Михаил Харитонов - Путь Базилио

• Название: Путь Базилио
• Автор: Михаил Харитонов
• Жанр: Научная Фантастика

Первый том романа. Соответствует 1–7 главам сказки Толстого. Черновой вариант, начат 9 мая 2013 года, закончен 14 января 2016 года. Правдиво, жизненно, покровосрывно и крышесносно.

---

Нарисовалась дощатая дверь с кованым кольцом. Из-за неё доносилось песнопенье Григория Лепса — трек менее чтимый, чем святые слова Ваенги, но тоже соборно-благословенный.

Почтительно дослушав песнь до конца — прерывать святое караоке считалось серьёзым косяком, при случае даже и наказуемым соборно — кот решительно дёрнул за кольцо. Дверь не поддалась, он дёрнул сильнее, потом сообразил, что она может открываться и внутрь. Тогда он её толкнул — и замер на пороге.

Это была педобирская молельня. Всю противоположную стену занимал многоярусный иконостас. В киотах, освещённых лампадками, покоились распечатки древних изображений Дочки-Матери. Иконы были сотворены, что называется, пиксель в пиксель, с трудом и тщанием. Это была какая-то малоизвестная серия — не популярные среди авторитетов Страны Дураков «машенькина потаёнка» или «ангельская попка веронички клубнички», а файлы из каких-то дальних закоулков Сундука. Черноволосая человеческая девочка — именно это слово приходило на ум созерцателю — сосредоточенно медитировала на софе, раскинув неправдоподобно тонкие ножки. Крохотное отверстие её Святого Лона было целомудренно заполнено каким-то молитвенным предметом — то ли вибратором, то ли иной духовной вещью из тех, что использовали в таких случаях древние. На непривычно узком лице застыл такой истовый, неземной экстаз, что даже Базилио, относящегося к Соборному Культу как к заблуждению, пробрало.

— Да благословит Мать и Дочь тебя приветствует, пресвятой депутат Госдумы Викентий Виленович Пархачик, сохранивший для нас сии святые образы, — почтительно произнёс кот полную ритуальную формулу и поклонился.

— Воистину благословит и приветствует, — раздался низкий голос педведа. Он лежал, распластавшись, перед иконостасом, грудой рыжего меха. Рядом с ним лежала балалайка — очень старая, из пожелтевшей кости.

— Ты хочешь почтить Дочку-Матерь, странник? — осведомился хозяин помещения. — Если так, то склонись перед Лоном Дочери, и мы вознесём ей святое караоке.

— У меня иная вера, — вежливо ответил кот, — однако я ни делом, ни словом, ни помышлением не посягал на Дочку-Матерь, и за сей базар отвечаю соборно. Я просто прохожий, зашёл обогреться. Если я помешал твоим духовным занятиям, то прости, я пойду.

— Дочка-Матерь любит всех своих отцов и детей, — ответил педобир, поднимая голову, — даже заблудших. Я отец Онуфрий Невротик. Это фамилия, пишется оная слитно, — добавил он, явно ожидая от кота пошлой шутки.

— Да будет славен и высокополезен ваш род, — столь же церемонно сказал Базилио. Педобиру это явно понравилось.

— Отдохни в соседней комнате, странник, ты устал с дороги, — сказал он ласково. — Мне нужно завершить служение — я не прочёл вечернее правило.

Он снова поднялся на колени, взял в когти чётки, и, устремив взор к образам, зашептал святое молитвословие «я в порядке от твоей мохнатки».

Кот тем временем тихо проскользнул в соседнюю комнату, куда вёл низенький проход в стене, завешенный рогожкой.

Там было темно и пахло дымом. В светце торчала истлевшая лучина, внизу под ней, в ушате с водой плавала лёгкая белая зола. Кот нашёл рядом другую, вставил в светец и поджёг левым лазером. Трепещущий огонёк кое-как растолкал темноту в стороны. Та, впрочем, отошла недалеко, но хотя бы стало видны стены — неровные, тёмные. Левую сторону от двери почти целиком занимал огромный сундук с почерневшей от времени крышкой, запертый на огромный ржавый висячий замок. Над сундуком висела иконка из серии «Дочка-Матерь С Сосочками». Кот посмотрел на иконку с интересом: насколько ему было известно, у большинства педобиров такие изображения считались too old. Видимо, хозяин дома приналежал к редкой вселенско-ортодоксальной ветви Соборного Культа, почитающего все файлы из Сундука Мертвеца равночестными и лишь по-разному раскрывающими грани Вечного Образа.

Справа у стенки стоял топчан с кучей тряпья, пахнущего немытым телом. Вонь перебивал запах солёных патиссонов: в углу чернела кадушка под гнётом. На грубо сколоченном столе лежала оловянная тарелка с остатками комбикорма, высилась плошка с осетровой икрой, заправленной маргарином, и стальная полусфера с изящно изогнутой веточкой-хоботком на боку. Присмотревшись, кот понял, что это древний электический чайник с аккумулятором — вещь редкая, дорогая. Он, правда, был не заряжен; такие моменты кот хорошо чувствовал.

