Константин Ворон - Тайные практики ночных шаманов. Эргархия – Ночная группа

• Название: Тайные практики ночных шаманов. Эргархия – Ночная группа
• Автор: Константин Ворон
• Жанр: Эзотерика
• Год: 2016
• ISBN: 978-5-17-093781-3

Мир устроен совсем не так, как мы привыкли думать. Потоки Силы окутывают его невидимыми нитями, проявляясь в магических знаках и символах. Тайные знания доступны лишь избранным, среди которых шаманы Севера, жрецы Древнего Египта, индейские вожди, последователи Кастанеды…

Эти знания искали и в России. В 80-е годы исследователи, объединившись в группы, под прикрытием занятий психической саморегуляцией, в ходе своей работы пришли к удивительным результатам.

Реальные люди, реальные события.

В книге рассказывается том, что вы не найдете ни в одном другом источнике, – тайные практики, которые помогут управлять миром.

---

– Иероглифы???

– Ну да. Египетские иероглифы. До нас дошли, собственно говоря, только их изображения. Но когда понимаешь язык иероглифов, можно сделать их живыми.

– А как человек может почувствовать лешего?

– РВ, удача и внутреннее сходство. Нужно, чтобы ваш иероглиф включал в себя иероглиф лешего.

– ???

– Ну, у вас есть имя? Если на улице вас окликнут – обернетесь? Но это, собственно говоря, ваше социальное имя, которое дали родители, потому что так принято. Но есть имя, которое вы получили от Вселенной в момент зачатия. Это и есть иероглиф. Он проявляется в манере ходить, говорить, одеваться. Существует несколько тысяч человеческих иероглифов, хотя самых распространенных всего лишь две-три сотни. Есть куча иероглифов, которые достались миллионам людей, а есть такие, которые получили при зачатии только единицы. У леших всего восемь иероглифов, и они включают в себя только часть некоторых человеческих иероглифов. Вот смотрите.

И он начертил на земле линию с двумя ответвлениями, напоминающую рогатку.

– Вот это иероглиф лешего. А этот – человека.

Барбаросса заключил рогатку в круг и пририсовал внизу линию, напоминающую хвост.

– Видите? Иероглиф человека включил в себя иероглиф лешего. Когда встречаются такие конфигурации, они чувствуют друг друга, понимают и могут общаться. В первый раз, правда, это страшно. Вот Валя и испугалась.

– А у вас и лешего иероглифы совпадают?

– Нет, но я умею их делать. Восемь иероглифов – сущий пустяк. Если захотите – поговорим позже.

Барбаросса церемонно откланялся и ушел в дом. Вместо понимания беседа вызвала недоумение. Слова «поговорим позже» были, судя по всему, главными в его лексиконе.

До обеда оставалось еще полчаса. Я поднялся к своей палатке. На траве загорал Локка – бородатый, флегматичный, ироничный. Он понимающе посмотрел на меня и, ехидно улыбнувшись, предложил пообедать. Похоже, он предпочитал питаться отдельно. Локка вытащил банку с консервами и накормил меня. Я сразу почувствовал к нему доверие.

– Это и есть дзен? – иронично спросил я.

– Это херня, – ответил он. – Игры Барбароссы и Доктора.

Судя по тону, он их несколько недолюбливал.

– Они играют здесь в магию. Я думаю, ты этому не поддашься. Давай лучше поговорим о серьезных вещах.

– А почему ты тогда здесь? – спросил я. – И ведь именно ты пригласил меня сюда, причем именно на магическую практику. А вчера ты сказал, что превращаешь злую магию в веселый дзен.

– Я и хочу, чтобы ты помог мне произвести это превращение.

– Тогда объясни мне, что такое магия и что такое дзен.

– Для Барбароссы магия – способ выкачать энергию из ближнего. Для Доктора – серьезная наука. Барбаросса покажет тебе, как эксплуатировать и привязывать к себе людей, Доктор обучит приемам саморегуляции, остальные – своему ремеслу. Я – дзен и настоящей йоге, приспособленным для местных условий. Нет ни одного места в мире, где бы все это можно было получить сразу, сравнить, взять то, что нужно тебе, и отбросить чепуху.

Я свое предназначение вижу в том, чтобы помочь отбросить чепуху. Есть реальные явления, но есть и их корыстное использование. Очисти все, что ты здесь видишь, от магического шарлатанства, и ты увидишь сияющий дзен. Но поначалу опасайся Барбароссы. Он умеет создавать иллюзии.

– Так Барбаросса врет, когда говорит о леших?

