Виктор Поротников - Побоище князя Игоря. Новая повесть о Полку Игореве

• Название: Побоище князя Игоря. Новая повесть о Полку Игореве
• Автор: Виктор Поротников
• Издательство: Яуза, Эксмо
• Жанр: Историческая проза
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-699-34985-2

Бились день, бились другой, на третий день к полудню пали стяги Игоревы... тут кровавого вина не достало, тут пир докончили храбрые русичи: сватов напоили, а сами полегли за землю русскую...» От этих строк до сих пор щемит сердце. Эта трагедия не будет забыта, пока жив русский язык и стоит Русская Земля. Но что нам ведомо о «полку Игореве», кроме поэтических образов «Слова», скупых летописных сообщений и великой музыки Бородина? Что мы знаем о жизни Игоря Святославича до злосчастного похода против половцев и после возвращения из плена? Этот роман — не простой пересказ бессмертной поэмы. Это — широкая панорама эпохи князя Игоря, первая художественная реконструкция его судьбы, сказание о подвигах, страстях и хождении по мукам не только легендарного князя и его дружины, но всей Русской Земли.

---

   — Поистрепалась моя одёжка в плену, вот нехристи и сжалились, — усмехнулся Всеволод. — Да они многих из наших приодели, чтоб те не в лохмотьях домой возвращались.

Племянника Святослава Игорь не узнал в половецком-то платье. Зато Агафья распознала сына сразу и со слезами прижала к себе.

Святослав Ольгович выглядел возмужавшим. В нём явственно проступила природная мужественность, коей в полной мере обладал его покойный отец.

   — Сын-то у тебя, Агафья, как возмужал! — подмигнул Игорь Агафье. — Пора молодцу невесту подыскивать. У меня имеется девица на примете.

   — Не суетись, князь, — властно сказала Агафья, — невесту мы и сами присмотрим. Чай, не слепые...

Вокруг обнимались и целовались женщины со своими мужьями, отцами, братьями, разлука с которыми длилась целый год. Год, наполненный тоской и отчаянием. Больше двухсот дружинников возвратились домой из половецкого плена. В их числе был и тысяцкий Рагуил, и княжеский спальничий Ядрей, и другие воеводы.

Игорь суетился в этой шумной толчее, отыскивая сына, спрашивая о нём всех и каждого. Наконец ему сказали, что Владимир остался у половцев: не отпустил его Кончак.

   — Не доверяет! Не доверяет мне Кончак! — злился Игорь наедине с Ефросиньей. — Чувствует, старый степняк, что месть я ему готовлю. Сыном моим прикрывается!

Ефросинья молча стояла у окна, по которому барабанил дождь: лето нынче выдалось мокрое.

   — А может, не заладилось что-то у Кончака? — размышлял Игорь. — Может, не люба Владимиру дочь его? Как думаешь, жена?

Ефросинья повернулась к Игорю, зябко кутаясь в тёплый платок, подняла на него заплаканные глаза и промолвила печально:

   — Какая радостная уехала Агафья с сыном в свой Рыльск. И Ольга не нарадуется на своего Всеволода. И жена Рагуила. Немало женщин ушли сегодня с нашего двора, держа за руку своих ненаглядных... А ты заметил, как много горожанок ушли отсюда ни с чем? Они тоже плакали, но их слёзы были слезами горя, а не радости. Наш, Игорь, хоть по-прежнему в плену, зато жив.

Игорь подавил раздражённый вздох. Порой чувствительность Ефросиньи была ему неприятна.

Всеволод и Ольга ещё какое-то время жили в тереме Игоря. Каждый день задавались пиры, на которые приглашались вернувшиеся из неволи бояре и их сыновья.

Мужские разговоры, сдобренные хмельным питьём, часто теряли меру в пылу спора либо в обсуждении очередного похода в Степь и резали женский слух грубыми высказываниями или неприкрытой бранью.

Поэтому Ольга и Ефросинья, устав от мужского общества, часто уединялись, чтобы поговорить о наболевшем.

   — Послушать Всеволода, так он неплохо жил в плену, — заметила как-то Ефросинья.

   — А разве ханы страдают, угодив в плен к русичам? — пожала плечами Ольга. — Тем более что иные из ханов доводятся родственниками русским князьям.

   — Вот и моему Владимиру Кончак свою дочь в жёны прочит, — с грустной задумчивостью промолвила Ефросинья. — Хоть бы одним глазком взглянуть, какая она.

   — Чай, не страшнее наших русских девиц, — улыбнулась Ольга. И, посерьёзнев, спросила: — У тебя с Вышеславом-то как?

Ефросинья печально вздохнула:

   — Всё кончилось, Олюшка. Вышеслав недавно женился, боярскую дочь за себя взял. Была я на свадьбе, видела его суженую. Молода, пригожа, не чета мне. Зовут Василисой.

   — Ну и не страдай. — Ольга обняла подругу за плечи. — Всё едино к тому и шло. Я вижу, Игорь к тебе переменился. С чего бы это?

   — Другим он из плена воротился, — ответила Ефросинья, — переболел душой.

   — Правду молвят, не бывает худа без добра, — заметила Ольга.

   — Они вон опять поход замышляют, — кивнула Ефросинья в сторону двери, из-за которой доносились громкие голоса мужчин. — Стало быть, закончится это добро новым худом.

