Пантелеймон Кулиш - Отпадение Малороссии от Польши. Том 1

• Название: Отпадение Малороссии от Польши. Том 1
• Автор: Пантелеймон Кулиш
• Издательство: Университетская типография, Страстн. бульв.
• Жанр: История
• Год: 1888

П.А. Кулиш (1819-1897) остается фаворитом «української національної ідеології», многочисленные творцы которой охотно цитируют его ранние произведения, переполненные антирусскими выпадами. Как и другие представители первой волны украинофильства, он начал свою деятельность в 1840-е годы с этнографических и литературных изысков, сделавших его «апостолом нац-вiдродження». В тогдашних произведениях Кулиш, по словам советской энциклопедии, «идеализировал гетманско-казацкую верхушку». Мифологизированная и поэтизированная украинская история начала ХIХ в. произвела на молодого учителя слишком сильное впечатление. Но более глубокое изучение предмета со временем привело его к радикальной смене взглядов. Неоднократно побывав в 1850-1880-е годы в Галиции, Кулиш наглядно убедился в том, что враждебные силы превращают Червонную Русь в оплот украинства-антирусизма. Борьбе с этими разрушительными тенденциями Кулиш посвятил конец своей жизни. Отныне Кулиш не видел ничего прогрессивного в запорожском казачестве, которое воспевал в молодости. Теперь казаки для него – просто бандиты и убийцы. Ни о каком государстве они не мечтали. Их идеалом было выпить и пограбить. Единственной же прогрессивной силой на Украине, покончившей и с татарскими набегами, и с ляшским засильем, вчерашний казакофил признает Российскую империю. В своих монографиях «История воссоединения Руси» (1874-77) и «Отпадение Малороссии от Польши» (1890) Кулиш убедительно показывает разлагающее влияние запорожской вольницы, этих «диких по-восточному представителей охлократии» – на судьбы Отчизны. Кулиш, развернув широкое историческое полотно, представил казачество в таком свете, что оно ни под какие сравнения с европейскими институтами и общественными явлениями не подходит. Ни светская, ни церковная власть, ни общественный почин не причастны к образованию таких колоний, как Запорожье. Всякая попытка приписать им миссию защитников православия против ислама и католичества разбивается об исторические источники. Данные, приведенные П. Кулишом, исключают всякие сомнения на этот счет. Оба Хмельницких, отец и сын, а после них Петр Дорошенко, признавали себя подданными султана турецкого - главы Ислама. С крымскими же татарами, этими «врагами креста Христова», казаки не столько воевали, сколько сотрудничали и вкупе ходили на польские и на московские украины. На Кулиша сердились за такое развенчание, но опорочить его аргументацию и собранный им документальный материал не могли. Нет ничего удивительного, что с такими мыслями даже в независимой Украине Кулиш остается полузапретным автором.

---

Она вытребовала к себе уполномоченных Запорожского войска, и поставила им на вид, что казаки большими купами и целыми войсками вторгаются в соседние земли, что, «выходя на влость» (то есть в королевские и панские имения), притесняют и разоряют людей всякого состояния. По мнению королевских коммиссаров, причиною всему этому было то, что казаки принимают к себе множество всякого народу, при котором и сами не могут устроить между собой надлежащего порядка; а потому коммиссары требовали: чтобы людей, называющихся запорожскими казаками, не было больше одной тысячи; чтоб эти люди «жили на обычных местах, данных королем их старшим, и на влость отнюдь не выходили». Для поддержки их военного быта, им было обещано установленное Стефаном Баторием жалованье — по червонцу и по поставу сукна каразии на каждого. Прочие же (сказано в акте коммиссии), где бы ни находились в духовных и светских имениях, чтобы казаками с этого времени больше не назывались и никаких юрисдикций себе не присвоивали, а были бы во всем послушны панам, начальству своему, наравне с другими подданными. Если же окажутся непослушные, то на таких землевладельцы Киевского воеводства немедленно вооружаются и настоящее свое постановление приведут в действие. А чтобы гасить огонь в искрах (сказано далее) и не дать ему запылать пламенем, все державцы и паны обязаны хватать каждого, кто бы кликнул клич для сбора народа, и без всякого милосердия карать смертью. Кто же из державцев или панов стал бы смотреть сквозь пальцы на сбор таких куп в своих поместьях, а пожалуй, и сам стал собирать в купы разных буянов, такой будет позван в трибунал, наказан смертью, а если бы не явился для оправдания, то — лишением чести. Даже и за доставку на Низ съестных и других припасов шляхтич будет наказан смертью по рассмотрении улик, а простолюдин — непременно тотчас же.

