Пётр Успенский - Совесть - поиск истины

• Название: Совесть - поиск истины
• Автор: Пётр Успенский
• Жанр: Психология

---

Очевидно, дьявол меня хотел поразить на прощание. Он вдруг стал расти и подниматься. Скоро он стал выше слона, потом перерос пагоды. И, наконец, стал огромной черной тенью, перед которой я почувствовал себя маленьким, как это бывает иногда среди гор. Черная Тень двинулась, я двинулся за ней. И на равнине Тень стала еще больше, поднимаясь до неба. Потом за спиной Тени протянулись два черных крыла, и Тень начала отделяться от земли, постепенно закрывая все небо, как черная туча.

С этим впечатлением я проснулся. Лил проливной дождь. Небо

205

Совесть: поиск 'ютилы

было затянуто серыми тучами, и по склонам гор разбегались обрывки туманов, сгущаясь опять в каждой ложбинке. Я чувствовал себя усталым, разбитым и больным. Постояв некоторое время на веранде, я решил, что никуда я не пойду, ничего смотреть не хочу и поеду обратно. Все равно под этим дождем идти к храмам было невозможно, и потом теперь дне.У( пещеры меня содеем не интересовали. Я чувствовал, что они будут пустые. Пока мой возница запрягал лошадей в тонгу, я собирал свои вещи, и почему-то мне хотелось скорее уехать отсюда. О своем сне к мало думал. И я не мог даже сказать, был ли это, действительно, сэн, или я просто фантазировал от скуки во время бессонницы... Потом мы поехали опять с горы на гору, над пропастями, где далеко внизу чернели развалины, остатки водопроводов и водоемов; проезжали сквозь ворота мертвых городов, окруженных стенами -- и с домами, внутри которых растут деревья; проехали Даула-табад с его крепостью на круглой скале, похожей, по выражению Пьера Лоти, когда-то в этих местах, на недостроенную вавилонскую башню и с башней-минаретом, в которой живут теперь дикие пчелы. А на станции я узнал приятную новость, что размыло пути и что мне придется ждать неизвестно сколько времени, пока его починят. В результате я просидел там три дня. Но это уже относится к удовольствиям путешествия по Индии в сезон дождей. Вскоре после этого я возвращался из Индии, и по дороге в Европу меня настигли вести о войне. А в октябре в Лондоне я еще раз видел Лесли Уайта.

Я ехал на верхушке беса от Странда к Пиккадили, и на углу Хеймаркет нас остановили проходившие солдаты. Волынки весело высвистывали бойкий марш, отбивали дробь барабаны, и перед нами проходил, очевидно, вновь формируемый шотландский полк. Впереди на кровной английской лошади, длинной и тонкой, ехал полковник, прямой и широкоплечий, с большими опущенными усами, в маленькой шапочке с ленточками, и потом шли ряды солдат вперемешку с добровольцами, из которых многие были еще не в форме: одни еще в пиджаках, но уже в шотландских шапочках, другие еще даже в шляпах, но уже все с ружьями; все молодец к молодцу, высокие, стройные и идущие тем особенным широким и легким шагом, каким ходят шотландские полки. Они были все удивительно стильны, я прямо загляделся на них, и полковник на своей лошади, и высокий худой унтер-офицер с голыми коленками, проходивший с моей стороны, не спуская глаз со своего взвода -- во всех было что-то особенное, отличающее шотландцев от всех солдат всего мира. Это особенное, по-моему, досталось им от Рима. Шотландские солдаты -- это римские солдаты, сохранившие и свой шаг, и свой тип, и свой костюм. Форма шотландцев с голыми коленками, которая кажется очень смешной, когда мы говорим, что они одеты в "юбочки", на самом деле -- это римский костюм, переживший 2000 лет. И теперь суровая простота хаки, унич

206

П. Д. Успенский

тожившая традиционные шотландские клетчатые ткани, еще больше приблизила их к Риму. Эти мысли и все другие, -- мучительные и противоречивые мысли о войне, с которыми я жил два месяца, пробегали у меня в голове, пока я смотрел на солдат, И я опять ощутил весь этот кошмар, от которого временами я все еще надеялся проснуться. Один взвод растянулся и потерял ногу. Высокий лейтенант, шедший сбоку, повернулся и коротко скомандовал что-то. Молодые солдаты, смеясь, подбегали, равнялись и быстро впадали опять в такт марша. Лейтенант остановился, с серьезным взглядом пропуская их мимо себя. Это был Лесли Уайт.

