Леонид Васильев - Древний Китай. Том 3: Период Чжаньго (V—III вв. до н.э.)

• Название: Древний Китай. Том 3: Период Чжаньго (V—III вв. до н.э.)
• Автор: Леонид Васильев
• Издательство: Восточная литература
• Жанр: История
• Год: 2006
• ISBN: 5-02-018466-7

Заключительный том трехтомника «Древний Китай» посвящен последнему периоду существования династии Чжоу, так называемой эпохе Чжаньго («Сражающиеся царства»). Рассказывается о политической истории этого времени (V–III вв. до н. э.), об искусстве дипломатии, о реформах, способствовавших усилению прежде отсталого царства Цинь, которое, одолев соперников, основало первую в истории Китая империю. Преимущественное внимание в томе уделено переменам в характере и облике древнекитайского общества, прежде всего процессу его радикальной дефеодализации, а также развитию главных школ древнекитайской мысли, которые, особенно конфуцианство, легли в основу успешного развития китайской цивилизации вплоть до наших дней.

---

На этом история царства Цинь, как и история периода Чжаньго и шире— история чжоуского Китая, завершается. Наступил новый, имперский этап ее развития. Характерными его чертами следует считать прежде всего политическое единство Поднебесной, тесно связанную с ним общность исторических судеб, языка и национальной культуры, а также цельность всей великой китайской цивилизации, окончательное формирование которой относится уже к периоду правления династии Хань.

Глава 2. Войны, политика и дипломатия в борьбе за Поднебесную

Как известно, войны в чжоуском Китае играли чрезвычайно важную роль. Они были едва ли не важнейшим фактором, определявшим ход и конкретные повороты политики не только в периоды Чуньцю и Чжаньго, но и задолго до этого. Думаю, что они сыграли немаловажную роль в возникновении протогосударства и цивилизации Шан.

В чжоуском Китае с самого начала его существования (а скорее всего, так было и в эпоху Шан) войны были теснейшим образом связаны с феноменом феодализма, т. е. с возникновением вначале близких к центру и как бы охранявших его региональных подразделений, затем полусамостоятельных и часто уже весьма отдаленных от центра уделов, каждый из которых должен был отстаивать свою состоятельность в сражениях с недружественным окружением — либо с непокорным иноплеменным местным населением, либо с мигрировавшими в район Чжунго новыми племенными группами, либо с иными соседними уделами. Крушение того или иного удела в этой почти постоянной борьбе означало гибель прежде всего его социально-политической верхушки, формирующегося либо уже сформировавшегося, а порой и успевшего стать уже весьма широко разветвленным феодального клана (цзун-цзу). Крушение же каждого из таких кланов сопровождалось радикальными переменами во многих сферах жизни чжоуского общества, особенно во всем том, что касалось образа жизни правящей верхушки, аристократии.

Об аристократии как специфическом социальном слое и вообще о правящей в Шан и Чжоу наследственной знати уже было немало сказано. Исторически этот слой был не просто главным. В условиях отсутствия сильной централизованной власти, которая опиралась бы на жрецов и чиновников, как то бывало в других древневосточных государствах, этот слой являлся той основой, с которой и на базе которой начиналось структурирование социума и государственных образований. Без правящей верхушки секулярной наследственной знати просто не могла — во всяком случае, в древнем Китае — сложиться государственность ни в Шан, ни в Чжоу. Образно выражаясь, государственность появилась в Китае не в городских храмах, как то было на древнем Ближнем Востоке, а на колесницах, принадлежавших знати и управлявшихся ее представителями. Более того, она укреплялась прежде всего в результате многочисленных войн, ведшихся под руководством и по инициативе правящих верхов и бывших основным занятием формировавшейся феодальной чжоуской аристократии. Это заставляет нас еще раз обратить внимание на тесную связь древнекитайской аристократии и войн.

Аристократия, государство и войны в древнем Китае

Итак, аристократия была фундаментом государственности в Китае. Но она же, по меньшей мере до периода Чжаньго, играла решающую роль во всех ведшихся в древнем Китае войнах, именно по этой причине их следует считать феодальными. Ведь вся феодальная структура чжоуского Китая держалась на войнах и жертвоприношениях [Hsu Cho-yun, 1965, с. 19; Lewis, 1990, с. 53, 65]. Как сказано в «Цзо-чжуань»: «Главные дела государства — жертвоприношение и война. В ходе жертвоприношения [в храме предков] подносят жареное мясо, войны [тоже] завершаются принесением жареного мяса [на алтарь земли], это основные ритуалы, связанные с духами» [Цзо-чжуань, 13-й год Чэн-гуна; Legge, т. V, с. 379 и 382]. И хотя подобного рода текст— лишь одно из великого множества аналогичных поучений, в обилии встречающихся в древнекитайских источниках, он в некотором смысле знаковый.

