Олег Верещагин - Не время для одиночек

• Название: Не время для одиночек
• Автор: Олег Верещагин
• Жанр: Боевая фантастика

Пока Денис Третьяков занимается делами за Хребтом Голодный — что происходит в столице Семиречья городе Верном?

Посвящается всем участникам Кирсановских Сползов — моим товарищам. По мечтам о будущем — в том числе…

Олег Верещагин

---

— А ты дура-а-ак… — как-то потерянно сказал наконец Славка. — Тебе же Райко ещё на дороге правильно сказал: сейчас тут всё не так, как год назад. Ты куда полез? Знаешь пословицу: "Не зная броду — не суйся в воду!"?

— Слышал, — кивнул Колька.

— Но не слушал, — припечатал Славка. — Как всегда. Ты никогда не слушаешь. Так возьми-послушай хоть сейчас!

— Ну попробую, — согласился Колька и предложил: — Давай.

— Бери… Ты не один такой радетель. Ты знаешь, кто такой этот Толька, которого ты приласкал в баре? Не знаешь? Ну так вот — он у "Детей Урагана" лидер. А кто такой Степан — знаешь? Не знаешь тоже? А должен, ты же рядом с его баром с десяти лет вился… Ну так он финансист этой компании, снабжает их деньгами и едой. И полиция их собиралась брать. Понимаешь — брать собиралась, мы полгода следили за баром! Полгода вокруг на пузе ползали! А потом ещё две недели ждали, пока они в одном месте соберутся! А через них полиция вышла бы на остатки "конструктивной оппозиции" — ты знаешь, что тут было недавно?! А ты всех — всех! — спугнул. Бар закрыт, никто ничего не знает.

— Интересное кино, — Колька встал и оперся ладонями на спинку стула. — А про Антона с Васькой вы как — подумали? Что с ними будет?

— Да обо всём все подумали, — Славка тоже встал, и теперь они стояли друг против друга в каком-то полуметре. — Риск есть риск. А они по своей глупости влипли в дерьмо.

— Да не по своей, — Колька покачал головой. — Это я их подставил. Я, понимаешь? Из-за моих вопросов они влетели — я их вытаскивать и отправился. И вытащил. Вытащил, пока вы слежку вели. И не говори мне сейчас, не говори, что это было неправильно! Потому что… потому что есть такая штука, как люди, — Славка смотрел внимательно и сейчас — безразлично, отчего Кольку разбирала злость. — А вам на них плевать. Они для вас материал. Расходный материал для строительства. Надо — защищаем, надо — в кучу собираем, надо — бросаем, да?!

И Колька замолчал — сказать ему было больше нечего. Славка молча снял майку с головы, накинул на плечи, как короткий белый плащ. Заговорил спокойно:

— Гладко у тебя получается. Как в тех книжках, которые тебе не нравятся, — (да что они, сговорились, книжками меня попрекать, подумал Колька зло) — Клад нашли. На всех поделили. Да ещё и государству досталось на ближайший детский дом. Тебе ведь не нравятся такие книжки? — Колька молчал, но молчание было ясней любых слов. — Ты на кладбище заглядывал? В наш уголок?

— Нет, — отрезал Колька. Славка поразился — по-настоящему, не совладал с собой:

— Даже к… Ларисе?!

— Даже, — спокойно подтвердил Колька. Ему очень хотелось — вот сейчас самому! — отвести глаза, но он заставил себя этого не делать.

— Загляни. Там за этот год — восемь могил наших ребят. Из нашего отряда. А изо всех семи — сорок одна. Год такой был. Весёлый год. Пальба, беготня и драки — отсюда и до самого Балхаша. Зато могил с номером и надписью "без-ный мальч." или "без-ная дев." на порядок меньше, чем в обычные годы. Ты же помнишь, сколько их бывало. Помнишь ведь? Помнишь, чего молчишь? — голос Славка стал каким-то… таким, что не ответить было просто нельзя.

— Помню, — коротко ответил Колька. Он в самом деле хорошо это помнил.

— Ну вот… Но ты прав, Ветерок. Прав, во всём прав, наверное… кроме одного, — Славка покачал головой и отшагнул, снова садясь на скамейку. — Нельзя воевать одному. Одному можно лишь сохранить себя — не трогая никого, ни за кого не вступаясь, идя по жизни в одиночестве. Но в одиночку нельзя защитить других. Даже если тебе везёт и вдруг начинает казаться, что это получится. Ты это скоро поймёшь. Поймёшь. Ты в наши дела врубился, как колун в бревно. А в бревне — разные всякие сучки и вдобавок — железный штырь, Ветерок. Так-то.

2.

Кладбище, о котором говорил Муромцев, располагалось на южном берегу Кукушкиной Заводи, и первые могилы тут появились ещё когда русские отряды выбивали отсюда людоедствующие орды уйгуров. Сначала, конечно, оно было безалаберным, началось с большого кургана — его называли Огненный, и сейчас на нём росли венцом дубки — под которым лежал пепел бойцов, павших при штурме города. Но потом его стали планировать — уже по-настоящему и, несмотря на то, что со стороны кладбище казалось заросшим и запущенным, на самом деле тут легко можно было найти по тропинкам и секторам всё, что нужно.

