Каролин Терри - Короли алмазов

• Название: Короли алмазов
• Автор: Каролин Терри
• Издательство: Издательство «Покровка»
• Жанр: Исторические любовные романы
• Год: 1997
• ISBN: 5-89259-006-2

Мэтью Брайт был неотразимо привлекателен. В 16 лет его любовницей стала графиня, а в 19 он хотел жениться на дочери герцога. Но разразился скандал и, поскольку он был беден, двери богатых домов для него закрылись.

Горя желанием разбогатеть и отомстить, Мэтью уехал в Южную Африку, где, после тяжких испытаний, нашел свое богатство на алмазных копях. Женщины по-прежнему не обделяли его своим вниманием. Одних он любил, других использовал в своих целях, пока не встретил ту, единственную…

---

Энн уже начала окончательно терять надежду когда-либо родить ребенка. Больше всего на свете ей хотелось иметь детей, и ее неспособность забеременеть заставляла ее впадать в уныние. Она консультировалась с врачами: все дело в климате, говорили ей; у нее было слабое здоровье, к тому же в ее родне были случаи бесплодия. Энн испытывала острую зависть к Изабель, которая уже родила еще одного сына, и глубокое сочувствие к Джейн, у которой тоже не было детей.

За эти шесть трудных и одиноких лет Энн обставила дом, посадила сад и обучила полдюжины слуг. Для Мэтью и для Корта, который жил с ними, этот дом был родным, но Энн не находила здесь покоя.

Она ненавидела Кимберли: ненавидела пыль, которая забивалась в каждый угол и каждую щелочку; жару, которая лишала ее сил; резкий сухой ветер, который высушивал ее волосы и кожу; и мух, которые облаком вились над ней, куда бы она ни шла. Она ненавидела этот уродливый город и не испытывала уважения к его разноязыким дерзким жителям, большинство из которых стремились добыть побольше денег и как можно скорее.

Однако, никто не догадывался, что она была несчастлива. Как и Мэтью, Энн была горда и скрывала свои истинные чувства. И она постоянно старалась делать что-нибудь нужное.

Что касается слуг, то Генриетта оказалась очень надежной и полезной. У нее был дальний родственник — отличный шеф-повар, и она уговорила Пьера приехать из Франции на алмазные рудники, пообещав ему, что он быстро разбогатеет, и вскоре вышла за него замуж. Энн была очень рада такому повороту событий: во-первых, она получила отличного повара, и во-вторых, сохранила Генриетту. Кимберли был не слишком подходящим местом как для вышколенной горничной, так и для ее утонченной хозяйки.

Сад стал для Энн настоящим источником радости. Она посадила цветы, которые напоминали ей о доме — розы, нарциссы, ноготки, георгины и гвоздики, но она так же увлеклась и южноафриканскими разновидностями, которые она сама привезла из Кейптауна и Наталя. От постоянного полива и тщательного ухода все растения в саду буйно цвели — красные алоэ; белый и желтый арум; агапантус, называемый еще африканской лилией, цветы которого напоминали колокольчики; стрелиция — экзотический цветок с похожими на птиц синими и белыми соцветиями; изящные белоснежные чинчеринции; разноцветные гладиолусы; и наконец, особо любимые Энн пышноголовые изменчивые протеи.

Сознавая свое положение в местном обществе, Энн занималась благотворительностью, но слабое здоровье мешало ей посвятить этим занятиям больше времени. Африканский климат с жаркими душными днями и холодными ночами лишал ее сил. И хотя ей удалось избежать эпидемии тифа и пневмонии, она слегла с лихорадкой, которая иссушила ее тело, и она так и осталась худенькой и слабой.

Жизнь, конечно, не была совсем мрачной. В городе устраивались концерты и званые вечера, бывали представления драматического общества. Однако, жизнь Энн протекала с постоянным ощущением своего одиночества. Никто из дам в городе не соответствовал ей по социальному положению, и это разделяло их. Не меньше чем о ребенке, Энн мечтала о друге. Так случилось, что ее ближайшим другом стал Джон Корт.

Энн с грустной улыбкой вспоминала прошедшие бесплодные годы. Казалось бы, в детской должны были давно звучать голоса детей, потому что спальня была единственным местом, а часы в постели с Мэтью единственным временем, когда она по-настоящему общалась с ним. Вне спальни они редко бывали одни. Конечно, Корт почти всегда обедал с ними, и иногда они принимали гостей. Мэтью часто отсутствовал по вечерам, поэтому Энн много времени проводила одна или в обществе Корта. Иногда у нее возникало такое чувство, что Джон Корт — ее муж, а Мэтью — любовник.

Энн никогда не спрашивала Мэтью, куда он ходит. Если бы она спросила, он мог подумать, что ее это волнует, и она не хотела, чтобы у него создалось такое ложное впечатление. Она считала, что большую часть времени он проводит со своими любимыми алмазами, а другую — с любовницей или любовницами, потому что у него их, вероятно, больше одной.

Гуляя перед обедом по саду с Сэмом, Энн думала о ребенке, который должен был родиться через четыре месяца, и о том, как тогда изменится ее жизнь. Из-за малыша ей непременно надо сегодня застать Мэтью одного и поговорить с ним о важных вещах.

