Татьяна Устинова - Запасной инстинкт

• Название: Запасной инстинкт
• Автор: Татьяна Устинова
• Жанр: Остросюжетные любовные романы
• Год: 2003
• ISBN: 5-699-05057-4

Арсений Троепольский признавал в жизни только одно – работу. Она была его пищей, его возлюбленной, его развлечением. Дизайнерская компьютерная фирма, которую он возглавлял, процветала. И вот внезапно гром грянул среди ясного неба. Убили зама, гения дизайна – Федора Грекова. Самое ужасное, что его труп нашел… Арсений. Отсидев три дня в кутузке как главный подозреваемый, он наконец появился в конторе, но возвращение к любимой работе его отнюдь не обрадовало. Пытаясь понять, за что убили Федю, он обнаружил, что все вокруг лгут – сотрудники, любовница, сестра и племянница покойного. Но его мозг, работающий как компьютер, все разложил по полочкам. И гора лжи рухнула и погребла под собой всех “достойных”…

---

– Что ты делаешь?!

Голос грянул из пустоты, и он остановился посреди лестничного пролета. Куча барахла мешала ему, кроме того, он был без очков.

– Господи, Арсений, что ты делаешь?! Ну, конечно. Картина Репина “Не ждали”.

– Помоги мне.

Она секунду помедлила, потом подбежала, процокали ее каблучки, и сняла немного барахла сверху кучи. Сняла и оказалась с ним нос к носу.

– Что это такое? Куда ты это тащишь?!

– На весеннюю распродажу, – ответил он любезно. – Иди за мной.

Она послушно потащилась за ним. Она почему-то всегда его слушалась…

Троепольский дошел до первого этажа, до каморки консьержки, и свалил одежду на пол.

Консьержка вытаращила глаза.

– Что это вы, Арсений Михайлович? Никак переезжаете?

– Не дождетесь, – под нос себе пробормотал Арсений Михаилович. Полина расслышала, а консьержка нет.

– Эдита Карловна, это мои… старые вещи. Вы посмотрите, если вам что-то нужно для кого-нибудь, возьмите, а если нет, выбросьте. – И добавил: – Пожалуйста.

Он рос в хорошей семье и вырос вежливым мальчиком.

– Давай. Кидай. – Это уже к Полине. Она опять секунду помедлила и не кинула.

– А ты карманы в этих… старых вещах проверил?

Про карманы он даже не вспомнил. Эдита Карловна смотрела на них, разинув рот, полный золотых и серебряных зубов. Переводила взгляд с них на барахло и обратно.

Полина стремительно присела – Гуччи в элегантном полосатом пальто завозился и занервничал у нее под мышкой – и стала решительно копаться в одежде Арсения, отыскивая карманы.

Консьержка неожиданно взвизгнула и подскочила так, что чайная ложка звякнула о подстаканник.

– Господи Иисусе, это что у вас?

– Где? А, это моя собака.

– А чего это она такая? Лишайная, что ли?

– Это такая редкая порода. Специальная.

– Без шерсти, что ли?

В одном кармане был бумажник, в другом ключи от машины. Полина достала бумажник и сунула Трое-польскому. Он взял, и она продолжила шарить.

Ручка. Сложенный вчетверо листок бумаги. Десять копеек. Кажется, все.

– А телефон? Паспорт?

– Дома.

– Точно?

– Страсть какая-то, а не собака. И чего только не придумают, а? Собака на то и собака, чтобы в шерсти быть, хозяев охранять. А это? Разве ж это собака?

– Такая порода.

– Точно, не лишайная она?

Прямо у Полины перед носом были гранитные плиты пола и его ноги без носков, всунутые в старые кроссовки. Она отвела глаза и поднялась, сразу оказавшись одного с ним роста.

– Арсений Михайлович, так чего мне делать-то?

– Что хотите. Если вам ничего не нужно, выбросьте.

– Выбросьте, – пробормотала консьержка с презрением к богатым недоумкам, вроде Троепольского, которые время от времени начинают “чудить”, – как бы не так! Такие вещи, да выбрасывать!..

– Пошли. Извините нас, Эдита Карловна. – За руку он потащил Полину к лестнице, и примерно на середине пути она выдернула руку.

– Ты что? С ума сошел?

– А что такое?

– Да ничего такого! Зачем ты все… выбросил? Арсений Троепольский не мог сказать Полине Светловой, что выбросил все потому, что в его доме от этих вещей невыносимо воняло тюрьмой, и, как выяснилось совсем недавно, он просто не в состоянии жить в этом запахе. И он сказал:

– Какое тебе дело?

Собака Гуччи из-под ее локтя посмотрела на него укоризненно. Гуччи не понравился его тон.

– Да мне никакого дела до этого нет, но тебя три дня продержали в кутузке.

– И что? У меня теперь подмоченная репутация? Эдита Карловна не сможет подарить мои штаны своему сыну по идейным соображениям?

– А то, что приедут менты, и она им скажет, что от одежды, в которой ты был у Феди, ты моментально избавился. И что тогда?

Она была права, и от ее правоты он раздражался все сильнее.

– И что?

– Ничего. У тебя будут неприятности.

– У меня и так их полно. Заходи.

