Далия Трускиновская - Единственные

• Название: Единственные
• Автор: Далия Трускиновская
• Жанр: Любовно-фантастические романы
• Год: 2015

Роман «Единственные» – это сага, действие которой начинается в 1976 году. Его герои – люди, ангелы, демоны, Любовь и Смерть. Три семьи живут в этой саге, и в каждой по-своему присутствует или отсутствует Любовь. А знаете, что случается с любовью, которая не находит себе применения? Знаете, каково держать ответ за страх полюбить, за неумение любить? Герои, на первых страницах – молодые и полные сил, сорок лет спустя подводят итоги. И оказывается, что у одной из героинь еще есть шанс…

---

– Теть-Тань, мы с мамой поругались… – начала было она.

– Тут твоя мама, – перебила соседка. И точно – мать сидела в кресле, совсем несчастная. Пахло валерьянкой.

Галочка показала Илоне рукой – идем на кухню!

– Она с дядей Валерой поругалась, – прошептала Галочка. – Он хлопнул дверью и ушел.

Чтобы мать поругалась с отцом – это было так же невероятно, как прибытие марсиан.

– И что, его дома нет? – спросила потрясенная Илона.

– Нет… Тетя Шура даже не представляет, куда он мог пойти.

– Но… но из-за чего?..

Родители могли повздорить разве что из-за денег. И то – не до такой степени, чтобы дверью хлопать. Так – в меру, почти не повышая голоса.

– По-моему, они из-за тебя поругались…

– Из-за меня?..

– Я была в спальне, слышала через стенку. Он кричал «нельзя так над ребенком издеваться!»

– А она?

– Я не разобрала. Илонка, что случилось?

– Ничего не случилось, то есть…

Илоне страшно хотелось назвать мать дурой. Но какой-то внутренний жандарм (Варвара Павловна его называла внутренним цензором) не позволял.

Значит, отец узнал про гинеколога и вступился за дочку. Вот это новость! Раньше он в отношения между матерью и дочерью не вмешивался, воспитание девочки – женская забота. Да и вообще он всегда был тихим. Был?

Если отец кричал на мать – значит, что-то непоправимо нарушилось.

Илона вошла в залу и встала перед матерью.

– Идем домой, – сказала она. – Тете Тане спать пора. Идем.

Мать встала.

– Тань, извини, – пробормотала она. – Мы пойдем…

– А то – тут оставайтесь ночевать, – предложила тетя Таня. – Мы как раз тахту для Галочки с Толиком купили. Так мы с Галкой – на моей, а вы – на новой.

– Нет, спасибо. Мама! – прикрикнула Илона. – Поздно уже.

– Вот, возьми, – тетя Таня дала Илоне упаковку валидола. – Мало ли что. Если Валера придет – ничего ему не говори, ничего не спрашивай, пусть сами разберутся.

Потом Илона и мать еще полчаса сидели перед телевизором, пока дикторша не пожелала спокойной ночи. Что смотрели – Илона не поняла; шевелилось что-то на экране, отвлекало глаза и слух.

Мать не желала ничего рассказывать, и ей даже в голову не приходило попросить прощения. Так, молча, они и разошлись по постелям. Только утром, когда она завтракала, а заспанная Илона вышла в туалет, было сказано:

– Все из-за тебя!

Илона не ответила. Если матери от этого легче – пусть так думает.

Отец не приходил и не приходил. Появился он через неделю, утром, когда матери уже не было дома, а Илона – еще была.

– Прости меня, – сказал отец, – но я больше не могу. Мне койку дали в общежитии, пока там поживу. Койка была свободная…

– Папа… – ответила Илона. – А я как же?..

– Ты уже взрослая. Только ради тебя все это держалось. А теперь… Прости. Я должен был… Ну, не умею я женщинам укорот давать, не умею… А ты уже взрослая, сама работаешь… И я тебя… В общем, не брошу. Буду тебе на работу звонить, встречаться будем…

Отец смотрел в пол. Большой старый чемодан лежал перед ним, а в чемодане – старые рубашки, старое мужское исподнее, очень аккуратно сложенные брюки… Отцовского добра в доме было очень мало.

Отцу было плохо.

– Папка, ты это… не навсегда, ладно?..

– Как получится, доча.

И вдруг Илона поняла – вот такие, тихие, потрепанные и пожеванные жизнью, не мечтающие о вершинах, скромные винтики больших машин, могут вдруг принять решение – и больше от него не отступиться.

– Я буду к тебе приходить. Буду с проходной звонить, чтобы ты пропуск заказал.

Отец работал в бухгалтерии большого ткацкого комбината. Сколько Илона себя помнила, он там работал. Бухгалтерши Илону должны были вспомнить – он ее, маленькую, иногда брал с собой на работу, когда мать болела.

– Ты прости меня, хорошо?

– Папка, ну что ты…

Она и понимала, что отца нужно удержать, и чувствовала – незачем, незачем, ему в общежитии будет лучше, чем дома.

– Хочешь, я сбегаю, такси поймаю? – предложила она, не зная, как еще показать свою привязанность к отцу, не на шею же бросаться, в самом деле.

– Я трамваем прекрасно доеду. Ну, ты тут без меня не очень хулигань, и вот что еще – найди ты себе хорошего парня и поскорее выходи замуж.

