Елена Клещенко - Мир Стругацких. Полдень и Полночь (сборник)

• Название: Мир Стругацких. Полдень и Полночь (сборник)
• Автор: Елена Клещенко
• Издательство: Литагент «1 редакция»0058d61b-69a7-11e4-a35a-002590591ed2
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 2016
• ISBN: 978-5-699-84824-9

Что произошло у рифа Октопус? Откуда взялся на Марсе канал имени Москвы? Чем закончилась история тринадцати подкидышей, которых так опасался Рудольф Сикорски? Что связывает катастрофу на Далекой Радуге и таинственную планету Пандора?

Аркадий и Борис Стругацкие, Олег Дивов, Роман Злотников, Евгений Лукин и другие в сборнике, посвященном миру далекого будущего, легендарного «Полдень, XXII век»!

Произведения братьев Стругацких, включенные в сборник, публикуются впервые!

---

– А я на вас так рассчитывал… Думал: прочтут, поймут…

И столько неподдельной горечи прозвучало вдруг в голосе незнакомца, что я невольно поднял глаза. И пожалуй, зря. Уж больно у него вид был несчастный. Уныло склонённые рога, бессильно упавший хвост – всё это производило самое удручающее впечатление.

– Простите, но… Ничем не могу помочь.

Фраза далась мне с трудом. Знал, что обижаю, но куда податься? Тема-то и впрямь не моя.

Елена Первушина Петербургская киберреальность

«Петербургское небо мутилось дождем», – почему-то вспомнилось ему.

По старой, странной, еще со школы оставшейся привычке он подумал о себе в третьем лице и тотчас смутился, словно его мысли зависали облачком над головой и каждый прохожий мог прочитать их. На самом деле об этой причуде не знал никто, даже Бронтозавровна. Особенно Бронтозавровна. Если одноклассники просто начали бы гоготать, то Бронтозавровна, наверное, улыбнулась бы по-доброму и предложила бы прочесть «Поединок» Куприна. И Игорь бы сгорел от стыда. Но Бронтозавровна, разумеется, ни о чем не ведала, и Игорь прочел Куприна уже взрослым, узнал, что разделяет свою причуду с безвременно погибшим поручиком Ромашовым, и покраснел так, что сидевшая за соседним столиком в читальном зале библиотеки девушка приняла это на свой счет и еще долго с интересом поглядывала на Игоря.

Хотя нет, услышь каким-то образом Бронтозавровна эту фразу, она, недовольно поморщившись, повторила бы слово «вспомнилось» таким тоном, будто обнаружила гусеницу в своей тарелке с салатом, и спросила бы: «То есть сам герой был думать не в состоянии? За него думает некая сила? Возможно, это такой специальный кибер для думанья?» И вот тогда Игорь сгорел бы от стыда окончательно.

Он перешагнул через зеленую полосу, отделяющую обычную ленинградскую улицу от Музейного квартала – одного из двенадцати островков, где был воссоздан Старый Петербург, и в который раз удивился тому, как меняется походка, когда идешь по брусчатке. Становится неловкой, раскачивающейся, словно неровности покрытия постоянно сбивают с ритма. Наверное, люди, жившие здесь в XIX веке, этого не замечали. А может быть, вымощенная мостовая казалась им удивительно гладкой по сравнению с обыкновенными российскими дорогами, где «вязнут спицы расписные в расхлябанные колеи».

И тут же он снова одернул себя. Что еще за «вымощенная мостовая»? Тавтология-с, сударь! Даже тавтология-съ. Кстати, «тавтология-съ, сударь» – это еще один пример тавтологии, ведь почтительный словоерс именно обращение «сударь» и обозначает. Но, положим, какой-то оробевший чиновник из какой-нибудь Калужской губернии вполне мог сыпать словоерсами и тавтологиями, в первый раз попав в «блистательный Санкт-Петербург». Ну да, печально известный «штабс-капитан Словоерсов» из «Братьев Карамазовых». И довольно об этом.

Но почему он вообще вспомнил эту строчку Блока? Небо над Музейным кварталом, как и над всем Ленинградом, было ясное, весеннее. Правда, из небольшой тучки сыпался мелкий дождик, – вероятно, синоптики решили полить клумбы, – но Игорю даже в голову не пришло накинуть капюшон: редкие капли ласково касались мостовой и цветов на клумбах, но чтобы промокнуть под ними, нужно было очень постараться.

Ожил браслет на руке, подав знак, что соединился с местными транспондерами и готов указать путь к здешним достопримечательностям, если это понадобится.

Игорь вышел к Неве, по которой еще плыли белые и прозрачно-хрустальные дворцы – последний ладожский лед уходил в море. В подъездах домов, выходящих на набережную, застыли дворники, газетчики и лоточники, пережидавшие дождь. Точнее, киберы, изображавшие дворников, газетчиков и лоточников. Людей сейчас здесь не было: будний день да еще и межсезонье.

Едва лоточники заметили приближающегося к ним Игоря, как закричали наперебой:

Конфеты «Шутка»
не в шутку,
а всерьез –
вкусней апельсинов,
душистей роз.
От «Фабричной карамели»
мы убытков не имели.
И налево, и направо,
всюду ей хвала и слава!
Долой запивающих до невязания лык,
не пей «Трехгорное» пиво, –
пей «Двойной золотой ярлык».

