Владимир Михайлов - Восточный конвой [ Ночь черного хрусталя. Восточный конвой]

• Название: Восточный конвой [ Ночь черного хрусталя. Восточный конвой]
• Автор: Владимир Михайлов
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 1996
• ISBN: 5-86067-040-0

В сборник произведений В. Михайлова «Восточный конвой» вошли написанные в жанре фантастического боевика повести «Ночь черного хрусталя» и «Восточный конвой».

---

— Что вы плетете, Граве…

«На такой скорости мне с ним ничего не сделать, — думал Милов, быстро-быстро проигрывая в уме, варианты. — Надо как-то отвлечь его, чтобы он, втянувшись в спор по-настоящему, машинально снизил скорость, и тогда — как собаку…»

— Вы говорите глупости, Граве!

— Вы, Милф, просто ничего не знаете. Сыщик! Плотине помогли развалиться! А вы представляете, сколько для этого потребовалось взрывчатки? Это вам не самолет взорвать… И ведь хватило, не правда ли? И осталось еще много! Много! Вы говорите — заработок, прибыль… А сколько стоит, по-вашему, власть? Сколько стоит спасение планеты? Да-да, не одной только маленькой Намурии, но всей планеты! Потому что — и об этом вы и сами начали догадываться еще раньше — мы всего лишь запал, сигнальная ракета: сегодня одержим победу мы — и завтра это начнется везде, потому что повсюду есть единомышленники и Растабелла — чтобы провозглашать лозунги, — и Мещерски, чтобы реализовать замыслы.

— Граве, Граве, что вы говорите! Вы так тяжело переносите гибель вашей жены — но ведь одно только наводнение наверняка унесло сотни тысяч жизней…

— Им некогда было спастись, да и некуда…

— А все то, что вы начинаете, унесет еще больше. По всей планете — страшно подумать, сколько…

— Чего же тут страшного Милф? Дурная традиция, только и всего. Думать надо реалистически. Современная технология губит мир — это аксиома. Но только при ее помощи можно прокормить столько людей, сколько населяет сейчас Землю! Слишком много людей! Возврат к охранительному ведению хозяйства неизбежно потребует уменьшения их числа. Перенаселение, Милф — вот наша беда. И не надо пугаться рациональных мер, которые приведут к сокращению числа жителей! Не надо! Потому что гибель части лучше, чего всеобщая гибель. Простая и неопровержимая логика, не правда ли? Да, жертвы уже есть и еще будут — но нам ли бояться этого? Ведь мы сражаемся за будущее человечества, Милф! Вот зачем власть, вот для чего нужна сила! И вот для чего — взрывчатка. Вся она пойдет в дело, не беспокойтесь. Чтобы уничтожить! Вырвать с корнем! Выжечь! — Теперь Граве почти кричал, капельки слюны вылетали изо рта и оседали на приборном щитке. — И начнем мы с этого самого Центра, потому что он уже не просто учреждение, он стал символом! Уничтожим символ!

— Вы же сами там работали…

— Да. Но они — сначала Растабелл, а потом и Мещерски — я и с ним ведь разговаривал, — помогли мне понять: постигшее меня — кара за то, что я был с вами. Чинил ваши проклятые «Ай-Би-Эм» и прочие дьявольские орудия. Поделом мне! Но я искуплю. У меня нет другого пути!..

Граве на мгновение повернул к Милову лицо с глазами — дикими, словно искра разума уже совсем покинула их.

— А что касается Рикса — то что ему ничтожные доходы, когда он поднимается на такую вершину, каких мало на Земле: на вершину полновластия! Не беспокойтесь, Лестер прекрасно считает, а он-то уж точно знает, сколько выиграет!

— Но что он сделает с вами, убийцей его жены?

— Со мной? Да ничего! Со мной уже никто и ничего не в состоянии сделать, Милф, потому что сейчас я могущественнее, чем все они вместе взятые, они еще могут чего-то бояться, я же ничего более не боюсь. Я самый сильный и самый свободный человек на Земле сейчас! Что мне Рикс, что мне вы?..

— Граве, — сказал Милов, — прошу вас, остановимся на минутку.

Вместо ответа Граве сильнее нажал на педаль газа.

— Остановитесь же: мне нужно…

— Потерпите, — равнодушно ответил Граве, — недолго осталось. Или обходитесь, как знаете… и, краем глаза уловив почти незаметное движение Милова: — Стоп! Не пытайтесь что-то сделать! Машина набита взрывчаткой, все установлено, как надо, и мы взлетим на воздух даже просто от резкого торможения! Так что сидите тихо, как маленькая мышка — если хотите прожить еще некоторое время!

Милов откинулся на спинку, положил ладони на колени, закрыл глаза. Неожиданно пришло расслабление, и странное спокойствие охватило его, покой безжизненности.