– Я постараюсь.

– Или уже нашла?

Он пытался понять, точно ли дочка ночевала у подруги, или это обычное девичье вранье.

– Пап, у меня еще нет парня, честно. Я была у Лиды. У нее беда – жених бросил, а она беременная. Я ее не хотела одну оставлять.

– Ну и правильно сделала.

– Ты-то хоть мне веришь?! – вдруг закричала Илона.

– А почему я должен не верить тебе? – удивился отец. – Ну, я пойду, что ли… Я всего на час вырвался, вещи забрать.

– Вы все-таки помиритесь, ладно?

– Как получится.

Но Илона понимала – это печальное «как получится», скорее всего, означает «никогда».

Оставалось придумать, что соврать матери. Объяснять ей, как вышло, что дочь отпустила отца без скандала, Илона не хотела. Придумала – утром позвонили, позвали в редакцию, а там… Ну, до вечера можно изобрести причину, по которой дневного корректора с утра вызывают в редакцию. И, убежав спозаранку, Илона не встретилась с отцом, который пришел за своими вещами. Вот так. Вранье – единственный способ соблюсти в доме тишину.

Несколько дней мать ходила пришибленная. Быть брошенной женой – приятного мало. Она цеплялась к Илоне, но Илона отмалчивалась.

Она только пыталась понять, что в материнской скорби от оскорбленной любви, а что – от оскорбленного самолюбия. Ведь не по расчету же мать шла замуж за отца! Было же между ними что-то – тяга, симпатия, доверие? В поисках ответа Илона взяла старые фотоальбомы, исследовала картинки, где мать и отец вместе. Обнаружила странную вещь – на снимках, где она маленькая с отцом, отец смеется. На снимках, где она маленькая с матерью, мать сдержанно улыбается.

Наконец мать пропала.

Обычно она приходила с работы примерно в одно время – в половине седьмого. Когда в девять Илона заскочила домой, чтобы взять нужную для роли вязаную шаль, матери еще не было. Тетя Таня только руками развела: нет, не появлялась.

Подруг у матери было три – и все три какие-то ритуальные подруги. Хождение в гости случалось по календарным праздникам и по случаю дней рождения. Дружба сводилась, в сущности, к долгим телефонным разговорам. Илона позвонила им и узнала, что мать у них не появлялась – ни в человеческом образе, ни в телефонной трубке. Все три не задали ни единого вопроса об отце, из чего Илона поняла: мать скрыла от подруг отцовское бегство.

Она уже собралась убегать, когда позвонил Яр.

– Как обстановка? – спросил он.

– Варвара взяла над ней шефство. Они теперь вместе ходят в домовую кухню.

– В домовую кухню?..

– Ну да, ей же нужно правильно питаться, а не сидеть на булочках с корицей.

– Хорошая бабулька эта ваша Варвара. Передай Лиде – я вас обеих в субботу в кино приглашаю.

– Здорово! А твоя тоже будет?

– Нет, крошка, моя не будет. Моя поехала к своей матушке – плакать и жаловаться на меня, скотину неблагодарную. Знаешь, крошка, мне очень плохо…

– Тебе?

Яр, красавчик и замечательный собеседник, меньше всего был похож на человека, которому хоть раз в десять лет бывает плохо.

– Да, мне. Ну так заметано?

– Заметано!

Илона понеслась на репетицию. Но репетиция с самого начала пошла наперекосяк. Буревой был невнимателен, потом непонятно за что изругал звукооператора, Вурдалака Фредди. И сбежал, не попрощавшись. Студийцы думали – выскочил в туалет, ждали четверть часа – он не вернулся.

– Со своей Элечкой поссорился, – сказала Вероника.

Илона чуть за сердце не схватилась – толстая Вероника знала то, чего она которую неделю не могла выяснить!

Реальность, как всегда, грязными сапожищами вторглась в воображаемый мир. Ну, не полностью воображаемый – репетиции все же были реальны. Но то, во что они превращались у Илоны в голове, уже смахивало на фантастику. Мир, ограниченный четырьмя стенами зала, словно бы отталкивал то, что не имело отношения к пьесе «Большеротая» и к агитбригадным речевкам. В зале Илона сражалась за любовь Буревого и часто побеждала – он обнимал за плечи, он мог схватить за руку, объясняя мизансцену. Эти события она переживала по десять раз. Но где-то жила Элечка, у которой были с Буревым совсем другие события. Может, в том доме, где он тогда остался на ночь.

Илона поняла, что новой сумки к Новому году, кажется, не будет – нужно ловить такси и мчаться, выслеживать, узнавать правду!

Или она опоздала, или Буревой понесся в какое-то иное место.

Был еще один способ приблизиться к правде.

Поскольку Буревого пригласили в городской театр откуда-то издалека, он своей жилплощади не имел, а был пристроен в общежитие строительного техникума, выбранное за близость к театру. Там ему выделили комнатушку на втором этаже. Будущие строители, ребята крепкие и симпатичные, без личной жизни не обходились, и девчонки к ним туда бегали в любое время суток. Из трех вахтерш две были прикормленные, а одна принципиальная. Прикормленные старались не обращать внимания, когда со двора, через подвальный этаж, в общагу проникали веселые подружки.