Сьюзен Хилл - Туман в зеркале

• Название: Туман в зеркале
• Автор: Сьюзен Хилл
• Издательство: АСТ
• Жанр: Ужасы и Мистика
• Год: 2014
• ISBN: 978-5-17-079591-8

Еще ребенком сэр Джеймс Монмут осиротел и был увезен из Англии в далекую Африку. Он ничего не помнит ни о своем детстве, ни о семье, ни об обстоятельствах гибели родителей.

Прошли годы, мальчик стал известным путешественником, — и теперь, в поисках материала для книги, Джеймс возвращается домой.

Но в Англии его начинают посещать пугающие и странные видения. Снова и снова являются ему рыдающий мальчик и старуха с жестоким лицом.

Кто эти люди — игра его воображения? Или призраки из далекого прошлого, которые вернулись, чтобы призвать к отмщению?..

(16+)

---

— Вы останетесь в Пайре, пока полностью не поправитесь. Мы с Лайонелом так решили.

Я поблагодарил ее — похоже, только это я и делал каждый день во время болезни, прекрасно осознавая, что больше сделать ничего не могу.

— А потом у вас будет достаточно времени подумать, что впереди. Вы стоите на распутье — это перелом в вашей жизни. Вам не следует мчаться вперед, рискуя выбрать неверный путь.

Я допил остатки бренди и снова почувствовал сонливость.

— Это хорошее место, — сказал я. — У меня нет страхов — все тени рассеялись. Здесь мне ничто не причиняет боли.

— Я очень этому рада.

Погружаясь в сон, я вспомнил о старике и собрался было спросить леди Куинсбридж о нем сейчас, подчеркнув, как сильно хотел бы увидеть его еще раз, чтобы выяснить, что ему известно о Монмутах, но я слишком устал для беседы, и мысли стали путаться. Я сказал себе, что сделаю это позже.

«Монмут», — бормотал он. Я услышал сейчас его слабый, скрипучий голос. «Монмут».

Я спал.

По приглашению сэра Лайонела я стал проводить вечера в его кабинете — уютной маленькой комнате в задней части дома, где были книги, стояли глубокие кресла, а на коврике у камина любил лежать старый черный лабрадор Фенни. Здесь за стаканчиком виски у нас заходил разговор о моих путешествиях и о нынешней ситуации в тех странах, которые мне были так хорошо знакомы, от сэра Лайонела я узнавал об Англии многое из того, что раньше было мне неясно: об обычаях, политике, конституции, а также об обществе, как страна функционирует, и об области его деятельности — уголовном праве. Он рассказывал о собственном детстве, большая часть которого счастливо прошла в Шотландии (он был эдинбургцем по рождению, и я чувствовал, что он все еще тоскует по тем краям), о тех временах, когда был солдатом в Южной Африке и Франции, о людях, которых он знал, ландшафтах, которые любил, и, разумеется, о его семье. Чем больше времени я проводил в обществе сэра Лайонела, тем больше он мне нравился, и я не переставал восхищаться им. Он казался человеком обоснованных и продуманных суждений, мужественным, великодушным и добросердечным.

Именно он посоветовал мне начать составлять формальный план работы.

— Оставайтесь с нами еще недельку или две, — сказал он как-то вечером, когда мы сидели у мерцающего огня. Снаружи ветер бушевал в кронах деревьев в парке и бился в окна дома, но здесь было безопасно и уютно, лампы проливали глубокие озерца света на стол и книги и на приятное лицо сэра Лайонела, который сидел, вытянув ноги, посасывая трубку.

— Вам уже лучше, но вы настолько ослабели из-за сильного перенапряжения, что пока не готовы справляться с зимними днями и ночами один в Лондоне, в пустом доме. Почему бы не заняться какой-нибудь рутинной работой здесь? Я всегда считал, что лучше всего, когда есть некая основа для размышлений, это концентрирует ум и успокаивает его.

— Да. Только думаю, я мало что в этом смыслю, я так долго был сам себе хозяин, не говоря уж о том, что я одинокий кочевник.

— Разделите свою жизнь и свои путешествия, возьмите каждую часть отдельно — Африка и ваше детство там, потом Китай и Дальний Восток — и Южная Америка — вернитесь мысленно к вашим странствиям, пройдите заново по собственным следам, вспомните все, что можете — вы заинтересовали меня, когда рассказывали об этом вечерами, вы превосходно вызываете все в памяти и удачно формулируете, у вас тонкие наблюдения. Вы не должны дать всему этому пропасть.

* * *

И вот на следующее утро я приступил к делу. Для меня поставили маленький стол в библиотеке — огромной комнате, которой, по моим ощущениям, пользовались довольно редко. Если сэру Лайонелу требовались книги, он либо забирал их к себе в кабинет, либо устраивался читать рядом с леди Куинсбридж. В библиотеке было не слишком-то тепло, и гуляли сквозняки; она выходила на север, солнце сюда почти не заглядывало. Но для меня растапливали камин, и хотя он слегка дымил и все никак не хотел разгораться, я прекрасно устроился в эркере перед стопкой чистой бумаги. Для начала я снял с полки атлас мира и сидел, пролистывая его, записывая места и даты, отслеживая маршруты и составляя их перечень. Сэр Лайонел был прав: когда я занимался этим, все страны со всеми их индивидуальными особенностями и атмосферой очень живо представали передо мной, я припоминал лица, дома, даже речь, игру света на земле и воде, запахи. Прошлое не было для меня потеряно, и, восстанавливая его, я возвращал свою юность и ту часть моей личности, которую я утратил по приезде в Англию.

