и приказал доставить богиню Луны из Карфагена, чтобы сочетать ее мистическим браком с Солнцем.

Over and over again Dorian used to read this fantastic chapter, and the two chapters immediately following, in which, as in some curious tapestries or cunningly-wrought enamels, were pictured the awful and beautiful forms of those whom Vice and Blood and Weariness had made monstrous or mad: Filippo, Duke of Milan, who slew his wife, and painted her lips with a scarlet poison that her lover might suck death from the dead thing he fondled; Pietro Barbi, the Venetian, known as Paul the Second, who sought in his vanity to assume the title of Formosus, and whose tiara, valued at two hundred thousand florins, was bought at the price of a terrible sin; Gian Maria Visconti, who used hounds to chase living men, and whose murdered body was covered with roses by a harlot who had loved him; the Borgia on his white horse, with Fratricide riding beside him, and his mantle stained with the blood of Perotto; Pietro Riario, the young Cardinal Archbishop of Florence, child and minion of Sixtus IV., whose beauty was equalled only by his debauchery, and who received Leonora of Aragon in a pavilion of white and crimson silk, filled with nymphs and centaurs, and gilded a boy that he might serve at the feast as Ganymede or Hylas; Ezzelin, whose melancholy could be cured only by the spectacle of death, and who had a passion for red blood, as other men have for red wine-the son of the Fiend, as was reported, and one who had cheated his father at dice when gambling with him for his own soul; Giambattista Cibo, who in mockery took the name of Innocent, and into whose torpid veins the blood of three lads was infused by a Jewish doctor; Sigismondo Malatesta, the lover of Isotta, and the lord of Rimini, whose effigy was burned at Rome as the enemy of God and man, who strangled Polyssena with a napkin, and gave poison to Ginevra d'Este in a cup of emerald, and in honour of a shameful passion built a pagan church for Christian worship; Charles VI., who had so wildly adored his brother's wife that a leper had warned him of the insanity that was coming on him, and who, when his brain had sickened and grown strange, could only be soothed by Saracen cards painted with the images of Love and Death and Madness; and, in his trimmed jerkin and jewelled cap and acanthus-like curls, Grifonetto Baglioni, who slew Astorre with his bride, and Simonetto with his page, and whose comeliness was such that, as he lay dying in the yellow piazza of Perugia, those who had hated him could not choose but weep, and Atalanta, who had cursed him, blessed him.