Андре Кастело - Жозефина. Книга вторая. Императрица, королева, герцогиня

• Название: Жозефина. Книга вторая. Императрица, королева, герцогиня
• Автор: Андре Кастело
• Издательство: Северо-Запад
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1994
• ISBN: ISBN 5-8352-0368-3

Вторую часть книги о Жозефине Андре Кастело назвал «Императрица, королева, герцогиня». Этот период ее жизни начинается счастливой порой — Жозефина получает в подарок Империю. Но очень скоро окажется, что «трон делает несчастным»: Наполеон расстается с той, без которой прежде не мог прожить и дня, блистательную императрицу станут называть «бедная Жозефина!..». Такова судьба женщины, «прекрасной в радости и в печали». Счастливой была та судьба или неудавшейся — судить читателю.

Из писем Наполеона к Жозефине:

«У меня не было дня, когда бы я не думал о тебе. Не было ночи, когда бы я не сжимал тебя в объятиях. Я ни разу не выпил чаю, не прокляв при этом славу и честолюбие, обрекающие меня на разлуку с дамой моей жизни. В гуще дел, во главе войск, в лагере — всюду моя обворожительная Жозефина одна царит в моем сердце, занимает мой ум, поглощает мои мысли.»

«…Тысячи, тысячи поцелуев, таких же — нежных, как моя любовь!»

«…Там, где рядом моя Жозефина, я ничего уже больше не вижу.»

Жозефина о Наполеоне:

«И все-таки, Бог свидетель, я люблю его больше жизни…»

Наполеон о Жозефине:

«Ни одну женщину я не любил так сильно.»

---

В Байонну уже прибыл Фердинанд, принц Астурийский: его доставил из Мадрида императорский обер-жандарм Савари, не поскупившийся на ложь и обещания, лишь бы привести принца к ногам своего повелителя. Таким образом «Фердинанд VII» угодил в паутину, сотканную Наполеоном. Он именует себя королем всея Испании, поскольку его отца заставили отречься в пользу наследника. Наполеон, правда, его не признал. Со своей стороны, Карл IV взял отречение обратно, считая, что отрекся лишь под давлением событий. «Полностью доверяясь великодушию и гению великого Наполеона», он пожелал, чтобы император стал третейским судьей в его конфликте с сыном. Вот почему он тоже отправился в Байонну в обществе жены и общего их любимца Годоя[75]. На третий день после прибытия Жозефины они втроем въезжают в город в обветшалой карете.

— Желтая кожа придает королеве сходство с мумией, — сообщает император жене. — Выглядит она лживой, злой и донельзя смешною.

Что до Карла IV, не расстающегося со своим исповедником, которого он, «как собаку, подзывает свистом», то его камердинер носит за ним дюжину часов, да еще столько же он сам возит с собой в карете, утверждая, что «карманные часы портятся, если их не носят».

Увидев сына, этот король-карикатура накидывается на него:

— Не довольно ли тебе оскорблять мои седины? Убирайся. Я не хочу тебя видеть.

Затем, повернувшись к Наполеону, Карл вздыхает:

— Ваше величество не знает, что такое жаловаться на собственного сына!

Можно представить себе, насколько сердечна атмосфера, царящая на обеде. Даже странное поведение короля Испанского не в силах развеселить присутствующих. А ведь перед Карлом стоят три графина с водой: ледяной, горячей и обычной, и он тщательно и умело дозирует смесь, чтобы она пришлась ему по вкусу.

В этот вечер он видит только одно: его драгоценного Годоя посадили за служебный стол, и успокаивается, лишь когда князь Мира устраивается неподалеку от него, Теперь король может предаться своим играм с водой и поесть с аппетитом. Все слышат, как он бросает жене:

— Луиза, отведай вот этого — очень вкусно.

Отныне потомки Людовика XIV во власти Наполеона.

Того же 30 апреля император пишет Мюрату: «Необходимо, чтобы я за два дня развязался с этими делами». Действительно, через два дня Карл IV обращается с письмом к сыну, возвещая тому, что его преступления не позволяют Фердинанду занять отцовский трон, ибо в таком случае «император не сможет спасти Испанию», Годой принужден помогать Наполеону в его замысле, и 4 мая престарелый король назначает Мюрата наместником королевства; как метко замечает Жак Шатене[76]: «Отныне между династиями Бурбонов и Бонапартов переброшен переходной мостик». На следующий день Карл IV уступает Наполеону свое королевство с единственным условием — «блюсти территориальную целостность государства и не допускать в нем иной религии, кроме католической». Взамен Карл и Мария Луиза получают Компьень, Шамбор и шесть миллионов франков ежегодно.

Остается Фердинанд, пытающийся сопротивляться и юридически могущий считаться королем всея Испании. Внезапно приходит весть о кровавом мадридском восстании 2 мая, знаменитом dos de mayo, жестоко подавленном Мюратом. Фердинанд не имеет к нему касательства, но Наполеон обретает таким образом превосходный предлог. Он получил известие во время верховой прогулки и тут же помчался в Байонну, где, как расскажет он вечером Жозефине, вызвал принца Астурийского к его отцу и обвинил в подстрекательстве к мятежу.

— Пролита кровь моих подданных и солдат моего великого друга Наполеона! — завопил старый Карл IV. — Ты виновник этой бойни!

