Михаил Крюков - Древние китайцы: проблемы этногенеза

• Название: Древние китайцы: проблемы этногенеза
• Автор: Михаил Крюков
• Издательство: Наука
• Жанр: История
• Год: 1978

В монографии рассматривается широкий круг вопросов, связанных с закономерностями формирования этнической общности, древних китайцев. На основе комплексного использования антропологических, археологических, лингвистических, этнографических и исторических источников авторы приходят к выводу, что древнекитайский этнос (общность «хуася») сложился в первой половине I тысячелетия до н. э. В книге характеризуются исторические условия возникновения этнической общности «хуася», особенности ее культуры и языка, а также эволюция ее самосознания.

---

В рецензии на книгу В. П. Алексеева «География человеческих рас» (1974) В. М. Массон, оценивая в целом положительно этот труд, подвергает критике гипотезу о двух очагах сапиентации и о начале образования современных рас в раннем палеолите. Согласно этой гипотезе, «может сложиться впечатление, что процесс расогенеза шел наряду и параллельно с процессом антропогенеза и в каждом из двух очагов самостоятельно формировались как разные виды: в одном — синантроп, в другом — Homo sapiens. При этом, несмотря на двух-очаговый генезис, в обоих случаях складывался идентичный биологический вид» [Массон, 1975, 121]. Неприемлемость этой точки зрения очевидна, и ссылки В. П. Алексеева на роль социальных факторов и стабилизирующего отбора [Алексеев В. П., 1974, 142] не спасают положения. Роль социальных факторов в антропогенезе и расогенезе действительно очень велика. Однако если учесть, что у человека имеется около 7 млн. генов [Эфроимсон, 42–43], то представляется очень мало вероятным возникновение под воздействием этих факторов в двух самостоятельных очагах одинакового уникального сочетания такого комплекса морфологических и физиологических особенностей, который бы позволил говорить о формировании одного и того же вида Homo sapiens в различных регионах. Стабилизирующий отбор, т. е., по определению И. И. Шмальгаузена, «отбор в пользу установившейся нормы при элиминации всех заметных уклонений от этой нормы» [Шмальгаузен, 1969, 236], может, конечно, привести к появлению в разных популяциях сходных сочетаний морфологических и физиологических признаков, но вряд ли может вызвать образование идентичных видов в двух обособленных регионах. Можно вполне согласиться с В. М. Массоном, что «более естественно принять гипотезу Я. Я. Рогинского о широком моноцентризме формирования вида Homo sapiens… С нашей точки зрения, широкая миграция вида Homo sapiens в глобальном масштабе не оставляет сомнений» [Массон, 121].

Первоначальные ареальные (расовые) различия между западными и восточными популяциями людей современного вида начали складываться, вероятно, только в самом начале позднего палеолита и касались главным образом нейтральных, неадаптивных признаков с простой генетической структурой. Различия эти обязаны своим происхождением генетико-автоматическим процессам, которые стимулировались временной, но достаточно длительной изоляцией отдельных групп неоантропов, продвигавшихся на заре человеческой истории из западных районов ойкумены в восточные и ассимилировавших разные группы неандертальцев. Сформировавшиеся позднее (не ранее конца позднего палеолита) австралоидные и монголоидные расы тихоокеанского бассейна унаследовали указанные ареальные различия позднепалеолитических предков и, в свою очередь, передали их своим потомкам, у которых они сохранились, по крайней мере частично, до наших дней [Чебоксаров, Чебоксарова, 88—163; Зубов, 1973, 20–27; Чебоксаров, 1973, 3—19]. «Восточные» (монголоидные и, вероятно, австралоидные) группы популяций отличались от «западных» (европеоидных и негроидных) сохранением большей доли резцов лопатообразной формы, большим процентом круговых узоров на подушечках пальцев, специфическим распределением генов по некоторым системам групп крови (например, почти 100 %-ной концентрацией резус-положительности или высокой частотой особого фактора Даффи) и многими другими одонтологическими, дерматоглифическими и серологическими особенностями [Воронов, 85–89; Cheboxarov, Zoubov, 1-18].

Можно предполагать, что уже в позднем палеолите «восточные» группы популяций не были однородны в расовом отношении. Популяции северной части современного Китая (к северу от Циньлина) принадлежали скорее всего к восточноазиатской (дальневосточной) расе, которая составляла северную ветвь тихоокеанских монголоидов. Именно к этой расе, как мы видели, должны быть отнесены позднепалеолитические черепа из Шаньдиндуна. Учитывая, что во все последующие эпохи различные типы этой расы были наиболее характерны для населения Тибета и всего бассейна Хуанхэ, надо, по-видимому, искать истоки этносов китайско-тибетской языковой семьи среди популяций восточноазиатской расы. К северу от восточных монголоидов в пределах Внутренней Монголии, частично также Синьцзяна и Маньчжурии, жили в позднем палеолите, вероятно, различные популяции континентальных монголоидов, ареал которых простирался в пределы современной МНР и Сибири (к ним относится фрагмент детского черепа из стоянки Афонтова гора II в Красноярске) [Дебец, 1946, 73–76].

