Анна Тургенева - Воспоминания о Рудольфе Штейнере и строительстве первого Гётеанума

• Название: Воспоминания о Рудольфе Штейнере и строительстве первого Гётеанума
• Автор: Анна Тургенева
• Издательство: Новалис
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2002
• ISBN: 5-86951-031-7

Тургенева Анна (Ася) Алексеевна (1890, Москва — 1966, Арлесгейм). Книга воспоминаний Аси Тургеневой, художницы, вместе со своим мужем поэтом-символистом Андреем Белым принадлежавшей к первому поколению русских антропософов, охватывает период с 1912 по 1925 год. Приехав в 1912 г. в Германию, Ася Тургенева и Андрей Белый знакомятся с Рудольфом Штейнером, вступают в круг его ближайших учеников и принимают участие в строительстве Гетеанума — здания антропософского центра в Дорнахе (Швейцария). Со своей позиции ученицы А. Тургенева воссоздает образ Р. Штейнера, сообщает его интереснейшие идеи, высказанные основателем антропософии в личных беседах с его русскими последователями. Книга является замечательным документом эпохи Серебряного века, свидетельством того, что развитие культуры русского символизма совершалось в том же направлении, когорте указывалось и антропософией. Вместе с тем "встреча" символизма и антропософии была отмечена чертами подлинного драматизма, проявившегося в судьбах конкретных людей. На русском языке воспоминания А Тургеневой, написанные по-немецки, публикуются впервые

---

Отдыхом была только милая болтовня с фрейлейн Шолль; правда, немецкая грамматика преподавалась при этом слишком сокращенно. Бугаев после первой попытки также счел излишним перевод драм-мистерий Рудольфа Штейнера: он предпочитал использовать время для собственной работы. Еще в России он был убежден, что хотя Штейнер — великий оккультист, в области искусства он вообще ничего не понимает. Но едва мы подошли к изучению второй картины из "Врат посвящения" — к монологу Иоанна, мне стало ясно, что мы имеем дело здесь с некоей новой, значительной художественной формой, и я убедила его продолжать работу дальше. Одновременно с этим и доктор Штейнер через графиню Калькрейт (которая пригласила нас к нему в один из следующих дней) призвал его не прекращать работы над драмами-мистериями.

У доктора Штейнера

С сердечным трепетом мы шли к назначенному времени на Адальбертштрассе. В квартиру, переполненную посетителями, попадали с почти убогой лестничной клетки. После долгого ожидания мы были допущены к доктору Штейнеру, который без каких-либо предварительных слов написал каждому из нас своим красивым, аккуратным почерком по изречению в качестве медитации. Фрейлейн фон Сиверс перевела мне то изречение, которое предназначалось для меня, и отпустила нас, пообещав вскоре вновь позвать нас. Напоследок Бугаеву, к его огорчению, пришлось услышать, что ни один вид алкоголя, — в частности, пиво, — с духовной работой не совместим. Итак, с этим надо было распрощаться.

С того дня начался новый жизненный этап, занявший несколько лет. В жизни стали играть важную роль переживания, пробужденные полученным изречением. Доктор Штейнер посоветовал нам записывать переживания, истолковывал их и давал новые задания.

Особенно сильным было мое впечатление от того визита к нему, в котором участвовала моя сестра Наталья Тургенева-Поццо, приехавшая из России. После долгого ожидания в комнате со скудно накрытым обеденным столом, поздно вечером, нас поочередно вводили в затемненную красную комнату. За круглым столом сидели Мария фон Сиверс и доктор Штейнер. Его совершенно непринужденный вид был самым лучшим, единственным средством против моего волнения. Он спросил, в чем заключается моя просьба. Я рассказала о тех трудностях, которые испытывал близкий мне человек. "Я смогу помочь ему, но не тем, кто имеет с ним дело, — сказал доктор Штейнер. — А что еще?" Я рассказала еще об одном случае. "А для себя Вы ничего не хотите?" Но в тот момент я действительно не могла подумать, что в чем-то нуждаюсь. "Ну, это еще придет."-"Каково Ваше отношение к христианству?" — вдруг спросил он несколько строго. Этот вопрос тяготил меня уже давно, он, разумеется, был центральным, — и сколько всего я могла бы тогда сказать на этот счет, но было ли у меня на это право?! Потому я сказала, — "Поскольку я не могла найти ответа на мои вопросы относительно христианства, я решила пока не думать об этом". Удивленный взгляд фрейлейн фон Сиверс. "Эти ответы Вы найдете в духовной науке". — "Да, я тоже жду этого". — "Какое из Евангелий Вы любите больше всего?" Этого вопроса я себе никогда не задавала; но передо мной предстали начало Евангелия от Иоанна и описание в нем Тайной вечери, — и я назвала их. Доктор Штейнер при этом согласно кивнул. "И Апокалипсис", — добавила я. "Русским особенно трудно отрешиться от телесности, поэтому они говорят об Апокалипсисе", — последовал удивительный ответ. "У меня было видение", — сказала еще я и описала его. "Когда это было?" — "В прошлую зиму". — "Я верю Вам". Но почему он сказал это, он же знал, что я говорю правду. "За этим видением последовало и другое, — продолжала я свой рассказ. — Но я тогда вовсе не думала обо всех этих вещах, они приходили ко мне как бы сами собой". — Разве Вы всегда ждете, что в Вашу дверь позвонят, ждете, что кто-то придет? Этого ведь Вы не знаете. Вы должны воспринимать эти переживания как звонок из духовного мира, который ждет от Вас работы". И после паузы: "Когда Вы ко мне пришли, Вы ведь также не сознавали, что пришлико мне" В его словах звучала тихая печаль, словно упрек. — Такие простые слова, которые понять интеллектом зачастую было невозможно, оказывали глубокое действие на полуосознанную сферу чувств и пробуждали все новые вопросы. Разумеется, я не знала, кто он такой, но тем не менее каким-то образом наряду с незнанием присутствовало и нечто вроде уверенности. В заключение он в нескольких словах охарактеризовал те направления, в которых в будущем должна проходить моя работа.

