Герман Кох - Звезда Одессы

• Название: Звезда Одессы
• Автор: Герман Кох
• Жанр: Современная проза
• Год: 2016
• ISBN: 978-5-389-10998-8

Герман Кох вошел в десятку самых читаемых писателей Европы; его роман «Ужин» был переведен на тридцать семь языков, разошелся тиражом в полтора миллиона экземпляров и был экранизирован в его родной Голландии, а голливудская экранизация станет режиссерским дебютом Кейт Бланшетт.

«Звезду Одессы» Кох с издевательской лаконичностью охарактеризовал следующим образом: «Это роман об отце, который дружит с гангстером, чтобы произвести впечатление на своего сына-подростка». Итак, познакомьтесь с Фредом Морманом. Ему под пятьдесят, он мечтает о черном «джипе-чероки» и новых друзьях. Но жизнь его заиграла яркими красками после того, как он восстановил дружбу со старым школьным приятелем Максом. Макс всегда готов помочь — не всегда легально, зачастую непрошено, но неизменно успешно…

---

— Не знаю… — сказала Кристина. — Ты красный от возбуждения… Как будто ты… Как будто ты…

Она не закончила. Я подумал о той статье в «Космополитен», о «бесконтрольных часах» при изменах. Столкновение чайки с крыльями ветряка было в тот момент, наверное, не лучшим сюжетом для рассказа.

— У меня шла кровь носом, — сказал я.

А потом, воодушевляя сам себя, рассказал, как «опель» отказал на парковочной площадке в Вейк-ан-Зее, но, к счастью, неожиданно подвернулись знакомые, которые отвезли меня домой. Кристина слушала молча. Когда я закончил, она встала и ушла на кухню.

— Ну и что ты будешь делать с машиной? — спросил Давид.

Я сделал глубокий вдох.

— Это же всегда была говенная машина, — ответил я. — Завтра я позвоню, чтобы ее отбуксировали, а потом посмотрим, можно ли где-нибудь раздобыть настоящую.

Произнося последние слова, я слегка ущипнул сына за руку.

Давид повернул голову и посмотрел мне в глаза, затем скользнул взглядом по моим заляпанным кровью кроссовкам.

— Если когда-нибудь тебе захочется выложить, где ты сегодня был на самом деле, ты знаешь, как меня найти.

Той ночью, лежа в постели, я долго вглядывался в темноту раскрытыми глазами. Цифровые часы телевизора в спальне показывали четверть четвертого.

В пятидесятый или пятьдесят первый раз я прокручивал пленку прошедшего дня обратно, вплоть до того момента, когда «мерседес», подскакивая на гравии, въезжал на площадку с сараями из гофрированного листа и автомобильным металлоломом. В моих воспоминаниях еще стояло «Stuck in the Middle with You», а кончилась музыка только после того, как Ришард Х. повернул ключ зажигания. Как бы там ни было, когда Макс и Ришард медленно шли к маленькому красному «гольфу», никакой музыки не звучало — иначе я, сидя на заднем сиденье, ни за что не разобрал бы слов, которые Макс сказал водителю маленького «гольфа». В темноте, с раскрытыми глазами, я, казалось, видел это перед собой еще отчетливее, чем при ярком свете, в тот залитый солнцем день.

Ришард Х., который стоял у пассажирской двери красной машины, свесив руки вдоль туловища.

И Макс, который, наклонившись, жестом показывал, что дверное стекло машины надо опустить.

В конце концов это и произошло. Потом я видел, как Макс выслушивает Ришарда, — слов на таком расстоянии я разобрать не мог. Но я видел, что Макс понимающе кивает, видел, как после этого он положил обе руки на край двери. И я слышал, что он говорит, хотя он делал это спокойным тоном, не повышая голоса.

Я зажмурился. В моих воспоминаниях между деревьями, стоящими вокруг площадки с сараями, пролетели вороны или какие-то другие птицы. А вдалеке, на Северном морском канале, трижды прогудел пароход.

«Конечно, я тоже считаю, что это неприятно. Но, по-моему, в первую очередь неприятно тебе, ведь ты не можешь ездить».

Потом я снова открыл глаза и досмотрел пленку до конца.

11

В следующие недели я бегал не только по воскресеньям, но и по субботам. Дошло до того, что я совершал по пять трехминутных пробежек с минутным перерывом на ходьбу между ними. В прокатной фирме на Средней дороге я взял фиолетовый «рено-твинго». Как фиолетовый цвет, так и сам «твинго» были совершенно немыслимы на новом этапе моей жизни, который, по моему убеждению, как раз начинался; но поскольку все это носило временный характер, почти до самого Вейк-ан-Зее с моего лица не сходила ухмылка.

У «твинго» был небольшой люк в крыше; надев новые солнечные очки, я громко подпевал песне «Stuck in the Middle with You». В машине не было CD-плеера, поэтому на следующий день после того, как Макс и Ришард подвезли меня домой с пляжа, я купил диск с саундтреком «Бешеных псов» и вечером, когда Кристина пошла на йогу, а у Давида был урок игры на барабане, переписал его на кассету. Я еще не совсем закончил, когда услышал, как поворачивается ключ во входной двери; я подумал, не прервать ли запись, но вовремя сообразил, что прерывание записи не согласуется с началом новой жизни.