Игорь обошел их, поморщившись, но поманил рукой газетчика – кибера с маской веснушчатого мальчишки, обряженного в гимназическую форму, – и взял у него газету, в которой был список открытых музеев. Зажмурившись, ткнул наугад, обнаружил, что выбрал «Дом купца Кельха», поморщился и свернул с набережной в глубь квартала.

* * *

Гуляя по улицам Старого Петербурга, он не мог не вспоминать Бронтозавровну. Так и видел ее презрительно наморщенный нос, так и слышал любимую фразу из любимого Булгакова: «Поздравляю вас, гражданин, соврамши!»

На самом деле его учителя звали Бронислава Захаровна, это имя ребята из четвертой комнаты Ленинградской средней школы номер 117 мгновенно превратили в Бронзахаровну, и, поколебавшись немного в неустойчивом положении, оно соскользнуло к Бронтозавровне, да там и осталось.

Бронислава Захаровна была очень полная да еще и двигалась неловко, как-то дергано, словно заводная игрушка. Зато могла с ходу перечислить всех выдающихся летчиков Первой и Второй мировых войн, их наиболее значимые воздушные бои, назвать крупнейшие танковые сражения и технические характеристики танков, принимавших в них участие, рассказать о самых результативных шпионских операциях времен холодной войны. «Только болваны не учат историю и вынуждены повторять ошибки своих предшественников», – такова была ее коронная фраза.

Группа Бронтозавровны одно время была неустойчивой, постоянно меняла состав, из нее уходили одни ученики, приходили другие, соблазненные запасниками исторических музеев, где Бронтозавровну знали, встречали уважительно, почитали за честь предложить ей руку, когда она с трудом поднималась по лестнице, и были готовы по первой просьбе показать ее ученикам, что и как было устроено в прошлые эпохи, дать посидеть в кабине танка ИС-2 или американской «летающей крепости» Б-17, провести мастер-класс по фехтованию на шпагах или стрельбе из мушкетов. Потом, удовлетворив любопытство, они уходили, на смену им приходили новые, интересовавшиеся уже подробностями Карибского кризиса и тем, кому было выгодно убийство Кеннеди, а Бронтозавровна относилась к этой смене лиц с поистине бронтозавровским спокойствием. Она никогда не пыталась пустить пыль в глаза, понахватавшись общих сведений из БВИ, никогда не обманывала своих учеников, даже в самых что ни на есть педагогических целях. Она словно говорила им: «Я – та, кто я есть. Эксперт в совершенно определенной и довольно узкой области. И об этой области я могу рассказать вам всё, что вы захотите. А вдобавок я могу научить вас быть теми, кто вы есть». Во всяком случае, Игорь понимал ее позицию именно так.

В конце концов вокруг Бронтозавровны сформировалась своя группа – пять человек, которые твердо решили стать историками. «Только лучше не идите в историю Второй мировой, ребята, – по-дружески советовала им она. – Когда я была профессором, то подготовила довольно много аспирантов в этой области, у них сейчас свои ученики. Боюсь, народу там теперь столько, что не протолкнуться. Нет, я верю в ваш энтузиазм и остроту ваших локтей, но разве не интереснее будет найти свою тему?»

Порывшись в БВИ, Игорь узнал, что Бронтозавровна была не просто профессором истории Ленинградского университета, но и экспертом по оружию массового поражения; ее периодически вызывали для консультаций, если где-нибудь находили какой-то грозный «подарок из прошлого» вроде тайного хранилища химических или биологических боезарядов.

Тогда Игорь, которому случалось видеть протезы, высовывавшиеся из рукавов и из-под брючин Бронтозавровны при резких движениях, вообразил себе, что она пострадала при вскрытии одного из таких хранилищ. Он даже провел собственное расследование, встретившись с друзьями, коллегами и бывшими аспирантами Бронтозавровны. Он говорил, что пишет сочинение на тему «Человек, который на меня повлиял». Игорь узнал очень много о подвигах Бронтозавровны на научной ниве, о том, как она искала танки КВ-1 в болотах под Ленинградом, как работала в международной группе, наконец-то обнаружившей подлинную легендарную Янтарную комнату, как разоблачила не менее легендарного афериста Арнаутова, который много лет «заимствовал» свои статьи из работ малоизвестных немецких историков XX века. Наконец, где-то через два месяца хождений и расспросов, бывший соученик Бронтозавровны по Ленинградскому университету проболтался, что она пострадала в юности из-за «осложнений после фукамизации». И оставил Игорю еще одну загадку, ответа на которую он не нашел до сих пор: не сама ли Бронтозавровна, узнав об изысканиях своего ученика, дала разрешение рассказать эту историю. В принципе версия легко могла оказаться правдой, так как Бронтозавровна поддерживала контакт с университетскими приятелями, и они скорее всего сообщили ей о визите Игоря и его изысканиях. Но спросить об этом у самой Бронтозавровны он не решился бы даже сейчас, спустя столько лет.