В южной половине современного Китая в позднем палеолите обитали, вероятно, различные популяции южной ветви тихоокеанских монголоидов, переходных к австралоидам. Промежуточные монголоидно-австралоидные морфологические черты, как мы знаем, очень характерны для люцзянского человека. На базе южномонголоидных подуляций, входящих в южноазиатскую расу, сложились в более поздние исторические эпохи тайские (чжуан-дунские), мяо-яоские, аустроазиатские (монкхмерские) и аустронезийские этносы, область формирования которых была расположена, по мнению многих исследователей, в Южном Китае и Северном Индокитае. Еще южнее — в Индонезии и, возможно, на Филиппинах — в позднем палеолите жили, надо думать, австралоидные популяции, представленные черепами из Ваджака, Ниа и Аитапе. Возможно, что популяции эти говорили на языках, близких к папуасским и северохальмахерским [Решетов, Чебоксаров, 89—114].

На переходе от палеолита к неолиту

Следующий за поздним палеолитом период археологической классификации — мезолит, или средний каменный век, — изучен на территории современного Китая очень слабо и трудноотделим как от древнекаменного, так и от новокаменного века.

Мезолит Северного Китая

На севере страны — в Маньчжурии, Внутренней Монголии и Синьцзяне — в большом количестве найдены орудия микролитического облика, часть которых может быть отнесена к рассматриваемому периоду. Несомненно мезолитическими являются, например, микролиты Внутренней Монголии, находимые у подножия песчаных дюн вместе со скорлупой страусовых яиц [Maringer, 1950; У Жу-кан, Чебоксаров, 22–24]. Стоянки со сходным микролитическим инвентарем известны и несколько южнее: Шаюань в Шэньси, Линцзинчжай в Хэнани и некоторые другие. Очевидно, здесь в мезолите, как и в конце палеолита, жили немногочисленные степные охотники и собиратели.

О расовой и этнической принадлежности мезолитического населения Северного Китая нам почти ничего не известно. Предположительно к этому времени могут быть отнесены два черепа из Чжалайнора (14) во Внутренней Монголии, о которых до настоящего времени опубликованы только очень краткие данные [Тун Чжу-чэнь]. Предварительное ознакомление автора настоящей главы с этими черепами во время работы в КНР (1956) показывает, что лицо у них очень плоское, абсолютно широкое и высокое, носовые кости слабо выступают, клыковые ямки выражены нерезко, предносовые же, напротив, сильно развиты. Высота черепа № 1, описанного Тун Чжу- чэнем, невелика, по черепному указателю он брахикранен. Возможно, что чжалайнорские находки принадлежали к континентальным монголоидам, в последующие эпохи широко распространенным в Сибири и в Центральной Азии вплоть до Большого Хингана. Чжалайнор в мезолите находился, вероятно, на восточных рубежах расселения этой группы монголоидных популяций. Важно помнить, что и в настоящее время граница между ареалами преобладания тихоокеанских и континентальных монголоидов проходит приблизительно по тем же рубежам [У Жу-кан, Чебоксаров, 23]. Можно предполагать, что чжалайнорские черепа принадлежали предкам каких-то племен, говоривших на палеоазиатских языках.

Культура хоабинь

Гораздо более определенно можно говорить о памятниках, среднекаменного века на территории Южного Китая, входившей в ареал мезолитической хоабиньской культуры.

Культура хоабинь была обнаружена М. Колани в 1926 г. на севере Вьетнама — в провинции Хоабинь, от которой она и получила свое название. Как показали последующие исследования, хоабиньские памятники распространены почти исключительно в горных районах провинций Иенбай, Хоабинь, Ханам, Ниньбинь и Тханьхоа, а также в Верхнем Лаосе, в западной и северной частях Таиланда [Борисковский, 1966, 84]. Орудия хоабиньского типа обнаружены в Индонезии — на Калимантане и Суматре, в Японии и даже в Австралии [Кабо, 1969, 114–128]. На севере ареал культуры хоабинь охватывает часть территории современного Китая южнее р. Янцзы — главным образом провинцию Гуанси.

Остатки хоабиньской культуры встречаются, как правило, в пещерах, расположенных в скальных массивах известняка. Чаще всего такие пещеры находятся на небольшой высоте вблизи рек или ручьев. Культурный слой хоабиньских памятников редко превышает 1 м. Помимо оббитых каменных орудий в них находят сравнительно немногочисленные кости животных— слона, носорога, оленя, кабана. Скопления раковин съедобных моллюсков указывают на то, что хоабиньцы были прежде всего собирателями, хотя занимались также охотой и рыбной ловлей.