Затем королева, как фурия, набросилась на сына, обозвав его ублюдком и потребовав отправить его на эшафот. Наполеон потребовал меньшего:

— Если вы сию же минуту не признаете своего отца законным королем и не сообщите об этом в Мадрид, я обойдусь с вами как с мятежником.

Перепуганный Фердинанд наконец уступил. Теперь он всего лишь узник. Когда над драматическими днями в Байонне опускается занавес, Жозеф, брат императора Наполеона, а теперь Don Jose primero — Иосиф Первый может подписываться: «Я, король» и получить от своего предшественника Фердинанда следующие поздравительные строки:

«Прошу ваше католическое величество принять присягу, которую я по долгу своему приношу вам за себя и всех находящихся при мне испанцев».

Тошнотворная низость!

* * *

После двух этих грозных недель Наполеон и Жозефина отдыхают в Марраке до 21 июля. Император в очаровательном расположении духа: они с женой предаются ребяческим шалостям, как новобрачные. Он купается в море. «Мы, — рассказывает очевидец, — были прикрыты со стороны моря патрулями во избежание набега англичан. Пока Наполеон купался, отряд гвардейской кавалерии освещал море, заезжая в воду настолько далеко, насколько это не подвергало всадников слишком большой опасности». Выйдя на берег, он гонялся за женой, толкал ее в волны, отнимал и забрасывал подальше ее обувь. Жозефина заливалась счастливым смехом: ей казалось, что вернулись времена консульства.

Тем не менее эйфорическую атмосферу несколько нарушали взгляды, которые — чтобы не растренироваться — император бросал на новую, недавно появившуюся при дворе чтицу Жозефины, которую звали м-ль Гийбо. Она мало читала, зато прелестно играла на арфе и отличалась, кажется, «редкой свежестью». К тому же, как не без зависти сообщает нам м-ль д’Аврийон, лектриса была обременена «своими восемнадцатью годами». Если верить Наполеону, Жозефина нарочно прихватила с собой м-ль Гийбо и г-жу Гадзани. «Подсунув мне любовницу, — говорил он, — Жозефина надеялась удержать меня и тем самым помешать разводу. По правде говоря, я был недоволен таким поведением». Поэтому император «обрадовался», когда оказалось перехвачено письмо матери м-ль Гийбо к своей дочери. Его вскрыли и выяснили, что мамаша наставляет дочку. «Ее учили роли, которую ей предстояло сыграть, советовали быть ловкой и особенно настаивали, чтобы она ни в коем случае не избегала живых последствий, которые могли бы продлить пребывание ее в фаворе или обеспечить ей большие материальные выгоды».

Жозефине пришлось распорядиться и немедленно вызвать к себе слишком покладистую мамашу, чтобы та увезла свое чадо. Крошку даже вверили одной из горничных, которая выехала с ней навстречу г-же Гийбо. Но г-жа Гадзани по-прежнему оставалась рядом, готовая почитать Жозефине газету или доставить несколько приятных минут императору.

Уезжая из Байонны в Бордо и Нант, император был серьезен и озабочен. Дела в Испании явно шли плохо. Он писал Талейрану: «Трагедия вступила в пятый акт, близится развязка». Но сыгран был только пролог, и в Байлене[77] поднялся занавес первого акта. В Бордо, узнав о капитуляции, он воскликнул: «Позор!» — хотя было сказано слишком сильно — и пришел в ярость.

— На мне пятно, — сказал он Жозефине, указывая на свой сюртук.

Светлые и веселые часы Маррака давно прошли: Наполеон был в ужасном расположении духа; поэтому у Жозефины часто бывали красные глаза. Однажды вечером — они находились еще в Бордо — с нею случилась истерика.

Император предпочел незамедлительно вернуться в Париж, но он дал себе слово посетить Вандею.

— Не поехав, я выглядел бы так, словно побаиваюсь этого края, — сказал он. — Я отправляюсь туда, но постараюсь по возможности укоротить поездку.

3 августа, в среду, восемь экипажей выезжают из Бордо с целью посетить «Западный край». Во-первых, это фургон-кухня с поварами, поварятами и утварью. Не боится ли император, что в роялистских департаментах его отравят? К отчаянию местных властей, намеревавшихся принимать его с большой помпой, он вместе с Жозефиной будет питаться с собственной кухни. За кухней скачут младший инспектор почт, шталмейстер, три унтер-офицера-фельдъегеря, посыльный, еще один паж, трое курьеров. За ними следуют семь карет, в которых разместились полковник-квартирмейстер императорского двора, императорский капеллан монсеньор де Прад, Бертье, Талейран, Маре[78], генерал Бертран, министр Декрэ, обер-гофмаршал Дюрок, три дамы из числа приближенных Жозефины — г-жи де Монморанси, де Ларошфуко и Гадзани и, наконец, императорская карета. У дверец летят адъютант и Рустам. Поезд замыкает взвод императорских гвардейцев.

«Я постараюсь укоротить поездку», — предупредил император. После ночи в карете от Бордо до Сента — выезд из Рошфора в два часа, прибытие в семь утра в Ньор, и Наполеон с Жозефиной въезжают в страну «гигантов»[79]. Все, кто пострадал, кто видел, как гражданская война опустошает его родной край, а его ближних убивает та или иная сторона, кто дрался в рядах синих или белых[80] — всем хотелось приветствовать «умиротворителя Вандеи». Бывшие шуаны готовились особенно громко кричать «Да здравствует императрица!» — Жозефину по-прежнему считали роялисткой.