Георгий Песков - Злая вечность

• Название: Злая вечность
• Автор: Георгий Песков
• Издательство: Salamandra P.V.V.
• Жанр: Ужасы и Мистика
• Год: 2016

Любовь к кукле-вампиру, беседы об Атлантиде и Гондване, нападение бородатой ведьмы, «путь змия», бессмертие и способы вытравления души — в повести Г. Пескова (Е. Дейши) «Злая вечность», одном из самых необычайных произведений русской «фантастики странного». Повесть, созданная писательницей в эмиграции в начале 1930-х гг., переиздается впервые. В приложениях — рецензии П. Пильского, Г. Адамовича и И. Голенищева-Кутузова, а также биографические материалы.

---

Содержимое с шипением пролилось на огонь. Поднялся густой пар. Пламя, затрещав, вспыхнуло. В оранжевом свете показалось обнаружившееся из под маски лицо. Это была секунда. Всего секунда. Безмерного предельного ужаса. Лицо мгновенно исчезло в тяжелых клубах одуряющего газа.

Вдруг князь почувствовал, что теряет под ногами почву. Сильный толчок подбросил его на воздух. Комната закачалась, как пароходная каюта. Электричество погасло. Среди наступившей темноты раздался треск и, зазвенев, посыпались осколки разбитого стекла. Дверь, с шумом отворившись, захлопнулась и опять отворилась. Все предметы в комнате, как бы внезапно ожив, сорвались с мест и с грохотом начали толкаться вокруг князя, увлекая в свою сумасшедшую пляску и его. Шум обратился в чудовищный гром и рев. Казалось, будто рушатся дома, будто воет рассвирепевшее море. Новый удар сбил князя с ног. Падая, он изо всей силы ударился обо что-то головой.

«Это конец. Это гибель мира!» — успел он еще подумать и потерял сознание.

25. Последняя попытка спасти мир

Когда он пришел в себя, было по-прежнему темно. Но совершенно тихо. Ушибленная голова болела. Вспомнив катастрофу, он судорожно вцепился в первый попавшийся под руки предмет. Это оказались перила. Ощупав вокруг себя, он убедился, что лежит на ступенях лестницы. Европа, стало быть, еще не провалилась. Во всяком случае, не вся. Эта догадка не слишком обрадовала князя.

«Его фокусы! — подумал он. — Проходимец просто-напросто меня надул: мировую трагедию подменил фарсом. Однако, нельзя терять ни минуты: я немедленно должен вывести его на чистую воду!»

Он встал и на цыпочках прокрался наверх.

— Madame Meterry, madame Meterryl — зашептал он, стуча к ней в дверь. — Умоляю вас, отворите!

— Что такое? Что случилось? — спросила разбуженная старуха.

— Отворите!

— Это вы, monsieur le prince? Сейчас, сейчас. Вот только платье накину.

— Не надо платья! Идите так, скорей!

— Ах, Боже мой, да что же случилось?

Полуодетая, раскосмаченная старуха, громко причитая, выскочила в коридор.

— Тише! Не кричите! Он может услыхать, — остановил ее князь. — Идите за мной, мы его накроем. Он потащил ее за руку. Продолжая нелепо спрашивать и нелепо отвечать, толкаясь и мешая друг другу, они крадучись спустились с лестницы. Князь припал к замочной скважине своей двери. Потом осторожно приотворил ее на узкую щелку. Наконец, как бы решившись на рискованный шаг, отворил совсем и вошел. Madame Meterry, ничего не понимая, — за ним, Минуту князь с оторопелым видом озирал пустую комнату. Потом бросился к платяному шкафу, отворил настежь обе створки. Ничего там не найдя, стал на четвереньки, чтобы заглянуть под кровать. Madame Meterry в печальном изумлен и и за ним следила.

— Улизнул! — вставая, сказал князь.

— Кого вы ищете? — упавшим голосом спросила старуха.

— Через окно, — пояснил он. И вдруг странно засмеялся.

— Aх, monsieur le prince, — с искренним огорчением вскричала старуха, — успокойтесь, прошу вас! Никого же нет. Вам показалось. Вы нездоровы, дорогой месье, ах, вы очень нездоровы!

Ее участие болезненно, сверх меры подействовало на князя. Громко всхлипнув, припал он к ее плечу и, сотрясаясь, обнимая насмерть перепуганную женщину, стал умолять защитить его от чьих-то ужасных козней. Madame Meterry, сама чуть над ним не плача, уговаривала и успокаивала его, как ребенка. Но он вдруг поднял с ее плеча голову, насупился и погрозил ей пальцем. Потом пошел к вешалке, стал надевать пальто.

— Куда вы, князь? Теперь ночь. Куда вы? — пыталась она удержать его.

— Т-с-с! — со строгим видом обернулся он к ней. — Молчи, старуха! Нельзя терять ни минуты. Я иду в префектуру. Этот доктор, библиотекарь и проститутка Нини. Вот уже трое. Остальных откроет следствие.

С этими словами он вышел.

