Михаил Харитонов - Путь Базилио

• Название: Путь Базилио
• Автор: Михаил Харитонов
• Жанр: Научная Фантастика

Первый том романа. Соответствует 1–7 главам сказки Толстого. Черновой вариант, начат 9 мая 2013 года, закончен 14 января 2016 года. Правдиво, жизненно, покровосрывно и крышесносно.

---

— Ибо ты, невесомо ступая, подымешься ввысь, — голос Львики размахнулся, взлетел. Молли словно увидела Гермиону, уплывающую от неё в дрожащую синеву одиночества, — и наконец-то разрыдалась.

— А-а-а о-а-ау… — растаяло в воздухе. Музыка кончилась. Зал выдохнул.

Львика сделала паузу, давая собравшимся прийти в себя и подобрать нюни. После чего ухмыльнулась во весь рот, сверкнув клыками, и лихо свистнула. Страус задолбил в барабан, флейта засвиристела весело и звонко.

— Ну что, копытами подвигаем? — бросила певичка в зал. — Этот! Чмошный! Мир! И-го-го — гоу-гоу!

Колыхнулась толпа, раздалося ответное ржанье.

— Это ещё что? — не поняла Молли.

— Песенка дурацкая. Они его всегда вторым номером пускают, — ответила Папиллома. — Девкам нравится. Потрясти попой и всё такое. Не хочешь, кстати?

— Ещё чего, — Драпеза отклячила нижнюю губу. Она страдала. И не хотела, чтобы ей мешали.

Львика заржала и взвилась на дыбы. Сделала уверенный шаг, второй, третий. Драпеза оценила физподготовку певички. Сама она так не могла даже в лучшие годы.

— Чмошный миииир! — радостно закричала Львика, лихо делая стойку на передних и лягая задними воздух.

— Хой! Хой! Гыр-гыр-гыр! — закричали из зала.

Эму отчаянно забарабанил, суча задницей. Задребезжали тарелки. Блок-флейта заорала как резаная.

— Мою кровь! Отсосут! Волосатые зверушки! — выкрикивала Львика, играя передними ногами и отбивая ритм задними.

— Хой! Чмошный миииир! — закричал кто-то из зала, перекрывая шум.

— И испить! Поднесут! Обезжопленной пинкушке! — Львика стукнул хвостом по полу.

— Хой! Хой! — орали поняши. Рыженькая девочка-зажигалка прыгнула на танцпол и лихо затрясла крупом.

— А когда! Та её! Звонко выблюет наружу! Поглядись! Чмошный мир! В эту искристую лужу! — певичка лихо пританцовывала, пиаффируя в испанском стиле[73].

— Хой! Хой! Чмошный мир! Чмошный мир! Чмошный миииир! — орал уже весь зал. На танцполе зажигали уже три поньки, вот уже их стало четыре, пять. Даже у Молли зачесались копыта.

— Аудиторию держит, — заметила незнакомая пони тоном врача, диагностировавшего вывих вместо ожидаемого перелома. — Пеппи, останешься и проследишь, чтобы всё было в порядке. Молли, на улицу быстро.

Драпеза оторопела от такого обращения. Недоумевая, повернулась — и тут до неё, наконец, дошло.

— А-а… а как же… — только и выдавила она из себя.

— В сортир зайди, — милостиво разрешила пони в голубой балаклаве.

Папиллома вскочила, ломанулась через толпу, расталкивая плечьми потные, разгорячённые тела. На мгновение ей показалось, что она увидела Гермиону — уже пьяненькую, с разъехавшимися глазками — но она тут же исчезла.

В сортире была небольшая очередь. Ждать было нельзя. Молли под возмущённые крики пристроилась у самого края длинного напольного писсуара и с шумом облегчилась, обрызгав пол и чьи-то ноги. Скандала, однако, не сделалось: при первом же взгляде на Молли становилось ясно, что сейчас поперёк дороги ей лучше не становиться.

— Де-евушка! Вы белочку забыли свою! — крикнула ей в спину гардеробщица. Молли не услышала.

На улице её буквально притянуло к непритязательной белой карете с занавешенными окошечками. Запряжённые першероны стояли навытяжку, только глазами лупали.

— Долго что-то, — упрекнула её пони в голубой балаклаве. Молли поняла, что огорчила, не заслуживает жизни и попыталась задержать дыхание.

— Не смей, ты мне нужна, — быстро сказала Верховная. — Хотела спросить? Спрашивай.

— Почему я вас не узнала? — выпалила Драпеза.

— Потому что я не хотела, чтобы меня узнавали. И отвела глаза. Ты меня видела, но не понимала, кого видишь.

— И я могла? — пролепетала Молли, леденея от ужаса.

— Проявить неуважение? Нет. Это невозможно. Ты могла не понимать, что это я. Но моя грациозность от этого не исчезнет, — последнее Великая сказала чуть ли не с грустью. — А вообще, ты переволновалась. Пожалуй, тебе стоит поспать, пока не доедем. Спи!

Молли пришла в себя в помещении с высоким потолком. Откуда-то сверху лился красноватый закатный свет. Она лежала на деревянном ложе, тонкие доски чуть прогибались под её тяжестью, и это было приятно.