Колька неспешно шёл по выложенной зеленоватыми плитками диабаза тропинке через имперский сектор. Гранёные столбики с урнами, увенчанные гербами Империи, поблёскивали табличками с фотографиями и короткими данными. Во многих местах лежали цветы и разные мелкие подношения — это было в обычае. Потом пошло кладбище для местных — более разнообразное, если так можно сказать, многие могилы скрывали в себе старомодные гробы с трупами, а не урны с прахом сожжённых. Кольке, по правде сказать, этот старый обычай казался отвратительным.

Где-то тут были могилы и его родителей. Колька сто лет не был возле них. И сейчас не собирался туда.

На кладбищах всегда пусто. Даже если много людей — всё равно пусто. А сейчас тут никого не было на самом деле. И стояла тишина, только какая-то птица однообразно свистела в ветвях деревьев, да поцокивали по тропинке подкованные сапоги Кольки.

Мысли о смерти, приходившие в голову юноше, не пугали его — страх смерти вообще не занимал много места в жизни и его самого, и все окружающих вообще. Они навевали холодную грусть, похожую на осенний пейзаж. Колька несколько раз рисовал это кладбище — и внезапно ему захотелось нарисовать и себя, идущего по тропинке.

Навстречу прошли мальчик и девочка — лет по тринадцать. Она — в пионерской форме, он — в серо-золотой форме кадета, только без шлема, с двумя сумками на обеих плечах. Шли, держась за руки, такие счастливые, что даже кладбище вроде как повеселело. И уж конечно, не думали, что когда-нибудь и они будут так лежать… впрочем — это будет лишь спустя вечность.

Колька свернул в последний сектор. И почти сразу натолкнулся взглядом на чёрную глыбку гранита с врезанными золотыми буквами:

Лариса Анатольевна Демченко

17. IV.10–12.VI.24 г.г. Реконкисты

И ниже —

Если уходит — не окликай.

Если окликнешь — она обернётся.

Кто обернётся — уже не вернётся.

Счастья и добрых путей пожелай,

Только пожалуйста — не окликай…

Он узнал стихи ван дер Воорта. Он сам читал их Лариске. Как они оказались на камне?!

— Как они оказались тут? — спросил он вслух.

— Это я попросил, чтобы их сюда поместили, — услышал он голос и обернулся. Это был Муромцев. Он стоял совсем близко, держа в руке снятый берет — в пионерской форме.

— Ты? — удивился Колька, но довольно тускло. — Откуда ты узнал?

— Это нетрудно было. Я разбирал её бумаги. А там был блокнот — с твоим почерком. Это ведь ты на дни рожденья дарил ей стихи?

— А… да, — Колька улыбнулся. — Было такое. Да. Было.

— Послушай. Почему ты уехал тогда? — Славка подошёл ближе, аккуратно, привычно заправляя берет под погон.

— Я её не любил, — сказал Колька. — Честное слово. Она мне нравилась, и всё. Её любил Райко.

— Да, Колька… тёзка твой… — Славка посмотрел на камень. — Но ей-то всегда… она всегда тебя любила. Сколько я вас помню.

— Помнишь, как он выложил перед её окнами фольгой: "С добрым утром, Лариска!"? — Колька повернулся, стараясь не встретиться взглядом с фотографией на памятнике, пошёл по аллее. Славка шагал рядом. — Встало солнце — и сияние на всю улицу… А мои стихи… Я думал — уеду и всему конец. А вышло вот как. Конец — но только ей.

— Где ты был этот год? — спросил Славка.

— А… — Колька медленно пожал плечами и вдруг понял, что ему… хочется поговорить. Это было странное чувство, болезненное и вместе с тем — приятное, потому что Колька знал самым необычным образом — Муромцев поймёт. — Ездил туда-сюда. На пограничье… даже дальше. Немножко… короче, немножко воевал. Пришлось. Так. По мелочи, правда… Работал — помогал лес валить, сплавлял… дома строил… Пел. Охотился — и для удовольствия, и для еды, и с артелью на заказ. Делал наброски… а однажды неделю платил в сельской гостинице тем, что писал портреты желающим. Потом один парень, Свет… ну, Светозар Улёмин, познакомил меня с другим парнем — из Зуйкова, Олегом Азиным. Ты, может, даже знаешь его, Азина, в смысле… — Славка кивнул подтверждающе. — И с одним стариком, англосаксом… Би. Прозвище у него было такое. Мы четыре месяца путешествовали — сначала втроём недолго, потом я уже вдвоём с Би…

— Родион Петрович жалел, что ты уехал.

— А, да… он же хотел мою выставку устроить. Я и не думал про это. А он сам где сейчас?