Ирина Судникова - Исторические рассказы и анекдоты из жизни Русских Государей и замечательных людей XVIII–XIX столетий

• Название: Исторические рассказы и анекдоты из жизни Русских Государей и замечательных людей XVIII–XIX столетий
• Автор: Ирина Судникова
• Издательство: Русский издательский центр
• Жанр: Анекдоты
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-4249-0006-8

Данная книга составлена из шести сборников XIX века и представляет читателю собрание наиболее редких и малоизвестных исторических анекдотов о царствованиях Государей Петра I, Екатерины II, Павла I, Александра I, Николая I, Александра II, Александра III.

Рассчитана на широкий круг читателей.

---

В Турецкую кампанию 1789 года Потемкин обложил какое-то неприятельское укрепление и послал сказать начальствующему в нем паше, чтоб сдался без кровопролития. Между тем, в ожидании удовлетворительного ответа, был приготовлен великолепный обед, к которому были приглашены генералитет и все почетные особы, принадлежавшие к свите князя. По расчету Потемкина, посланный парламентер должен был явиться к самому обеду, однако ж он не являлся. Князь сел за стол в дурном расположении духа, ничего не ел, грыз по своему обыкновению ногти и безпрестанно спрашивал: не едет ли посланный? Обед приходил к окончанию, и нетерпение Потемкина возрастало. Наконец вбегает адъютант с известием, что парламентер едет.

— Скорей, скорей сюда его! — восклицает князь.

Через несколько минут входит запыхавшийся офицер и подает письмо. Разумеется, в ту же минуту письмо распечатано, развернуто… но вот беда: оно написано по-турецки! — Новый взрыв нетерпения.

— Скорее переводчика! — закричал Потемкин.

Переводчик является.

— На, читай и говори скорее, сдается укрепление или нет?

Переводчик берет бумагу, читает, оборачивает письмо, вертит им перед глазами туда и сюда и не говорит ничего.

— Да говори же скорее, сдается укрепление или нет? — спрашивает князь в порыве величайшего нетерпения.

— А как вашей светлости доложить, — прехладнокровно отвечает переводчик, — я в толк не возьму. Вот изволите видеть, в турецком языке есть слова, которые имеют двоякое значение: утвердительное и отрицательное, смотря по тому, бывает поставлена над ними точка или нет, так и в этом письме находится именно такое слово. Если над ним поставлена точка пером, то укрепление не сдается, но если точку насидела муха, то на сдачу укрепления паша согласен.

— Ну, разумеется, что насидела муха! — воскликнул Потемкин и тут же, соскоблив точку столовым ножом, приказал подавать шампанское и провозгласил тост за здоровье Императрицы.

Укрепление действительно сдалось, но только через двое суток, когда паше были обещаны какие-то подарки, а между тем донесение Государыне о сдаче этого укрепления было послано в тот же самый день, как Потемкин соскоблил точку, будто бы насиженную мухой. (1)

* * *

Однажды, в лагере под Очаковом. Потемкин узнал случайно, что в Москве проживает некто Спечинский, отставной военный, который обладает столь необыкновенной памятью, что выучил наизусть все святцы и может без ошибки перечислить имена святых на каждый день. Это очень заинтересовало князя. Он тотчас же отправил к Спечинскому курьера с изрядной суммой денег и приглашением приехать в лагерь. Спечинский принял приглашение с восторгом, воображая, что Потемкин нуждается в нем для какого-нибудь важного дела, обещал многим своим знакомым протекцию и разные милости, наскоро собрался и, проскакав без отдыха несколько суток в курьерской тележке, прибыл под Очаков. Немедленно по приезде он был потребован к князю. С трепетом и радостной надеждой вступил Спечинский в палатку светлейшего и нашел его в постели со святцами в руках.

— Правда ли, — спросил Потемкин, окинув вошедшего равнодушным взглядом, — что вы знаете наизусть все святцы?

— Правда, ваша светлость, — отвечал Спечинский.

— Какого же святого празднуют 18 мая? — продолжал князь, смотря в святцы.

— Мученика Феодота, ваша светлость.

— Так. А 29 сентября?

— Преподобного Кириака, ваша светлость.

— Точно. А 5 февраля?

— Мученицы Агафьи.

— Верно. — сказал Потемкин, закрыв святцы. — благодарю, что вы потрудились приехать. Можете отправиться обратно в Москву хоть сегодня же. (1)

* * *

Некто В.[6] считал себя одним из близких и коротких людей в доме Потемкина, потому что последний входил с ним иногда в разговоры и любил, чтобы он присутствовал на его вечерах. Самолюбие внушало В. мысль сделаться первым лицом при князе. Обращаясь с Потемкиным час от часу фамильярнее, В. сказал ему однажды:

— Ваша светлость нехорошо делаете, что не ограничите числа имеющих счастье препровождать с вами время, потому что между ними есть много пустых людей.