Среди деревьев мелькнул удод, и Энн остановилась, чтобы полюбоваться его экзотическим красным опереньем. Она с удовольствием отдала бы его яркие краски за скромную внешность английского дрозда. Тут Энн заметила какое-то движение у забора. Это был он — этот мальчик — опять он.

С тех пор, как она приехала в Кимберли, она много раз видела, как этот мальчик бродил у дома. Сейчас ему, наверное, лет семнадцать, подумала она; он был весьма непривлекателен — бледный, с неопрятными черными волосами. Самое странное в этих встречах было то, что никто из домашних никогда не упоминал, что тоже видел его, и что Сэм никогда на него не лаял. Напротив, Сэм часто бежал ему навстречу, виляя хвостом и радуясь. Но мальчик бросал камнями в собаку, и та возвращалась к Энн и жалобно скулила, как будто просила объяснить, почему с ней так обращаются.

В последнее время мальчик стал появляться чаще, подумала Энн. Она это заметила, потому что стала очень чувствительна к видимым признакам своей беременности, и несмотря на всю абсурдность ситуации, ей все же казалось, будто мальчик приходит посмотреть на ее расплывающуюся фигуру.

Энн вернулась к дому и опять взглянула в сторону забора, но мальчик уже исчез. Она посмеялась над своими фантазиями и пошла переодеться. Мэтью настаивал, чтобы они переодевались к обеду, независимо от того, были у них гости или нет, а сегодня Энн хотела выглядеть как можно лучше.

Даниэль медленно шел домой.

Домом для него была все та же хижина, которую он делил с Виллемом после смерти Марты и Алиды. Одна местная женщина вела хозяйство для них и еще двух мужчин, один из которых был старше другого почти на сорок лет. Они вели неряшливую холостяцкую жизнь и обычно больше молчали. Виллем и раньше был немногословным, а после смерти Марты вообще замкнулся в себе. Поэтому Даниэль сидел один и размышлял.

Чаще всего он думал о Мэтью. Он начал ходить к большому дому, как только Мэтью привез туда жену. Любопытство заставило его пойти посмотреть на англичанку, чтобы узнать, на кого Мэтью променял Алиду. Она была красивая, Даниэль признал это. Она смотрела на него добрыми глазами и даже несколько раз улыбнулась, когда Сэм вилял ему хвостом. На мгновение Даниэль почувствовал, что готов растаять, но он злился на себя за эту слабость, бросал камнями в Сэма и убегал.

Теперь ему было уже легче поддерживать эту ненависть в своем сердце, потому что он видел, что она ждет ребенка. В память Даниэля навсегда врезался образ Алиды, лежащей в гробу с крошечным младенцем на руках. Его тоска и ревность усиливались, направленные на еще неродившегося ребенка и его мать.

Пока ненависть Даниэля была пассивной, ему достаточно было наблюдать и ждать и позволять ей расти. Однако, оставалось совсем немного времени, когда она толкнет его на активную месть.

Энн застегнула на шее бриллиантовое ожерелье и посмотрела на свое отражение в зеркале. Когда носишь такое украшение, надо много работать над своей внешностью; его великолепие, его огонь и сияние были такими, что алмазы затмевали обладательницу ожерелья, вместо того чтобы подчеркивать ее красоту. На самом деле ожерелье очень похоже на Мэтью, подумала Энн, убедившись, что еще может соперничать с его блеском. У Мэтью была такая сильная личность, что он подавлял всех вокруг себя — даже Джона Корта. В начале их знакомства Энн считала Корта слабым. Потом она поняла, что не Корт был слабым, а Мэтью настолько сильным, что затмевал более мягкий свет личности своего друга.

Энн ждала до конца обеда, чтобы заговорить с Мэтью на волновавшую ее тему.

— Мэтью, я знаю, как неохотно ты занимаешься делами, которые прямо не затрагивают твоих производственных интересов, но есть проблема, которая, я уверена, касается и тебя, и твой долг решить ее.

— Что это? — Его тон едва ли способствовал продолжению разговора.

— Оспа.

Мэтью со звоном поставил бокал с бренди на стол.

— Нет никакой оспы. Ты опять говорила с этим сумасшедшим доктором-буром.

— Ханс Зауэр может быть и родился в Оранжевой республике, но учился в Эдинбурге и он опытный и образованный врач.

— Этот Зауэр — возмутитель спокойствия. Нет никакой оспы, уверяю тебя.

— Нет, есть, — настаивала Энн. — Ты знаешь не хуже меня, что угроза существует уже больше года. Ханс поставил карантин на главной дороге из Кейптауна, где он делает прививки каждому приезжающему, но болезнь как-то просочилась через заслон.

— Он все еще оспаривает отчет врачей? Ты же отлично знаешь, что группу чернокожих рабочих из восточной Африки изолировали, их осматривали все врачи в Кимберли и сделали вывод, что у них не оспа, а кожное заболевание, осложненное пузырчаткой. Отчет подписали доктор Мэтьюс, доктор Мэрфи, доктор Джеймсон и другие, а твой дорогой доктор Зауэр все еще не доволен!