Эпилог

Недавно мне случилось быть на одной выставке. До выставок я не охотник вообще, меньше всего люблю картинные: от рассматривания пейзажей, портретов неизвестных мне людей и голых женских тел у меня почему-то очень скоро затылок начинает болеть.

Но эта выставка была совсем особая. Рисунки карандашом, акварелью, масляными красками, скульптура, резьба по дереву — все поражало необычайной силой восприятия, непосредственной оригинальностью передачи. Это была выставка работ душевнобольных.

Порывшись в папках, я нашел и рукописи. Одна из них — довольно объемистая тетрадь — оказалась написанной по-русски. На заглавном листе крупно и старательно было выведено:

ЗЛАЯ ВЕЧНОСТЬ (мировая трагедия)

Посвящается господину президенту республики, его святейшеству папе римскому, всем монархам и правителям мира. Всем государствам. Всем народам.

Всем. Всем. Всем.

Тетрадь содержала много ярких и странных по содержанию иллюстраций, частью пером на полях, частью на отдельных страницах, акварелью. Был тут широко, в непомерном ужасе открытый глаз с крошечным черным зрачком; была кукла в розовом и бородатая ведьма, и господин в жутко улыбающейся каучуковой маске. Под этим последним стояла — почему-то французская — подпись: «Sa majesté monsieur le diable». Были и целые сцены, нарисованные наивно, но полные движения и трагизма. Почти во всех присутствовал высокий бледный господин с острой бородкой и породистыми руками. Читая рукопись, я понял, что это автопортрет.

Не надо, конечно, и прибавлять: все описанные мною необычайные факты и приведенные выше фантастические теории, научная ценность которых остается под сомнением, заимствованы мною из этой тетрадки.

На последней ее странице, карандашом и совсем уже изменившимся, нетвердым почерком было нацарапано: «Гибнем! Спаси нас от злой вечности!»

Приложения

Рецензии на повесть «Злая вечность»

Петр Пильский

Загадками, мистикой, неясностями, пророчествами населил свою повесть Георгий Песков («Злая вечность»). Внушителен подзаголовок «Мировая трагедия». Говорят о кончине Мира, о крушении Европы. В центре повести — таинственный князь, его любовь к женщине, к ее фантастическому перевоплощению в кукле антикварного магазина. Предсказания мрачны и тяжки. В музее — картина, изображающая банкет: мундиры, фраки, шампанское и — бесконечная усталость, невыразимая мертвенность. Но и все вещи, все картины этого музея похожи на предметы, собранные на стол вещественных доказательств — все безмолвно свидетельствовало о некогда совершившейся трагедии. Но мировая трагедия еще придет. Мы — накануне мировой катастрофы. Повсюду — тревога и жуткое наслаждение. Европу ожидает участь Атлантиды и Гондваны. Европа окружена роковыми кольцами надвигающейся катастрофы.

Повесть не кончена, ее первую часть я старался передать точно. В ней что-то есть. Не будем говорить о ее литературных достоинствах, еще больших недостатках. Но тревога разлита по этим страницам не случайно. В этих предречениях чуются отголоски нашего шаткого дня. Эту повесть можно было б привести в связь с «Атлантидой — Европой» Мережковского. Да, и время знает, чем оно болеет, по крайней мере, это чувствует. Бреды и сны не напрасны. Вдруг в размеренной тишине мира прорывается упрямый шепот, — предостережение или плач, туманы разрезает острый луч закатывающегося, падающего солнца, в литературу пробивает себе путь жадная, насторожившаяся тема, и ее бессознательно ловят слух и сердце, философ, поэт и повествователь. От нее можно прятаться, от нее нельзя уйти. Вчерашние призраки иногда становятся завтрашней историей.

С самого начала можно было догадаться, что пред нами сумасшедший. Продолжение только убеждало в этом, конец поставил точки над «i»: да, князь — помешанный. Все, что ему снится, чем он бредит, что встречает — только его призраки. Речи, обращенные к нему, — плод расстроенного воображения. Пророчества о гибели мира, убийства, беседы с загадочным библиотекарем, страшная ведьма, торгующая галантереей, взрыв тигля, теория о вечности, об омоложении души, все оказывается выдумкой безумного.

Но сам автор этой повести («Злая вечность») во многом из этих предречений хочет видеть некую неизбежную грозящую реальность. Во всяком случае это могло казаться в первой части. Сейчас, в своем продолжении, повесть, устами странного библиотекаря, говорит о вытравлении душ, как есть умерщвление плоти. Душа должна умереть, выйти из тела, но, покидая его, «душа не умирает»: смертью тела она приобщается вечной жизни. Только смертью души может быть куплено бессмертие тела.

Библиотекарь предлагает и чрезвычайно простой способ, чтоб осуществить этот фантастический опыт: несколько капель снотворного, затем немедленно зондом вводится в сердце необычайно сильный возбудитель. Реакция мгновения, сердце тотчас же начинает снова функционировать, и, таким образом, «мы просто-напросто будем прививать бессмертие, как „оспу“». Библиотекарь пророчит, что иметь душу скоро будет неприлично, и с ней станут поступать, как с отростком слепой кишки, — вырезать, как атавистический орган.