Я просыпался со все большим волнением и энтузиазмом, которого хватало на несколько часов, а когда мозги мои уставали настолько, что я не мог дальше продолжать работу, я сидел в спокойствии, удовлетворенный тем, что делаю именно то, что нужно, и что я отыскал начало пути в будущее.

Раз или два, когда я прослеживал предпринятые мной путешествия и вспоминал, почему рискнул отправиться в то или иное дальнее и неизвестное место, мне на ум приходило имя Конрада Вейна, но я от него отворачивался: я решил, что не позволю больше увлечь себя туда, — хотя меня по-прежнему приводило в замешательство, что человек, в которого я верил, которым восхищался, обладает и другой, темной стороной натуры. Я хотел забыть о том, какое он на меня оказал влияние, и стыдился, что так долго и так серьезно заблуждался, пусть даже и по неведению.

Но теперь я был самим собой, Джеймсом Монмутом, это были мои путешествия, и история, которую я хотел рассказать, была только моей.

Следующие несколько дней я спокойно работал и каждое утро неизменно отправлялся в библиотеку сразу же после завтрака, как только сэр Лайонел уезжал в Лондон, в свой кабинет судьи. Как он и предсказывал, установленный порядок сделал меня более спокойным и уравновешенным, — силы прибавлялись, голова была ясной, и я снова почувствовал уверенность в себе. Материал на страницах передо мной сначала записывался почти произвольно, непосредственно таким, как приходил мне в голову, но скоро я начал придавать ему форму, приводя в порядок мои мысли и воспоминания. Казалось, я смогу написать две книги: одну о моем детстве и воспитании в Африке и Индии, а следующую — о времени на Востоке.

Погода стояла унылая и часто сырая — еще зимняя, хотя и мягкая, — но я каждый день гулял в парке, наслаждаясь открывающимися видами и красотами пейзажа. А когда сил прибавилось, стал уходить за пределы усадьбы, совершая длительные прогулки по улочкам разбросанных в окрестностях деревушек. Зачастую я возвращался вдоль Темзы, которая протекала, широкая и полноводная, всего в одной-двух милях от Пайра. Обычно меня сопровождала собака Фенни, весьма неспешно гонявшаяся за палкой, которую я ей бросал, — впрочем, она была уже в почтенном возрасте, и частенько ее нелегко бывало заставить покинуть место у камина. Атак я почти никого не встречал.

Я уже неделю работал над книгой, когда к обеду были приглашены несколько друзей и соседей, и в ходе общего разговора коллеге сэра Лайонела случилось упомянуть о своей поездке на север прошлой осенью.

— Я ездил с Мортенсеном, — говорил он сэру Лайонелу, — это человек, готовый отправиться хоть в джунгли. Я не настрелял столько, сколько обычно, но должен признать, мы провели замечательный день на охоте в восхитительных краях. — Он обернулся ко мне. — Вы были путешественником, мистер Монмут, — сказал он, — и, полагаю, чудесные виды вам не в диковинку, но готов поспорить, что ни вы и никто другой не нарисует мне более величественной перспективы, чем те безлюдные края, что простираются вниз от Рукс-Крег и дальше, к Киттискару.

Моя вилка грохнулась на тарелку.

— Киттискар?

Леди Куинсбридж положила ладонь мне на руку, и все четверо в тревоге уставились на меня.

— О боже, что я такого сказал? — спросил коллега сэра Лайонела. — Вы смертельно побледнели.

— Киттискар, — выдавил я наконец. — Вы сказали — Киттискар.

— Ну да.

— Тогда умоляю вас рассказать мне о нем — описать его — показать мне это место на карте — сказать хоть что-то… — Я в волнении привстал со стула. — Я должен знать!

12

— Это, — сказал он, — самая прекрасная и первозданная часть страны. — Он кивнул в сторону сэра Лайонела. — Даже в сравнении с вашей любимой Горной Шотландией вы не могли бы не оценить ее величия. — Мы сидели вокруг стола, дамы уже удалились, и мужчина, который это говорил, Кроуфорд Мейторн, был адвокатом, худощавым, с острыми чертами лица. — Это суровая, поросшая вереском пустынная местность, с округлыми холмами, чьи пологие склоны спускаются к маленьким деревушкам, стоящим большей частью вдоль быстрых потоков, что текут через все эти края. Это страна овец — выносливых мелких созданий, рассеянных по склонам. На много миль там нет ни единого крупного города, людей там тоже немного для такого обширного пространства, а те, что есть, селятся плотно, друг рядом с другом и видят очень мало чужаков — только в разгар лета, когда туда приезжают компании на пикники. Овцы и шотландские куропатки — а еще орлы да порой, на вершине скалы, канюки. — Он с наслаждением закурил трубку. — Говорю вам, сидеть там и наблюдать тени, пробегающие одна за другой по открытым холмам, видеть, как солнечные лучи выхватывают далеко внизу скопления сланцевых кровель, и слышать лишь жалобный плач ветра да блеянье овец… — Он покачал головой.