Ольга Скубицкая - Нф-100: Небо в зеленой воде

• Название: Нф-100: Небо в зеленой воде
• Автор: Ольга Скубицкая
• Жанр: Современная проза

Самоуверенная карьеристка отправляется отдыхать в другую страну и, встретив человека оказавшегося ее энергетическим близнецом, ввязывается в погоню за собственным прошлым, но внезапно получается так, что это уже не она, а прошлое открыло на нее охоту. Нужно ли знать ответы на вопросы: Кто ты? Кем был в прошлой инкарнации? И что делаешь среди людей? Или счастье в неведении?

---

Я опрокинулась на кровать, радуясь краткой победе над страхом, а затем, прокрутив в голове вчерашний разговор, вспомнила о еще одной обретенной особенности, и попыталась вообразить, где смогу побывать с помощью памяти моей души, в каких столетиях. Всегда мечтала оказаться в шестнадцатом веке, когда читала о жизни моего любимого исторического персонажа - королевы английской Елизаветы. Теперь у моей глупой мечты есть реальный шанс сбыться. 'А вдруг я ее видела? Хотя мечта, скорее всего, останется мечтой, но прекрасен сам факт того, какие личности мне могли встречаться на жизненном пути в прошлом. Руссо, Рембрандт, Екатерина II, Кант, Галилей, Шекспир, Македонский, Данте, Клеопатра, Вивальди... - столько достойных сынов и дочерей человечества я, возможно, видела наяву. Господин Вильсон прав, с этим жить можно', - улыбалась я, направляясь в ванную.

Приведя себя в порядок и, одевшись, заказала завтрак в номер, вспомнив, что вчера едва перекусила утром и за весь день выпила только мерзкий сладкий кофе, сдобренный страшной историей.

Не прошло и пяти минут, как в дверь вежливо постучали. Это меня удивило, завтрак не могли приготовить так быстро.

'Надеюсь, они не собираются меня кормить несвежей едой', - я открыла дверь, готовясь отчитать нерадивую обслугу.

На пороге, как и ожидалось, стоял портье в строгой темно-синей униформе, только вместо подноса с завтраком вышколенный молодой человек держал в руках плоский прямоугольный сверток.

- Доброе утро! Это просили вам передать, - улыбнувшись заученной широкой улыбкой и протягивая мне сверток, поприветствовал он.

- Спасибо! - машинально ответила я, принимая плоский легкий конверт из коричневой оберточной бумаги и взвешивая его в руке.

Я вернулась в комнату, на ходу раздирая обертку. Из конверта на ковер выпал небольшой листок бумаги. Подняв его, я прочитала строчку, написанную беглым мелким почерком: 'Это тебе поможет вспомнить. Д.В.' Инициалы расставили все по своим местам и вывели меня из ступора, вызванного письмом от непонятно кого в чужой стране.

- Полчаса назад он на меня орал, а теперь как заботливая мамаша, присылает нечто, чтобы я вспомнила. Как же он меня раздражает, - бормотала я вслух, продолжая разворачивать конверт.

Содержимое меня удивило. Под оберточной бумагой оказался рисунок, небольшой, выполненный на бумаге формата A4. Я прислонила его к бортику кровати и отступила назад, чтобы лучше рассмотреть.

Всего лишь карандашный набросок не очень хорошего качества, но запечатленный на нем черно-белый фрагмент невольно притягивал взгляд, словно его выполнил только начинающий, но не лишенный таланта художник.

Рисунок изображал прекрасную женщину с большими выразительными глазами и мягкими изгибами молодого тела. Длинные распущенные волосы спадали черными тяжелыми волнами до тонкой талии. Красавицу драпировала поношенная одежда: грубая рубаха и штопаная юбка, совершенно не сочетавшиеся с неземным великолепием ее лица и тела, но даже это не портило впечатляющую красоту ее цветущей молодости. Гармоничнее всего на ней бы смотрелись полупрозрачные одежды спустившейся на землю богини. Поза вполоборота позволяла рассмотреть, что ее руки привязаны к толстому деревянному столбу за спиной, а ноги скрывали языки черно-белого пламени, обвивавшего со всех сторон гибкое тело. Ей было до безумия больно - это чувствовалось в сжавшейся напряженной позе, огонь уже нещадно жег ее гладкую кожу, но выражение лица оставалось спокойным, страшно подумать, чего стоило ей это спокойствие. Идеальные губы тронула случайная улыбка, и лишь огромные распахнутые длинными загнутыми ресницами глаза неотрывно глядели на что-то или кого-то впереди. Глаза будто жили отдельно от лица. Взгляд пылал ненавистью и страстью одновременно, и горячие искры костра вокруг не шли ни в какое сравнение с пламенем, полыхавшим в ее изумительных очах. Она сейчас кого-то ненавидела, прощала и прощалась одновременно.