Он пропустил Полину в квартиру, захлопнул дверь, обошел ее и исчез. Гуччи затряс ушами и посмотрел на Полину с вопросительной укоризной. “Он просто хам и совсем не джентльмен, – вот что выражали выпученные Гуччины глазки. – Зря ты с ним связалась”.

– Да я и не связывалась, – прошептала Полина и ссадила собаку на пол.

– Что? – Троепольский стоял в дверях, вид у него был крайне раздраженный.

– Тебя давно отпустили?

– Два часа назад.

– Почему ты никому не позвонил?

– Кому, например?

– Сизову. Или… мне.

– Почему я должен вам звонить?

– Ты не должен, – тихо ответила она, – но мог бы.

– Ну хочешь, – предложил он, – я тебе позвоню. Прямо сейчас.

Она ехала и мечтала утешать его, если он окажется дома. Адвокат, с которым она разговаривала накануне, уверял, что в ближайшее время Арсения непременно выпустят, ибо держать его дальше “под стражей нет никаких законных оснований”, и она поехала на свой страх и риск, изо всех сил надеясь, что его уже выпустили.

Арсения выпустили, но о том, что его нельзя утешать – никому не позволено, – она забыла. Его никогда нельзя было утешать, он не давался.

– Ты на машине?

Полина посмотрела на него – бледный, смуглый, заросший, очень раздраженный.

– Конечно.

– Я сейчас оденусь, и ты меня отвезешь на работу. Кстати, тебе тоже неплохо бы на работу сходить.

– Мне нужно с тобой поговорить.

– О чем, черт возьми?!

– О Феде.

Тут он внезапно повернулся и ушел, а Гуччи, семеня тонкими лапами, подбежал и прижался к Полине, как актриса мелодраматического жанра. Полина подхватила песика и отправилась разыскивать шефа в недрах его собственного жилья.

В отличие от Феди Троепольский вовсе не считал, что должен опроститься и снизить потребности не просто до нуля, а прямо-таки до абсолютного нуля. У него была просторная и в меру уютная квартира, очень мужская и приспособленная только для одного человека. Полина всегда чувствовала себя в ней не то чтобы странно, а как-то… не на месте, что ли. Лишней как будто. Впрочем, она и была здесь лишней.

Троепольский в спальне ожесточенно рылся в шкафу и на Полину даже не взглянул. Она постояла-постояла в дверях, вошла и села на плетеную корзину, которая помещалась в ногах императорской кровати. Гуччи трясся у нее на руках, лохматые уши дрожали.

Троепольский мельком глянул на них и продолжал рыться.

– Зачем ты его сюда приволокла?

– Он все время со мной. Он один не может.

– Здорово, – оценил он.

– Что ты ищешь?

– Очки, черт возьми!

– В кресле лежат какие-то очки.

– Они мне не подходят.

Не мог же он сказать ей, что это те самые, в которых он был в кутузке, и теперь вряд ли он сможет когда-нибудь их носить! Надо было выбросить их вместе со всем остальным барахлом, а он пожалел.

Полина смотрела ему в спину – длинная мужская спина с цепочкой позвонков.

– Арсений, поговори со мной, пожалуйста.

– Я говорю.

– Что случилось? Ты понимаешь, что случилось? Он наконец нашел очки, нацепил их и посмотрел на нее – так, что она непроизвольно подвинулась на плетеной корзине. Гуччи тоненько заскулил.

– Я понимаю, что случилось. Федьку убили.

– Зачем?! За что?!

– Вот этого, – сказал он любезно, – я как раз не понимаю.

– У него что-то украли?

– У него нечего красть. Компьютер на месте, а больше у него ничего нет.

– Ты… посмотрел?

– Нет. Я не смотрел. Но красть у него нечего.

– А с компьютером?.. Все в порядке?

Он дернул вторую полированную дверь, открылись полки от пола почти до потолка, и опять стал ожесточенно копаться. Очки взблескивали на носу.

– Полька, о чем ты меня спрашиваешь?

– О Федином компьютере.

Он перестал рыться, но не обернулся.

– Ты спрашиваешь, не влез ли я в Федькин компьютер сразу после того, как нашел его с проломленной башкой?..

Именно об этом она его и спрашивала, потому что это был очень важный вопрос. Самый важный вопрос. Полина знала это, а Троепольский не знал.

– Я не копался. Ты что? Идиотка? Я приехал к нему за печатью, открыл дверь и… и… – Теперь он смотрел на нее, не мигая, и от неловкости она еще подвинулась назад и нервным движением закинула за плечо прядь черных волос. И перехватила свою придурочную собаку, которая возилась у нее под мышкой.

– Если бы я не парился в пробке, если бы не ошибся подъездом, если бы лифт быстрее приехал, он был бы жив! Жив! А ты, твою мать, говоришь – “компьютер”! За каким хреном мне сдался – его компьютер, когда я не успел! А мог успеть!..

– Ты ни в чем не виноват, – быстро сказала она, – жизнь не знает сослагательных наклонений.

Про эту жизнь, которая “не знает сослагательных наклонений”, он был наслышан. Только что по всем телевизионным каналам отгремели поминки по тирану, почившему полвека назад, и во всех репортажах, зарисовках и “документальных детективах” то и дело употреблялось это самое “сослагательное наклонение”, – а вот если бы телефон позвонил, охранник зашел, да еще почту привезли, может, он еще и очухался бы, тиран-то!..