Тим Лотт - Блю из Уайт-сити

• Название: Блю из Уайт-сити
• Автор: Тим Лотт
• Издательство: Иностранка
• Жанр: Современная проза
• Год: 2004
• ISBN: 5-94145-194-6

Тим Лотт (род. 1956) — один из самых популярных современных английских писателей. Первая его книга «Запах сухих роз» (The Scent of Dry Roses, 1996) получила премию «За Лучшую автобиографию» в 1996 г. Роман «Блю из Уайт-сити» (White City Blue, 1999) был удостоен премии Уитбреда в 2000 г. Роман «Штормовое предупреждение» (Rumours of а Hurricane, 2002) признан критиками лучшей книгой года. «Блю из Уайт-сити» — роман о конфликте между дружбой и любовью. Дружбой, замешанной на подтрунивании, пиве и ностальгии по Лучшему Дню, который друзья поклялись отмечать каждый год, несмотря ни на что. И любовью к женщине, повлекшей за собой Великое Предательство. Герою романа Фрэнки Блю предстоит сделать выбор между друзьями и женой.

---

Он смотрит на меня умоляюще, и я знаю, что он собирается предложить. Теперь я знаю наверняка, что он пришел сюда не покупать квартиру, а потому что узнал меня, потому что я для него — потенциальная мишень, аспирин, который снимет боль от его ужасной раны.

— Mo… может быть, мы как-нибудь выпьем вместе. Я каждый день прохожу мимо вашего офиса.

Его старческие водянистые глаза какое-то время смотрят на меня не отрываясь. Я вижу, в каком он отчаянии, и меня это пугает. Вспоминаю, что несколько раз он действительно проходил мимо офиса, очевидно, набирался смелости войти. Я делаю глубокий вдох. Мне его искренне жаль и хочется как-нибудь помочь ему, но я не могу. Моя собственная жизнь разваливается на части, она как выжженное поле. И я вдруг вижу свое будущее, или вариант своего будущего, в сидящем напротив Батсоне, который пришел, чтобы предупредить меня, а может, посмеяться надо мной. Почти поддавшись панике, я встаю.

— Очень хорошая мысль, мистер Батсон. Но боюсь, что я слишком…

Он начинает моргать, жестом призывая меня к молчанию.

— Конечно-конечно. Я все понимаю. Я просто так предложил.

Он поспешно встает и протягивает мне руку. Я ее пожимаю. У него сухая, твердая рука. Вижу, как мучается этот гордый, величественный человек, ему стыдно, что он опустился до того, что клянчит чьей-то компании, он чувствует себя как король, вдруг превратившийся в нищего. А мне стыдно, что я не могу — не желаю — ему помочь. Но он — воронка, и я не хочу, чтобы меня засосало.

— Я пойду. Всего хорошего, Фрэнки.

— И вам, мистер Батсон.

— Харри.

— Харри.

Он встает и выходит в поздние летние сумерки, оставив каталог на стуле. Я смотрю на глянцевую обложку. На ней остался отпечаток его пальца.

Минут пять я сижу неподвижно, а потом снимаю телефонную трубку.

Глава семнадцатая ЧБСИ?

Сначала я позвонил Колину. Я беспокоился о нем. Мама сказала мне, что его матери стало хуже. Ведь если Оливия Берден не может обойтись без Колина, логично предположить, что и ему без нее туговато. Более того, я позвонил ему два раза, оставил сообщения, но он так и не перезвонил. Неужели настолько разозлился? До этой размолвки на гольфе он всегда мне перезванивал, сразу же, причем охотно.

В то утро он наконец перезвонил, но разговаривал как-то странно. Не злился, нет, скорее наоборот. Он был какой-то радостный, возбужденный.

— Фрэнки, привет!

— Колин! Как поживаешь, дружище?

— Отлично. Отлично.

— Послушай, мне очень неловко… я не хотел… тогда в гольф-клубе…

— Фрэнки, перестань. Все нормально. Забудь. Правда.

Мне сразу полегчало.

— Знаешь, Колин… давай встретимся. Я все-таки хочу объясниться. Извиниться.

Тишина в трубке.

— Колин? Ты меня слышишь?

— Да. Слышу.

— Ты видел Ноджа? Тони?

— Нет, я никого не видел.

— Вообще никого, что ли?

— Ну да. Так, с одним приятелем встречался, но ты его не знаешь.

— A-а, хорошо. Здорово, — пробормотал я, стараясь поскорее закрыть эту тему.

Снова тишина. Я видел некоторых приятелей Колина. У него их много, и задерживаются они ненадолго. Он бывает на всяких компьютерных тусовках. Эти парни все зануды, неудачники, помешанные на компьютерах. Надеюсь, он не собирается нас знакомить. Разговорами о железе, гигабайтах, чипах и прочей хрени, которыми меня кормил Колин, я и так сыт по горло.

— Слушай, может, встретимся? Вдвоем.

— Хорошо, — отвечает Колин.

Достаю ежедневник: вся неделя занята. Я продолжал урабатываться до полусмерти. Окно есть только сегодня утром: я собирался встретиться со священником Церкви Всех Святых, в которой мы должны были венчаться с Вероникой. Ему очень не понравилось, что мы отменили всё практически накануне свадьбы, вот я и решил зайти, чем-нибудь умаслить его. Подкинуть денег на ремонт купола, на благотворительность, на сирот — короче, на что они там тратят. Он приятный человек, да и вообще торговцу недвижимостью не стоит портить отношения с представителями местной диаспоры. Я наметил встретиться с ним в понедельник между двенадцатью и часом. А от церкви до дома Колина всего ничего.

