Сергей Смирнов - Канарский грипп

• Название: Канарский грипп
• Автор: Сергей Смирнов
• Издательство: ТЕРРА
• Жанр: Шпионский детектив
• Год: 1997
• ISBN: 5-300-01556-3

Герой романа — научный сотрудник 38 лет Александр Брянов — вдруг обнаруживает, что в его память кто-то вмешался, «стерев» из нее некоторые факты его биографии и заменив их ложными воспоминаниями.

Что «стерто»? Кем? Почему? Ответить оказалось очень непросто…

---

— Легкая кома, — прокомментировал Никоненко-младший. — Частичную потерю памяти нам гарантируют.

Генерал кивнул и поморщился:

— Дай эпизод «передачи».

Съемка велась с высоты голубиного полета, а точнее — с чердака соседнего дома.

…Майор Павшин направляется от машины к подъезду… ускоряет шаг. Темный микроавтобус неторопливо приближается следом. У самой двери майор вздрагивает… оседает… Крупный план: у него из шеи торчит короткий стерженек с пушистым хвостиком. Черная «Волга» срывается с места и, сделав необъяснимый вираж, бьет левой фарой в мусорный ящик. Из микроавтобуса выскакивают двое в респираторах, быстро подхватывают майора и погружают его в «Волгу», на заднее сиденье.

Один из тех двоих, обогнув машину, с трудом протискивается к рулю — видно, пришлось отпихивать потерявшего сознание водителя — и отгоняет «Волгу» за угол дома.

Из микроавтобуса появляется высокий блондин. Оглядевшись, он входит в подъезд.

Через четверть часа из подъезда выходят бывшая жена Александра Брянова, он сам, одетый с иголочки, нагруженный чемоданом и объемистой заплечной сумкой, а следом за ними — блондин.

Брянов довольно сдержанно прощается со своей бывшей женой — короткий поцелуй в щечку, — а затем блондин помогает ему сесть в микроавтобус.

Его увозят в Шереметьево, откуда спустя три часа он улетит в Италию…

Конечно, все было опасно и неопределенно. Ни разу за свою долгую жизнь генерал не проводил подобной операции — в которой одним из главных этапов была передача своего человека, притом «слепого агента», до конца не знающего своей роли, противнику при почти полной бесконтрольности дальнейших событий.

— Я так в войну на «второй фронт» не надеялся, как сейчас, — мрачно усмехнулся старый генерал. — Давай теперь перейдем к существу дела. Покажи еще раз картинку с «застольем».

Этот фрагмент съемок генерал изучал с предельным вниманием, чуть ли не каждую секунду останавливая кадр.

«Я впервые побывал в этом монументальном заведении очень давно, — с мягкой улыбкой говорил старичок Петр Евграфович Гладинский, зная, что живет на свете последние мгновения. — …Это было лето одна тысяча девятьсот тридцать шестого года от Рождества Христова, кажется, в самом конце июля или начале августа… Вам эти давние времена ни о чем не говорят?»

Генерал поднял руку. Лицо Гладинского застыло на экране.

«Мне ровесник», — с грустью подумал генерал.

Ровесников оставалось совсем мало. И этого, помнившего те давние времена, тоже не стало.

— Он не мог там быть в тридцать шестом, — сказал генерал сыну. — Сельскохозяйственная выставка открылась в тридцать девятом.

— Может, не помнит?.. Не помнил, то есть…

— Ресторан был построен после войны. Сталина уже не было. Я помню. И он, видать, тоже помнит… Здесь дело в другом. Он что-то хотел передать Брянову от себя. Тайно.

— Может быть, не Брянову, а Риттеру?

— Тысяча девятьсот тридцать шестой… Или это важная дата. Или же часть кода.

— Это, бать, интересная мысль, — признал младший Никоненко.

— Насчет лета тоже не просто так. Я вижу по его глазам. Умный дед. Хитрый. Какую-то важную деталь он действительно не знал. Или действительно не помнил… На что-то намекал. Хотел подсказать Брянову. Или, как ты говоришь, этому Риттеру… Пускай дальше.

Генерал просмотрел фрагмент до конца, но больше никаких намеков не заметил.

— Похоже, наш парень много чего вспомнил, — прокомментировал Никоненко-младший страдания Брянова.

— Если бы вспомнил главное, то не плакал бы, а смеялся, как сам сатана, — сказал генерал, немало удивив своего сына. — Дай-ка еще раз последний кадр Гладинского.

…Старик, оставшись за столиком в одиночестве, неторопливо допивает чашечку кофе, потом достает из кармана пластиковый цилиндрик, кладет под язык белую таблетку… потом шепчет что-то себе под нос, торопливо крестится… и вдруг, закидывая назад голову, весь обмякает…

— Обычное коронарное средство, — прокомментировал Никоненко-младший. — Аналог валидола… Маскировка. Цианид внутри. Когда «союзники» нашли его в Бельгии, он охотно вызвался помочь нам. Он так и сказал: «Я опознаю Риттера под любой маской»…

— …в ресторане «Золотой колос», — глубокомысленно добавил генерал.

