Виктор Евдокимов - Грубиян Валахов

• Название: Грубиян Валахов
• Автор: Виктор Евдокимов
• Жанр: Короткие истории
• Год: 1971

---

«А я все же, когда надо, умею сдерживаться», — заметил он про себя и почти спокойно сказал Зойке:

— Потоцкий — лакей. И вся его так называемая галантность — ленты-бантики. И если ты о нем когда-нибудь при мне вспомнишь — я тебя вышвырну в окно.

— Не вышвырнешь! — не испугалась Зойка.

— Ишь ты… На глазах люди растут! — восхитился Валахов.

— Расскажи мне про своего отца, — попросила Зойка.

— Ну что тебе рассказать про моего старикана? Он ведь, с твоей точки зрения, тоже некультурный человек, хотя почти всем своим знакомым дамам он любит целовать ручки.

— Да ну! — удивилась 3ойка и вздохнула. — Мне еще никто-никто не целовал руки!

— Мой старик поцелует, — пообещал Валахов. — Мой старик видит на два метра под землю, а людей до самого их дна… Но я про него не так уж много знаю, хотя у него хватило некультурности рассказывать мне про себя всякое — как оно есть… Мой старик три раза был ранен, два — контужен, и один раз… впрочем, это уже не для дамских ушей… Мой старик был однажды поставлен лицом к стенке. И как он, став генералом, не стесняется своего крестьянского происхождения, так он не постесняется представить тебя своим знакомым. А ты будешь иметь жалкий вид, и бледнеть будешь, и еще будешь говорить какую-нибудь чушь, вроде «очень приятно!»

— Я буду красивая, а не жалкая, — сказала Зойка.

— И не хорохорься, — сказал Валахов. — Насчет красоты — может быть… Но что будешь бледнеть и молоть всякую претенциозную чепуху — это уж точно. Я сам много раз, как последний дурак, с видом знатока разглагольствовал об исполнительской манере Ойстраха, ни черта не понимая в музыке. К великому счастью, это проходит, как прыщики на роже. Но, к глубокому сожалению, мне что-то сдается — не до конца проходит. И для того чтобы позволить себе роскошь быть естественным, надо чего-то стоить или хотя бы немножко уважать себя, ненаглядного. А может, для этого надо, как мой старикан, минутку-две постоять лицом к стенке…

Не правда ли, мы содержательно побеседовали? — сказал Валахов. — Ты только не воруй в своей дурацкой столовой! — начал он учить Зойку, потому что от кого-то слышал, что работать в торговле и не воровать «практически невозможно».

— Расскажи мне про свою мать, — попросила она.

— Мама — стандарт. Культурная, как многие генеральши, и нечего про нее говорить. Она тебя не поймет.

Валахов представил свою мать и Зойку рядом, разозлился на мать и сказал Зойке:

— Не умирай только от счастья — завтра мы с тобой поженимся.

— Дурак ты! — сказала ему Зойка и начала свою наивную и прекрасную песню, в музыке и словах которой были неуверенность и вера, утверждение себя и предчувствие счастья:

— Ты мой! Только мой!

Валахов уже слышал однажды, как примерно такую же песню пела опытная женщина. И вот теперь — Зойка. И он подумал, что наивность в таких делах не так уж отстает от опытности.

«Ты моя мудрая Зойка! — подумал он, перед тем как уснуть. — Ты хочешь выйти замуж и не скрываешь этого, не лицемеришь и не строишь из себя недотрогу — ты обещаешь любить меня и стирать мои потные рубахи… Что может быть естественнее и мудрее этого?»

Когда Валахов уснул, Зойка накинула на себя платье и растворилась в черной ночи. Дверь его жилого вагончика, чтобы к нему не заползли фаланги или скорпионы, она плотно закрыла.

***

Уже понемногу наступало утро, когда Валька Соловьев, Гриша Григоридзе и вся их компания ворвались в «валаховское ранчо» и затопали сапожищами.

— Отдыхаешь? — спросили Валахова.

— После трудов праведных, — ответил он, самодовольно зевая.

— Знаешь, отчего погибла Римская империя? — спросили они его.

— В школе проходили, — ответил он. — От сибаритства. — А сам все еще не вставал, потягивался и поглядывал сонным взглядом на ребят; увидел у Валики Соловьева синяк под глазом, но сказал вроде бы про другое: — Чтобы сегодня не только вас — духу вашего на Узени не было!

— Поднять парней Сереги Попружного! — вскакивая, распорядился он, и Эдик Рожнов исчез из его комнаты.

Потом они все вместе вышли на улицу, и уже было утро. Красное молодое солнце выкатилось из-за кромки пустыни. Валахов не посмотрел на солнце, а посмотрел на новенькую бетономешалку, которая стояла в кузове самосвала и со всех сторон была «закутана» досками.