Давид повалился на диван и, не разувшись, положил ноги на низенький журнальный столик — Кристина это запрещала, а я позволял. На некоторое время он замер; по его виду это не было заметно, но если бы люди могли навострять уши, то в этот момент он бы их навострил. Потом он взял пульт от телевизора.

— Я тут сидел и думал, что в нашей новой машине обязательно должен быть плеер на несколько дисков, — сказал я.

Я не был уверен, что он меня слышит. Возле его ног на журнальном столике лежали буклеты автодилеров, к которым я заходил в тот день: «Вольво», «Альфа-Ромео», «БМВ», «Ауди», «Мерседес», «Лендровер»… Буклеты «Ситроена» и «Фиата» я взял только для проформы — точнее, из желания создать у Кристины иллюзию, будто новое приобретение более или менее останется в рамках. В действительности я уже давно принял решение. Листание буклетов больше всего будет похоже на выборы или на «широкую общественную дискуссию», главная цель которой — создать у тех, кого непосредственно затрагивает та или иная проблема, иллюзию участия в обсуждении.

Сверху лежал каталог «джипа-чероки». На обложке был изображен черный «чероки» среди пустынного американского пейзажа — в золотисто-желтом свете, на краю пропасти. Этот пейзаж уже был смутно знаком мне, пусть даже наподобие всех американских пейзажей: одно большое дежавю, сумма всех других пейзажей шириной с киноэкран, хранящихся в коллективной памяти. Между тем я точно знал, что пропасть — та же, что и в фильме «Тельма и Луиза». Пропасть, в которую проваливаются Сьюзен Сарандон и Джина Дэвис, после того как Харви Кейтель и ФБР прижали их на этом богом забытом клочке красной пустыни у границы с Мексикой и им уже некуда деваться. Сначала Сьюзен Сарандон и Джина Дэвис отъезжают назад, чтобы потом дать полный газ, с бешено крутящимися колесами, подняв столб красной пыли, проехать последние метры до края пропасти и, наконец, свалиться в пропасть на глазах у растерянного Харви Кейтеля.

Днем я подсчитал, сколько придется платить в месяц за «чероки», если часть суммы выплатить сразу, а остальное — в рассрочку. Если увеличивать единовременно выплачиваемую сумму, ежемесячные выплаты становились меньше, и наоборот. Я искал более или менее разумный баланс. Баланс, при котором как сумма, выплачиваемая единовременно, так и ежемесячные выплаты не привлекали бы лишнего внимания.

— Я смотрел на машины, — сказал я. — Сегодня.

Давид играл с пультом. Я решил не давить на сына, если он мне не ответит.

— Ну и что? — сказал он.

Он отвел взгляд от телевизора и посмотрел мне в глаза.

— Пока не знаю, — сказал я. — Вот, принес кое-какие буклеты.

Я указал на стопку возле его ног.

— Пойду возьму пивка, — сказал я, выходя из комнаты. — Составишь компанию?

Давид уставился на меня.

— Пивка, — повторил он. — Почему бы и нет?

Когда я вернулся из кухни с двумя бутылками (без бокалов), он сидел, листая верхний буклет: тот самый, «джипа-чероки». Я опустился на диван рядом с ним.

— Вот этот, наверное, классный, — сказал он, разглядывая фотографию внутри буклета, на которой такой же черный «чероки» стоял в обледеневшем ручье. Позади на вылизанном голубом небе сверкали заснеженные горные вершины (Скалистые горы?). На следующей странице красный «чероки», снятый с высоты птичьего полета, полным ходом ехал по такой же красной пустыне. За машиной катилось облако пыли, исчезавшее из виду внизу, с правой стороны, между двумя доисторическими скалистыми утесами величиной с многоквартирные дома. По моим представлениям, пейзаж был тот же, что и на обложке, а где-то поблизости, должно быть, находилась пропасть из «Тельмы и Луизы».

— «Ощущение свободы сопровождает водителя джипа вплоть до самых отдаленных уголков земного шара», — вслух прочитал Давид подпись под фотографией.

Я быстро сделал большой глоток из своей бутылки.

— Ну да, — ухмыльнулся я, — должны же они были сделать подпись.

Давид закрыл буклет и взял со столика всю пачку. Он рассматривал только обложки.

— Ты еще не сделал ни глотка, — заметил я.

— Но это же не всерьез, правда? — спросил он.

Его руки остановились на буклете «Ситроена».

Я сделал глубокий вдох.

— Это больше для мамы, — ответил я. — На случай, если мама тоже…

Я почувствовал, как вспыхнуло мое лицо. Бутылка болталась у меня между пальцами, словно невесомая; присмотревшись получше, я увидел, что она пуста.

— А это? — спросил Давид. — Могу я надеяться, что это просто для смеха?

Он поднял кверху каталог «фиата».

— Ну да, ведь «фиат» — итальянская машина, — сказал я. — И они теперь сотрудничают с «Альфа-Ромео», ты не знал? Это и по дизайну видно…

— Итальянские идут в жопу, — отрезал Давид.

Он раскрыл каталог на первой странице, где была помещена фотография новой модели — «фиат-мультипла».