Лада Акимова - Загадочная Шмыга

• Название: Загадочная Шмыга
• Автор: Лада Акимова
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2013
• ISBN: 978-5-905667-16-9

Она ушла, оставив за собой едва уловимый запах любимых духов «Мадам Роша». Ушла, оставив нам на память очаровательную улыбку, прищур чуть раскосых глаз, уникальный полетный голос, звонкий смех, гибкую фигуру, летящую походку, легкий стук каблучков, шарм, едва уловимый акцент, искусство быть Женщиной, неповторимую «Карамболину», потрясающее «хрюканье» Элизы Дулитл, неподражаемого Чарли Чаплина, роскошную Диану, озорную Катрин, трогательную Джейн, великую Джулию Ламберт…

Ушла, оставшись на этой грешной земле уникальной актрисой — единственной королевой в своем королевстве, имя которому — Оперетта!

---

Лада Акимова Загадочная Шмыга

Талант — единственная новость, которая всегда нова.

Борис Пастернак, «Актриса»

2007 год. Квартира в Леонтьевском переулке.

— Чай, кофе? — слышу я из уст хозяйки после приветствий.

— А может, сразу потанцуем? — И обе хохочем в полный голос.

— Опять цветы? — Голос становится строгим, но… кокетливый прищур раскосых глаз, свойственный только этой уникальной актрисе, выдает ее настроение. Многие пробовали повторить. Ничего не получалось.

— Мои любимые! Кто придумал, что желтый цвет к измене?

— К деньгам, Татьяна Ивановна!

— Что-что, а деньги в этом доме надолго не задерживаются. Вы же знаете, что я транжира. Хотя… никогда не покупала вещей только из-за их ценности. В основном мне нравились тряпочки, а не бриллианты и антикварная мебель. У меня и муж точно такой же. Однажды я ему сказала: «Давай хоть что-то соберем на черный день». А он ответил: «Завтра черный, сегодня черный. Не пойдет!» Так и живем. Без накоплений.

И опять хохот. До слез.

В этом доме так принято. И хохотать, и работать, и поить чаем, и кормить обедом — ужином в гостиной за большим овальным столом, накрытым обязательно белой накрахмаленной скатертью, и подкалывать друг друга, и иронизировать над собой…

— Татьяна Ивановна, я же все-таки работать пришла…

— И что? Вы торопитесь?

— Я-то нет, но вот ваше время…

— Оно вам дорого, я понимаю, но с плюшками веселее разговаривать.

Последнее раздается уже из кухни.

Хозяйка, народная артистка СССР Татьяна Ивановна Шмыга, бегает из кухни в гостиную и обратно. Справедливости ради нужно сказать, что ходить Татьяна Ивановна не умела. Потому что всегда бежала. Я удивлялась этой фантастической особенности актрисы. И пальму первенства отдавала ей — и даже не пыталась угнаться за ней ни в свои 25, ни в 30, ни в 40…

Так и в тот день. На мои робкие попытки предложить помощь в сервировке стола Татьяна Ивановна ТАК на меня посмотрела, что я сразу уткнулась в свою сумку, методично вытаскивая из нее диктофон, блокнот, ручку…

— А сигареты забыли… Или вы больше не курите? — Звонкий колокольчик перемежался со стуком каблучков.

— Потерплю. — И обе опять хохочем в полный голос.

Татьяна Ивановна не переносила табачный дым, и вовсе не потому, что ханжа. У нее была аллергия, и все, кто приходил в этот уютный дом, знали об этом. И старались не курить. Уж если совсем было невмоготу — отправлялись на лестничную площадку, реже уходили в кабинет «ее любимого Кремера» — мужа актрисы, композитора и дирижера Анатолия Львовича Кремера.

— И о чем будем разговаривать? — Звонкий голос вывел меня из раздумий.

— О любви, Татьяна Ивановна!

— О любви? — И веселые чертенята уже запрыгали в глазах актрисы.

Прошел час, другой, третий…

Заготовленные вопросы так и остались незаданными. Я не могла оторвать глаз от этой солнечной женщины и думала только об одном: ох, врут все справочники и энциклопедии, где указан возраст актрисы.

И каждый ее выход на сцену — вызов театральным энциклопедиям, вызов всем постаревшим современникам, которые, не веря глазам своим, рассматривают в бинокли ее стройные ноги на высоких каблуках, ее женственную фигуру, легко и задорно танцующую на сцене, стремительную походку, прямую спину и слышат ее молодой, звонкий голос.

Актриса возвращает им молодость — ведь на сцене та же молодая и привлекательная Шмыга, от красоты которой мужчины теряли головы. И сегодня уже их дети влюбляются в загадочную актрису. Никто не знает, сколько ей лет, да и надо ли это? Ведь женщине столько лет, на сколько она себя ощущает.

— Почему вы так на меня смотрите? — Татьяна Ивановна возвращает меня с небес на грешную землю. — Бабушка впала в детство?

Интервью пришлось прервать. От смеха я не могла вымолвить ни слова, слезы катились из глаз.

