Вайгель Валентин - Валентин Вайгель. Избранные произведения

• Название: Валентин Вайгель. Избранные произведения
• Автор: Вайгель Валентин
• Жанр: Религиоведение

---

То, что христиане, желая избавиться от греха и придти к Богу и спастись, употребляли все средства, предписанные и преподанные им Церковью, и все свои усилия. И у них ничего не получалось. Обещания Церкви «не срабатывали». Силы затрачивались, а грех никуда не девался. Церковные действия - дела благочестия, аскеза, подвижничество и проч. - предпринимались, причём в доходящей до пределов человеческих возможностей степени (Лютер самым честным образом испытал всё это на себе), а Бог не входил в жизнь в обещанной в «житиях святых» полноте. Грех продолжал действовать в подвижнике. Бедные люди доходили до крайней степени отчаяния... Именно это произошло сЛютером - и именно в этот момент предельного отчаяния ему открылась истина о том, что дела человека ничто, что Бог не принимает никаких «взаиморасчётов», и спасается человек только верой, и что Христос - не грозный Судия Ветхого Завета, а исключительно любовь и утешение. Закон, Ветхий Завет дан для того, чтобы человек познал себя как грешника, уразумел, что сам по себе он не может исполнить ни одной заповеди, что он преступник перед Законом - и обратился к Евангелию, дабы верою принять Христа, в совершенстве исполнившего весь Закон ради нас, и в Нём обрести оставление грехов, утешение и спасение.

Здесь мы ещё остаёмся всецело на почве внутренней жизни. Никакой внешней реформы Церкви из этого не следует. Вышеописанное известно всякому настоящему христианину. Любой христианин, в особенности монах, ведущий подвижническую жизнь, так или иначе проходит тем путём, которым прошёл Лютер[2]. Но - тут вступила в силу История, или, говоря точнее, Промысл Божий. Внутренние изменения, произошедшие с Мартином Лютером, совпали не только с опытом многих его современников, но и со сложившейся ктому моменту церковной, общественной, культурной и политической обстановкой. Промысл Божий несомненно виден здесь в том, что Бог поставил христиан перед неким духовным заданием - совсем не новым по сути, изначальным в христианстве, но к тому времени явно созревшим, так сказать, именно «массово»: внутри себя перейти от Ветхого Завета к Новому, от закона к благодати, от внешне-дисциплинарного «мы» к свободному и лично ответственному перед Богом «я», к состоянию «зрелого мужа», взрослости, «оставления младенческого», о чём говорил ещё Апостол Павел (1 Кор. 13, 11). Следствием этого явилось то, что Реформация вышла извнутри душ вовне - и предъявила претензии наличной церковной действительности.

Сначала ни о какой «другой церкви» речи не шло. Само латинское слово «реформировать» буквально означает «восстанавливать», «возвращать в прежнее состояние»; второй смысл этого слова - «преобразовывать», «улучшать». Для Лютера, который совершенно не желал сооружать никакую новую церковь и даже вовсе не мыслил себя собственно «реформатором», весь пафос его деятельности сосредотачивался именнонаотношенияхчеловека и Бога, которые он хотел очистить от налипших на них за века истории напластований, чуждых подлинной церковности. Естественно, встаёт вопрос -что такое эта самая подлинная церковность, каковы её основы и критерии?

Трудность этого вопроса заключается в том, что Вселенская Церковь не сформулировала экклезиологического[3] догмата. Как данность всегда было очевидно, что в Церкви Христовой наличествует некая двоя кость, обусловленная дуальностью самого человека, сочетающего в себе как духовное, так и физическое начало. Прежде всего Церковь есть мистическое Тело Христово, Его Невеста, вечное, неодолеваемое вратами ада Царство Христово. Во-вторых, Церковь есть институт, земное учреждение, неким образом сопряжённое с Церковью-Телом Христовым, которому поручена определённая миссия. И здесь - terra incognita, потому что соборно сама Церковь не высказалась о себе. Как именно сопрягается земной институт и Тело Христово, вселенским догматом не установлено, и каков точный объём миссии, на который уполномочена Христом земная церковная институция, опять же, богословски не определено.

Эта неопределённость позволила Реформации - под которой, повторим ещё раз, мы понимаем здесь изменения во внутренних отношениях человека и Бога - убрать «знак равенства» между Богом и институциональной Церковью. Уже не Церковь как посредник определяет все стороны отношений Бога и человека, а сам человек, и таким образом средоточие Церкви переносится с общности на личность. Но если внешний авторитет лишается своей самодовлеющей силы, то на что должен опираться христианин? На этот вопрос Лютер ответил с помощью своих знаменитых четырёх Soli (только). Основу подлинной церковности составляют sola scriptura, solus Christus, sola gratia, sola fide. To есть: только Священное Писание, а не предания, традиции, обычаи и проч., является мерилом и критерием правильности церковной жизни. Только Христос, а не святые, и не служители Церкви, является посредником между Богом и человеком. Только благодатью, а не нашими заслугами (под которыми здесь понимается как всё внешнее церковное благочестие, участие в церковных обрядах и т. п., так и внутреннее делание - молитва и проч.) даруется нам оправдание и спасение. И только верою, а не какими бы то ни было делами приближаемся мы к Богу; добрые дела (на необходимости которых Лютер, вопреки расхожему мнению, настаивал) - уже, в свою очередь, плод, свидетельство и выявление живой веры.