   — Теперь-то Игорь и Всеволод не отважатся в Степь одни идти, — сказала Ольга. — Хватили лиха-то...

Проводив Всеволода в Трубчевск, Игорь отправился в Киев.

   — Унижаться еду, — сказал он на прощание Ефросинье, — выклянчивать у Святослава злата-серебра. У него-то сундуки полны богатств, не то что у меня.

Из Киева Игорь вернулся раздражённый.

   — Отсыпал мне гривен князь киевский от щедрот своих. Однако и нравоучениями не обошёл, — жаловался он жене. — А тут ещё приехали к нему на праздник Рождества Иоанна Предтечи[112] оба Ростиславича, Рюрик и Давыд. Так тоже попрекали меня гордыней и неразумием, как будто сами святоши! Я, видишь ли, замыслы ихние порушил, внёс раскол в единство. Мол, на мне смерть Владимира Глебовича, разорение погаными Римова и прочих градов. Каково, а?

Ефросинья успокаивала мужа:

   — Полно кручиниться, свет мой. Слова, сказанные тебе князьями, давно отзвучали, пусть умолкнут они и в памяти твоей. Будь глух к упрёкам, ведь ты благим делом занят, вызволяешь из неволи ратников своих. Тебе, а не Рюрику с Давыдом, будут благодарны подданные твои, Игорь. Пусть пришлось поклониться лишний раз, где-то смолчать, где-то очи опустить. Через унижения ты же возвысишься в будущем, возвратив из плена воинов своих. Тем дороже будут для тебя соратники, через столькие труды твои домой возвращённые.

Растроганный Игорь обнял Ефросинью:

   — Что мне богатства Святослава, когда ты у меня чистое золото!

Очередное посольство в Степь возглавил боярин Рагуил.

Игорь полагал, что тысяцкий, сам побывавший плену, сумеет лучше договориться с половцами, среди которых, по его признанию, у него появились друзья.

И не ошибся.

Рагуил надолго задержался в половецких кочевьях, зато вернул на русскую землю Всеволодовых курян, многих ратников рыльских, новгородских, путивльских. Разошлись бывшие пленники по своим городам и весям. Ожила вотчина Игорева. Вновь зазвучали весёлые песни над Сеймом и Десной, прибавилось тружеников на полях. Куда бы ни поехал Игорь, по делам ли, на охоту ли, всюду люди встречали его с радостью, благодарили за хлопоты о невольниках русских.

Эти благодарные лица, мужские и женские, стояли у него перед глазами, слова, сказанные ему от чистого сердца, звучали в ушах. Игорь стал часто задумчив, даже отрешён...

Как-то захотелось князю посмотреть, как поживает его старинный друг. Сел на коня и в сопровождении двух гридней поехал в Путивль.

Вышеслав встретил Игоря радушно. Первым делом показал отстроенный заново княжеский терем.

Осматривая помещения, сверкающие прозрачным богемским стеклом в небольших окнах, прохаживаясь по пахнущим стружками полам, поднимаясь по витым ступеням на второй ярус огромного терема, Игорь не скрывал восхищения от увиденного.

   — Славно потрудились киевские плотники-то, — с улыбкой молвил Игорь. — Буду в Киеве, непременно поблагодарю Святослава Всеволодовича. Вот вернётся из плена мой Владимир, будет здесь жить. Посажу его князем в Путивле!

   — А я куда же? — спросил Вышеслав.

   — А ты будешь при сыне моём воеводой.

Статная, румяная Василиса поднесла князю кубок с вином.

Игорь осушил кубок и по русскому обычаю расцеловался с Василисой. Затем пожелал увидеть её дочь.

Василиса сама вынесла новорождённую, завёрнутую в пелёнки.

Игорь глянул на крошечное личико и улыбнулся радостно.

   — Как нарёк-то? — спросил он Вышеслава.

   — Гориславой, — чуть помедлив, ответил тот.

* * *

Миновал ещё без малого год, прежде чем Владимир наконец воротился на Русь. Вернулся он не один, а с юной женой и новорождённым сыном.

Желая сделать Игорю приятное, хан Кончак отпустил без выкупа всех остававшихся у него Игоревых ратников, около трёхсот человек. Вместе с Владимиром прибыл в Новгород-Северский Игорев побратим Узур.

   — Вот, князь, возвращаю тебе сына, живого и невредимого, — сказал Узур встречавшему его Игорю. — Как видишь, я сдержал своё обещание. А как поживает мой сын?

   — Об этом ты спроси у него сам, — с улыбкой проговорил Игорь, отходя в сторону.

У него за спиной стоял Лавр, одетый во всё русское.

   — Овлур! — воскликнул Узур, произнеся христианское имя на привычный половецкий манер.

Отец и сын обнялись.

А Игорь устремился к Владимиру, который своим одеянием походил на половецкого бека. Он долго тискал в объятиях окрепшие сыновние плечи, дивясь тому, что сын вдруг стал выше его ростом.

   — Погодь, отец. Не задуши меня!

Владимир с трудом вырвался из отцовских объятий и подвёл к Игорю невысокую черноволосую девушку, одетую в синие шёлковые шаровары для верховой езды и красный, украшенный витыми узорами кожушок. Золотые мониста поблескивали у неё на груди, длинный ряд золотых подвесок охватывал девичье чело.