В заключение акта Ольшанской казацкой коммиссии сказано: «Монастырь Трахтомировский, как недавно пожалованный казакам от короля и Речи Посполитой, остается при них, — впрочем не для чего либо другого, как для того, чтоб он был убежищем старым, больным, раненым для проживанья до смерти; собирать же и сзывать в купы, как где-либо, так и там, воспрещается. В противном случае, это пожалованье будет ими утрачено».

Казаки смиренно согласились на все, чего коммиссия от них потребовала, и обещали подчиниться новой регуляции Запорожского войска, но выговорили себе право — обратиться на ближайшем сейме к королю и Речи Посполитой с просьбою о трех пунктах: 1) о том, в котором сказано, что нынешние казаки и их потомки не должны ничего такого делать, что причиняло бы кому-нибудь убыток, обиду или притеснение; 2) о том, по которому не должны они вторгаться во владения «турецкого императора», и без воли и повеления короля и Речи Посполитой, и 3) о том, по которому число запорожских казаков ограничено только тысячью человек.

Казаки знали, что королю без них не обойтись; знали, что совладать с ними панам теперь уже очень трудно, и выжидали благоприятных для своего промысла событий.

Действительно, не прошло году, как то самое правительство, которое повелевало казакам переписаться в одну тысячу, призвало их к оружию в произвольном числе. Для поддержки королевича Владислава в его Московском походе, знаменитый морскими набегами Петр Конашевич Сагайдачный привел к Можайску, под именем Запорожского войска, 20,000 добычников. Распуская во все стороны «загоны» свои, казацкая орда от самой границы проложила к центру Московского царства широкую полосу, подобную тем пустынным пространствам родной Подолии, Червонной Руси и Волыни, которые назывались «татарскими шляхами». Взятые «взятьем» города, поплененные воеводы, повыжженные села говорили красноречиво, какая губительная сила выросла вновь из тех наездников, которые, тому назад двадцать два года, были обезоружены погромом за Сулою. Эти 20,000 полукочевых воинов были тесно связаны между собой добычным промыслом, и не хотели знать интересов быта оседлого. Ремеслами и хлебопашеством они тяготились, «крамарство» презирали; ни к какой правильной и последовательной работе способны не были. Им приходилась по душе одна рискованная жизнь, которой отраду составляла добыча, а поэзию разбойно-рыцарская слава.

Сословие землевладельцев стояло в несогласном противоречии с этим обществом чужеядников, и дальновидные люди уже в акте Ольшанской коммиссии выразили необходимость «гасить огонь в искрах, чтоб не дать ему запылать пламенем». Но большинство шляхетчины, удручаемое правом сильного, пришло к печальному убеждению, что Польша стоит неурядицею (Polska bezrzadem stoi). Даже в сеймовых собраниях проповедовалась мысль: что уничтожить казаков было бы, во-первых, бесчестно, — во-вторых, бесполезно, — в-третьих, невозможно, и королевское правительство, в пропозиции на сейм 1618 года, находило это предприятие «делом трудным». Тем не менее, однакож, оно твердило о необходимости обуздать казацкое своевольство, и вопияло к сейму и к малорусским панам, чтоб они «единодушно согласились гасить этот страшный огонь».

Здесь разносоставная польская нация, при всем своем превосходстве в культурности, не выдерживает сравнения с простоватой Московией по отношению к государственности, обеспечивающей политическую независимость народа. Вместо решительных мер, какими царское правительство клало предел разбоям своих косолаповцев и воров смутного времени, представители польско-русской республики для обуздания воскреснувших Наливайцев, прибегнули к полумерам. В 1619 году, по примеру Ольшанской, собралась новая казацкая коммиссия над речкою Раставицею (ниже Паволочи). В виду этой вооруженной, как и прежняя, коммиссии, на речке Узени (за Белою Церквою) стояли, по выражению акта, «запорожские войска». Обе стороны молча грозили друг другу боем, но с обеих сторон решение спорного дела боевою силою представлялось великим риском, и оно снова было решено только на бумаге.

«За прошлый год (говорили королевские коммиссары казацким уполномоченным) казаки, согласно Ольшанскому постановлению, получили 10,000 злотых и 700 поставов каразии; и за нынешний год отдали мы им такую же сумму деньгами да сукном; потом уже будут они получать не сукном, а наличными деньгами по 40.000 злотых ежегодно в Киеве на св. Илью русского».

