Роман Белоусов - Знаменитые авантюристы

• Название: Знаменитые авантюристы
• Автор: Роман Белоусов
• Издательство: Олимп
• Жанр: Исторические приключения
• Год: 1996
• ISBN: 5-7117-0204-1

Эта книга для тех, кто любит историю и увлекается авантюрными сюжетами.

Похождения героев — реальных людей, живших много лет назад, — и сегодня поражают воображение. Кто-то из них приобрел громкую известность благодаря дерзости и находчивости, кто-то остался на обочине человеческой памяти. Однако их приключения никого не могут оставить равнодушными, наверное, потому, что именно они оказали огромное влияние на противоречивый ход истории.

---

В нем Видок, в частности, писал: «Хотя нам оказывают честь называть нас самым просвещенным народом на земле, мы все еще находимся во власти предрассудков. Из них самым пагубным по своим последствиям, порождающим наибольшее количество преступлений и, наконец, самым асоциальным является тот, который заставляет отталкивать освобожденных преступников».

Положение отбывшего срок и выпущенного на свободу, по словам Видока, очень похоже на положение должника, который наконец вернул свои долги. Он оплатил свой долг, отбыв наказание, к которому был приговорен. «Отчего же к нему не относятся так же, как к должнику, зачем беспрестанно упрекают в той ошибке или преступлении, которое он совершил? — продолжал Видок. — Отчего его отталкивают так безжалостно? В каких законах, божеских и человеческих, почерпнули люди эти принципы извечного упрека?»

Эти же вопросы волновали и Гюго. И Видок оказал писателю неоценимую услугу. Вспомним, что и Жан Вальжан, превратившись в господина Мадлена, создает фабрику, где трудятся бывшие каторжники. Правда, мастерские, созданные Жаном Вальжаном, находились около Монтрей-сюр-Мэр, а не близ Монтрей-су-Буа, как у Видока. И производили здесь не бумагу, а так называемое черное стекло. Но это не меняет сути дела. Несомненно, писатель воспользовался этим фактом биографии Видока, как до него сделал это и Бальзак, создавший своего Давида Сешара — изобретателя нового дешевого состава бумаги.

Становится изобретателем и Жан Вальжан. Но если Видок, помимо бумаги с водяными знаками, изобрел несмываемые чернила и несколько способов производства картона, то Жан Вальжан усовершенствует производство черного стекла, удешевив метод его изготовления.

Знакомство Гюго и Видока прослеживается на протяжении многих лет, вплоть до того дня, когда писатель вынужден был удалиться в изгнание. Известно, например, что Видок оказывал кое-какие услуги Гюго в тот период, когда стал главой первого в истории частного сыскного бюро. В бумагах Видока после его смерти в 1857 году обнаружили огромное досье Прадье. Это было дело о тяжбе Жюльетты Друэ со своим бывшим супругом скульптором Джеймсом Прадье — дело, которым по просьбе Гюго занимался Видок. Там же оказалось и досье, имеющее непосредственное отношение к Гюго. На папке стояло имя «Биар». Бумаги, находившиеся в ней, относились к 1845 году и касались отношений Гюго с Леони д’Онэ, по мужу Леони Биар. Видимо, Видока, как нельзя лучше умеющего улаживать щекотливые конфликты, пригласил Гюго вмешаться и помочь ему выйти из затруднительного положения.

Столь долгое и, можно сказать, близкое знакомство Гюго с Видоком не могло не отразиться на творчестве писателя. И если вновь обратиться к биографии Видока, то легко установить, что в его судьбе, как и в жизни Жана Вальжана, тоже сыграл роль священник. Звали его Пьер-Жозеф Порион, он был епископом Па-де-Кале, откуда происходил Видок. Этот человек отличался необыкновенным милосердием и, как говорили, совершил не меньше благодеяний, чем епископ Мириэль в своей епархии.

Гюго использовал и многие другие факты биографии Видока в романе «Отверженные». Это, например, история со стариком Фошлеваном, когда на него опрокинулась повозка и Жан Домкрат, как прозвали Жана Вальжана на каторге за его силу, спас несчастного. Подобный случай действительно произошел с Видоком. Однажды в январе 1828 года шел дождь, и дорогу в Ланьи сильно размыло. Тяжелая повозка с бумагой и картоном с фабрики Видока увязла в грязи. Лошади не могли сдвинуть ее ни на шаг, встали на дыбы, повозка опрокинулась, и возница, бывший каторжник, оказался придавленным ею. Позвали хозяина, пришел Видок, подлез под повозку и, словно домкратом, одной лишь силой своих геркулесовых мускулов приподнял ее и освободил беднягу.

Запомнил Гюго и рассказ Видока о его побеге с каторги. Монахиню, которая способствовала бегству, писатель назвал сестрой Симплицией, и она, в свою очередь, помогла скрыться Жану Вальжану.

Словом, без Видока, видимо, не было бы Жана Вальжана, грозного каторжника, «гонимого, — по словам А. Герцена, — целым гончим обществом». Как, впрочем, не было бы и Жавера — олицетворения другой его ипостаси. «В святости Жана Вальжана, — пишет литературовед М. С. Трескунов, — воплощена правота угнетенных, в злобе Жавера — вся жестокость угнетателей».

