Дмитрий Шатилов - Нф-100: Изобретатель смысла

• Название: Нф-100: Изобретатель смысла
• Автор: Дмитрий Шатилов
• Жанр: Научная Фантастика

На далёкой планете Тразиллан, в великом и несравненном кантоне Новая Троя живёт Гиркас, наполовину человек, наполовину конгар. Ума у него нет, таланта - тоже, а потому именно он лучше всего подходит для того, чтобы занимать должность Дун Сотелейнена. Что это за должность и в чем ее смысл, в Новой Трое давно уже никто не помнит - все знают только, что на это место назначают людей пропащих, ненужных обществу. Таким же считал себя и Гиркас, пока в один прекрасный миг не оказалось, что именно от его, Дун Сотелейнена, решения зависит судьба войны, продолжающейся уже пятьдесят лет, войны, как эти ни парадоксально, выгодной всем народам, населяющим Тразиллан. Что важнее - совесть или общее благо? Стоит ли торжество справедливости тысяч искалеченных судеб? По чину ли "маленькому человеку" стопорить шестеренки истории, которые раскручивают лучшие люди своего времени? Прочитайте - и узнаете.

---

Та же судьба ожидала и остальных. Как показала проверка, всё это были чрезвычайно толковые, а значит, по мнению проверяющей комиссии, наиболее склонные к предательству люди.

Всех их приговорили к смерти через повешение. Лучшей плотницкой мастерской в городе было заказано нужное количество виселиц - прочных, удобных и радующих глаз.

Спасение пришло неожиданно. За полчаса до казни макет всё- таки нашёлся: оказывается, один из членов Оборонного Совета, признанный комиссией абсолютно благонадёжным, тайком унёс его домой, чтобы показать сынишке. Тому новая игрушка понравилась, и когда пришла пора с ней расставаться, он начал капризничать и плакать. Несколько раз генерал порывался силой забрать стратегически важный макет у ребёнка, но его останавливали педагогические соображения. Снова и снова он задавал себе вопрос: а не отыгрывается ли он на отпрыске за своё несчастливое детство - и макет оставался на прежнем месте.

Нельзя сказать, чтобы малыш использовал главный козырь Новой Трои не по назначению - он, в полном соответствии с замыслом автора, приспособил его для игры в солдатики. Когда макет удалось, наконец, отобрать (взамен юному упрямцу пообещали саблю), один из солдатиков так и остался торчать на балконе здания Консультативного Совета, и генералы, планируя кампанию против Земли, использовали его для обозначения гвардейского полка.

А ровно через две недели после пропажи злополучного макета состоялось первое и последнее сражение в этой войне. Силы кантонов и наспех собранное конгарское ополчение (мы даже не позаботились снабдить наших союзников- аборигенов современным вооружением - так они и воевали с копьями и луками) были наголову разгромлены земными войсками под командованием генерала дю Лака.

Аналитики говорят, нас сгубили (в алфавитном порядке): некомпетентность командования, низкий боевой дух, отсутствие внятной стратегии и чрезмерная самоуверенность. Не забудем ещё про банальную глупость, хоть она и не поддаётся анализу. И вот, всего за один день мы остались без армии и правительства (ура!), зато с неясными планами на будущее (увы!).

А ещё в том сражении по официальной версии погиб Гиркас - это тоже потеря, пусть и небольшая. Человек только наполовину, он был в одной из конгарских рот, предпринявших самоубийственную атаку на позиции землян. Роту накрыло огнём артиллерии, так что хоронить конгаров пришлось в общей могиле. Где кончается Конкас и начинается Дункас, разобрать было невозможно - неудивительно, что и Гиркаса сочли мёртвым, и даже почтили его память некрологом, чего он, по правде говоря, не заслуживал.

Однако Гиркас остался жив - непонятно как, непонятно зачем. И вот мы сидели с ним в кафе, а вокруг цвела весна.

В одном его некролог не врал: Гиркас был Дун Сотелейненом, и он действительно два года назад, ещё до войны с Землёй, прекратил Торакайскую Бойню. Что такое Дун Сотелейнен, никто не знает, а Торакайская Бойня - это была крупнейшая конгарская война за всю историю Тразиллана: сорок миллионов мертвецов и двадцать триллионов драхм прибыли для нас, землян.

Недурное мы провернули дельце!

С Гиркасом я встретился для того, чтобы выяснить одну вещь: как получилось, что этот глупый, бестолковый человечек остановил свою войну, а мы, разумные люди, свою остановить не сумели?

Что он сделал такого, чего мы не сделали?

-  Только не говори, что в твоём некрологе всё неправда,  - спросил я его, когда бутылка опустела.  - Конечно, местами "Голос" перегибает палку, вот как в отрывке, который тебе так не нравится, но в целом мысль заявлена верная: как ни крути, а ты совершил настоящий подвиг. Остановить войну, которая продолжалась пятьдесят лет, это тебе не хухры- мухры. Это поступок. Подвиг, если хочешь знать моё мнение.

-  Чушь!  - отмахнулся Гиркас.  - Чушь, чушь и ещё раз чушь! Всё, что там написано - враньё! Всё до последнего слова! В гробу я видел их похвалы! "Явил всё лучшее, что вложила в него родная земля"  - это ж надо было такое придумать! Да ты только подумай, Юн: никто ведь до сих пор никто не знает, чего я принёс больше - пользы или вреда!