«Ева, — думал он, — родная, нелеп этот мир, и мы с тобой были в нем так же нелепы во всем — начиная с нашего знакомства и кончая тем, чем все это завершается… Нелепо было, наверное, ввязываться в чужую драку, надо было сразу, как только я понял, в чем суть, хватать тебя и мчаться прочь, пусть бы они сводили свои счеты, а мы должны были предупредить весь мир. Но у тебя были твои дети, которые не желают дышать, а у меня. — другие дети, свои, потому что ведь каждое дело, которое мы начинаем, — наше дитя, и мы стремимся заботиться о нем и растить его… Я виноват во всем — в том, что тебя нет! Я, потому что оставил тебя там, хотя должен был понять, что спокойнее тебе быть со мною даже под огнем, чем пусть и у себя дома, но без меня… Поверил логике, а тут ведь логика ни при чем, когда чувствуешь к человеку то, что почувствовал я, — совсем другим надо руководствоваться, не логике верить, а подсознанию. Ты прости меня, маленькая, мне даже не хочется больше убивать этого идиота, мне даже почему-то жаль его… тогда я на миг представил тебя на месте его Лили, и мне сделалось страшно. Почему я в тот миг не подумал, что наши представления помогают событиям реализоваться, — то, что раньше называлось „накликать беду“? Помешало то, что я старый коп, старая ищейка международного масштаба, у меня был след, и я бежал по нему, думая, что смогу вернуться к тебе. Забыл, что если мы и возвращаемся, то не туда, откуда вышли, а в иное время с иным расположением планет. Тебя нет, и мне все равно — пусть убийца жмет на газ, спеша доставить свою взрывчатку в Центр, где она… Где она — что?..»

— Послушайте, Граве, а на кой черт вы тащите в Центр такое количество пластика?

Граве засмеялся — как-то странно, судорожными выдохами.

«Господи, — догадался Милов, — ой же просто не умеет смеяться, наверное, никогда в жизни по-настоящему не смеялся…»

— А вот увидите, Милф! Пройдет совсем немного времени — и вы увидите или, во всяком случае, почувствуете… Да ведь вы и сами прекрасно все поняли, зачем же задавать лишние вопросы?

Милов покосился на спидометр; было где-то под сто сорок.

— Я просто хотел сказать вам, Граве, что если вы действительно хотите доставить ее в Центр, эту вашу контрабандную взрывчатку, то не гоните так, как сейчас: мало ли — не выдержит камера…

— Скорость придает решимости, Милф, вселяет уверенность — разве не знаете? Я бы гнал еще быстрее, но эта колымага уже на пределе, быстрее она просто не может, а другой машины мне достать не удалось — не до того было. Просил у Рикса, но он не дал, хотя, если разобраться, — зачем ему машина, их все равно больше не будет… М-да. К сожалению, у того, сзади, мотор, видимо, посильнее — да и нет у него, наверняка, причин ехать осторожно. Гонит, как ненормальный… Милф, мне не нравится этот преследователь. Оглянитесь. Я разрешаю. Только без глупостей. Понимаю, что у вас может возникнуть искушение, однако, что бы вы ни сделали, Центр вам все равно не спасти, и людей в нем — тоже, но я везу им судьбу легкую и быструю, а другая может оказаться куда мучительнее… Теперь я вас предупредил. Можете посмотреть.

Милов послушно посмотрел в заднее стекло — для этого пришлось извернуться в кресле. Широкая, приплюснутая к дороге машина и в самом деле была теперь куда ближе, чего когда Граве заметил ее впервые.

— Хорошо идет, — сказал Милов. — Классная машина.

— Слишком хорошо. Возьмите ваш автомат, Милф.

— С какой это радости?

— Сейчас вы будете стрелять. Старайтесь попасть в водителя. Или по колесам. Надо остановить его, слышите? Он определенно гонится за нами, хочет помешать мне.

— По-моему, он больше не приближается: держит дистанцию. Ну и пусть себе держит, а?

— Милф, где же ваш опыт? Они держатся позади, потому что собираются стрелять по нам — и не хотят пострадать в случае, если мы взорвемся. А для этого может хватить и одного попадания: у меня ведь и весь багажник набит… Не медлите, стреляйте через стекло — нам оно все равно не понадобится, до своего конца мы доедем и так…

Слишком многословен был и слишком лихорадочно сыпал словами — нет, конечно, с психикой у Граве было совсем плохо, но он сидел за рулем — и ничего с этим не поделаешь.

— Но они ведь не стреляют! И не могу я так, ни с того, ни с сего. А если это совершенно непричастные люди? Ну подумайте, Граве, кто может гнаться за вами? Кому известен ваш замысел? И кто осмелится помешать вам?

— Ну, всегда есть люди, не согласные даже с очевидными истинами. А если они и не при чем — что за беда, если с ними что-то случится? Я ведь уже сказал вам, Милф: перестаньте мыслить по-старинке! Мы с вами сейчас выполняем волю природы, высший закон ее, и мораль природы выше нашей, человеческой. Да стреляйте же, будьте вы прокляты!

— Хотите сигарету, Граве?

— Ну ладно, если вам так не терпится… Я везу пластик, чтобы взорвать ваш чертов Центр, Милф. Все, кто виноват, ответят мне. И уж вы в первую очередь — с вами счет особый.