Но нигде Видок не обрисован так ярко, как в «Человеческой комедии». Его своеобразная фигура, как будто отступившая в полумрак истории, была освещена прожектором бальзаковского гения и наиболее ярко предстает перед нами в образе Вотрена на страницах романов «Отец Горио», «Утраченные иллюзии», «Депутат от Арси», «Блеск и нищета куртизанок», в драме «Вотрен».

ДВЕ ЛИЛИИ, ИЛИ ЖИЗНЬ СВЯТОЙ И ПОХОЖДЕНИЯ ГРЕШНИЦЫ

Ангел дружбы

Летом 1836 года умерла госпожа де Берни — ангел дружбы, сопутствовавший Бальзаку в течение пятнадцати лет. Писатель знал, что Лора де Берни тяжело больна и жить ей осталось недолго. Отчаяние его было безгранично. Но что он мог поделать? В его власти одухотворять литературных героев, давать им жизнь на страницах романов, но над действительной жизнью он был не властен. Лора де Берни оставалась «не только возлюбленной, но и великой любовью». Она стала для него тем, «чем была Беатриче для флорентийского поэта и безупречная Лаура для поэта венецианского, — матерью великих мыслей, скрытой причиной спасительных поступков, опорой в жизни, светом, что сияет в темноте, как белая лилия среди темной листвы», — признавался Бальзак. И утверждал: «Большинство моих идей исходят от нее, как исходят от цветов волны благоухания». Все написанное с тех пор, как в марте 1822 года Бальзак отправил ей пылкое послание, он связывал с ней.

«Проницательная, насмешливая и страстная, — пишет А. Моруа в своей книге о Бальзаке, — не питавшая иллюзий насчет людей и все же относившаяся к ним беззлобно, способная на безграничную преданность, она описывала ему всевозможные интриги, алчные устремления, заговоры. Словом, объясняла жизнь». Ведь она была старше его на двадцать с лишним лет, знала свет и была вправе давать советы. В ней соединились для него сердце матери и душа любовницы. Чувство к госпоже де Берни стало единственным — «подлинная любовь всегда одна в жизни». Послушайте самого Бальзака: «Она была одновременно матерью, подругой, семьей, другом, советчицей; она создала писателя…» Она угадала в нем талант, помогла ему сформироваться. «Не будь этой женщины, — говорит А. Моруа, — гений Бальзака, быть может, никогда не расцвел бы». Госпожа де Берни пробудила в нем, по словам С. Цвейга, мужчину, художника, творца, вселила в него мужество, свободу, внешнюю и внутреннюю уверенность. Словом, она принадлежала к тем женщинам, которые играли своеобразную роль в интеллектуальной жизни общества. Сами они не выступали в литературе, но оказывали влияние на нее косвенно, как собеседницы, советчицы, помощницы известных писателей, как пропагандисты их творчества.

И не удивительно: все, что написано Бальзаком о госпоже де Берни и при жизни ее и после ее смерти, как скажет тот же С. Цвейг, сливается в единую, всепоглощающую благодарственную песнь во славу этой великой и возвышенной женщины.

Когда Лора де Берни узнала, что обречена, она запретила Бальзаку навещать ее. Но перед тем как покинуть этот мир, она пожелала в последний раз увидеть своего Оноре. Увы, Бальзака не удалось разыскать. И все, что могла сделать госпожа де Берни в свое утешение, — это перечитать сцену смерти госпожи де Морсоф в романе «Лилия долины».

Рядом с кроватью на столике лежал самый первый экземпляр, отпечатанный для нее и подаренный автором ей, «ныне и присно избранной».

Перечитывая строки романа, госпожа де Берни думала о пережитом, о минувших днях, когда она имела право говорить ему: «Мой милый, мой любимый, мой друг, сын мой возлюбленный…» Она не сожалела о прошлом, как госпожа де Морсоф в романе, ибо не отвергала любовь, наслаждения. Ее жизнь с того момента, когда она встретила Бальзака, была наполнена самоотверженностью и страстью. В этом ее отличие от добродетельной бальзаковской героини, не пожелавшей отдаться любви и сожалевшей об этом на смертном одре. В остальном же госпожа де Морсоф была ее подобием. Впрочем, сам Бальзак считал, что его героиня — «чарующий образ женщины», «небесное создание» — лишь бледная копия госпожи де Берни.

Что касается самой госпожи де Берни, то она была в восхищении от всей книги. Но радовало ее отнюдь не то, что она стала прототипом (Бальзак и ранее наделял своих героинь присущими ей чертами). Госпожа де Берни была счастлива за автора, полагая, что теперь его чело «увенчано венком», о котором она мечтала для него.

Сегодня «Лилию долины» относят к второстепенным романам Бальзака. Сам же автор был в восторге от своего «великого и прекрасного» создания. И заявлял, что если «Лилия долины» не будет женским молитвенником, то, значит, он — полное ничтожество. Бальзак изваял, по его словам, великую женскую фигуру и предполагал, что над «романом будут плакать навзрыд».