Аристократия как четко определенный социальный слой с его специфическими нормами жизни и привилегиями формировалась не сразу. На это ушло в шанско-раннечжоуском Китае по меньшей мере несколько веков. Но к концу периода Западного Чжоу этот слой уже вполне сложился. Система вассалитета и лестница феодальной иерархии, равно как и свойственные аристократам нормы родовой чести и рыцарской этики в период Чуньцю, заметно выделяли правящую верхушку общества, противопоставляя ее всем остальным, прежде всего крестьянам и обслуживающему персоналу, а также ремесленникам и торговцам, работавшим на господина[60]. Аристократы вели характерный для феодальной знати образ жизни (главные занятия — войны, охотничьи забавы и тщательное соблюдение сложного ритуального церемониала, включая принесение жертв и многочисленные празднества, пиры и поминки с жертвоприношениями и развлечениями, в основном в форме военно-спортивных состязаний), причем социальные и политические амбиции знатной родни правителей нередко вели к дворцовым переворотам и междоусобицам, способствовавшим дестабилизации всей политической структуры чжоуского Китая.

Как уже говорилось во втором томе, чжоусцы были весьма религиозны. Только религия у них сводилась к довольно скромному, хотя и обремененному многочисленными и очень строго соблюдавшимися правилами ритуальному церемониалу, в центре которого были гадания и торжественные жертвоприношения. Объектами же мантического и ритуального церемониала, как и жертвоприношения, были вначале обожествлявшиеся, а позже просто высоко почитавшиеся предки, а также Небо и символизировавшие территориально-политическое единство коллектива (деревни, города, удела или всего царства) божества земли-территории шэ, шэ-цзи. При этом войны как таковые с их кровавыми результатами тоже считались своего рода жертвоприношением.

Еще раз подчеркнем, что и создание административной системы, и войны, и жертвоприношения были делом главным образом аристократов. Войны велись в основном на колесницах и имели характер своего рода рыцарских поединков, тогда как сопровождавшие их латники-пехотинцы должны были завершать сражение[61]. Иными словами, войны в период Чуньцю были феодальными, рыцарскими (см. [Hsu Cho-yun, 1965, с. 68–69]). Но со второй половины этого исторического периода и тем более применительно к VI в. до н. э. все чаще встречаются сообщения о самостоятельно действующих пехотных подразделениях, правда, вначале не в решающих схватках, но в пограничных гарнизонах и мелких стычках, героем которых в «Цзо-чжуань», в частности, выступает и отец Конфуция Шу Лян-хэ.

В принципе увеличение роли и количества пехоты напрямую не было связано с характером войн. Они оставались феодально-рыцарскими и после того, как увеличивалась роль воинских формирований из обычных крестьян-латников. Судя по материалам «Цзо-чжуань» и песням «Шицзина», крестьянская деревня понемногу включалась в систему воинской повинности. Во втором томе говорилось о встречающихся в песнях жалобах земледельцев на тяготы ратного труда [Васильев Л.C., 2000, с. 393 и сл.]. При этом стоит обратить внимание на то, что, судя по «Цзо-чжуань», многие из реформ в царствах чжоуского Китая сводились именно к тому, чтобы вовлечь крестьянскую деревню в войны в достаточно широких масштабах.

Вообще-то говоря, эта тенденция была по-своему логичной и естественной. Даже в условиях развитой феодальной структуры и феодально-рыцарских сражений войны, ведшиеся преимущественно аристократами с их колесницами, требовали участия немалого количества пехотинцев и еще большего количества средств, которые взять было неоткуда, кроме как из общинной деревни. Поэтому по мере разрастания и усложнения общества и увеличения числа принимавших участие во все более частых войнах аристократов проблема материальных расходов на войны становилась более острой. Неудивительно, что в разных царствах вставал вопрос о пересмотре системы налогообложения и о введении новых налогов либо замене одних налогов другими. При этом новые налоги были всегда как-то связаны с войнами, о чем свидетельствуют даже термины, использовавшиеся для их обозначения, — чжэн, фу, цю. Но порой независимо от названия налога значительная часть его (если не весь он целиком) шла на нужды, связанные с ведением войн.

Марк Льюис, специально исследовавший эту проблему, склонен, в частности, трактовать не очень ясное место из сообщения «Цзо-чжуань» от 645 г. до н. э. [Legge, т. V, с. 165 и 168] о наделении цзиньских подданных землей (юань тянь) и о создании за этот счет войска (цзо чжоу-бин) как решение прибегнуть к взиманию военного налога и привлечению к воинской службе жителей деревенской периферии, до того активное участие в войнах, как следует понимать, не принимавшей[62]. Благодаря этой реформе, полагает Льюис, пришедшему к власти в Цзинь знаменитому Вэнь-гуну, второму гегемону-бд, удалось без труда утроить цзиньскую армию [Lewis, 1990, с. 56–58].