— Твоя правда, — отвечал князь. — я воспользуюсь твоим советом.

После того Потемкин расстался с ним, как всегда, очень ласково и любезно.

На другой день В. приезжает к князю и хочет войти в его кабинет, но официант затворяет перед ним дверь, объявляя, что его не велено принимать.

— Как! — произнес пораженный В. — Ты, верно, ошибаешься во мне или моем имени?

— Никак нет, сударь. — отвечал официант, — я довольно вас знаю, и ваше имя стоит первым в реестре лиц, которых князь, по вашему же совету, не приказал к себе допускать.

В самом деле, с этого времени Потемкин более уже никогда не принимал к себе В. (1)

* * *

Состоять ординарцем при Потемкине считалось большою честью, потому что трудная обязанность — продежурить сутки в приемной перед его кабинетом, не имея возможности даже иногда прислониться. — выкупалась нередко большими подарками и повышениями. Один богатый молодой офицер, одержимый недугом честолюбия, купил за значительные деньги право безсменно провести трое безпокойных суток в передней лица, часто страдавшего безсонницей и катавшегося иногда в такое время в простой почтовой телеге то в Ораниенбаум, то в Петергоф, то за тридцать верст по Шлиссельбургской дороге в Островки, где и поныне возвышаются зубчатые развалины его замка. К несчастию молодого честолюбца сон как нарочно овладел князем, и под конец вторых суток добровольный ординарец истомился и изнемог, затянутый в свой нарядный мундир. Только перед утром третьего дня судьба улыбнулась ему. Князь потребовал лошадей и поскакал в Петергоф, посадив его на тряский облучок повозки. У счастливца, как говорится, едва держалась душа в теле, когда он прибыл на место, но зато в перспективе ему виднелись ордена, повышения и т. п.

— Скажи, пожалуйста, за какой проступок тебя назначили торчать у меня столько времени перед кабинетом? — спросил у своего спутника Потемкин, очень хорошо понимавший трудность дежурства.

— Чтобы иметь счастье лишний час видеть вашу светлость, я купил эту высокую честь, — отвечал молодой человек с подобострастием.

— Гм! — значительно откашлянулся Потемкин и потом добавил: — А ну-ко, стань боком.

Ординарец через силу сделал ловкий, быстрый полуоборот.

— Повернись теперь спиной.

И это приказание было прилично исполнено. Молодой человек, подкрепляемый надеждами при таком тщательном, непонятном ему осмотре, исполнил и это с совершенством.

— Какой же ты должен быть здоровяк! — произнес только Потемкин и пошел отдыхать.

Счастье не вывезло честолюбивому ординарцу. Потемкин не любил открытой лести и раболепного прислужничества, точно так же, как не терпел совместничества и равенства. (1)

* * *

На Потемкина часто находили минуты хандры и уныния, что случалось с ним обыкновенно тогда, когда он встречал какие-либо препятствия к осуществлению своих планов или был раздражен придворными интригами, направленными против него. В такие минуты он затворялся в своем кабинете, никого к себе не принимал, ничем не занимался и почти все время лежал на диване, грызя ногти и потирая лоб. Однажды, в бытность его президентом Военной коллегии, он впал в подобное мрачное настроение духа, которое продолжалось несколько дней. Между тем по коллегии накопилось много нужных дел, требовавших немедленного разрешения. Правитель канцелярии князя Попов был тогда в отлучке, и чиновники не знали, что им делать; после долгого совещания один из них, молодой человек по фамилии Петушков, вызвался отправиться к князю и уговорить его подписать бумаги. Все сочли такой вызов за шутку, но Петушков, подстрекаемый желанием отличиться, к общему изумлению забрал под мышку целую кипу бумаг и бодро вошел в кабинет князя. Потемкин сидел на софе в халате, босой и нечесаный. Петушков смело и с жаром высказал ему, что дела, вследствие медленности, могут прийти в расстройство, и просил его подписать бумаги. Потемкин молча выслушал Петушкова, молча взял перо и подписал все бумаги одну за другой. Торжествующий Петушков, с восторгом и радостью на лице, бежит в канцелярию, крича издали: «Подписал! Подписал!» Все с любопытством и недовернем бросаются к нему, смотрят: бумаги действительно подписаны, но только вместо «князь Потемкин» везде написано «Петушков. Петушков. Петушков»… Последовал общий взрыв смеха, и пристыженный смельчак долгое время не мог отделаться от острот и насмешек товарищей. (1)

* * *

Один из офицеров Черноморского казачьего войска, имевший чин армейского секунд-майора, сделал какой-то проступок. Когда Потемкин узнал об этом, то велел позвать к себе войскового судью Головатого и сказал ему.

— Головатый! Пожури его по-своему, чтоб впредь этого не делал.