Взгляд Драпезы упирался в белую стену. На ней, прямо перед глазами, висела картина: беременная хомосапая самка в белом, лежащая под яблоней, с мечом в правой руке и трезубцем в левой. Прямо над выпуклым животом с ветки свисало огромное, размером с сам живот, зелёное яблоко.

Слева стоял табурет, на нём тазик с крупной солью, у правого плеча — ведёрко с водой.

Драпеза собралась с мыслями. Она бывала здесь, и не однажды. Это был так называемый малый приёмный зал Мимими Второй. Здесь можно было побеседовать с Верховной, сохраняя при этом более-менее здравый рассудок и нечто вроде свободной воли. Разумеется, ровно до тех пор, пока это угодно Самой.

Как себя вести, Молли тоже знала. Для начала она попила воды, потом лизнула соль. Язык защипало: соль сама по себе была лёгким противоняшным, а в эту добавляли какой-то «очухан». На вкус это зелье было на редкость омерзительным. Самое же скверное, что оно отравляло вкус любой другой еды — так что о всяких гастрономических радостях на ближайшие сутки можно было забыть. Драпеза не огорчилась: страдания по Гермионе лишили её аппетита.

— Как я сюда попала? — не смогла не спросить она.

— Пришла. Своими ногами, — раздалось сзади. Верховная говорила в какое-то устройство, искажавшее звуки. От её собственного, неискажённого голоса даже самые стойкие к няшу пони начинали быстро плыть.

— Я же спала? — не поняла Драпеза.

— Чтобы ходить, не обязательно просыпаться. Чтобы жить — тоже, — сказала Верховная. — Твой следующий вопрос: зачем ты мне понадобилась. Это ты узнаешь очень скоро. Пока скажу, почему имено ты. Во-первых, ты вовремя подвернулась. Во-вторых, мне нужно закруглить одну кадровую ситуацию. Следующий вопрос, будь добра, задай сама.

Молли собралась с мыслями, ещё раз лизнула горькую соль и попыталась сосредоточиться. Как обычно в присутствии Верховной, мысли в голове не задерживались — их выдувало розовым ветром абсолютной преданности, желанья служить беззаветно. Но в данный момент Мимими требовала не этого.

— Что вы там делали? — наконец, вспомнила она ту мысль, с которой заснула.

— Правильно, — в голосе Верховной прозвучало что-то вроде одобрения, и Молли возликовала. — В самом деле. Почему я, такая нежная, пришла на концерт какой-то хамоватой певички? Твоё мнение?

Отвечать Драпезе не хотелось, но и промолчать она не могла.

— Вы её любите… — прошептала она, сбиваясь в комочек в ожидании самого страшного — гнева Верховной.

— Да, люблю, — спокойно сказала Верховная. — Но не в том смысле. Львика — моя дочь. Единственная. Других не будет. Я уже немолода. Да я бы и не стала пытаться. Сейчас поймёшь, почему.

Верховная замолчала. Драпеза, чтобы не забалдеть от присутствия Их Грациозности, принялась рассматривать картину на стене. Она была похожа на фразу в приказном тоне на чужом языке. То есть в ней чувствовался какой-то смысл, простой и конкретный, вот только подступиться к нему было неоткуда.

— У моей дочери сто сорок граций, — наконец, нарушила молчание Мимими. — Она даже не двухсотка. Только когда поёт… потому и поёт. Но сцена это сцена, а жизнь это жизнь.

— М-м-м-мда, — только и выдавила из себя Молли Гвин. Сказать было нечего.

— Это значит, — продолжала Мимими, — что её место — средний класс. Очень средний. Любая пуся, любая девочка за двести, вытрет об неё копыта. Если захочет. А желающие найдутся. Особенно когда узнают, что она моя дочь. А это рано или поздно станет известным. Всё всегда становится известным. Причём пострадает не только она, но и весь наш род. Устройчивое воспроизведение высокой няшности поломалось в самом сильном звене, какая жалость… Я могу заткнуть любой рот, но не все рты сразу. На моё правление ляжет тень. И дальше у меня будет две дороги — или свирепствовать, или утираться. То есть — или в Ночные Кобылы, или в хромые утки. Ни то ни другое меня категорически не устраивает.

Молли не нашлась, что ответить.

— Надеюсь, понятно, что ради счастья дочери и чести рода я пойду на всё? — осведомилась Верховная. — Можешь не отвечать. Так вот. Моя дочь не станет жертвой общества и позором семьи. А поскольку в Эквестрии это неизбежно, она не будет жить в Эквестрии.

— Ыг… ы где? — Драпеза от неожиданности икнула.

-. Я обдумала этот вопрос. Её место там, где нет дискриминации по няшности. Где она сможет жить достойно и приносить пользу Эквестрии и мне лично. Поэтому меня не устраивает какой-нибудь маленький домен на краю света. Хотя хемули говорят, что лучше быть головой пупицы, чем хвостом злопипундрия. Но — нет. Моя дочь не будет прозябать в глухом углу. Мы пойдём другим путём. И в другом направлении.