— Я действительно чувствую себя молодой. И мне иногда кажется странным, когда подходят женщины и говорят, что в юности пересмотрели все мои спектакли. Правда, выглядят они при этом так, словно в их юность меня еще на свете не было.

— Татьяна Ивановна! — В гостиной появился «ее любимый Кремер». — Вы зачем девушку до слез довели? — А в глазах такие же веселые чертенята, что и у жены…

Занавес, господа! — как сказали бы в театре. Я «уползла» курить на лестничную площадку.

Здесь память разворачивает одну из страничек моей жизни. Вот я листаю семейные альбомы Татьяны Шмыги, рассматриваю фотографии: маленькая девочка на руках у родителей. Тане три годика. Таня — школьница, студентка, актриса Театра оперетты. Умницы фотографы запечатлели актрису дома, на отдыхе, на репетициях, в театре, на сцене…

Передо мной — вся жизнь обыкновенной московской девчонки, волею судьбы и благодаря собственному таланту ставшей первой леди оперетты.

Пройдут годы, и некоторые из этих фотографий исчезнут бесследно: квартиру, где жила актриса, зальют соседи.

Останется память…

Она же услужливо переносит меня на много лет назад. Было мне тогда лет пятнадцать, и у меня был блат в Театре оперетты. Стоит ли говорить о том, что я практически не вылезала оттуда и больше всего любила смотреть спектакли с участием Татьяны Шмыги.

Для меня само имя актрисы было окутано тайной. Мне не могло и в голову прийти, что я когда-нибудь встречу ее за кулисами театра, на улице, в магазине.

И вдруг однажды…

Я слышу «тук-тук-тук…» (Позже узнаю, что коллеги узнавали ее даже по походке.) Она не идет, а бежит мне навстречу. Еще секунда — и я увижу ее милое лицо, оно почти без грима, ее глаза, ее загадочную улыбку. От неожиданности медленно вжимаюсь в стену… И слышу неповторимое:

— Здравствуйте!

Тогда я и представить себе не могла, что пройдут годы и судьба преподнесет мне поистине царский подарок. Татьяна Ивановна Шмыга прочно войдет в мою жизнь. Ну никак не могла я себе представить, что после одного — моего самого первого с ней интервью, работая над которым мы чуть было не рассорились, — последует второе, третье… Будут ее новые премьеры и мои приходы к ней в уютную квартиру в самом центре Москвы. Когда по какому-нибудь поводу, а когда и просто так. И будут обеды в ее уютной гостиной, и поздние ужины.

Однажды, когда ее муж Анатолий Львович Кремер придет домой после спектакля в Театре сатиры — в то время он был главным дирижером и музыкальным руководителем этого театра, — Татьяна Ивановна накроет на стол. И, перехватив мой недоуменный взгляд (часы показывали половину двенадцатого), она рассмеется:

— Привыкайте! Мы ужинаем всегда ночью. А спать ложимся под утро, потому что Анатолий Львович очень любит начать разговор о творчестве лишь в половине второго ночи.

— Хорошо, что хоть не о политике.

— К сожалению, мы сейчас все крайне политизированы. Толя — человек творческий, но он совершенно погряз в этой политике. А я, естественно, как чеховская Душечка, которая и газет-то раньше не читала, потому что там нечего было читать, теперь знаю все и всех. Правда, иногда при виде некоторых лиц мне очень хочется запульнуть чем-нибудь в телевизор.

У меня никогда не было чувства ненависти к людям, но сегодня появляются лица, которые я ненавижу. И это чувство для меня ново.

Грешна. Пользовалась гостеприимством этого уникального дома, насквозь пропитанного Любовью. Именно так. С большой буквы. Дома, где всегда выслушают, поймут и… не осудят.

Потому что в этом доме так принято: не обсуждать и не осуждать. Никого. И никогда. Правило номер один, и оно неукоснительно соблюдалось.

Было плохо. И не раз. Тяжело. Муторно на душе. И меня словно магнитом тянуло сюда. На улицу Станиславского, чуть позже вновь переименованную в Леонтьевский переулок. И приходила. И прибегала. И все выплескивала. По-женски и по-житейски мудрая Татьяна Ивановна как— то умудрялась все очень быстро разложить по полочкам и расставить по своим местам. Хотя своих проблем было предостаточно. Вот о них она предпочитала молчать.

Над самым первым интервью мы с ней работали полгода! Актриса «мучила» меня, я «изводила» ее. «Девочки! Не ссорьтесь!» — не раз слышали мы голос «ее любимого Кремера», доносившийся из кабинета, где он работал. «Девочки», подувшись друг на друга, сталкивались лбами над набранными на печатной машинке (компьютеров в 1992 году у нас и в помине не было) листами с текстом интервью.

— Лада, опять я у вас в тексте выгляжу какой-то инфантильной идиоткой.

— Татьяна Ивановна! Вы не правы!

— Ах я не права!

— Та-а-а-ня! — В гостиной Анатолий Львович собственной персоной. — По-моему пора обедать!

И уже мне:

— Пока Татьяна Ивановна накроет на стол, мы сейчас с вами все обсудим.

И чуть позже: