Михаил Харитонов - Золотой Ключ, или Похождения Буратины. Том I. Путь Базилио

• Название: Золотой Ключ, или Похождения Буратины. Том I. Путь Базилио
• Автор: Михаил Харитонов
• Жанр: Научная Фантастика

Первый том романа. Соответствует 1-7 главам сказки Толстого. Черновой вариант, начат 9 мая 2013 года, закончен 14 января 2016 года. Правдиво, жизненно, покровосрывно и крышесносно.

---

Чтобы не заснуть, Буратина изо всех сил ущипнул себя под коленкой.

- Что касается генетического материала Homo... - продолжало тем временем насекомое. - Я, если вы заметили, еврей. Ах да: вы, скорее всего, не знаете, кто такие евреи. Вряд ли вашему слабенькому уму доступна сама концепция богоизбранного народа. Я, наверное, не самый характерный представитель своего племени, по крайней мере внешне - так что не стоит судить по мне о нашей великой нации, столь трагически исчезнувшей в этой гойской заварухе. Однако, даже такое скромное насекомое, как я, всё же заметно отличается от гоев, в особенности умственными и нравственными качествами. У меня, прошу заметить, таки имеется офене аидише копф, то есть светлая еврейская голова. Полагаю, вы уже почувствовали некоторый интеллектуальный дискомфорт в ходе нашего общения? Увы, высокий интеллект - не только дар, но и бремя. Как, впрочем, и любой другой дар. Впрочем, это всё так банально...

- Так чего ты тут делаешь? Какое у тебя применение? - Буратина решил всё-таки добиться от странной твари понятного ответа на простые вопросы.

- Ах, это... Увы, никакого полезного применения у меня нет. Я - артефакт прошедшей эпохи и сохраняюсь как ископаемое. У меня высокий ай-кью, но практической пользы от меня, признаться, немного. Я не гожусь даже как биологическое сырьё: как я уже говорил, никого не интересует генетический материал насекомых. С другой стороны, ем я мало, места практически не занимаю. Меня терпят, поскольку я не приношу вреда, а иногда могу быть полезен... ну хотя бы как независимый консультант по историческим вопросам.

В коридоре послышались шаги.

- А вот и доктор Коллоди. Пожалуй, я вас на время покину. Судя по звукам, сопровождающим его передвижение, он сильно не в духе. Рискну даже предположить, что... - Замза, не договорив, ловко влез внутрь голограммы с огнём и котелком и там затаился. Из огня торчал только кончик длинного уса.

Через минуту в комнату вошёл доктор. По его лицу Буратина понял: стряслось что-то очень скверное.

- Как ты? Живой? - спросил папа Карло без всякого интереса.

Деревяшкин попытался что-то рассказать, но доктор только махнул рукой.

- Плевать. Теперь на всё плевать. Шарманка сдохла, - выдавил он. - Настроечные платы тю-тю.

Глупый бамбук не сразу сообразил, что отец говорит про секвенсор. 

 

Глава 9, в которой мы чуть было не становимся невольными свидетелями совершеннейшего неприличия

3 ноября 10312 года о.Х. Полдень.

Страна Дураков, междоменная территория

 

ИНФОРМАЦИЯ К РАЗМЫШЛЕНИЮ

...Обычно под няшностью понимается способность вызывать у других существ прилив фокусированных на объекте эмоций тона XI 2,5 - 4.0 по обобщённой шкале Бруно (безотчётная симпатия - нежность - энтузиазм - преклонение), вызываемых окситоциновой атакой, часто на фоне резкого повышения уровня андрогенов (у самцов).

В отличие от других паранормальных способностей, няшность наследуется с коэффициентом 0,5 и выше в случае подходящей основы. В настоящий момент устойчиво воспроизводимая Н. имеет место на основе поняш и котегов, хотя имеются косвенные свидетельства о том, что ей обладали даже некоторые дохомокостные существа.

У поняш Н. блокируется Y-хромосомой, что делает её носительницами исключительно самок.

Няшность // Паранормальные способности. Краткий справочник-определитель. 3-е издание. - Издательство "Наука", Директория. 289 г. о.Х. - С. 78.

 

Три, всего лишь три проблемы делали жизнь Пьеро невыносимо ужасной - любовь к девочке с голубыми волосами, айс-дефолт и резь в желудке. Самой невыносимой была третья.

Отравился Пьеро по глупости - схомячил какую-то падаль, найденную в траве. Кажется, это была недоеденная тушка какого-то мелкого зверька вроде дикой крысы. От неё отчаянно воняло, но Пьеро был под айсом и находился в состоянии полного неразличения добра и зла.

В этот день они прошли километров тридцать, по жаре, по сильно пересечённой местности. Карабас с командой не церемонился и вовсю использовал свои возможности психократа. Пьеро даже не чувствовал своих рук и ног - они двигались сами, повинуясь чужой воле. Всё, что можно было делать самому - утирать пот со лба. Вместо этого Пьеро пил солёные капли, стекающие на губы, и шептал имя возлюбленной. В сочетании с набирающим силу айс-приходом оно полностью выносило то немногое, что осталось от мозга. Это было состояние не то чтобы даже приятное, а балдёжное - он был как бы подвешен внутри себя, будто его сердце лежало, скрючившись, в гамаке, над какой-то шевелящейся, движущейся бездной, пробитой навылет мутным дневным жаром. Потом и это прошло, осталась только блаженная зупа подступающего небытия, - и вот тут-то его и пробило на хавчик. Да так пробило, что он даже вывадился на пару секунд из ментального захвата Карабаса и прихватил ту дохлятинку.

Теперь он лежал в родедендроновых зарослях и тихонько постанывал, пытаясь проблеваться. К сожалению, блевать было решительно нечем: всё содержимое желудка Пьеро уже оставил на прошлой стоянке. Ещё хуже было то, что рвотные позывы сопровождались неконтролируемыми эмо-выплесками такой силы, что даже Карабас не выдержал и со словами "полежи пока тут" куда-то ретировался, унося на руках потерявшего сознание Арлекина.

- Я люблю Тебя, о Мальвина, - стонал Пьеро, борясь с тошнотой, - я люблю тебя до смерти своей... нет, больше смерти своей. О смерть, этот старый немецкий маэстро, глаза голубее небес - смерть, отсроченный час, оооо, - он видел, как никнет трава, убиваемая его эмо-полем, как оголяются и чернеют ветви родедендрона, и что-то внутри него просило муки ещё чернее и безысходнее, чтобы облако страдания накрыло весь мир и погасило солнце, опаляющее веки.

От наполнившей поляну нестерпимой тоски умерла в полёте огромная муха и шлёпнулась Пьеро в рот. Тот пососал её и выплюнул, но сил на плевок не было - муха приклеилась к губе и повисла на ней, и повисла.

Потом стало ещё хуже - страдание переплавилось в ровную серую немочь. Пси-способности как будто начисто отрезало: в этом состоянии Пьеро не мог даже самовыражаться. Оставалось читать заветные стихи. Они немного помогали, оттягивали немоготу, давали минутную силу на полвздоха и забвение печальной смерти на полшишечки.

- В тёмной земле упокоился странник блаженный, - шептал он пересохшими губами, откинувшись навзничь и зажмурив глаза. - Бог с его уст принял горькие песни увядания до рассвета, цветком голубым слово его остаётся в обители боли, Георг Тракль, "К Новалису", вторая редакция, надо ж, блядь, я ещё что-то помню... О Русь моя - жена моя до боли, Александр Блок... Нет, Мальвина, нет, не надо, не надо про боль... Что ты заводишь песню военну, флейте подобно, милый снегирь... а-а-а, снегирь, милый, милый, - его неожиданно пронзила острейшая, разрывающая душу жалость к снегирю. Он рыдал и рыдал, а на лицо его медленно осыпались мёртвые лепестки цветов.

Приходил Арле, бил ногами по рёбрам - не помогло. Попытался присунуть - ничего не вышло: вечно бодрый арлекинов петушок наглотался следов негативного эмо-поля, поник головёнкой и не вставал. Арлекин плюнул и оставил Пьеро в покое.

Потом прилетел бэтмен с распученным пузом - видимо, где-то нашёл ручей и из него накляктался. Пьеро со стоном выпил из него грамм сто почти чистой воды, но лучше не стало.

- Как мечтаю услышать я песню дрозда, - лепетал Пьеро, пытаясь, как обычно, вообразить себе собеседника, который мог бы выслушать его и понять. - О дрозд! Пророческая птица, символ магической силы, страж королей и деревьев. Соловей - разновидность твоя. Cредь безмолвья зелёных лесов ты поёшь свою песнь. О, томление вечной любви. Счастье - идти сквозь лес... буээ... вместе с возлюбленной, чело увенчав полевыми цветами, дышать золотом лета... Завиток голубых волос из-под платка... буээ... острые позвонки под одеждой... обещание тёплого запаха шеи... буэээ... никогда не вижу лица твоего, о Мальвина, Мальвина, Мальвина, буэээ! - тут его, наконец, вырвало мочой бэтмена и он потерял сознание.

Очнулся он от того, что солнце напекло голову. Как ни странно, всё остальное было почти в порядке, если не считать растрёпанных чувств и мокрых панталон. Тем не менее, он пришёл в норму, если его обычное состояние можно было назвать нормальным. Во всяком случае, он понял, что вполне способен открыть глаза. Он это сделал - и обомлел.

Над ним склонилось чудесное созданье - маленькая, почти игрушечная лошадка. Пышная гривка цвета молодой пшеницы ниспадала волной на сияющую голубую шерсть, от которой исходил тонкий аромат вербены. Огромные серые глаза, обрамлённые пышными ресницами, смотрели робко и обещающе.

Пьеро ощутил сладкий холод в груди - как будто он медленно тонул в колодце с волшебной водой, пронизывающей его тело насквозь, и это была вода жизни, и в ней утонуть означало родиться - родиться по-настоящему, не здесь, а в серебряном саду по ту сторону печалей и бед, в стране наслаждений, в облаках среди радуг. Это было верное знание о немыслимом, невозможном счастье - и это счастье было перед ним, сладко позёвывало и моргало.