Весело играли волынки, и отбивали дробь барабаны, весело проходили солдаты и добровольцы с короткими ружьями на плечах. А мне вдруг стало как-то физически холодно. Я не мог больше смотреть на солдат с эстетической точки зрения. Я все вспомнил: пещеры Эллоры, храм Кайлас, и черную тень дьявола, и его угрозу, которую я тогда не понял. Да, очевидно, это и было его экстренное средство, которое он собирался пустить в ход, чтобы отвлечь Лесли Уайта и других ему подобных от вредных мыслей и вредных стремлений. В этот момент я ощутил всю невероятную безвыходность положения. С одной стороны жертва Лесли Уайта и других, проходивших внизу, была прекрасна. Если бы они и многие другие не решили отдать свою жизнь, молодость, свободу, потомки животных уже совершенно явно диктовали бы всему миру свою волю. Варвары давно бы пришли в Париж, и, может быть, теперь они уже разрушили бы Хо1гс Ваше так же, как разрушили собор в Реймсе. Погибли бы умные старые химеры, которые всегда так много говорили мне; улетела бы от земли эта странная сложная душа... Сколько всего еще они могли разрушить!... И в тоже время во всем, что происходило, было что-то еще более ужасное. Я понимал, что потомки Адама могли оказаться в разных лагерях. Где им теперь узнать друг друга? Была или не была цепь, начала она создаваться или нет, я не знаю. Но я чувствовал, что теперь надолго была разбита всякая возможность понимания чего-либо. Все шашки опять были спутаны на доске жизни. И из глухих подземелий пошлости были выпущены на землю целые тучи лжи и лицемерия, которыми теперь должны были дышать люди, я не знаю сколько времени.

Солдаты прошли, и тяжелый бес, покачиваясь, двинулся вперед, объезжая другой бес, остановившийся впереди. -- Что осталось теперь у Лесли Уайта от йоги и от буддизма? -- спросил я себя. -- Теперь он должен и думать, и чувствовать, и жить, как римский легионер, обязанность которого защищать от варваров вечный город. Совсем другой мир, другая психология. Теперь все эти тонкости -- ненужная роскошь. Вероятно, он уже забыл о них или скоро забудет. А кто знает в конце концов, где больше варваров -- за стенами вечно

207

Совесть: поиск истины

то города или внутри стен. И как их узнать? Ключ опять брошен в глубокое море. "Ставка на благородство", вспомнил я слова дьявола. И я не мог не признать, что на этот раз он опять выиграл.

ПИСЬМА ИЗ РОССИИ 1919-ГО ГОДА

ПРЕДИСЛОВИЕ

С 1907 по 1913 Успенский довольно регулярно писал для русских газет, главным образом о зарубежных событиях. В то же время он работал над различными книгами, основанных на идее, что наша сознательность -незавершенное состояние, не особенно далекое от сна, и что наш трехмерный взгляд на вселенную неадекватен и несовершенен.

Надеясь, что ответы на некоторые из изложенных им вопросов могли бы быть найдены у более древних цивилизаций, он совершает большое путешествие по Египту, Цейлону и Индии.

По возвращении Успенский узнает, что Россия находится в состоянии войны. Некоторое время надвигающиеся события не препятствовали ему читать лекции о своих путешествиях очень большой публике в С.-Петербурге и Москве. Но в 1917 году, когда революция распространялась по всей России и большевики устанавливали господство своего террора. Успенский жил в различных временных квартирах в Южной России, в условиях большой опасности и лишений.

До тех пор, пока он не сумел добраться до Турции, он вместе с теми, кто его окружал, был полностью отрезан от внешнего мира, неспособный послать или получить новости даже из соседнего города, и бывший постоянно начеку, чтобы не бьггь пойманным и убитым большевиками.

В 1919 Успенский каким-то образом нашел возможность послать серию статей в "Хе\у А с", которая, под умелым редакторством А. Р. Орейджа, была ведущей литературной, художественной и культурной ежедневной газетой, издававшейся в Англии. Эти пять статей появились в шести выпусках газеты под названием "Письма из России". Они дают беспристрастное и ужасающее описание абсолютного развала общественного порядка и переиздаются здесь впервые.

Удивительная особенность "Писем" состоит в том, что в то время как революция прогрессировала и режим большевиков еще не был до конца установлен, Успенский предвидел с необычайной ясно

208

П. Д. Успенский

стыо неизбежность тирании, описанной Солженицыным пятьдесят лет спустя.

В течение зимы 1919 и весны 1920 К. И. Бечхофер (впоследствии известный как Бечхофер-Роберте) наблюдал события в России в качестве британского корреспондента, знающего русский и имевшего ранее опыт знакомства со страной и людьми. Он встречал Успенского и прежде, в 1914, и в России, и в Индии; он был постоянным сотрудником "Хе\у А е" и самостоятельно перевел первое из "Писем" Успенского, написанное в июле 1919-го. В своей книге "В Де-никинской России" Бечхофер описывает одну или две недели, которые он провел с Успенским и Захаровым в помещении, находящемся над чем-то, напоминающем сарай, в городе Ростов-на-Дону. Этот немного грустный, немного смешной эпизод является подходящим эпилогом для тайно полученных "Писем" Успенского.