-  Ты просто злишься, что твой некролог на последней полосе, а не на первой,  - поддел я его.

-  Пускай. Но не говори, что мне ты веришь меньше, чем дрянной газетёнке!

-  Увы!  - я развёл руками. Гиркас нахмурился и заказал у пробегающего мимо официанта четвертинку креплёной настойки.

-  Рановато ты сегодня,  - заметил я.

-  Не твоё дело,  - хмуро отозвался Гиркас. Однако его плохого настроения хватило ненадолго. Уже через минуту на его лице появилась ухмылка, которую я хорошо знал.  - Так ты хочешь знать, как всё было на самом деле? Как я остановил эту дурацкую Торакайскую бойню?

-  Не- а,  - покачал я головой. Мне очень хотелось услышать его рассказ, но я по опыту знал, что демонстрируя интерес, не добьюсь от Гиркаса ничего, кроме пустой похвальбы.  - Не надо ничего рассказывать. Давай лучше помолчим.

-  Врёшь!  - рассмеялся Гиркас.  - Теперь уж не отделаешься. Слушай.

И он рассказал мне, как всё было на самом деле, с одним условием - чтобы я никому не проговорился. Но вы ведь меня не выдадите, правда?

Глава первая

Блудная дочь Кантона Арк

Если верить Большой Одиссеевой книге, в кантоне Новая Троя насчитывается ровно тысяча сто тридцать четыре закона. Дун Сотелейнену один из них предписывает - в несколько старомодных выражениях - "всегда держать открытыми глаза и уши, встречать каждого просителя как собственную судьбу, не отказывая в помощи и не требуя никакой платы".

Вот почему Гиркас, рассказывая мне эту историю, находился в некотором смущении: мало чести в том, чтобы прятаться от судьбы в платяном шкафу, и не в переносном смысле, а в самом что ни на есть прямом.

Именно так: когда в его конторе раздался звонок, он спрятался в шкафу. Меня всегда интересовало, зачем он держит в своём кабинете это громоздкое чудовище, и однажды, когда я был у Гиркаса в гостях, он позволил мне заглянуть внутрь.

Внутри на толстой перекладине висели пыльные брюки, пиджак в клеточку, подаренный, по словам Гиркаса, дядей (дядя этот и выхлопотал для него место Дун Сотелейнена), и выходные рубашки, пахнущие застарелым потом. Дно шкафа устилало толстое ватное одеяло, из складок которого Гиркас не без труда извлёк початую бутылку и бутерброд, предусмотрительно завёрнутый в целлофан.

Бутылку мы допили, и я, воспользовавшись гостеприимством Гиркаса, убедился, что всего пара глотков способна сделать это импровизированное убежище настолько уютным, насколько таким может быть помещение, где едва хватает места, чтобы сидеть, прижавшись коленями к подбородку.

И вот, неведомый гость жал на кнопку звонка, а Гиркас сидел в шкафу. В таких случаях он обычно затыкал уши ватой и ждал, но это, видно, был не его день: пять минут спустя, первым, что он услышал, вытащив затычки, был всё тот же гнусавый трезвон, доносящийся из прихожей. Гиркас вздохнул.

-  Конкас,  - хрипло позвал он,  - Конкас, где ты, чёрт бы тебя побрал? Гони их!

Конкас был чистокровный конгар и занимал при Гиркасе должность секретаря. Отношения у них были сложные. Иной раз мне даже казалось, что ближе людей нет на свете - так ненавидели друг друга эти двое. Сейчас я уверен, что причина такой тесной связи была куда более прозаичной: поскольку в реестрах Новой Трои и в конгарских списках Конкас числился мёртвым, Гиркас с чистой совестью присваивал себе его жалование. Нельзя сказать, чтобы это было совсем уж несправедливо: единственное, что Конкас делал добровольно - это спал и ел.

Смирившись с тем, что его похоронили и отпели, он постепенно утратил инстинкт самосохранения и со временем сделался равнодушен даже к пожарам и ограблениям. А уж если Дун Сотелейнену, как теперь, всего- навсего угрожали посетители, Конкас готов был ругаться до хрипоты - лишь бы не двигаться с места.

-  Да чтоб тебя!  - проворчал Гиркас, не дождавшись ответа. Опять он зависит от Конкаса: всякий раз, когда тому неохота работать, приходится вылезать из шкафа и впускать в уютную контору суетливый раздражающий мир.

Гиркас вздохнул и, нашарив под столом домашние тапочки, поплёлся в прихожую, к зеркалу. Если уж открывать, то надо проверить, прилично ли он выглядит. В прошлый раз, не побрившись, он здорово напугал соседку, пришедшую одолжить карандаш. Кажется, она приняла его за конгара- насильника, даром, что на неё и конгар бы не польстился.

Зеркало, покрытое сетью трещин, послушно отразило бледное лицо, обрамлённое, в дополнение к немытой шевелюре, бачками, из которых левый был длиннее правого. Общую унылость физиономии лишний раз подчёркивали несколько волосков, торчащих из мягко очерченного женского подбородка - несмотря на все старания, Гиркасу никак не удавалось отрастить порядочную бороду. Разглядывая своё лицо, всё такое же наивное и по- детски пухлое, несмотря на двадцать три прожитых года, Гиркас поймал себя на мысли, что в дверь больше не звонят.