Валентин Овечкин - Собрание сочинений в 3 томах. Том 1

• Название: Собрание сочинений в 3 томах. Том 1
• Автор: Валентин Овечкин
• Издательство: Художественная литература
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1989
• ISBN: 5-280-00795-1

В первый том вошли рассказы и очерки (1927–1960) и повесть «С фронтовым приветом» (1944).

---

— Честное слово, товарищи, больше этого не будет! — прижимая руки к груди, говорит он. — Кто не работает, тот и не ошибается. Оно верно, занимаешься черт знает чем, только не агротехникой. Муку мелешь, сбрую чинишь. Ну, теперь я заведу иной порядок. Завтра посылаю три подводы на станцию за суп… за супвер… — вот, проклятый, не выговоришь! — за су-пер-фос-фа-том! И давайте так договоримся: кто старое помянет — тому глаз вон. А насчет курсов я не возражаю…

Молчит лишь Пацюк.

В конце собрания слово берет Николай Савельевич Дядюшкин.

— Ну, кто это мне вчера говорил насчет бани? Ты, кажется, Иван Григорьевич? Вот она где, баня, всем нам! Я предупреждал вас, когда принимал дела, особенно Никиту Алексеевича, — так работать нельзя. Возьмут когда-нибудь нас в оборот — жарко будет! Ну, ничего. Почаще надо делать такие проверки. Спасибо вам, товарищи маяковцы, за критику. Передавайте и вы дома привет от нас и скажите: очень довольны все остались, особенно руководители некоторые. В том числе и председатель. Именно так! Я, товарищи, оправдываться не буду нисколько. Что недавно стал председателем — это не оправдание. Как в армии? Принимает новый командир часть, ему не дается много времени на ознакомление: через час-два, может, и в бой ее поведет. Есть немало и моих упущений. Просто, можно сказать, не сообразил, за что в первую голову надо взяться. Хоть бы и курсы, — конечно, можно было давно открыть. Также и агролаборатория. Ну ладно, хватит, а то еще начну оправдываться. А это самое последнее дело. И вам никому не советую. Не затем мы сюда собрались, чтоб нам тут накручивали гайку, а мы ее назад раскручивали. Нехай как закрутили, так и остается. Надо сказать одно: плохо работали? Плохо. Можно лучше работать, — как думаете?

— Можно, конечно!

— Дед вон говорит — нельзя только штаны через голову надеть.

— В наших руках сделать колхоз таким, как Абросим Иваныч сказал: чтоб приезжали люди к нам и учились у нас? Как вы считаете, товарищи колхозники?

— Ясно — в наших!

— А кто же придет сюда работать за нас?

— Ну, значит, всё. Приказано выполнять. По-военному — коротко и ясно. Закрывай, товарищ Елкин, собрание. А насчет Пацюка и этих наших хвостокрутов, Стороженка и Пенькова, и все остальное, что нам тут советовали, — это мы решим на следующем собрании, в воскресенье. Сейчас уже поздно, вопросы серьезные, будем спешить, скомкаем. Капитон Иваныч! Значит, мы в воскресенье к вам не приедем, будем своими делами заниматься. Дайте нам немного сроку подуправиться. Приедем после Нового года. И уж тогда держитесь! Пошлем Абросима Иваныча, Кандеева, Семена Трофимыча, и я сам приеду. Кандеев вам все болтики на сеялках проверит. Запасемся харчами, три дня будем жить, пройдем из хаты в хату… — Дядюшкин замечает под столом кепку Елкина, поднимает ее. — Покуда полную эту цилиндру недостатков не наберем — не уедем!..

Оркестр играет гопак. Как ни поздно, но по традиции всякое собрание в клубе должно закончиться танцами.

— Эх, рви кочки, ровняй бугры, держи хвост морковкой! — кричит Капитон Иванович. — Сергей! А ну-ка, покажи им!

Сергей, заломив на затылок кубанку, выходит на круг. Хуторские девчата выставляют против него доярку Ксюшу Ковалеву, рослую, сильную девушку, немного тяжеловатую, но неутомимую в танцах. Сейчас же выскакивает и вторая пара — кузнец Кандеев с Мотей Сердюковой. Начинается соревнование в ловкости, выносливости и изобретательности на всякие замысловатые коленца.

— Шире круг!

Капитон Иванович не выдерживает, вытаскивает за руку из толпы, окружившей танцоров, Настю Пацюкову и тоже пускается в пляс.

— Не горюй, Настя! Все перемелется — мука будет!

Настя, отложив расчеты с Никитой до возвращения домой, танцует, не жалея каблуков.

Дед Чмелёв, поигрывая плечами, с ухваткой старого лихача, проходит два круга с Пашей Кульковой.

— Вот это пара! — смеются колхозники.

— Самая подходящая — по характеру!

— «Страдание»! — заказывают оркестру.

— Давай «Страдание»! — кричит Сергей и переходит на замедленный темп другого танца.

«Страдание» танцуют с припевом.

Чем же, милый, ты гордишься,
Чем же ты прославился? —

начинает Ксюша Ковалева, подбоченившись, задерживаясь против Сергея.