Люди по-разному реагировали на доктора Штейнера. Бугаев от сильного волнения говорил без остановки то, что ему прямо в тот момент приходило в голову. С моей сестрой бывало так, что все мысли у нее исчезали, а в моей голове что-то оставалось, и я не умела подходящим образом отреагировать. Поэтому по большей части я молчала.

Драмы — мистерии в Мюнхене

Приближалось время показа драм-мистерий, и здесь, в Мюнхене, мы встречали множество старых и новых друзей из России. Часто мы проводили время вместе с Эллисом — русским другом, который навещал нас тогда в Брюсселе. Он был, действительно, в высшей степени удивительным явлением. Уже несколькими месяцами раньше нас он нашел свой путь к доктору Штейнеру — через Карла Маркса, Бодлера, Гюисманса и католических мистиков; изучению их всех попеременно он предавался с необыкновенным рвением. Сейчас он был фанатичным сторонником Штейнера, все прочее подлежало сожжению. Его пальто из грубого сукна походило на монашескую рясу; бледный, с горящими глазами, он казался фигурой из испанской инквизиции. Какой-то там обед для него не существовал; как одержимый, он погружался в демонические или религиозные переживания. Еще более сенсационными были рассказы о нем многочисленных "теток". (Так доктор Штейнер со своим дружелюбным юмором называл пожилых дам, как правило, из теософских кругов.) Нельзя было осуждать их за неважное отношение к Эллису. В лекционном зале он выбирал в первом ряду подходящую жертву и легким движением пальцев заставлял ее уступить ему место, так как он должен был сидеть возле пульта доктора Штейнера. Возмущение дам было велико, ибо, по их убеждению, весь ряд позади стула Эллиса входил в его "астральный хвост".

Первое представление, "Священная драма Элевсина" Эдуарда Шюре, вызвало у меня, пожалуй, разочарование. Конечно, фрейлейн фон Сиверс была великолепна в роли Деметры, но все прочее не удовлетворяло. Однако затем последовали драмы-мистерии Рудольфа Штейнера, которые произвели громадное впечатление, хотя я вряд ли что-то поняла в отношении языка. При входе в зал нам любезно поклонилась графиня Калькрейт, одетая в светло-розовое платье; фрейлейн Штинде в светло-голубом строго проверяла билеты. Следуя совету доктора Штейнера, по праздникам они всегда были одеты именно так. Рампа исчезла под широкой гирляндой из тысяч роз, — это был подарок графа Лерхенфельда, благожелательного грандсеньора, напоминавшего мне наших русских помещиков. Несколько беспомощно он играл рыцаря во второй драме-мистерии. В коридоре мы познакомились с его приятельницей из Прибалтики — госпожой фон Вакано. Примечательное явление в развевающейся столе и с колоссальным розенкрейцерским крестом из драгоценных камней!

Фрейлейн фон Эккардштейн играла Люцифера. Она изображала соблазнителя безумных девушек при страсбургском Мюнстере. Особенно интересен был Иоанн в исполнении Миеты Валлер, дружившей с доктором Штейнером и фрейлейн фон Сиверс. Венедикта играл доктор Пайперс, — хорошо, но несколько чопорно, а Марию — фрейлейн фон Сиверс, "такая же, как в жизни". "Три душевных силы — госпожа Пайперс, Луиз Клазон и Кэте Митчер — образовали красивую группу. Штрадера и Капезиуса играли профессиональные актеры, а госпожу Больде представила Ольга фон Сиверс.

Особенно захватили меня образы Люцифера и Аримана. Как вообще можно жить, не зная о них?! Такие неожиданные и, однако, столь привычные, — как будто давно знакомые. Удивительным было то, что дух, воплощенный в них, обнаруживал себя совершенно непосредственно, — не символически. Это не было медиумическим воздействием: это было реальным внутренним событием. Одновременно слышалось суровое напоминание: современный мистический путь, как и в древности, полон трудных испытаний, только теперь они перенесены внутрь тебя. Можно ли их вынести? — В первые вдохновенные годы этот вопрос легко забывался.

После завершения мистерий у доктора Штейнера еще дважды нашлось время для разговора с нами. Теперь мы были вдвоем, так как моя сестра уехала в Россию; Бугаев воспользовался этим, чтобы описать ему в деталях наши переживания в связи с полтергейстом, причинявшим нам мучения на протяжении почти двух месяцев, — это было прошлым летом на Волыни. (Мне это казалось излишним, но удержать его было невозможно.) "То, что Вы должны были прийти к духовному, присутствовало в Вашей судьбе, — сказал на это доктор Штейнер, — но так как Вы медлили с этим, то подверглись нападению стихийного духа. Было бы гораздо хуже, не приди Вы сюда. Но теперь Вы защищены от него". (Я чувствовала, что эти слова относились и к нашим брюссельским переживаниям.)