Аркадий Адамов - Черная моль (сборник)

• Название: Черная моль (сборник)
• Автор: Аркадий Адамов
• Издательство: Центрполиграф
• Жанр: Криминальный детектив
• Год: 1997
• ISBN: 5-218-00367-0

Аркадий Адамов – известный писатель, автор множества популярных книг, составивших золотой фонд отечественного детектива. Произведения, вошедшие в этот сборник, начинаются в классическом детективном ключе: убийства, кражи, ограбления. Вслед за этим разворачиваются события кропотливого поиска, волнующие читателя своим драматизмом и интригующие маячащей впереди разгадкой.

В сборник входит повесть «Дело «пестрых» и роман «Черная моль».

---

– Если хотите знать, – медленно проговорил он, – то мне тоже так кажется. Не могу только понять, в чем тут дело.

– Мы разберемся в этом деле, Клим. Можешь нам это доверить, – с особой теплотой сказал Геннадий. – Мы очень осторожно разберемся. Извини меня, но я слыхал, что эта девушка тебе нравится. Верно?

– Это не меняет дела.

– Конечно, не меняет. Но…

– Я все равно скажу все, что знаю, – хмуро и решительно произнес Клим. – Так полагаю, что ей помочь надо. Не конченая она.

– Правильно. Поэтому, мне кажется, ее и должна мучить совесть.

– А думаете, не мучает? Еще как! И вообще жизнь у нее криво пошла. Уж я-то знаю.

– Вот-вот, Клим! Ты и расскажи мне о ее жизни.

Клим долго молчал, пристально глядя в одну точку на полу. Было видно, что нелегко ему приступить к такому рассказу.

Наконец он глубоко вздохнул, потом достал пачку «Прибоя» и неторопливо закурил. Руки его при этом чуть заметно дрожали.

– Ну, что ж. Валяйте, пишите.

– Да нет, я так послушаю.

– Ваше дело. Значит, про Лиду могу сказать вот что.

И опять Клим, в который уже раз за последнее время, должен был ломать себя и внутренне удивляться этому. Разве раньше он стал бы вмешиваться в чьи-то дела, рассказывать, может быть, во вред человеку, правду о нем? И не где-нибудь, а в милиции. Да ни за что! «В чужие дела не привык соваться», – ответил бы он, а про себя еще, может быть, и добавил: «Вам скажи, хлопот потом не оберешься, затаскаете». А сейчас рассказывал он эту правду – подозрительную, трудную, опасную – не о каком-то постороннем человеке, а о самом, может быть, дорогом и желанном – о Лиде. И правда эта могла принести ей большие неприятности. Но Клим был уверен, что только так можно помочь Лиде, только так можно снова вывести ее на честную дорогу.

Клим говорил отрывисто, с плохо сдерживаемой болью. Вся любовь его, все сомнения и надежды – все было в этом рассказе, все незримо стояло за скупыми фактами, которые он сообщал, хотя сам Клим и не замечал этого.

Когда он наконец кончил, Геннадий сказал:

– Да, что и говорить, досталось ей. Много вы тут проглядели, – и, помолчав, спросил: – Вот ты сказал, что задержали ее тогда в проходной. А кто именно задержал?

– Перепелкин, кто же еще!

– Ну, и нашли у нее что-нибудь?

– Не знаю. Не интересовался. Отношения у нас тогда были еще, как бы сказать, не налажены. Думать о ней, и то боялся.

Клим сконфуженно усмехнулся.

– Понятно. Значит, это было в середине ноября. Выходит, месяца два назад?

– Выходит, так.

– За два месяца многое могло случиться, – покачал головой Геннадий. – А вот, между прочим, как к ней начальник ее цеха относится, Жерехова, не знаешь?

– Сначала все придиралась, кричала. Я еще тогда к Лиде в цех заходил. Ну, а сейчас, говорят, утихла. Лида даже вроде в любимицы попала.

– В любимицы? Это интересно…

После ухода Клима Геннадий еще долго сидел за столом, куря одну сигарету за другой.

Что ж, теперь он многое знает о Голубковой. И все-таки оставалось еще что-то неясное. Геннадий все еще не мог решить, как вести разговор с этой девушкой.

Наконец он понял: надо самому увидеть эту Голубкову, и не в кабинете, а в обычной для нее обстановке: среди людей, с которыми она работает, – увидеть такой, какой она бывает каждый день, какой знают ее на фабрике.

Посещение фабрики ни у кого не могло вызвать подозрения, так как там уже побывали сотрудники милиции и приезд еще одного не должен был никого насторожить, а тем более спугнуть.

Машина Ярцева притормозила у ворот фабрики, и водитель уже собирался посигналить, когда ворота вдруг распахнулись и оттуда медленно выехала грузовая машина. К ней подбежал высокий худой парень в распахнутом пальто, длинные волосы его разметались на ветру. С игривой усмешкой он крикнул, обращаясь к сидевшей рядом с шофером немолодой широколицей женщине в надвинутой на лоб шапке из серого каракуля:

– По накладной проверять не будем, Полина Осиповна?

– Очумел? – с хрипотцой рассмеялась та и властно бросила шоферу: – Трогай!

Парень махнул им вслед рукой и тут только заметил машину Ярцева.

