Геннадий Мельников - Цирк уехал, а клоуны остались

• Название: Цирк уехал, а клоуны остались
• Автор: Геннадий Мельников
• Издательство: ТОО «Атом» : КЛФ «Ветер времени»
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 1991

Цезарь Кондратьевич Недосекин, семидесятитрехлетний пенсионер, ведет не самый обычный образ жизни…

---

— Фамилия, имя, отчество, год рождения (пенсионер?), адрес…

Цезарь Кондратьевич отвечал на вопросы, а сам, бледнея, заваливался на спинку стула.

— Вам плохо? — засуетился лейтенант и звякнул графином о стакан. Выпейте воды!

— Не нужно, — прошептал Цезарь Кондратьевич. — Разрешите вот только…

Задержанный протянул руку к настольной лампе, — лейтенант даже не успел среагировать на это движение, — хрустнул баллон электролампочки, осколки посыпались на полированный стол и бумаги.

— Прекратите хулиганить! — крикнул лейтенант. — Карпов!

Это он позвал кого-то из соседнего кабинета. Вошел рослый сержант.

— Ты посмотри, что этот папаша вытворяет! — указал он на Цезаря Кондратьевича.

— Извините, — тихо сказал тот. — Иначе я не мог… Поверьте… Сейчас мне лучше.

Лейтенант и сержант в недоумении переглянулись.

— А теперь можно и выпить, — ожил задержанный и взял стакан с водою, но не сразу поднес его ко рту, а зажал между ладонями, будто грея озябшие руки о стакан с чаем.

И здесь произошло совсем уж непонятное: из стакана неожиданно потянулась вверх резвая струйка пара и раздалось характерное бульканье кипящей жидкости. Цезарь Кондратьевич взял стакан двумя пальцами и приподнял его на уровень глаз, чтобы присутствующим было видно, что вода кипит без обмана.

— Мне противопоказано пить холодную воду, — сказал он и медленно выпил кипяток. Чтобы не испортить полировку стола, Цезарь Кондратьевич пустой стакан поставил на подоконник.

— Клоун, — вытаращив глаза с тихой радостью произнес сержант и, дотронувшись до стакана, отдернул руку. — И правда, горячий!

— Это не фокус, молодые люди, — сказал Цезарь Кондратьевич. — Это слишком даже серьезно. И дальнейший разговор, вернее — монолог, мне удобнее будет записать на пленку, или бумагу (как вам будет угодно).

Лейтенант предпочел бумагу, так как магнитофона в районном пункте правопорядка не было, да и смешно, чтобы он там был. Он протянул задержанному листок бумаги и шариковую ручку, которую тот не взял. Цезарь Кондратьевич сделал несколько маховых движений ладонью по листу бумаги, будто стряхивая с него невидимые пылинки, и поднял лицо на лейтенанта.

— Еще, пожалуйста, один листик…

— А вы… — начал было лейтенант и осекся: лист на столе перед Цезарем Кондратьевичем был полностью заполнен ровными строчками типографского шрифта.

У старшины, смотревшего через плечо лейтенанта, отвисла челюсть.

— Вот это да! Цирк да и только…

Лейтенант вытащил из ящика стола несколько листов бумаги и протянул их Цезарю Кондратьевичу.

— Нет, спасибо, мне хватит и одного, — поблагодарил он лейтенанта и через две-три секунды он также был заполнен, как и первый, но только на три четверти.

— А этот для меня, пожалуйста, — умоляюще попросил сержант, подавая третий лист.

— Сколько угодно, — весело сказал Цезарь Кондратьевич и выполнил его просьбу.

— Не будем отвлекаться, — строго заметил лейтенант и, взяв все три листа, стал читать:

«Цезарь Кондратьевич Недосекин скончался девятьсот восемьдесят два дня назад на семьдесят первом году жизни, и я занял освободившееся тело, успев списать его интеллект до наступления второго порога клинической смерти.

Кто я? — мне неизвестно. Очевидно, в моей осведомленности не было необходимости. Скорее всего — я автомат, робот, предназначенный для выполнения четко поставленной задачи: сбор информации, характер которой мне так же не определен. Я не знаю сколько лет, может даже тысячелетий, назад меня оставили на Земле: по совершении очередного перехода в новое тело, я забываю о предыдущем.