Такой переменой экклезиологического мышления Реформация вовсе не «отменила» Церковь - как многие ошибочно полагают. Протестантизм, также как и общецерковная мысль до него, не выработал своего экклезиологического догмата и продолжал учить о Церкви как о Теле Христовом в духе Древней Церкви. Но вот роль Церкви как институции Реформация решительным образом снизила и свела её значение к двум, казалось бы, техническим, инструментальным - а на самом деле неточным и действительно необходимым моментам: 1) чисто проповедовать Евангелие и 2) право (т. е. истинным образом) преподавать Таинства. Следствием этого было лишение Церкви сознания своей центральности. Если Бог, как писал Этингер, считает меня повзрослевшим и обращается лично ко мне[4], если жизнь с Богом осуществляется непрестанно и ежеминутно, а не только во время богослужения внутри церковных стен[5], то умаление внешней институциональной церковности и даже полное отъятие у неё самоценного значения есть логическое, неизбежное следствие внутреннего переворота, произошедшего в душах многих людей.

В свете сказанного становится понятным изменение отношения Реформации к Церкви. Новый духовный опыт Лютера (а на самом деле - важно подчеркнуть - вовсе не новый, а вполне традиционный, всегдашний опыт Церкви, опыт монашеского индивидуализма, ставшего всеобщим, опыт вникания в Священное Писание) неизбежно повлёк за собой требование, чтобы вышедшая из своих границ, погрязшая в самомнении, роскоши и мирской суете институциональная Церковь заняла своё подлинное место, вспомнила о том, что она - не ценность сама по себе, но всего лишь «друг Жениха», Которому предстояло расти, ей же-умаляться (Ин. 3, 30).

Как мы уже говорили, первоначально ревность Лютера была направлена не на преобразование, а на очищение Церкви. Но Рим не принял этого-он не осознал происшедшего. Лютера отлучили от Церкви, начались гонения на его сторонников. Нечто подобное происходило на сто лет раньше с Яном Гусом - но в случае Лютера последствия были совсем другими, чем тогда, ибо, как мы уже говорили, здесь вмешалась в дело История. Политические, социальные, культурные и церковные обстоятельства стали иными, чем во времена Гуса. А главное - слишком много уже оказалось людей, на которых внутренне подействовало широко распространённое книгопечатанием слово Лютера, которые созрели до того, что им не доставало только вот этого «спускового крючка», чтобы сказать: да, и у меня такой же внутренний опыт. Да, и в моей жизни нынешняя церковность «не сработала». Да, созрело что-то другое. Да, здесь явно проявилась рука Божия, задание Божие. Да, Церкви необходимо измениться, вернуться кжизни Древней Церкви... И всё это подвигнуло Лютера и его сподвижников, наиболее значительным из которых был Филипп Меланхтон (1497 - 1560), к созданию некоей новой церковности, которая мыслилась как вернувшаяся к древним временам чистоты христианства Церковь, где под воздействием вновь возвещённой евангельской истины были бы исправлены все погрешности и отменены чуждые Евангелию исторические наслоения, а христианам была бы предоставлена свобода, чтобы они руководствовались только Писанием и своею совестью.

Эти взгляды реформаторов решительным образом изменились в 1525 году, когда под влиянием проповедей Томаса Мюнцера (ок. 1489 - 1525) вспыхнули крестьянские войны, с погромами церквей и проч. В советской историографииТомасМюнцер был известен только как революционер, предводитель народных масс, но главное было в нём не это, это был, так сказать, «побочный продукт» его внутренней духовной жизни - также как и вся Реформация оказалась следствием внутренних изменений в человеческих душах. Главное было в том, что Томас Мюнцер был радикальным духовным индивидуалистом, сведшим церковность кличностности до та кой степени (уже и Писание, и Таинства оказались совершенно не нужны, только спиритуалистическое «внутреннее слышание»), которая Лютеру представлялась совершенно неприемлемой. Мюнцеровский духовный радикализм вылился в крестьянскую войну. Испугавшисьтакого развития событий, Лютер приходит к мысли о необходимости - всё-таки - институциональной Церкви. Лютер увидел, что проповедь духовного индивидуализма и личной церковной свободы имеет свои границы. Люди,живущие высотами внутренней мистическойжизни, не нуждающиеся в институции - исключения, их единицы; большинству же непременно нужна институциональная Церковь. Но ход вещей к тому времени уже дошёл до того, что возвращение в лоно «прежней» Церкви было совершенно невозможно.