– Вам, товарищ, куда?

Геннадий давно уже узнал в парне Перепелкина.

– К вам. Из МУРа, – коротко ответил он, протягивая удостоверение.

– Минутку, – засуетился Перепелкин. – Только доложу начальству. Одна нога здесь, другая там. Как в кино. Значит, товарищ Ярцев, да?

– Точно.

– Айн минут.

Перепелкин исчез в воротах. Геннадий усмехнулся, потом вынул из кармана блокнот, на чистом листке записал номер грузовой машины и рядом: «Полина Осиповна». В его деле все могло пригодиться. Вскоре появился запыхавшийся Перепелкин, все так же без шапки, в расстегнутом пальто.

– Прошу, товарищ Ярцев. Тихон Семенович вас ждет, – сказал он, наклоняясь к стеклу машины и стараясь получше разглядеть Геннадия.

Со смешанным чувством настороженности и любопытства входил Геннадий в кабинет. Свекловишников грузно приподнялся в кресле. Вид у него был усталый, невыспавшийся и мрачный. Морщинистые, с нездоровым румянцем щеки отвисали, как у бульдога, под глазами – синеватые мешочки.

– Чем могу служить? – с натугой просипел он.

– Продолжаем работу, – ответил Геннадий. – Хотелось бы пройти по цехам, посмотреть на ваш народ.

– Пора уж и кончать, да нас информировать не мешало бы, – недовольным тоном заметил Свекловишииков. – А то и в главке и в других инстанциях интересуются. А мне и сказать нечего.

– Пока еще рано, Тихон Семенович.

– Рано… Слава богу, убийц задержали. Чего же еще-то?

– Этого никто вам сообщить не мог, – сухо возразил Геннадий, отметив про себя странную осведомленность директора.

– Мог или не мог, уж не знаю, а слухами, говорят, земля полнится, – раздраженно ответил Свекловишников. – Руководству фабрики могли бы доверять. Люди здесь, как-никак, не с неба упали.

«Да уж с неба такой подарочек не упадет», – враждебно подумал Геннадий.

Первое свидание со Свекловишниковым оставило у Геннадия неприятное впечатление. Но он тут же по привычке заспорил с собой: «Какие основания его подозревать? Мало ли у кого какой характер! Может, у него неприятности по работе, или с женой поссорился, или, скажем, печень болит, вот он на всех и собачится. А если бы, значит, хвостом мел, то все в порядке, хороший, мол, мужик? А надпись Плышевского? Это не улика, – сам себя оборвал Геннадий. – Ты еще и самого Плышевского ни в чем не уличил».

Геннадий направился через двор к раскройному цеху.

Громадный, залитый голубоватым неоновым светом цех алел кумачом лозунгов, на окнах стояли горшки с цветами, мерно гудел конвейер, вдоль него за своими рабочими столиками склонились девушки в черных халатах и пестрых косынках.

Геннадий остановился около двери, соображая, с чего начать. Интересовали его два человека: Голубкова и Жерехова. Посмотреть бы на них только, составить пока первое, самое беглое впечатление.

Он остановил проходившую мимо девушку:

– Где начальник цеха, не скажете?

Та с любопытством оглядела его.

– Вон туда ступайте. – Она показала рукой в глубину цеха, где виднелась отгороженная фанерной стеной небольшая комната. – В кабинет ее. – И лукаво добавила: – Как раз в самый спектакль угодите.

– Это какой же такой спектакль? – удивился Геннадий.

– Сами услышите. А пока до свиданьица! – И девушка убежала.

Геннадий подошел к невысокой, растрескавшейся двери. Она оказалась приоткрытой. В комнате у обшарпанного письменного стола Геннадий увидел полную женщину в черном халате, каштановые, с рыжими подпалинами волосы были небрежно собраны в пучок, напряженные глаза под неестественно черными бровями глубоко ввалились, на возбужденном лице проступили красные пятна. Перед ней вполоборота к двери стоял высокий плечистый старик в очках, с седым бобриком волос на голове.

Геннадий остановился около двери у доски с объявлениями и, сделав вид, что читает, прислушался.

Говорила Жерехова, вернее, не говорила, а кричала грубо, почти истерично, временами срываясь на визг:

– Не позволю подрывать мой авторитет! Понял? Кто здесь начальник цеха? Я! Я начальник!… Много на себя берешь, Степан Прокофьевич! Не оступись, понял?… Упрямство для старухи своей побереги! Не хуже тебя производство знаю!…

Шея старика залилась краской, и он досадливо крякнул:

– Эк тебя трясет, матушка! Да нешто я твой авторитет подрываю?

– А кто, как не ты? Ты! Ты!…

– Сама подрываешь. И почему я должен, скажи на милость, каждый раз лучший товар Спиридоновой или там Голубковой отдавать? А другие девчата, по-твоему, не люди, им заработать не хочется?

– Не твоя забота! Моя!

– Нет, матушка, и моя тоже, – сурово возразил старик. – Я мастером был, еще когда ты вот такой девчонкой на фабрику пришла. По совести я тогда поступал с тобой али нет? То-то и оно! Таким и остался. А через тебя и на меня тень падает. Увольняй, рапорта пиши, а срамить себя перед людьми не дам! И тебе заниматься такими делами не советую.