Забравшись в кузов и поплевав на рукав пиджака, он потер табличку с номером и техническими данными бетономешалки — номер был тот же, что и в накладной у Валахова. Значит, эта бетономешалка ехала в Узень вслед за бумагой, да только немного отстала от нее.

Валахов стукнул кулаком по крыше кабины, и Гриша Григоридзе повел свой самосвал на растворный узел. Там, уже подготавливая под бетономешалку площадку, начали работать ребята из знаменитой на весь Мангышлак бригады Сереги Попружного. Распоряжался бородатый паренек, вчерашний «приятель» Валахова по наведению порядка в столовой.

— Как тебя звать? — спросил Валахов бородача, грузно соскакивая из кузова.

— Толик.

— Вот что, Толик, вы эту машину, — Валахов показал на бетономешалку, — немного пообдерите, чтобы она не выглядела такой новенькой. И еще вот что, Толик, к восьми утра она должна дать первый замес.

— Само собой, — сказал Толик.

Валька Соловьев хотел было рассказать Валахову про то, как они «вырвали из пасти Асакяна» бетономешалку, но Валахов остановил его:

— Потом, на досуге, старик. Мне эта история в общих чертах ясна по фонарю у тебя под глазом.

— Тогда я пойду порубаю, — сказал Валька.

— Ага, идите все вместе — там Зоенька вас накормит.

Валька, услышав «Зоенька», раскрыл рот и так, не закрывая его, пошел к столовой.

***

Уже была жгучая жара, когда Потоцкий и Асакян приехали в Узень.

Валахов к их приезду надел тяжелый черный костюм из материала, который называется «Ударник», и, сидя в прорабке, потел в нем.

Асакян был парень молодой, по-южному порывистый и красивый. Он горячился, блестел белками глаз, брызгал слюной и неумело, по-дилетантски, ругался.

Валахов, спокойный и огромный, в шикарном черном костюме, с вузовским значком и с медалью «За трудовую доблесть» на лацкане пиджака, — такой торжественный и нарядный Валахов невозмутимо рассматривал Асакяна и для чего-то курил толстую сигару.

Вообще-то Асакян понравился ему, но тот не выбирал выражений, и Валахов с грустью подумал: «Жаль, но придется не церемониться с ним».

— Где твои бандиты?! — невежливым тоном спросил Асакян.

— Собственно, кого вы имеете в виду? Вы, видимо, обращаетесь не по адресу. Не знаю, как у вас, но здесь живут и работают строители, покорители пустыни, — ребята, которым поручено одно из главных дел нашего поколения. И они это дело делают, как и положено на переднем крае, геройски и самоотверженно… Вы что — имеете в виду этих героев? — поинтересовался Валахов.

Асакян призадумался. А Потоцкий заулыбался, и нетрудно было понять, что оба они растерялись. «Догадались, что совать нам в рот палец надо по крайней мере умело», — так самодовольно подумал Валахов.

— Эти, которые украли мою бетономешалку, — заикаясь от негодования, сказал Асакян.

— Среди моих знакомых, уважаемый гражданин Асакян, воров нет, жуликов и взяточников — тоже! — сказал Валахов, почему-то взглянув только на одного Потоцкого. Но Потоцкому и Асакяну стало ясно, кого он имеет в виду и на что он намекает.

— Я, впрочем, могу объяснить где следует, в чем тут дело… Вы уже видели нашу узеньскую бетономешалку?

— Видели, — кивнули Асакян и Потоцкий.

— Вот на нее накладная. — Валахов положил на стол накладную. — Обратите внимание на номер, проставленный в документе.

Они, чтобы обратить внимание на номер, согнулись над столом, а он сидел и покачивался на задних ножках стула, и это при его весе было опасным делом.

— Какие документы на данную бетономешалку имеете вы? — сквозь сигарный дым спросил он.

Потоцкий протянул Валахову записку Асакяна с просьбой дать во временное пользование нефтяникам бетономешалку. На этой бумажке стояла виза Карпенко: «Не возражаю при наличии возможности».

— Так, — сказал Валахов, прочитав эту записку. — От нее пахнет аферой, очковтирательством и взяткой. Вот что, уважаемые дамы и господа, я могу сказать вам пока лишь частным порядком.

— Валахов! — как на самодеятельной сцене, стукнул себя в грудь Потоцкий. — Нужно помочь Асакяну!

И по тому, как порывисто он это сделал, Валахов понял, что взятку Потоцкий уже получил чистогацом. «Это уж точно, — подумал он. — В грудь стучит, благодетель какой нашелся!»

— Нужно? — спросил он. — Что ж, отдайте приказ демонтировать нашу бетономешалку и подарите ее на вечную память благодарному Асакяну. А мы загорать будем. Мы ведь за этим сюда и приехали? Не правда ли?