— А сегодня ты никак не сможешь?

— Смогу.

— Мне нужно встретиться со священником на Рэйвенскорт-парк. В двенадцать.

Опять молчание.

— С кем?

— Со священником. Ну, они в таких черных одеждах. Служат литургии, отпевают, все такое. И венчают.

— А…

— Может, мы с тобой после этого состыкуемся? В парке, скажем, в четверть первого?

— Хорошо.

— Пока, Кол.

— Пока, Фрэнки.

Разговор был три часа назад. А сейчас я еду по шоссе вдоль парка. Притормаживаю свой «бимер», паркуюсь, вылезаю из машины. И вижу Колина: сидит себе на скамейке, крошит хлеб голубям. Он один.

День прохладный, и в парке никого. Кроме одиноко сидящего на скамейке Колина. Вид у него даже хуже, чем обычно: одежда грязная и мятая, волосы немытые. Рубашка на нем явно не по погоде — с коротким рукавом. На лице щетина.

Он увидел меня и просиял. Тут же вскакивает и направляется ко мне. К моему изумлению, обнимает меня. Потом еще раз. Целует в щеку. Отступает на шаг и смотрит так, будто видит меня в первый раз в жизни. Пытаясь загладить неловкость ситуации, говорю:

— Привет, Колин. Роскошно выглядишь. Ты что, выиграл в лотерею?

Колин по-прежнему молчит. Просто кивает головой. Я чувствую себя еще более неловко и пытаюсь завязать разговор.

— Чем занимаешься?

— Да всем понемногу.

Я сажусь на деревянную скамейку, Колин все стоит.

— Так, значит, ты не виделся ни с Тони, ни с Ноджем?

— Нет, я виделся только со своим старым приятелем.

Мне все труднее продолжать разговор. В Колине появилась какая-то неприступность, и это заставляет меня дергаться. Я замечаю, что кусок старой краски прилип к руке, начинаю его отдирать.

— Забавно получилось, правда?

— Что?

— Ну, тогда, на гольфе.

— Да, забавно.

Это становится невыносимым. Я уже начинаю жалеть о том, что позвонил ему.

— Как мама? Все в порядке?

— Да, в порядке.

— Хорошо.

— Отлично.

— Вот и замечательно.

— Хотя… Все не так уж хорошо.

— Нет?

— Нет.

Он смотрит на меня, прищурившись. Глаза запавшие. Выглядит гораздо старше своего возраста, но так он выглядит уже лет пять.

— На самом деле ее забрали.

— Куда забрали?

— В больницу.

— Почему?

— Потому что у нее появились странности.

— Но ведь она… уже давно… то есть…

— Нет, это посерьезней… чем раньше. Она, например, не могла вспомнить, кто она. Ни имя, ни фамилию.

— Ого!

— Начала ходить под себя, и все такое. И по большому тоже. И потом она стала буйной.

— Буйной?

— Она ударила человека из соцстраха. По лицу. Укусила почтальона за руку, когда он принес заказное письмо. Даже на меня пыталась наброситься. Со спицей в руках…

Он повернул правую руку. Прямо над локтем был виден свежий шрам, перетянутый швами в нескольких местах.

— Пришлось ее увезти.

— Я… это…

— Я теперь один в квартире.

У меня нет слов. Наступает долгая пауза. Я слышу звуки парка. В пруду дерутся утки. Дети на площадке кричат друг на друга. Удары мяча на теннисных кортах. Ветер у меня в ушах.

— Ты к ней ездишь?

— Иногда. Она просто сидит в кресле и смотрит в окно. Меня не узнает.

— Ей… она может поправиться?

— Нет. Она скоро умрет.

Он говорит это совершенно спокойно, как будто пиво в баре заказывает. Ровным, вежливым тоном. Я в легком шоке.

— Колин, мне очень жаль. Правда… почему ты мне не позвонил? Я не знал. Все это ужасно.

Колин качает головой.

— Все нормально, Фрэнки. У меня все хорошо. Это очень давняя история. Просто мне нужно было побыть одному, чтобы во всем разобраться. Я сейчас все вижу по-новому, яснее. Знаешь, я иногда думаю, что моя бедная, старая мама слишком на меня полагалась. Уверен в этом. Наверное, не надо было ее так жалеть. Или она не должна была знать, как я ее жалею. Ты понимаешь, что я имею в виду?

«Ё-мое, Кол», — думаю я про себя, а вслух говорю:

— Да, понимаю. Прекрасно понимаю, что ты имеешь в виду. И все равно, старушку Оливию жалко. Это было… она страдала?

На секунду он грустнеет, а потом на его лице снова появляется маска непрошибаемого спокойствия.

— Да. Думаю, она сильно мучилась. И потом, она всего боится. Она страшно напугана. Я пытался объяснить ей, что бояться нечего. Но у нее в одно ухо вошло, в другое вышло.

Я киваю и складываю руки на груди. Мне хочется обнять Колина, прижать к себе, но что-то меня останавливает. То самое «что-то», которое заставляет нас прерывать неловкое молчание, конкурировать с другими, наказывать их, а не утешать. Мне особенно нечего сказать. Ветер ерошит грязные волосы на голове Колина, и от этого он кажется еще более странным. Аккуратный, тщательно начищенный значок «Рейнджерс» приколот к вороту грязной рубашки. Я замечаю рядом с ним еще один, чуть побольше, с буквами «ЧБСИ?».