– Я предпочитаю говорить о том, что можно проанализировать, а он – о том, что нельзя рационально понять. Ну что можно разумного сказать о леших? Вот он и говорит загадками, чтобы привязать тебя к себе, заставить интересоваться тем, что невозможно объяснить. Он не врет, он нащупывает вход в твою душу, чтобы завладеть ею. Он будет объяснять тебе все непонятное и завораживающее, но так, чтобы ты сам отдал ему себя. Он уже сказал тебе свою любимую фразу «А об этом поговорим завтра»? Он ведь привязывает тебя к себе этими словами, переносит интерес к себе на завтра, добавляет тебе лишнюю причину задержаться здесь. Когда я вижу все эти мелкие хитрости, то понимаю, что можно и крупные инсценировки создать. Изучай, что они делают, обнаружь их ложь.

– Как?

– Думай. Самое ценное, что у нас есть – мышление. Нет ничего такого, что нельзя понять, трезво размышляя. Запомни: первый шаг к дзену – это освобождение от обаяния Барбароссы.

Я встревожился. С одной стороны, я ночью явственно ощутил толчок на светящейся поляне, и это придавало достоверность словам Барбароссы, с другой – глупо было бы попасть в ловушку, которую видят другие.

После обеда Доктор вывел нас в лес. Из «начальствующего состава» к нам присоединился только плотный короткостриженый субъект с оттопыренными ушами. Такие типы обычно исполняли в кино роли отпетых уголовников. Я назвал его Упырем.

Мы сели напротив группы деревьев, качающихся под ветром, и повторили РВ. Упырь расположился позади группы. В дальнейшем во время выполнения всех наших упражнений он неизменно оказывался в этой позиции. Однажды один из моих товарищей спросил его, почему он всегда садится сзади. «Тыл стерегу», – мрачно ответил Упырь…

– Постарайтесь видеть картинку всем телом, – распорядился Доктор.

Я не понял его слов, а потому сосредоточил внимание на краях поля зрения, произвел растворение и вновь почувствовал скользящее движение сквозь лес. Ветви деревьев, шевеление трав, летающие жучки и бабочки образовали слитный узор – единый трепещущий организм с сотнями внутренних движений. В какой-то момент я вдруг явственно ощутил, что не ветер качает деревья, а это в них происходят таинственные процессы, заканчивающиеся движением. Ветер был скорее их агентом, мышцами деревьев и трав.

Лес, погруженный в дымчатый глицериноподобный студень, походил на скелет сложно организованного живого существа, окруженного едва светящейся оболочкой. Она медленно изгибалась, меняла свои очертания, а внутри, как переносчики нервных импульсов, по четким изогнутым линиям метались осы и мухи. Это видение, как и на утреннем занятии, длилось несколько секунд. Я вдруг понял, что имел в виду Барбаросса, когда говорил о леших, как мыслях леса. Но выразить в словах это понимание не удалось. Оно растворилось, как воспоминание о сне.

Я вышел из круга. Доктор подошел ко мне и выслушал мой рассказ.

– Пойди, отдохни, – сказал Доктор, – на сегодня с тебя достаточно.

Смеркалось. Я почувствовал приступ одиночества, какого не ощущал никогда прежде, и побрел к дому, надеясь, что Лань уже приехала, но вместо нее обнаружил стриженую голову и торчащие уши Упыря. Он о чем-то беседовал с Барбароссой.

Мне остро захотелось прикоснуться к руке Лани, оказаться в чистой комнате тети Люды, послушать ядовитые рассказы дяди Гриши – захотелось в Киев. Но потом я буквально задрожал от любопытства. Природа, люди, события, смутная вражда Локки и Барбароссы, два необычных переживания – происшествие в ночном лесу и видение живого тела леса – все это дышало силой и реальностью, которые я никогда не ощущал в пропитанной бензиновыми парами Москве. И я решил остаться здесь на те две недели, о которых говорил Помощник.

Костер разожгли около десяти часов вечера. Над нами раскинулось иссиня-черное небо, усеянное огромными звездами. Кто-то принес корзину с сыроежками, их накалывали на ветки и разогревали над костром. Сыроежки пузырились кипящим соком, их жадно поедали. Это здесь называлось ужином.

Общего разговора не получилось. Трапезничающие разбились на отдельные группки, и каждая оживленно обсуждала свои темы. Я подсел к тройке молодых ребят, которых заприметил еще утром. Мы познакомились. Один из них был из Питера, другой – харьковчанин, третий – киевлянин. В Бучаке они оказались уже второй раз. Прошлым летом здесь происходили подобные сборы. Они хорошо знали старожилов – Барбароссу, Локку, Помощника, Доктора, Толстяка, Меченого, Скандинава, Черногорца и Упыря. Из прошлогоднего «рядового состава» на этот раз кроме них приехали только два человека – парень и девушка. О том, чем занимались в прошлый раз, рассказывали мало. Я спросил о Толстяке. Харьковчанин рассказал, что тот умеет заживлять раны. Одна девчонка распорола ножом руку чуть не до кости. Толстяк положил на рану свои ладони, остановил кровь. Потом прикрыл глаза, стал причмокивать губами, и края раны сошлись. Когда она уезжала, от пореза остался только узкий белый шрам.