Так и сейчас, используя запись интеллекта Цезаря Кондратьевича, я обязан командовать его телом таким образом, чтобы никто не заподозрил что-то неладное в его поведении, не догадался, что он мертвец. Вот поэтому я и предпочитаю тела одиноких людей, поэтому и обхожу стороною, стараюсь, по крайней мере, собак, которые каким-то чувством угадывают, что я не человек.

Для поддержания жизнедеятельности оболочки я должен был обеспечивать ее едой, теплом, сном… и так далее. Моя же субстанция — это пакеты волн, невидимые и неосязаемые, как ваши радиоволны, которые можно принять за грубую мою модель.

Для передачи информации я ежедневно перестраиваю организм Цезаря Кондратьевича в своего рода разрядник-излучатель, а для этого мне необходим определенный количественный и качественный набор химических элементов. Почти все они оказались в теле Цезаря Кондратьевича, недостающие я пополнил, изменив рацион питания. Все было отлажено, работало четко. Но произошел сбой, скорее всего — разладилось что-то в моей схеме, и мне потребовался вольфрам, вернее, его изотоп 180. В земной коре его по сравнению с другими элементами ничтожное количество. Поступать в тело Цезаря Кондратьевича ему практически было неоткуда. Моя миссия была на грани провала, когда я обнаружил (как? — не буду отвлекаться, а если элементарно, то всякое зверье находит себе для лечения нужные травы и коренья), что вольфрам — это нить накаливания в электрической лампочке. Вопрос отпал, ноя я сразу же столкнулся с другого рода трудностью: пенсия Цезаря Кондратьевича в сто тридцать два рубля хотя и несколько превышала средний уровень, но не соответствовала его громкому имени. При его жизни ее вполне хватало, а после смерти у Цезаря Кондратьевича появилась такая большая статья расхода, как электрические лампочки, на приобретение которых уходило около ста тринадцати рублей. После уплаты за квартиру и коммунальные услуги у него на пропитание ничего не оставалось. Выход я нашел в записи сознания Цезаря Кондратьевича — сбор бутылок.

Я не знаю, был ли заложен в меня запрет на вступление в контакт с людьми, а теперь он снят, или это возникло в связи с необходимостью обеспечения продолжения моей программы, но решение открыться возникло во мне, как команда, минут пятнадцать, и я это сделал…»

Лейтенант закончил читать второй листок и посмотрел на Цезаря Кондратьевича. Тот снова начал бледнеть.

— Это прекратится после двенадцатой порции — вяло пошутил странный задержанный.

Лейтенант неожиданно для самого себя выдвинул нижний ящик письменного стола, зашуршал газетами и вытащил упаковку с электролампочкой.

— Благодарю, — сказал Цезарь Кондратьевич, вынимая лампочку из упаковки. — Чтобы не сорить, я могу и так…

Он поднес лампочку ко рту и откусил, именно откусил, как грушу, половину баллона.

И здесь что-то вспомнил сержант, которые через плечо лейтенанта тоже ознакомился с исповедью гражданина Недосекина.

— Я читал как-то книжку… не помню название. Там тоже кого-то оставили на Земле, вроде вас, с каким-то неизвестным заданием… И его в конце пришлось пристрелить, когда он включался на выполнение этого самого задания. И правильно сделали: мало ли что было заложено в его башку… Да, вспомнил! — «Муха в муравейнике» называется.

— Не муха, а таракан, — поправил более эрудированный лейтенант. — Но здесь совсем другое депо…

Он машинально глянул на третий, последний листок, и сразу отложил его в сторону: для сержанта Цезарь Кондратьевич отпечатал страницу орфографического словаря на букву К (карп, карповый, карпология, карраген…).

— Я обязан позвонить начальству, — сказал лейтенант.

— Пожалуйста, пожалуйста! — заулыбался Цезарь Кондратьевич и пошутил: — Надеюсь, мне зачтется чистосердечное признание?