В бригадиры не годишься,
Конюхом не справился, —

добавляет в лад ей Сергей, разводя руками и не переставая в то же время выстукивать о пол частую дробь. Зрители — в восхищении:

— Ловко у них получается!

Открой, маменька, окошко,
Одну половиночку, —

начинает Ксюша.

Отпусти гулять немножко,
Одну вечериночку, —

закругляет Сергей.

— Вот, брат, как у них согласно идет!

— В чем ином, а уж в танцах один другому не уступаем!

…Шофер Федя Малюк, постояв немного в кругу зрителей возле танцующих, выходит на двор к машине. На дворе всё в снегу. Тишина и легкий мороз. Буря улеглась, небо прояснилось. Горят над хутором яркие звезды. Федя обметает прихваченным в сенях клуба веником снег с капота мотора и с подножек, откидывает борт кузова — там тоже полно снегу. Очистив кузов, он достает оттуда ведро, идет к колодцу и начинает наливать поду в радиатор.

…Гремит музыка, танцует молодежь.

В углу у стены, в сторонке стоят братья Дядюшкины, один в казачьей черкеске, другой в шинели. Андрей Савельич лет на десять старше Николая, усатый, с сединой на висках. Николай выше брата, плотнее его.

— Правильно поступаешь, Коля! — говорит Андрей Савельич. — Так и дальше действуй. Главное, не давай им оправдываться. Может, чего и лишнего наши перехватили, но — ничего. Оно и неплохо. На то, говорят, и щука в море, на то и соревнование, чтоб руководители не дремали. Будешь так держать — дело пойдет.

Николай широко улыбается.

— Да думаю, что пойдет… А чего ж не пойти? Люди и у нас хорошие. У меня все ж таки план был обогнать вас. А? Конечно, не сразу, но так — годика за два…

— Что ж, час добрый…

— А деда Чмелёва мы, пожалуй, назначим заведующим мэтэфэ, — говорит Николай. — Как ты смотришь, Андрей? В бригаде ему, конечно, не под силу, — не его дело с тяпкой гнуться, — а на ферме справится. Раз человек охотится поработать, почему не так? Дед он грамотный. Ругательный, правда, немножко, ну, мы ему сделаем предупреждение.

— Можно, по-моему, на мэтэфэ. Неплохо будет. Он, если возьмется, выгонит им чертей. А главное — уж без опаски. На него молоко, говорит, не действует.

Братья смеются, поглядывая на Абросима Ивановича, гоголем прохаживающегося по кругу, на этот раз с Василисой Абраменко.

…На порожках сцены, обнявшись, отдыхают после танцев подруги — звеньевые Паша Кулькова и Фрося Петренкова.

— Приезжай, Фрося, к нам, когда ваши будут ехать. Приезжай обязательно, — говорит Паша. — Попросись, чтоб тебя послали.

— Приеду… Значит, Паша, мы опять будем с тобой соревноваться? Вот кабы нам вместе на выставку поехать!.. Ох, Паша, как же мне не хочется, чтоб у тебя в звене лучше было против нашего! Кабы у нас хоть трошечки-трошечки лучше. Или чтоб равнялись… Ты на меня не сердишься, Паша?

— Чудачка ты! — улыбается Паша и обнимает подругу.

…Дед Штанько и его кум Онисим Федорович Пшонкин, к которому он приехал в гости, — такой же дряхлый, престарелый казак, — пока длилось собрание, несколько раз исчезали из клуба. Кум жил рядом с клубом, к куму они и ходили подкрепляться. Теперь они сидят посреди зала на скамейке, наблюдают издали за танцами и ведут беседу, громко, чтоб перекричать музыку.

— Да-а!.. — говорит дед Штанько. — Видал, кум, как спорят? Кто проверяет? Сами себя — Андрюшка Савкин, Мишка Коржов… Помнишь, кум, был на мазуренковой мельнице машинист, при старом режиме, как его?

— Кудря, — подсказывает кум.

— Во-во, Кудря! Бывало, сойдемся человек несколько в кочегарку, он и начинает рассказывать. Настанет, говорит, такая жизня у нас, что не будет ни царей, ни ампираторов, всеми богатствами завладает трудящийся народ, земля будет все одно как богова, — никто не смей купить, продать. Ну, которые верили, которые не верили. И те, что верили, тоже — туда-сюда. Если, говорят, и будет такое, то не скоро. Лет, может, через тыщу. А оно вишь как обернулось! И мы с тобой, кум, дожили!

— Дожили…

Пауза.

— Ну что, кум? — предлагает Пшонкин. — Может, пока что пойдем — еще по одной?

— Да как оно тут? Успеем?..

— Успеем!

Старики, взявшись за руки, идут, нетвердо ступая, к выходу.

Следом за ними проталкивается к дверям Пацюк, грузный, лысый, с длинными запорожскими усами. Задев в толпе плечом Дронова, Пацюк сердито бросает ему:

— Все же ты, Максим Петрович, напрасно так обставил меня. Там до крыши еще три сажени. И крыша железная. Чего ей сделается?