Я стояла у кровати не в силах пошевелиться, с трудом веря, что на плоском листе бумаги Даниэль смог выразить так много, (то, что это его рук дело я и не сомневалась) и мучительность момента, и несгибаемую силу и изысканную красоту каждой совершенной черты. Я все смотрела и смотрела, не отрываясь, а женщина в костре продолжала гореть замершим моментом вырванного из жизни эпизода. Ее молчаливая боль выливалась в застывший воздух комнаты прямо с картины.

Несмотря на неприязнь к новому знакомому, я не могла не отметить, что он талантливый художник, хотя и неопытный, судя по нечеткости и некоторой робости карандашных штрихов. 'Либо он слишком нервничал, либо чересчур спешил запечатлеть неприкрытый ужас момента, - заключила я. - Жаль из-за спины не видно изумрудной ленты в руках женщины, она ее теребит дрожащими пальцами, пряча в складках грязной юбки подальше от любопытных глаз. Лента гладкая на ощупь, атласная, теплая как кожа его рук', - эти мысли просочились сквозь мое сознание почти незаметно, как песок, спадающий бесшумными крупицами на дно песочных часов. Я даже не успела толком понять, о чем думаю, какая еще лента, как мои глаза стали видеть то, что картина показать была не способна. Цвета, яркие обжигающие всполохи, танцевавшего вокруг женщины пламени, стали вдруг резкими, ослепительно-жгучими, осязаемыми, обретая реальные краски. Искры поднялись вверх красными звездочками, прямо в темное ночное небо, вместе со столбами прогорклого клубящегося дыма. И следом меня охватила предсказуемая паника из-за врожденной фобии.

Сознание почти не фиксировало происходящее, только слабость ног и осознание того, что я оседаю на пол около кровати, цепляя рисунок и опрокидывая на себя живой огонь. Пузырьки трепетно забились внутри, предвкушая близость свободы. Комната поплыла и закружилась перед глазами размытыми цветовыми пятнами, бывшими еще недавно окном, креслом, ковром, потолком. Как и в прошлый раз все в мире исчезло, звуки, запахи движения, затем и цвета. Я снова погружалась в прошлую жизнь. В этот раз страх прошел очень быстро, едва реалистичность костра перестала одолевать, растворившись, пропав, сменившись совсем другим. Каждая частичка меня жаждала освобождения от неверной смертной плоти, держащей меня - мои пузырьки как в запертой клетке. Наверное, больше всего это было похоже на одержимость. Жажда жизни и свободы, бешеного первобытного движения прозрачного кристально чистого потока стала вполне ощутима, когда распадающиеся мелкие капельки разрозненной, но при этом единой меня закрутились в хрустальный водный водоворот. 'Как хорошо, очень хорошо'.

Время перестало существовать, как и пространство, все известные критерии мироздания стерлись, все поглотило безмолвное Ничто, в котором колыхалась лишь я одинокая и при этом свободная и многомыслящая, искрящаяся и стремительная вода. В капельках-пузырьках давно растворились остатки человеческой оболочки, только я - бегущая влага и все тайны дремлющей, но вместе с тем бурлящей жизни вместе со мной. Мой многоголосый разум, как и в прошлый раз, воспринимал каждую крохотную частичку меня общей как отдельное свободное существо, связанное с роем таких же, будучи единым целым - большим общим Я.

Когда безумный бег чистой воды начал перерастать во что-то другое, внутри зародилась щемящая грусть, почти противоестественная для привычного здесь счастливого чувства. Я ничего так никогда не хотела, как удержать себя в этом потрясающем состоянии полной гармонии и свободы, но остановить, или хотя бы замедлить мгновенья безвременья никак не могла. Вопреки желанию вихревой поток пузырьков снова погрузился в барьеры бренного тела, выстраивая его заново с нуля.

Первое человеческое ощущение появилось вместе с ярким светом слепящего солнца. Голова отклонилась в тень раскидистого дерева, под которым я сидела, давая возможность оглядеться. Предупрежденная о невозможности совершать желаемое в прошлой жизни, я попыталась сразу смириться с ролью стороннего наблюдателя, привыкая к оторванным от меня движениям тела и мыслей.

Я сидела на траве, поджав под себя ноги, и гладила рукой ту самую атласную ленту, о которой подумала, будучи еще Ариной. На этот раз рука была загорелая с обрезанными под корень ногтями и шершавыми подушечками пальцев. 'Похоже, эти ручки не понаслышке знают о грубом физическом труде'.

Нашествие чужих и одновременно своих мыслей уже меня не удивило. 'Думай, что думаешь', - смирилась Я - Арина, с трудом проталкиваясь сквозь гармоничные мысли Я - Элизы, которой, как оказалось, я здесь возникла. Как и в прошлый раз на скале, охватили смятение и страх оттого, что сознание разделяется на две части - меня прошлую и меня настоящую, причем я прошлая доминировала, поскольку жизнь сейчас была ее.

От всего на свете отвлекало дыхание человека, сидевшего рядом, тремя минутами ранее именно он вложил в мою руку изумрудную ленту - подарок. Я - Элизу переполняло воодушевление и счастье, но не от подношения, а от близкого присутствия дарителя.