В благодарность за это, коммиссары требовали, чтобы казаки дали рыцарское слово и присягнули, что не только те, которые получают жалованье, не будут беспокоить турецкого императора своими набегами, но и других, в случае оказались бы такие своевольники, всячески будут от того удерживать, а тех, которые недавно, в противность запрещению, ходили на море, покарают. Вместе с тем казаки должны были уничтожить морские челны, которых часть (сказано в акте) уже уничтожена, — дабы своевольным не было искушения; оставят лишь необходимые для перевоза на Днепре, но будут содержать при них надежную сторожу, чтобы своевольные не выкрадались на этих челнах в море.

Далее, коммиссары требовали, чтоб от казаков не было больше никаких неприятностей людям в королевских, духовных и панских имениях. Для этого из казацкого реестра должны быть выписаны прочь все ремесленники, шинкари, войты, бурмистры, торговцы, резники, вообще все занимающиеся каким-либо ремеслом, и иные праздношатающиеся люди, которые до пяти лет назывались казаками. «Ибо мы (говорили составлявшие коммиссию землевладельцы) ни под каким видом не согласны на такое огромное число казаков, какое ныне оказалось». Эти выписанные долженствовали подчиняться старостам, державцам, их наместникам и другим панам, кто под кем живет, не отзываясь к войсковому суду, а «паны-молодцы» вступаться за них не должны.

Всего же больше настаивали коммиссары на том, чтобы «паны молодцы запорожцы» или вовсе не жили в имениях земских, духовных, светских, дедичных, или же, если будут иметь в них дома и оседлость, то чтобы оказывали послушание дедичным панам, под которыми будут иметь свои маетности, чтобы из подданства не выламывались и к иным «присудам» не отказывались.

Крайним сроком, к которому казаки были обязаны привести в исполнение свои обещания, назначался св. Илья русский 1620 года. К этому сроку все те, которые не хотят под кем-нибудь жить и быть своему пану подданными, должны были удалиться из его имения и жить где угодно. Те же, которые будут проживать в украинных королевских городах, должны оказывать всяческое почтение своим старостам и в случае надобности, «яко на Украине», действовать против неприятелей св. Креста, под предводительством панов-старост, или их наместников.

В заключение, коммиссары требовали, чтобы казаки, согласно Ольшанскому постановлению, приняли себе «старшего» из руки коронного гетмана, по образцу того, как при короле Стефане Батории был старшим Орышевский.

Казаки, как и в прошлом году, подчинились королевской воле, и благодарили за назначение им жалованья, но не могли определить немедленно свое число, так как брак и выпись ремесленников, торговцев, шинкарей и тому подобных людей потребует немало времени. «Это надобно делать по городам (изъясняли письменно их уполномоченные): таких людей, не принадлежащих к рыцарским занятиям, каковы эти шинкари, кравцы, торговцы и всякие ремесленники, кафанники, балакезы, рыбалты, [37] и тех, которые, выломавшись лет пять назад из присуду своих панов, поделались казаками, мы от себя повыпишем и повыпрем. Пусть они не прикрываются нашими вольностями, пускай подчиняются власти своих панов-старост и их наместников, где кто будет жить. А какое число нас останется, мы доложим его королевской милости с просьбою о ненарушении этих вольностей, но покамест, постановили так: кто хочет оставаться с нами на службе его королевской милости и Речи Посполитой, то, хотя это сильно нарушает наши вольности, пожалованные нам привилегиями наияснейших королей, наших почивающих в Бозе государей [38], и хотя мы должны будем обратиться к его королевской милости и Речи Посполитой, но, если его королевской милости не будет угодно оставить нас при наших вольностях и правах, чтоб выходил из шляхетских имений и искал себе спокойного жительства в имениях королевских, где кому любо; но где имеет или будет иметь оседлость, там будем оказывать старостам, подстаростиям и их наместникам надлежащее почтение. В случае вторжения неприятеля св. Креста должны мы действовать против него, как подобает нам, под начальством старосты, подстаростия или своего атамана, и все то делать, что нам будет следовать. Не сопротивляемся и назначению над нами старшего, вроде того как был некогда Орышевский. Но так как ныне его милость пан-канцлер и коронный гетман не наименовал старшего и отложил его назначение до ближайшего сейма, то и мы пришлем туда послов своих с нашими просьбами, отдаваясь на волю его королевской милости. Мы только просим, чтоб над нами был старшим такой человек, который был бы способен воевать вместе с нами против коронного неприятеля, к славе и пользе короля и Речи Посполитой, и умел бы исходатайствовать у его королевской милости все, что нам нужно».