— Да. Он настаивал на этом месте встречи. У него был какой-то свой план… Он явно ждал дня, когда Риттер воскреснет из мертвых. И у него были основания, чтобы выйти из игры именно таким образом… так красиво.

Эта «игра» была самой необыкновенной «игрой» в трудовой биографии генерала Георгия Никоненко.

В тридцатых годах на одном из маленьких островов Канарского архипелага существовала секретная лаборатория, созданная немцами из тайного, полунаучного-полумистического общества Анненербе, занимавшегося исследованиями древних магических культов. В той лаборатории работал некто Пауль Риттер, выходец из России. Он открыл или создал какой-то чудовищный вирус, способный «записывать» человеческую память и внедрять ее в другой мозг. Английская разведка получила информацию об этой лаборатории, пыталась проникнуть в нее, похитить Риттера, к тому времени создавшего так называемый «штамм А» с записью своей памяти. Операция потерпела неудачу. Немногим позже союзниками было принято решение о бомбардировке. Видимо, новая информация о канарских исследованиях немцев сильно напугала их. Лаборатория была уничтожена. Хотя тело Пауля Риттера не было обнаружено в развалинах подземных сооружений, косвенные сведения указывали на то, что он погиб во время налета. Были также найдены образцы вируса, который, как подтвердили последующие эксперименты, мог попасть в организм и внедриться в мозг только с каплями влаги, попавшей в глаза. Англичане, бомбившие остров, разумеется, наглухо засекретили всю информацию.

В сорок пятом, за месяц до окончания войны, случилось событие, после которого руководители советской военной разведки должны были благодарно перекреститься… В ту пору молодой полковник Никоненко не перекрестился, но зато получил орден.

Корреспондент мальтийской военной газеты, аккредитованный тогда в Москве, был замечен однажды за довольно странным занятием. Он фотографировал в разных ракурсах бывшую помещичью усадьбу Лисовое, что находилась неподалеку от Москвы. Усадьба, ставшая детским домом, не входила в число важных стратегических объектов, а потому репортера не стали арестовывать на месте. За ним установили слежку.

Всего через два дня после необычных натурных съемок корреспондент уехал в Швейцарию. В Цюрихе его багаж был тайно обыскан. С обнаруженных пленок и фотографий были оперативно сняты копии и доставлены в Москву. Здесь полковник Никоненко с большим любопытством рассматривал виды Венеции, Гейдельберга, Берлина, какие-то южные экзотические пейзажи. С подмосковными картинками они складывались в таинственную мозаику.

На двух фотопортретах, как-то выпадавших из ряда, был изображен молодой брюнет довольно благополучного вида. Особенно заинтересовала полковника карандашная пометка, оставленная на обороте одного из цюрихских фотооригиналов: «PR». Выяснилось, что до революции Лисовое принадлежало некоему Теофилу Риттеру, белоэмигранту, который бежал из России вместе с семьей. Жизненный путь его сына, Пауля Риттера, был восстановлен советской разведкой с предельно возможной тщательностью: учеба в Гейдельбергском университете, работа в микробиологическом центре Берлина. Статьи в научных журналах. Внезапное исчезновение из научных кругов.

Тем временем мальтийский корреспондент привел за собой «хвост» в Испанию. Разработка пиренейских связей мальтийца выявила главную цель, небольшую подводную лодку, таившуюся в бухте неподалеку от Гибралтара. Когда субмарина вышла в плавание — всего за несколько дней до падения Берлина, — в Москве было принято решение.

Субмарина, явно принадлежавшая немцам, была потоплена в районе Канарских островов. Трофеем подводной охоты сразу занялись, и, хотя союзные разведки не дремали, английский эсминец к пиршеству «морских стервятников» опоздал. Так в руках у русских оказалась важная часть исследовательских материалов, образцы вируса, как вначале полагали, того самого штамма А — формула и образцы вещества-«адаптора», видовые фотографии, которые были обозначены в материалах как «визуальные ключи-индукторы», а также какие-то разрозненные записки самого Пауля Риттера.

Русская акция в Атлантике вывела союзников из равновесия — и сначала в водах океана, а затем и в разных кабинетах произошло несколько раундов сложных и запутанных разбирательств, которые, по счастью, завершились согласием, частичным обменом информацией, касавшейся невероятных экспериментов, что проводились общим врагом, и договоренностью о постоянном взаимном контроле микробиологической среды на островке Охо-де-Инфьерно (в переводе на русский название островка звучало как «Глаз Преисподней»).