Базилио прикинул, что у него есть. Встроенные в его тело тесла-батареи были полны процентов на двадцать: на марш-бросок без единой крошки во рту уходило немало энергии, лазеры тоже приходилось регулярно пускать в ход, а зацепиться за Окову сколько-нибудь полноценным образом ни разу не удалось — самый длительный контакт продолжался секунд пять. Тем не менее, коту захотелось что-нибудь сделать для гостеприимного педобира, ну хотя бы зарядить чайник. Поэтому он вытащил из-под хвоста резервный провод и подсоединил к батарее клеммы, после чего присел на топчан и задумался.

Забухали шаги, зашуршала отодвигаемая рогожка. Отец Онуфрий ввалился и уселся на сундук, заполнив собой чуть не полкомнаты.

— Напрасно расходуешься, странник, — сказал он, заметив провод, соединяющий чайник и кота. — У меня есть электричество. У меня нет чая.

— Тут я бессилен, — кот с усилием втянул в себя провод, тот только свистнул в воздухе. — У меня тоже нет чая. У меня вообще нет еды… и она мне не нужна, — быстро добавил он, видя, как педобир подымается, явно собираясь куда-то лезть.

— Еда нужна даже таким, как ты, — строго сказал педобир. — Попробуй всё-таки патиссон. Сам солил, чесночок и гвоздичка тоже свои, — добавил он с гордостью. — Збс получилось.

Кот недолго отнекивался. Вскорости он уже сидел за столом и разделывался с третьим по счёту патиссоном, закусывая икорочкой. Педобир тем временем дозарядил чайник — под топчаном у него обнаружился мощный никель-кадмиевый аккумулятор, запитываемый от тесла-приёмника — и вовсю дул кипяток с сахаром вприкуску, смешно поддыхивая огромной пастью на удерживаемое в когтях крохотное фарфоровое блюдечко.

За едой разговорились. Как выяснилось, отец Онуфрий некогда был послушником при храме имени Святой Иконы Дочки-Матери В Гольфиках. Потом он ушёл в личное служение, поселился у какого-то местного озера и погрузился в молитвенное созерцание святых икон серии «обнажённая оля». Однако после кончины Великого Ёпрста Апостасия Простатика (тот погиб, как и положено в его фамилии, от облитерирующего простатита) среди осиротевшей верхушки начались дрязги, а потом в лес проникли поняши и довольно быстро подмяли всех под себя своим обычным способом. Отец Онуфрий сопротивлялся овладеванию до последнего, но увы — большинство педобиров, даже из самых стойких, оказались не на высоте служения. Когда Онуфрий увидел своего брата по послушанию, целующего копыто розовой поняшке, он в ярости обдочерил по матери весь поняший род и пожелал уйти. Поняши ему в том не препятствовали и даже помогли обустроиться на нейтральной территории — неуживчивый педобир был знатоком Круга Песнопений Ваенги, поняшами особенно любимым.

Педвед в итоге остался доволен: жизнь на нейтралке оказалась тихой, покойной. Несмотря на редкость и кратковременность тесла-зацеплений, энергии ему хватало — поскольку расходовал её педобир крайне экономно, в основном на разогрев чайника. При ските он устроил огородик, с которого и кормился, пополняя нехватку белка охотой на одичавшую джигурду. Недавно на холм было настоящее нашествие диких осетров-сороконожек, которые обметали икрой все углы. Педобир набрал пять больших банок этого добра, засолил и теперь кушал с маргаринчиком.

— А почему к нахнахам не ушёл? — поинтересовался кот.

— Дочь твою Мать! — педобир почтительно коснулся лапами ушей, умудрившись при этом не уронить блюдечко. — Я бы лучше печень гозмана сожрал. Этой дефной скобейде место в биореакторе. Они никогда не отличались хорошими манерами, а в последнее время последний страх потеряли.

Кот заинтересовался, попросил объяснений. Выяснилось, что за последние два месяца шерстяные, раньше не показывавшиеся годами, наведывались в избушку трижды. В предыдущий раз стащили патефон и две пластинки со святыми песнопеньями, а в крайний свой визит даже вбросили тему про доляху малую, хотя получать со служителей Единой извека считалось соборно наказуемым западлом. Педобир их наглые требования выслушал, угостил патиссончиками и предложил для очищения души от недобрых помыслов вознести перед Лоном Дочери заветное песнопение о Чёрных Глазах. «Чёрные Глаза» они кое-как исполнили, ушли обозлённые и на прощание сказали, что, дескать, «нащ Тарзан саму Дощку-Матэрь скоро жэной сваей сдэлаэт, вах».

— Совсем дефолнулись, — пробурчал Базилио. — Вообще-то такое наказуемо соборно.